ультрафиолетовая лампа

#Элджей — ультрафиолетовая лампа

… Чонгуку сегодня только-только девятнадцать: в глазах азартный блеск, в голове ветер, в груди революция. Он впадает в восторженный ступор, уже с порога чужой квартиры ощутив пряный вкус горчащей на языке дури и запах крепленого крафтового пива. Надпись поперек мальчишеской груди кричит смело и дерзко — «Весь этот мир бумажный, а я — огонь»*, и кто-то услужливо пихает его в спину, проталкивая дальше, в густой и вязкий лилово-серый туман марева, неторопливо клубящийся в такт какого-то прокуренного запредельного транса. И Чонгук, кажется, начинает понимать, о каком рае толковал на днях Намджун-хён, прежде чем притащить его сюда. Он слоняется по большим полутёмным комнатам, с неподдельным интересом разглядывая изрисованные причудливыми узорами обшарпанные стены и танцующих в мигающем тусклом свете незнакомых людей. Хочется всего и сразу. И когда кто-то протягивает ему маленькую белую таблетку, он только лишь улыбается и бездумно отдаётся во власть атмосфере, глотая предложенную крошку, обещающую открыть дорогу в дом вечного солнца. Его накрывает стремительно быстро и в буквальном смысле смывает огромной волной нахлынувшего в миг счастья. Это оказывается гораздо круче, чем описано в книжках и фильмах, созданных под девизом «секс, наркотики и рок-н-ролл». Вокруг много чужих лиц, рук, тел, источающих жар. Под футболкой, за рёбрами горит, полыхает костёр вечной молодости — сердце заходится в бешеном ритме безумных танцев. Чонгук танцует вместе со всеми, собирает плечами углы и смеётся так счастливо, как никогда. Он появляется неизвестно откуда и, не церемонясь, притирается сразу всем телом, обжигая губы горячим «привет». Восторженное «вау» срывается в ответ с губ Чонгука. Космос. Внутри и снаружи. Бесконечный, мерцающий мириадами звёзд космос на глубине расширенных зрачков в глазах напротив. Чонгук срывается с края обрыва прямо в эти космические глаза, путаясь взглядом в сумасшедших смольных ресницах. — Поцелуешь меня? Глубокий вязкий шёпот. Интимно, близко, в самое ухо, побуждает сотни мурашек маршировать вдоль позвоночника. Чужое тело горячее и пластичное, как мокрая глина. Идеально подходит для ладоней Чонгука. Его трясёт и коротит от дурманящего всепоглощающего восторга и безумия, когда они целуются грязно и мокро в полутёмной прокуренной ванной. Соль щиплет ранки на потрескавшихся зацелованных губах. Чонгук слизывает со смуглой кожи текилу и морщится от сока лимона, попавшего каплями в нос, и всё не может перестать счастливо смеяться. — Смотри, что покажу, — тонкие пальцы — оргазм для эстетов, мазнувшие прохладой по щеке, цепляют запястье и тянут вниз, где на кафельном полу разместился узкий, ничем не застеленный матрас, на который Чонгук и укладывается спиной. На предплечье приятно опускается чужая голова, и чужое тело комфортно устраивается на самом Чонгуке. Так правильно. Чонгук всё ещё улыбается, послушно затягивается, когда губ касается влажный от чужой слюны конец самокрутки. А потом до него доходит. Он лежит на полу и восхищённо смотрит в потолок, а там — россыпь ультрафиолетовых звёзд — целый космос на грязно-белом полотне, испещрённом паутиной трещин, как сотнями созвездий. — Потрясающе, правда? — тягучий шёпот прямо на ухо, опаливший кожу горячим дыханием. Дежавю. И тяжесть головы, переместившаяся на плечо. Руки реагируют быстрее хозяина, пробираясь ладонями в рваные дырки на чужих острых коленках, комфортно устраиваясь на бёдрах под тканью джинс, когда Чонгука седлают, нависая сверху. — Как тебя зовут? — Чонгук, — получается рвано выдохнуть. — А я Тэхён, — улыбается парень, склоняясь ниже — лицом к лицу. — С тобой хорошо, Чонгук-а. Поцелуешь меня ещё? Чонгук целует. Вплетает пальцы в мягкий пепел волос и давит на затылок. Ловит рваный выдох губами, зубами цепляя и оттягивая чужую нижнюю. Ведёт языком по ровному ряду зубов и проскальзывает внутрь горячего рта, вновь сталкиваясь языками. Тэхён несдержанно сладко стонет, проезжаясь по скрытому штанами чонгукову члену. Его голос тягучий и мелодичный, дрожит на выдохе. Чонгук сжимает ладонями его голые худые бёдра под плотной тканью джинс слишком крепко. Скорее всего останутся синяки. И эта мысль приносит ещё больше удовольствия, потому что, да, Чонгуку безумно хочется оставить свои следы на этом красивом парне. Они не раздеваются. Тэхён забирается длинными пальцами под чонгукову футболку, не переставая двигаться. Мажет мягкими подушечками по рёбрам, заставляя втянуть живот и перестать дышать. Чонгуку кажется, что в тех местах, где его касается Тэхён, расцветают красные маки. Это похоже на вторую волну прихода. Яркая вспышка. Зрачки расплываются кляксой, затопляя радужку. Разницы в угольных глазах особо не видно. Тэхён на нём сверху прогибается в спине и коротко всхлипывает, приоткрыв рот и заломив брови, больно впиваясь короткими ногтями в кожу на часто и тяжело вздымающейся груди Чонгука. Чонгук смотрит на него с шальным восхищением в широко распахнутых глазах и чувствует, как его самого кроет, стремительно растекаясь горячей волной удовольствия от паха по всему телу и влажным липким пятном в трусах. Последний рывок. Послеоргазменная нега накрывает сознание пушистым одеялом, расслабляя и убаюкивая. Глаза закрываются под тяжестью ультрафиолета. Тэхён размеренно дышит в шею, комфортно уложив голову на чужом плече. Сил и желания Чонгука хватает только на то, чтобы обнять парня, пристроив тёплые ладони на выступающие лопатки. — Знаешь, — всё-таки тихо говорит Чонгук, — ты самый странный парень из всех, кого я встречал. И самый красивый. — Ты тоже, — хрипло отвечает Тэхён. — Значит, мы с тобою похожи. Чонгук кожей чувствует, как Тэхён улыбается. — Мне нравится это. И ты мне тоже нравишься. Хочу уже наконец-то раздеться и принять ванну, почувствовать тебя кожа к коже. От тэхёнова голоса по телу бегут мурашки, а потом… Грудь резко стискивает, вышибая кислород, как от удара. Смывшая его волна незамедлительно катит, бурлит, страшно шипит и пенится, возвращаясь обратно с новой силой, словно внезапное цунами, и со всего маху бросает прямо на острые скалы реальности, вспарывая мягкое брюхо. Красивый образ Тэхёна расплывается чёрной кляксой. В желудке закипает, как в жерле вулкана, болезненно скручивая внутренности, и подкатывает к глотке противным кисловато-горьким комом. Точка кипения наступает ровно в тот момент, когда чужие руки, оказавшиеся на удивление сильными, крепко стискивая плечи, помогают подняться, и вулкан неминуемо извергается. Чонгук только и успевает безвольно рухнуть на колени и перегнуться через бортик ванны. Как оказалось, у счастья есть лимит, а падать с вершины экстаза мучительно больно, особенно в первый раз. Мир сюрреалистичной картинкой кренится на бок, и, прежде, чем отключиться, Чонгук чувствует ласковое копошение пальцев у себя в волосах, а уже знакомый шёпот заботливо рекомендует ему поспать. Приходит в себя Чонгук медленно и всё так же болезненно. Появляется острое желание умереть, только бы не чувствовать тупую пульсирующую боль во всём теле. Но проблема в том, что он даже не может пошевелиться. От запаха жжёной дури также тошно. Этот запах здесь везде — им, едким, стойко пропиталось всё вокруг. И сам Чонгук тоже. Он долго лежит, прислушиваясь к звукам, но, увы, слышно лишь как потрескивает напряжение по проводам накалившейся лампы, и как время от времени по батарее перетекает вода. Сколько так проходит времени — непонятно. Целая вечность. Он вроде бы даже вновь проваливался в сон, но голод, стянувший опустошенный накануне желудок узлом, и нужда силой заставляют всё-таки кое-как подняться. Когда Чонгук, крайне неустойчиво опираясь на локти, разлепляет глаза, на зрачки тут же давит ультрафиолетом. Подняться получается не с первого раза конечно. Голову кружит вертолетами и, кажется, его снова вывернет. Хотя чем уже? Он выблевал всё, по ощущениям и душу тоже. От вертикального положения все внутренности опасно поджимаются. Желудок издаёт протяжный и многострадальный вой, словно раненный зверь. Добраться до унитаза всё-таки получается. Это он удачно попал — совместный санузел, далеко ходить не надо. Мысли в больной голове бредовые само собой. Одной рукой Чонгук опирается на бачок унитаза, хоть как-то фиксируя себя на ногах. Второй рукой тянет вниз молнию джинс, доставая наружу член, и выдыхает судорожно как-то, наконец-то справляя нужду. — Я рад, что ты наконец-то очнулся, — звучит слишком резко для глухого пространства ванной откуда-то сзади, отчего Чонгук дёргается и чуть не падает, потеряв равновесие. Забавно было бы шлёпнуться с вытащенным из штанов членом, ага. — Ты заблевал всю ванну, — говорит красивый парень с пепельными отросшими волосами, вьющимися вихрами как-то по-детски трогательно. Он совсем не по-детски затягивается и выдыхает в потолок упругую струю дыма и смотрит на Чонгука из-под веера прямых чёрных ресниц чуть насмешливо и по-доброму. Знакомый тошнотворный сладковато-горький запах ударяет в нос. Чонгук морщится, задерживая дыхание, и думает, что у него снова галлюцинации, потому что парень кажется нереальным. Для верности он даже крепко зажмуривается, но тот не исчезает и по-прежнему сидит на стиральной машинке, подмяв одну босую ногу под себя, а вторую свесив вниз, почти касаясь голой ступнёй пола. И кажется таким невероятным, в белой сетчатой майке, сквозь которую видно металл пирсинга в горошинах тёмных сосков и роспись чернил по коже — расцветший сад синих цветов на худой груди и плечах. — Вау, — хрипло выдыхает Чонгук, болезненно улыбаясь, — а я уж было подумал, что ты моя красивая бредовая галлюцинация. Скажи мне, пожалуйста, что я не сплю. Длинная серёжка-цепочка в мягкой мочке уха приходит в движение, завораживающе покачиваясь и поблёскивая в свете ультрафиолетовой лампы, когда Тэхён начинает густо и очень красиво смеяться, растянув розовые губы в прямоугольнике. — Раздевайся, — говорит он, ступая на пол и стягивая через голову майку, — ты обещал мне совместную ванну, заодно расскажешь, как докатился до такой жизни. Кажется, в этот момент Чонгук влюбляется окончательно и бесповоротно. …