Imi

      Один из самых ожидаемых дней для Осаму Дазая начался с неожиданного мелкого дождика, сопровождающего по дороге к университету. Пасмурная погода продлилась все утро, прекрасно сочетаясь с нудными лекциями. Ровно в полдень засияло солнце, преображая окрестность в яркие источники вдохновения.       Из окон коридора второго этажа отчетливо виднелась листва вишневых деревьев. Юноша который день залипал на эти кроны, раздумывая о том, каким будет цвет его сессионной работы — более насыщенным, и тогда придется использовать бархат, или пастельным, напоминающим матча с молоком, кажется, он видел батист такого оттенка в мастерской.       — Зеленый — не Ваш цвет, молодой человек.       Дазай обернулся. Его преподаватель-наставник, китаец по происхождению, как и всегда, подкрался незаметно, как и всегда говорил четко, разделяя каждое слово небольшими паузами.       — Посмотрите внимательнее. Вы помните, какими оттенками осыпаются лепестки цветков сакуры? Это то, что происходит сейчас. Вам предоставили белоснежный хлопок, всего лишь для изложения Вашего видения будущей работы этого курса. Вы готовы к сегодняшнему мероприятию?       — Да, думаю да.       — Прекрасно. Теперь вспомните, что случится в конце лета. Вишневые деревья в этих краях пустят плоды, и если Вам посчастливится сорвать один из них…       Осаму улыбнулся. Только приехав на обучение он многого не знал и не всегда понимал самые простые вещи. И сейчас, через полтора года, он наслаждался речью наставника.       — Смотрю, Вы уже нарисовали в воображении маленькие ягодки. Но Вы обманываете себя, пытаясь воспроизвести их вкус.       Преподаватель замолчал, развернулся и направился к лестнице, что-то тихо бормоча себе под нос.       Вид за окном будто укрыли саваном.       Дазай вернулся в небольшую квартиру-студию: лакированный кухонный гарнитур, теплого хлопкового оттенка, белая керамическая плитка на полу, подобранный в тон, длинный обеденный стол, часто используемый не по назначению, по правую сторону от входной двери, разделяющая помещение, ступенька, отделанная той же светло-бежевой паркетной доской, под дерево, что и пол спальной зоны, манящая низкая двуспальная кровать, освещенная солнечными лучами через панорамное окно. В ванной и гардеробной все на своих местах — аккуратно выставлено, сложено, повешено. Это место сейчас показалось таким статичным, словно время в нем остановилось. Не навсегда, но в ожидании.       Чехол для одежды полностью закрыт, скрывая в себе недельный труд — набросок, прорисовку, раскройку, наметку, пошив, сотни порезов и уколов.       До выхода оставался час. Переодевшись в чистую одежду, штаны строгого покроя и легкую сатиновую рубашку, все на два тона светлее оттенка собственной кожи, он покинул апартаменты, чувствуя, как пространство становится клеткой, перекрывающей кислород.       Ясная погода вновь окутала теплом. Осаму почти пожалел, что не захватил солнцезащитные очки, но оказавшись на остановке, понял, что не особо-то они и нужны — солнце светило в спину, выводя тень на проезжей части.       На четырехполосной дороге, время от времени, появлялись автомобили, совсем не обращая внимания на ожидающих общественный транспорт. Автобуса нигде не было видно. Чтобы скрасить ожидание, юноша достал телефон, запустил хронометр, отмечая с какой частотой проскакивают машины. Он совсем не заметил, как люди покинули остановку, оставив его в одиночестве.       После стремительного Порше прошла минута. Затем еще одна.       Осаму посмотрел на дорогу, откуда должен был приехать автобус. Пустота, до самого горизонта.       Вдалеке послышался рев двигателя. С одного взгляда он узнал приближавшийся Шевроле Тахо — на таком, каждый день, приезжал директор старшей школы.       Бесшумный выдох и резкий звук тормозов слились воедино. Внедорожник остановился возле юноши. Дверца автоматически открылась.       Заглянув внутрь салона, Дазай смог разобрать только три слова: авария, ждать, подбросить; и не смог оторвать взгляда от водителя — молодой мужчина, в дорогом костюме, явно сшитом на заказ, обрамляющие выразительное лицо рыжеватые пряди волос, тонкие пальцы, опущенные на руль. Он непонимающе приподнял бровь, смотря на завороженного юношу, хотел было сказать что-то еще, но из динамика послышалось:       — Чуя, ты уже подобрал себе жилье?       Родная речь мигом отрезвила:       — Подвезете меня? — тихо спросил Осаму.       — На заднее сиденье, — непонимание на его лице сменилось удивлением. — Нет, пап, давай созвонимся попозже, хочу забрать их до захода солнца.       Бережно положив свое творение куда и сказали, он сел в машину и захлопнул дверцу. Автомобиль тронулся, оставляя позади клубы дыма.       — Твое имя? — наконец спросил водитель на повороте, не отрывая взгляда от дороги.       — Дазай. Осаму Дазай.       — Не додумался пойти на управление государственным учреждением или возвращать людей к жизни?       Мужчина говорил очень быстро, и юноша почти не обратил внимание на сарказм, перестраиваясь с иностранного языка на родной.       — Пасть в грехах, это тоже про тебя, юный модельер?       — Откуда Вы знаете?       — Видел твое имя в списке презентующих свои модели на показе. Поэтому нам по пути.       Повисло неловкое молчание.       — Это парча?       Мужчина кивнул, и, остановив машину, выключил зажигание, потянулся за сумкой на заднем сиденье. Тяжелая ткань, приближенного к каштановому, как и волосы Дазая, цвета, с добавлением вышитых золотыми нитями узоров в виде распустившихся бутонов магнолии, казалось, нисколько не сковывала его движений.       — Вылезай, зайдем за моими очками, мне и так пришлось их ждать целый месяц.       Они зашли в маленькую лавочку. Хозяин встретил их легким поклоном, и раскрыл черную глянцевую упаковку — внутри находились те самые солнцезащитные очки, линзы переливались бордовым и синим, обрамленные золотой оправой. Чуя покрутил их в руках, примерил, посмотрел в зеркало позади продавца, легонько кивнул, намекая на готовность оплатить. На небольшом экране высветилась восьмизначная сумма. Не снимая очки, мужчина забрал чек, и легонько подтолкнул Осаму к выходу.       Оставив внедорожник на парковке, на одном из подземных этажей здания, где проводился показ, который устраивали, по большему счету, для студентов последнего курса, представлявших часть из выпускной коллекции, они направились к лифту.       — Волнуешься? — спросил Чуя, нажимая кнопку.       — Чуть-чуть, — честно признался юноша.       Двери открылись, и двое зашли внутрь. Мужчина прислонился спиной к зеркалу, Дазай встал рядом.       — Тебе бы в модели податься…       — Это из-за роста?       — Не совсем, — Чуя посмотрел снизу вверх, чуть опустив очки, подмечая действительно модельную внешность спутника. — Как думаешь, когда заканчивается сегодня: после полуночи или с рассветом?       — После вынесения приговора?       — Ты переживаешь. Комиссия действительно с интересом рассматривает все работы, последний у тебя шанс или нет — им не столь важно. Они проницательные люди, часто акцентируют внимание на том, что учащиеся стараются скрыть. Перед подобными показами дают задание за полгода — попадаются как несложные для пошива изделия, так и те, с которыми самому опытному модельеру придется повозиться. И знаешь, чьим работам отдают предпочтение?       — Тем, кто сделал ровно то, что требовалось?       Лифт остановился, и перед ними открылся просторный зал, в центре которого сконструировали подиум. Также в помещении оказались банкетные столы, нагроможденные закусками: канапе, сырные тарелочки и мясные нарезки, трехуровневые блюда с фруктами, пирамиды из бокалов с шампанским.       — Тебе туда, — мужчина указал на приоткрытую шторку около подиума. — Сегодня, ни до полуночи, ни до восхода солнца, ты не найдешь ответа на мой вопрос, — поманил указательным пальцем наклониться, чтобы узнать продолжение. — Но я хочу видеть отблески этого знания в твоих глазах.       И он оставил юношу, пораженного услышанным.       Дазай легко нашел модель, с которой договорился представить его творение: хлопковая ткань совсем не подходила для палаццо, но при правильной драпировке, он вполне добился желаемого результата, с верхом пришлось возиться еще дольше — ткань для корсета пришлось обрабатывать, чтобы не утяжелять многослойностью. В принципе, неплохо.       Еще раз посмотрев на работу, уже на человеческом теле, одобрительно кивнул и вновь погрузился в мысли. Последние слова, произнесенные спасшим его водителем, никак не выходили из головы. Он будто повторял их как мантру, каждый раз, с надеждой, пытаясь зацепиться за невидимую нить.       — Накахара Чуя?! Он здесь? Ты шутишь?       Услышав знакомое имя, юноша повернулся на голос. У самого выхода на подиум скопилась группа учащихся с последнего курса.       — Боже, теперь мне конец.       — Нам всем конец.       — За что я выпускаюсь в этом году? В прошлом он не смог приехать.       — Почему?       — Он уехал в Милан.       — Разве он не закончил карьеру модели?       — Закончишь тут, как же, когда на тебе любая тряпка висит как произведение искусства.       Разнесся звонкий смех.       Осаму напрягся. Показ вот-вот должен был начаться. Но все его мысли заполнил этот человек.       — Придурки, — рядом кто-то выругался.       Юноша повернулся на голос, и увидел знакомое лицо — выпускница этого года, которая помогала Дазаю на первом курсе, вследствие того, что немного знала его родной язык, эта девушка занималась не только пошивом одежды, но и созданием маленьких аксессуаров к каждой своей работе:       — Как будто он самый главный в комиссии…       — Ты знаешь кто он? Почему о нем такое говорят?       — Ой, это ты? — она перевела взгляд на модель. — Необычно получилось, не помню, чтобы кто-то делал что-то подобное из обычной хлопчатобумажной ткани. Ты про Накахару? Два года назад, некий выскочка решил сблефовать, подделав коллекцию одного дизайнера, изменив только цветовую гамму. Твой преподаватель знал об этом, и, так как Накахара моложе всех, попросил его не скрывать факт плагиата. При том, что его мнение никак не влияет на итоговые баллы, только на очередность. Большую часть членов комиссии заранее предупредили умалчивать, так, чтобы это не дошло до директора университета. Поэтому с прошлого года состав комиссии сильно изменился, подговоренных отстранили. Вот такая история. Только не спрашивай, откуда я все это знаю, — она хитро улыбнулась. — Никто не знает, кто он на самом деле. Как попал в состав комиссии, почему именно его просят составить очередность на финальном показе. Да, вроде как, раньше он был моделью, но нигде нет его фотографий. Не уверена, но, кажется, здесь он может искать кого-то в качестве личного дизайнера.       Зал постепенно опустевал, не теряя свой лоск. Свет приглушили, создав приятный полумрак в помещении.       Осаму заметил своего преподавателя и подошел попрощаться.       — Вас похвалили, молодой человек. Почти все, кто составил комиссию.       Юноша немного расстроился, и это отразилось на его лице.       — За Вами интересно наблюдать, — наставник ухмыльнулся. — Все, кроме одного, но пусть этот человек лично Вам все скажет.       — Не переживайте, я вышлю Вам рецензию завтра, когда доберусь домой, — Накахара появился незаметно, обращаясь к преподавателю на иностранном языке. — С прошлого раза ничего не изменилось, все Ваши студенты, как всегда, на высоте. Особенно ты, — он улыбнулся Дазаю.       — Вы правда так считаете?       — Можешь обращаться ко мне на «ты», по документам, не так давно, перевалило за третий десяток. Да, выделяешься на фоне остальных.       — Пожалуй, мне пора. Не опаздывайте завтра, — преподаватель развернулся и поспешил к лифту.       С лица Чуи пропала улыбка, когда они остались наедине:       — Собираешься пойти с кем-то?       — Нет, не нравится запах алкоголя, да и мяса много не ем, — Дазай не врал, но и не хотел признаваться, что почти ни с кем не общался.       — Тогда еще чашечку кофе, и отвезу тебя домой. Согласен?       Не дожидаясь ответа, Накахара прошел к барной стойке и сделал заказ. Через минуту на круглом столике неподалеку появились ристретто и стакан воды.       — Не поздно ли для кофе? — спросил Осаму, присаживаясь напротив.       — Нисколько. Первая порция после перелета. К тому же, в отличие от некоторых, мне не удастся вздремнуть за рулем. Хватит с этого города дорожно-транспортных происшествий на сегодня.       Накахара оказался прав, подтвердив адрес на навигаторе, Дазай уютно устроился в кожаном кресле, о чем-то задумался и задремал. Чтобы не тревожить, Чуя предельно осторожно управлял внедорожником, ловя все красные сигналы светофоров; он плавно тормозил у пешеходных переходов, поворачивался к попутчику, отчего не раз пропускал изменение сигнала.       Добравшись до места назначения, хотел было включить свет в салоне, но снова посмотрел на Дазая, останавливая взгляд на его блаженном лице, и потянулся к нему. Тот все еще мирно спал.       Чуя задумался. Завтра, ближе к полудню у него встреча, к четырем часам дня он должен оказаться в аэропорту и улететь к отцу, которому он обещал позвонить, когда найдет жилье. Всего на одну ночь.       Он все же опустил ладонь на плечо и легонько потряс. Под гладкой тканью чувствовалось тепло тела. Юноша медленно разлепил глаза:       — Мы доехали?       — Да, можешь выходить.       — Ты ведь так и не нашел жилье?       Потирая глаза, Осаму облокотился о водительское кресло:       — Останься у меня, — прошептал он, касаясь губами щеки.       Накахара прикрыл глаза:       — Будешь мерки с меня снимать?       — Если ты не против.       — Да даже если ты их снимешь, не прибегая к измерительной ленте.       — Я могу принять твой ответ как согласие побыть моей моделью?       Чуя притянул его ближе к себе, надавливая на лопатку:       — Корсет не надену.       Пройдя в квартиру, Осаму ускользнул из поля зрения в ванную комнату, переходящую в гардероб, и вернулся в прихожую уже с сантиметром.       — Прямо сейчас? — мужчина расхохотался. — Можно я хотя бы переоденусь? Не планировал останавливаться не в отеле. У тебя есть какая-нибудь непросвечивающая футболка?       Дазай обмотал ленту вокруг шеи, и снова скрылся в море одежды. Чуя прошел в ванную, осмотрелся: по левую руку душевая кабина с прозрачными стеклянными стенками, по правую — стойка с раковиной, над ней — панорамное зеркало. Он включил воду, помыл руки, потянулся к корзинке с маленькими полотенцами. Почти как дома, только уютнее.       — Подойдет?       — Закрой глаза.       Осаму послушно выполнял просьбу, прислушиваясь: мужчина быстро справился с пуговицами, скинул пиджак, надел принесенную длинную черную футболку, скрывая под ней худое тело.       — Можешь открывать.       Накахара расстегнул пуговицу на брюках, потянул язычок молнии.       Дазай снова закрыл глаза, протянул две вешалки:       — Повесишь там, где найдется место. Жду тебя на кухне.       — Надеюсь, с ножницами ты обращаешься куда лучше, чем с ножом.       Накахара взял неровно порезанную дольку яблока с блюдца, зажал зубами, и потянул за края ленты, наклоняя Осаму к себе. Тот откусил половину, задевая губами губы, и дотронулся до рук мужчины.       — Все-таки, я хочу измерить твое тело. Разденешься полностью?       — Нет, пара миллиметров не помешает. К тому же, я оставлю свой костюм у тебя. Можешь раскроить его и переделать.       В течение следующих пяти минут Дазай вертелся около Чуи, обматывая измерительную ленту вокруг плеч, груди, талии, бедер. Зайдя сзади и приложив сантиметр к позвоночнику, услышал недовольный выдох.       — Что-то не так? — склонился к уху.       — Ты закончил?       — С измерениями? Да, — Осаму игриво прикусил мочку уха и отстранился. — Ты созвонился с отцом?       — Нет, но не переживай, он не начнет меня искать пока не пройдут сутки.       — Судя по голосу, он строгий, — юноша коснулся подушечками пальцев нижней губы, выражая задумчивость. — Какой у него сын?       — Такой, который готов выполнить любое поручение, ехать насколько угодно далеко, лишь бы хоть ненадолго почувствовать себя свободным человеком. В такое ты поверишь?       Дазай легонько кивнул, при том, что в его голове никак не укладывалось, что уже взрослый человек может быть настолько зависимым от родителя.       — И его сын, естественно, искушенный?       — Хочешь проверить?       Чуя прильнул к нему, укладывая руки на плечи. В его лазурных зрачках засверкали манящие искорки.       — Я чувствую себя твоей машиной.       — Почему?       — Ты меня заводишь.       Дазай подхватил его за бедра и унес к кровати, уложил на спину, навис сверху, зарываясь пальцами в, рассыпавшиеся по одеялу, длинные мягкие локоны, посмотрел прямо в глаза:       — Не принципиально?       — Но так, чтобы я видел твое лицо, — Накахара провел по его щеке. — Или ты имеешь в виду что-то другое?       — Именно это.       Поймав и легонько сжав запястья, Осаму завел его руки за голову, прижал их к постели. Расставил ноги по бокам, потянул за край футболки, открывая вид на нижнее белье. Просвечивающее кружево не скрывало возбуждения. Коснувшись намокшего участка ткани, почувствовал теплую плоть и обжигающее дыхание на ключице. И безболезненный укус.       Юноша пропустил момент, когда Накахара высвободил руки, повалил его на постель, резво освобождая от одежды, приспустил собственные трусы до середины бедер, и улегся сверху. Жаркое, рваное дыхание скользнуло по шее, подбородку. Сухие губы коснулись поцелуем, через долю секунды увлажнившись от слюны. Чуя целовал страстно, проникая языком в рот, нисколько не обращая внимания на прикусывающие зубы, сминал губы своими, сильно, почти непрерывно. Тонкие пальцы оглаживали оба члена, размазывая слизистую жидкость между телами.       — Хочу целовать тебя всю ночь…       Накахара вновь накрыл губы Осаму пылким поцелуем.       Ранним утром Чуя встал только тогда, когда Дазай перевернулся на другой бок лицом к окну. Пробежал в ванную, провернул замок, вышел в прихожую, чтобы забрать дорожную сумку, вернулся и запер вторую дверь. Подготовил свежую одежду, и зашел в душевую кабину.       От сильного напора горячей воды запотели стенки, отражение в зеркале мутное, как в тумане. Накахара присел у выступа, отделанного немного шершавой перламутровой керамической плиткой, такой же как пол, и принялся разглядывать выстроенные в ряд бутылочки, пару дозаторов, поставленные друг на друга баночки в углу. Все без изображений возможных ингредиентов, кроме одного из диспенсеров, на котором красовалась сияющая мордочка коровы, явно предназначенное для умывания средство.       Вымывшись, он нашел под раковиной в выдвижном ящике чистое махровое полотенце, в соседнем отсеке — подключенный к розетке фен. Вытерся, высушил волосы, выбрав первый режим, чтобы устройство создавало поменьше шума.       Натянув на себя обтягивающие джинсы и, в меру свободный, флисовый свитшот с капюшоном, приглушенного персикового цвета, отворил обе двери и прошел на кухню.       Проснувшийся Осаму вертелся у кухонного гарнитура, что-то кромсая, попутно ожидая вскипающего чайника.       — Позволь мне, — мужчина отодвинул его в сторону, забирая нож из рук. — Доброе утро.       — Доброе, — произнес Дазай, зевая и пристраиваясь сзади, чтобы обнять. — Ты использовал гель для душа, чтобы вымыть голову?       — Ты против? — поинтересовался Чуя, умело орудуя острым кухонным ножом, нарезая одинаковые кусочки клубники и дольки банана, и отправляя их с доски в мисочки с рисом ровными порциями.       — Нет, но там стояло три шампуня.       — Значит, я не заметил.       Сказал как отрезал, потому Дазай решил оставить эту тему, переключившись на сервировку стола.       — Что думаешь насчет курсовой работы?       — Кажется, я буду думать только о тебе.       Накахара потрепал его по волосам:       — Удиви меня. Когда я вернусь через месяц.       Осаму переживал по поводу складывающейся ситуации: его модель приедет лишь за день до показа, и на изменение работы останется совсем немного времени. Он встал из-за стола и сел на пол у ног мужчины, укладывая голову на колени.       — Что такое? — Чуя снова запустил тонкие пальцы в его волосы и стал нежно перебирать прядки.       Юноша молчал. Комок в горле, к глазам подступают слезы. Внутри все сжимается и больно давит на грудную клетку.       — Обещаешь связываться со мной? Хотя бы одно сообщение в день.       — Я буду звонить. Утром и вечером, как получится. И ты лучше не пиши. Если что-то случится или понадобится — сбрасывай, я перезвоню.       — Договорились.       — Я серьезно. Если тебе нужны будут ткани, которые не сможешь себе позволить или найти — обращайся.       Слезы покатились по щекам.       — Спасибо…       В отличие от предыдущего дня, сегодняшнее утро выдалось солнечным, так что оба вышли из дома в солнцезащитных очках. Припаркованный внедорожник послушно ждал во внутреннем дворе. Чуя отключил сигнализацию и открыл дверцу.       — Тебя подвезти до университета? У меня еще есть немного времени.       — Отсюда недалеко, да и…       Из салона автомобиля послышался звук входящего звонка, прервавший разговор. Мужчина сел за руль, отвернувшись от юноши, и нажал зеленую иконку на планшете. Из устройства послышался спокойный мужской голос, задававший вопросы, судя по интонации. Осаму не вслушивался, но поражался тому, насколько быстро отвечал Чуя, признавшийся перед сном, что счастлив разговаривать на родном языке, находясь в чужой стране.       Как только разговор закончился, юноша наполовину проник в машину и прижал водителя к спинке кресла.       — Дазай!       Накахара вскрикнул от неожиданности, но сразу обмяк в его руках, жадно глотая мгновения прощального поцелуя.       Прошло три недели, показавшихся Осаму бесконечно долгими: скучные лекции, бессмысленные прогулки по городу. Когда он приходил домой, то ложился на кровать, прикрывал глаза и мысленно возвращался в тот день.       Как и обещал, Чуя звонил ежедневно. Разговоры были короткими, но оба успевали сказать то, что хотели.       По вечерам, Дазай бросал телефон на подушку, и бежал на кухню, ставил чайник и воодушевленно возвращался к работе.       По утрам, разглядывал эскизы, которые повесил над изголовьем кровати, отдавая себе отчет, что смотрит на них расфокусированным взглядом влюбленного.       Вначале, он хотел сделать что-то напоминающее по крою кимоно. Как путь к истокам, с целью сохранения традиций.       Но передумал.       То, что он нарисовал после первого звонка Накахары отражало разгорающееся желание внутри — «я хочу тебя».       Оставалась неделя, и, смотря на результат бессонных ночей, Дазай решился написать: «Я скучаю по тебе».       В ответ пришло голосовое сообщение: «Позвоню вечером. Сейчас не могу разговаривать, отцу нужна помощь. Но я обязательно буду рядом».       Время стремилось к будущему дню, растягиваясь в ожидании. Около девяти вечера, Чуя сообщил, что прилетел и примерно через полтора часа должен будет подъехать. Он появился на пороге с большим чемоданом, который вызвал вполне ожидаемый вопрос.       — На четыре дня.       Закончив разбирать вещи, складывая в гардеробе, специально привезенные для Осаму, дорогостоящие ткани, Накахара примерил то, что сотворил юный модельер. Юноша предлагал помочь с молнией на спине, но его выставили вон, без объяснения причин.       Это был в меру свободный комбинезон из атласа, цвета окраса шерстки пантеры, переливающийся синевой на свету, облегающий талию и бедра, с вшитым гипюром по бокам и на внешней части рукавов, который дополнял плащ-мантия до колен, из той же ткани, с меховой оборкой на капюшоне.       — Твои глаза… — тихо произнес Чуя, войдя в кухню. — Я вижу в них нечто, отдаленно напоминающее то, о чем я тебе говорил.       Он покрутился вокруг своей оси, показывая наряд со всех сторон, как полы плаща взлетают и развиваются в воздухе. Встретил завороженный взгляд.       — Как ты себя чувствуешь в этом? — в голосе чувствовались тревожные нотки.       — Излишне сексуально, поэтому, — Накараха раскрыл ладонь, протягивая юноше украшение. — Поможешь?       Дазай подошел к нему, забирая золотой ошейник, усеянный россыпью бриллиантов, застегнул замок на шее. Отошел на пару шагов назад:       — Да, ты прав. Так лучше, — он бросил взгляд на стену, с которой до сих пор не снял эскизы.       Чуя оглянулся в том же направлении, развернулся и прошел к кровати. Один из набросков сильно отличался от остальных.       Осаму появился возле него через пару минут, держа в руках вешалку с коротким халатом, из того же атласа. На левой груди был вышит цветок магнолии серебряными нитями.       — Переоденься здесь, пока я схожу в душ.       Когда Дазай вернулся, с полотенцем на бедрах, Накахара сидел на середине постели, вперив взгляд в стену.       — Я оказался прав, — будто разговаривая с самим собой начал мужчина. — Ты хочешь переспать со мной?       Юноша щелкнул выключателем, и в помещении воцарилась темнота. Сел на кровать, и потянул Чую на себя так, чтобы он оказался сверху. Развязал пояс, потянул за полы халата вниз, оголяя плечи, и удивился отсутствию сопротивления из-за того, что его раздевают.       — Встань на колени и выпрямись, — прошептал Осаму в его губы.       Приподнимаясь, Накахара ощущал, как постепенно ткань все в меньшей степени касается его тела. Чувствовал, как Дазай оглаживает бедра, его горячее дыхание на животе, опускающееся ниже. Как приподнимает его член и оттягивает крайнюю плоть, чтобы коснуться губами головки.       Чуя вздрогнул, когда Осаму взял его член в рот и стал посасывать, проводя по плоти шершавым языком. Его дыхание сбилось, он хватал неровные глотки воздуха, ощущая нарастающий внутри жар.       Дазай наслаждался содрогающимся телом в своих руках, дотронулся ладонью до поясницы, ощутив странную шероховатость кожи, стал легонько подталкивать к себе. Заметив, что Накахара начал самостоятельно двигаться навстречу, перебирая пальцами кончики мокрых волос, он расслабил губы и язык, прикрыл глаза, и отдался ощущениям.       Понимая, что не может больше терпеть, мужчина забрал член изо рта юноши и опустился, начал целовать, лакая накопившуюся слюну. Его рука дрогнула, и сперма пролилась на живот.       — Ты как нашкодивший маленький мальчик, — шепнул Осаму на ухо.       — Не забывай, что он тебя сейчас трахнет, — Чуя дотянулся до тумбочки, взял салфетки и стер собственное семя. — Ты ведь этого хочешь?       Мужчина поймал его руки, сплел пальцы, коснулся поцелуем губ:       — Перевернешься на живот?       Присев на его бедра, Накахара провел членом между ягодиц, раззадоривая, так что Дазай, раздвинув колени и скрестив ноги у щиколоток, приподнял зад, подаваясь навстречу, нетерпеливо кусая край подушки. Проникнув в горячее тело, Чуя отметил про себя, что юноша явно подготовился. Осаму сжимал ягодицы при каждом движении, млея от нежных поглаживаний по бокам, лопаткам, плечам. Очертив каждый позвонок от шеи к копчику, мужчина скользнул рукой к животу, и в меру сильно надавил, одновременно проникнув на всю длину. Дазай приподнялся на локте, принимая инициативу на себя, и переместил руку Чуи с живота на свой член, требуя ласки.       Удовлетворенные, они забрались под одеяло; Осаму лег на тяжело вздымающуюся грудь Чуи, который глубоко дышал, сдерживая внутри возбуждение. Мужчина обнял его, крепко прижал к себе, и, когда юноша дотронулся до его лопатки, заведя руку за спину, чтобы обнять в ответ, то почувствовал ту же шероховатость что и на пояснице. Поднял глаза вверх и увидел улыбку, озаряющую лицо Накахары ярче лунного света, пробравшегося в квартиру.       Дазай проснулся ближе к рассвету, почти не открывая глаз, вылез из постели, прошел на кухню, выпил стакан воды. Забрал со стола телефон, проверил будильник, который должен был зазвонить через три часа. Задел иконку в нижнем правом углу, настроил устройство. Экран на секунду мигнул, запечатлев в кадре композицию: первые лучи падали на некоторые эскизы на стене, на часть постели, смятое одеяло, не доставая до крепко спящего человека, лежащего на животе, укрытого только от поясницы.       Юноша еще раз посмотрел на получившийся снимок. Несмотря на преобладание темных оттенков, он чувствовал тепло. И когда взгляд перемещался на человека, тело изнутри пронзали тысячи игл.       Еще сонный, он вернулся к кровати с противоположной к окну стороне. И застыл на месте. Сон как рукой сняло.       Сердце бешено забилось, руки вспотели. Он соображал сколько времени может понадобиться, сможет ли он успеть сделать желаемое до того, как Накахара проснется.       Но решение принято, безоговорочно и бесповоротно. Все необходимые материалы есть. И если это творение окажется предсмертным, так тому и быть.       Затаив дыхание, он пропечатывал в память то, что заставило душу трепетать: на всю спину, тонко вытатуированы и вышрамированы, переплетённые друг другом дракон и кобра.       Зайдя в гардероб, Осаму вытащил из ровной стопки привезенных Чуей тканей дюспо, достал с верхней полки атлас и небольшие кусочки кожи; на выходе из ванной захватил ошейник.       С комбнезоном управился за полтора часа: тот же атлас, только алого цвета, ошейник придерживает ткань, прикрывающую грудь, спина открыта до копчика.       Фасон плаща, в сравнении с предыдущей версией, изменил чуть больше, заменив вид ткани, убрав капюшон, увеличив длину почти до щиколоток. Цвет чуть более темнее, чем у комбинезона, на внутренней части воротника и манжетах вставки под змеиную кожу.       Открыв глаза, Накахара занервничал из-за того, что рядом никого нет. Оторвал голову от подушки, заметил юношу на кухне и облегченно выдохнул. Сел в кровати, натянул на себя халат, завязал пояс.       Подойдя к кухонному столу, увидел, что Осаму дремлет, уткнувшись лбом в швейную машинку, и погладил его по волосам.       Поставил чайник, достал две чашки, насыпал в них кофе. Вернулся к юноше и потряс за плечо.       — Вижу, утро выдалось плодотворным. Ты решил все изменить?       — Да, там, в гардеробе, — спросонья отозвался Дазай.       Не прошло и полминуты до его возвращения.       — Видел их, да? — Чуя нервно сминал подол халата.       — Твой отец глава клана? — как ни в чем не бывало спросил Осаму.       Накахара опустил голову:       — Не могу сказать, что ненавижу их, но и не люблю. Они показывают принадлежность, олицетворяют изуродованные и истребленные души и тела.       — Они не отражают тебя.       Чуя услышал голос сверху за спиной. Почувствовал, как его освобождают от одежды, убирают волосы к груди, сводящее с ума чувственное дыхание на поврежденной коже, мягкие прикосновения кончика языка и нежные прикосновения губ.       — Запомни это.       Дазай приподнял его подбородок, заставляя запрокинуть голову. Поцелуй был долгим, медленным, бережным. Оба, словно заставляя время застыть в этом моменте, не смели двинуться с места, соприкасаясь друг с другом только губами и языками.       — Так ли важны детали? — возразил Накахара, когда Осаму запаниковал насчет того, что чего-то не хватает.       — Возьмите, — преподаватель, не изменяя себе, появился около них. — В моей родной деревне появился мастер, который принес в каждый дом свои работы. Уверен, он был бы рад тому, что эта вещь будет использоваться по назначению.       Поблагодарив, Осаму принял украшение, собрал волосы Чуи так, чтобы была открыта шея сзади, и закрепил позолоченную заколку в виде цветка лотоса.       В зале прозвучало имя первого выступающего. Дазай вздрогнул и с надеждой посмотрел на свою модель.       — Я в тебе не сомневался. Это идеально, — прошептал на ухо Накахара и вышел на подиум.       Находящиеся в зале встретили его, в миг воцарившейся, тишиной. Осаму коснулся шторки, и стал наблюдать с замиранием сердца.       Мужчина прошел до конца подиума, постоял пару секунд, развернулся, скинул плащ и пошел обратно. Подходя к кулисам, поманил юношу выходить. Когда он, в обычной белой рубашке и того же цвета обтягивающих джинсах, появился и поклонился, собравшиеся наконец закрыли рты и зааплодировали.       Покинув подиум и оказавшись наедине, Дазай упал к ногам Чуи и крепко обнял его. По щекам потекли слезы.       — Спасибо, — еле слышно произнес Осаму.       Накахара приподнял его лицо за подбородок, вытер слезы тыльной стороной ладони, заправил прядки волос за уши:       — Теперь ты знаешь главный секрет.       — Благодаря тебе, Чуя.

Если Вам посчастливится вкусить запретный плод, не бойтесь окунуться в грехопадение…