***
С войны не вернулся никто. Разрывающиеся над головой снаряды, звук от которых вместе с дрожью доходил до центра земли, отпечатались на задворках мозга. Тук-тук-тук. Страх обвалов, необходимость копать. Вы продвигаетесь вперед миллиметр за миллиметром. Воздух спертый, платок от пыли, закрывающий рот, давно промок от пота. Тук-тук-тук. Еще пара метров до конца тоннеля и план бригадира по прорыву вражеской обороны завершен. Когда мальчишкой ты приходишь домой, извалявшись в грязи – это весело. Когда ты в земле с головы до ног, а сверху над тобой двадцать метров почвы, готовые навечно похоронить тебя под собой – все веселье детства забывается. Тук-тук-тук. Еще пара метров. Пара чертовых метров. Стук. Сердце замирает в напряжении, по ту сторону доносятся голоса и речь… не английская. Тогда он вспоминает, что проклят. Кровавые воспоминания всплывают с потрясающей периодичностью, отравляют легкие, заставляя курить опиум, затуманивают рассудок, и каждый раз Томми требуется все больше времени, чтобы прийти в себя и увидеть, что его спальня за ночь не стала полем боя. А потом в его жизни появляется Грейс и кошмары отступают, не в силах преодолеть барьер тонких рук. Несколько лет Томми живет полной жизнью с любимой женой и крошкой сыном, бизнес идет в гору, теневая сторона не доставляет проблем – спасибо Артуру и Джону, – а законная часть под контролем Майкла и Грейс. Русские появляются неожиданно, врываются с размахом достойным своей знаменитой «широкой души» и путают все карты. Томми честно пытался найти лазейку и увильнуть, потому что политика всегда была жадным болотом, затягивающим в свою трясину зазевавшегося путника. Подковерные интриги не вызывают восхищения, скорее усталость и гранитную гору на плечах. Отрадой все еще остается семья, за которую теперь отчаянно страшно. Проклятье, сказанное старухой, бликами свечей отражается в глазах Грейс, когда на благотворительном вечере в нее стреляют. Кровь растекается лужей по полу, и пусть она не цыганская, Томми все равно видит ненавистные Шувани. Он размазывает их пальцами, пытаясь стереть предсказание, но гильотина уже пришла в движение, и нить жизни Грейс обрывается. Вместе с ней обрывается и спокойное существование Томми Шелби. Синий камень, удобно расположившись в яремной впадине, мерцает, и выглядит слишком большим, слишком синим, слишком нелепым на тонкой шее уже мертвой женщины. В его гранях Шелби фрагментами видит свою жизнь: детство с цыганской старухой, первую влюбленность, войну, Полли, Артура, Джона и Майкла, борьбу за территории и влияние, каждый свой шрам и выкуренную сигарету. А в последней грани отражается безумная улыбка Татьяны Романовой, и губы, рассказывающие о проклятом сапфире. Что ж, проклятому мужчине самой судьбой предназначено сталкиваться с такого рода вещами. Томми забирает Чарльза и едет к той самой старухе, что предопределила всю его судьбу. Там он впервые после смерти жены делает полный вдох и чувствует запах дождя и прелых листьев. Обратно в Бирмингем возвращается глава острых козырьков.***
Когда Джон и Эйда решают уехать в Телфорд, Томми не останавливает их. Он потерял Грейс и понимает брата в желании защитить беременную жену. Когда Линда уговаривает Артура бежать в Америку, Томми молчит и делает вид, что ничего не знает. Он даже восхищается упорством этой женщины, хотя жгучее раздражение под кожей, появляющееся в ее присутствии, куда привычнее. Сам же после спасения семьи отдаляется от них, следя издалека, готовый прийти на помощь, если что-то понадобится. Он понимает и принимает свою вину перед ними и осознанно окунается в нее с головой. Томас собирает Чарльза на верховую прогулку, лошади приводят их в небольшую деревню Браунхиллс в окрестностях поместья. Мальчик смотрит огромными глазами на колоритные дома, коров, кур и овец, к которым его не подпускают в имении, а потом восхищенный вдох вырывается у него, когда маленький Чарли видит деревенских детей, играющих у реки. Томми спешивается, слезает с лошади и опускает сына на землю, мальчик сперва неуверенно, а потом все решительнее направляется к кучке ребят. Мужчина привязывает лошадь к дереву и садится под ним, не отрывая глаз от маленькой фигурки и держа руку рядом с револьвером. Но все в порядке. Чарли принимают как своего безо всяких проблем, и Томас думает о том, как просто все было в детстве. Через некоторое время растрепанный и запыхавшийся сын подбегает к отцу с девочкой. - Папа, это Хоуп! Она живет здесь, и пригласила меня в гости! Можно? – господи, сколько же мольбы в зеленых глазах. - Чарли, нам пора домой, - искры в глубине моментально потухают. – Но мы еще вернемся сюда, и ты сможешь поиграть с Хоуп. И вот он снова лучший отец на планете, а счастливый сын с лошади машет рукой растрепанной девочке в желтом домашнем платье.***
Они приезжают туда несколько раз в месяц, иногда каждую неделю. Чарли постепенно знакомится с остальными деревенскими, но всегда держится рядом с Хоуп. Эта маленькая девочка похожа на солнечный вихрь: она часто улыбается, светя выпавшим передним зубом, быстро бегает и громко говорит. Как-то раз она приносит Томми венок из одуванчиков и тараторит, что это защитит его от грустных мыслей, потому что: - У вас на голове будет солнце, мистер Томас! Вы будете как на иконах, там еще такое желтое облако вокруг. Томми замирает на несколько секунд, послушно наклоняет голову, чтобы Хоуп измазанными в траве ручонками надела на него свой венок, и улыбается. - Спасибо. Его никогда не сравнивали со святыми на иконах, потому что другого человека, настолько укутанного в смерть, надо поискать. Но что может знать шестилетняя девочка, видевшая кровь только на разбитых коленках соседских мальчишек? Томми благодарит Хоуп, и ему кажется, что из глубины карих глаз на него смотрит Обертсши, познавший таинство жизни. Через секунду девочка моргает, снова улыбается Шелби и убегает к своим, а мужчина остается сидеть под деревом, задумчиво перекатывая травинку от одного уголка губ к другому. Они уезжают под вечер, а на следующий день Томми получает Черную руку.***
Из-за всей суматохи с Чангретта еженедельные поездки в деревню забываются, у Томми и так много проблем. Чарли смешно морщит нос и обижается, но он слишком хорошо воспитан, чтобы перечить отцу. После очередной просьбы сына Томас уступает и обещает отвезти к друзьям на выходных, но поездка срывается из-за смерти Джона. Погребальный обряд-приманка становится последней каплей в воображаемую чашу, и мужчина решается уехать с сыном в простоту и безмятежность Браунхиллса, что и делает на следующий день. Их встречает уже привычная картина деревни со смеющейся Хоуп в центре. Возвращаться не хочется, все внутри просит остаться в этом спокойствии, но Томас Шелби ведет войну, его младший брат умер, Полли сходит с ума, и нет времени прохлаждаться. Когда через пару недель они с Чарли въезжают в ворота, в селении непривычно тихо, а у реки не играют дети. Томми слышит дикий, разрывающий душу крик из дома, где живет Хоуп. Соскочив с лошади, спрятав сына в копне сена на заднем дворе, мужчина со взведенным курком заходит в дом. На полу главной комнаты в судорогах и рыданиях бьется женщина, под ней расползается до боли знакомое багровое пятно с узорами Шувани. Осколками в единую мозаику складываются маленькая, испачканная в траве рука, лохматая голова и закатившиеся карие глаза, подернутые пеленой. На желтом домашнем платье распустились кровавые цветы. Женщина не слышит Томми, когда он спрашивает, что произошло, она вскидывает голову, и безумный взгляд фокусируется на вошедшем. Слова вины обрушиваются на мужчину вперемешку с рыданиями, каждое – как гвоздь в тело. Чангретта. Выследили их с Чарли, наблюдали, изучали. А потом убили друга его сына, давая понять, что в любой момент могли добраться и до них самих. Проклятье Томми Шелби скребется внутри и скалит клыки, с которых капает яд вперемешку с кровью. Он выходит на улицу, забирает ничего не понимающего Чарльза, стремительно запрыгивает на лошадь и галопом мчится в сторону поместья. Чарли хнычет от крепкой руки, прижимающей его к телу, но понимает, что случилось что-то страшное. Невысказанный вопрос про Хоуп висит в воздухе.*** Томми Шелби проклят. И его проклятья с лихвой хватит на весь клан Чангретта.