To hear you screaming my name

      Эдвард в последний раз дёргает за верёвку и начинает ходить кругами вокруг Освальда, восхищаясь своей работой и скалясь подобно акуле.       Руки Пингвина туго сцеплены за спиной — безупречно связаны верёвкой, что на фоне чёрного костюма Освальда выглядит белоснежной. Петли и направления троса, окружающего его, сложны, полны пугающей красоты, как паутина.       — Знаю, что ты не в том положении, чтобы оценивать это, — говорит Эд, всё ещё наматывая круги, — но получилась довольно-таки отличная картина. Этот галстук моего собственного дизайна, ты уже догадался? Сделан специально для тебя.       — Я очень рад, что ты столь деятельно пользуешься своими обновлёнными мозгами, — выплёвывает Освальд. — Типичный Эд.       Эдвард останавливается напротив Пингвина. Он наклоняется, подносит кулак под подбородок Освальда и с силой поднимает его.       Освальд обнажает зубы, а его глаза наполняются гневом.       — О, я скучал по этому, — с наслаждением говорит Эд. — Ты в моей власти. Ничего общего с этой твоей заносчивой яростью.       — Хотел бы сказать то же самое, — огрызается Освальд. — Я скучаю только по одной версии тебя — той, что мертвая закатана в лед.       — Лжец, — заявляет Эд сквозь зубы.       Освальд приподнимает бровь. В его глазах появляется блеск, от которого кровь Эдварда леденеет.       — По чему именно ты скучал, Эд? По тому, что я в твоей власти, или по тому, как я одариваю тебя своим пристальным вниманием?       — Меня не интересует твое пристальное внимание.       — Печально, не правда ли? — продолжает Освальд, как будто не расслышал слов Эдварда. — На что ты ещё пойдёшь, чтобы заполучить его? София Фальконе, Профессор Пиг, чёрт возьми, даже Джим Гордон попадались мне на глаза последние несколько месяцев, не полагаясь на какую-то жалкую игру с верёвками.       — Заткнись, — рычит Нигма.       Он ненавидит себя за простоту ответа и ненавидит Освальда за то, что он тому виной. Больше всего он ненавидит то, что внезапно ловит себя на мысли, что его мозг не так исцелён, как он рассчитывал, когда всё это устраивал.       — Умно, — смеётся Освальд, и Эдвард чувствует себя раздетым, потому что Освальд видит, как неуверенность грызёт его внутренности. — Ну что, Эд, ты собираешься что-нибудь сделать со мной или твой план заканчивается на связывании?       — Я сказал, — выплёвывает Нигма, — заткнись.       Освальд вновь расплывается в улыбке, его лицо невыносимо самодовольное, и Эд делает единственное, на что способен, чтобы гарантировать молчание, — вцепляется Освальду в горло и соединяет их рты, что больше похоже на столкновение, чем на поцелуй.       Таким способом трудно причинить боль, и это не дотягивает до нежности поцелуя, которые у Эдварда когда-то были, но в его поступке есть что-то уникально разъярённое. Освальд удивлённо, болезненно охает, вздрагивая напротив рта Эда.       Нигма отступает, чтобы посмотреть на Кобблпота. Всё самодовольство исчезло с его лица: щёки ярко-розовые, рот глупо открыт. Эдвард почти забыл про веревку, что удерживает Освальда на месте. Его акулья улыбка возвращается.       Пингвин моргает.       — Ну? — говорит он дрожащим голосом. — Ты собираешься это повторить?       — Это и многое другое, — отвечает Эд. Что больше смахивает на угрозу, но глаза Освальда блестят.       Эдвард накрывает его рот своим, а Освальд выпускает голодный стон ему в губы и сладостно шепчет: «Загадочник».       Эд улыбается в поцелуе, затем резко разворачивает Освальда и впечатывает его лицом в ближайшую стену, а потом принимается за его брюки.       — Я заставлю тебя это прокричать, — обещает Эдвард, горячо шепча прямо в ухо Освальду.       — Посмотрим, — наполовину говорит, наполовину стонет. — Сделай это.       Эд раздвигает его ягодицы проворными руками и не может не сказать:       — О, ещё как сделаю.