Горечь

      Рем Мису бережёт почти ревностно, почти душит — Мисе от этой заботы душно и нечем дышать.       Рем от ее такого очевидного безразличия нечем дышать.       У Мисы улыбка ангельская — Рем бы к ней даже не подходить, не портить ее красоту совершенную, неземную какую-то своим божественным — но все же уродством.       — Расскажи мне о богах, — Миса ладошки на коленях складывает, наклоняет голову. Светлые пряди ворохом по щекам.       Рем до нее дотронуться бы и не ослепнуть при этом от ее яркости, от света, что Миса как будто излучает.       Рем говорит. Говорит, пока Миса зевать не начинает, прикрыв ладонью рот, пока глаза не прикрывает — ресницами-тенями по светлой коже вразлет, точно крылья птичьи.       Ангельские.       Черные.       Рем на нее спящую смотрит, любуется — и думает, что любовь богов смерти вообще-то убивает.       И думает, что кроме Мисы ее вообще ничего не убьет.       А потом мальчишка Ягами появляется.       У мальчишки глаза надменные и улыбка кривая, мальчишка сломанный насквозь своей тетрадью и сумасшедший, наверное, слегка. У мальчишки пальцы тонкие, смех пронзительный, и Рем тошно почти от него.       Миса в мальчишку Ягами с размаху, Миса в него всем сердцем и навылет сразу.       Рем бы ее никогда не встречать, забыть страшным сном-кошмаром, только за ошибки все расплачиваются с миром, и боги смерти — не исключение.       — Ты же правила помнишь, глупая? Умрешь просто так, — Рюк ее взглядом держит, смотрит своими глазами жуткими — прямо в ее.       У Мисы, некстати вспоминается, глаза чистые, родниковые. Красивые.       — Ты ведь тоже к мальчику привязался, — Рем назад кивает на Ягами и Мису. Рюк отводит взгляд. — Не спорь.       — Ошибаешься. С ним забавно, знаешь. Но плевать, живой он, мертвый. Глупый слишком. Молодой совсем.       Только вот яблоко в костлявых пальцах пляшет, и глаза до сих пор косят в сторону.       Прикипел, как бы не старался, не врал себе.       Мальчишка Мису в себя влюбляет, знает все как будто.       Рем на них почти тяжело смотреть, почти больно. Только мертвые сердца боли не знают.       — Он азартный, — Рюк снова рядом, они теперь вообще постоянно бродят вместе. Потому что Миса — с Ягами. — Ему бы играть. С девушкой, с детективом, с жизнью. С нами. Неважно. Чем опаснее, тем ему нравится больше.       Рем понимает.       Рем на Мису смотрит, впитывает в себя ее, вглядывается. Красивая девочка. Куколка.       Сумасшедшая. Такая же, как мальчишка ее.       — Ты чего? — Миса смеётся удивлённо, только Рем взгляда не отводит. И задаёт опять все тот же вопрос: — Уж не влюбилась ли?       Рем головой качает.       Ни к чему девочке-падшему ангелу, девочке с черными крыльями вместо ресниц, девочке, в бога влюбленной — точь в точь по Мильтону — божественные чувства, но все же гадкие, отвратительные совсем.       Только вот за Мису Амане она и убьет, и рядом сама пылью рассыплется.       Если нужно будет.       [когда нужно будет]