I hurt everyone who hurts you

      Всё было хорошо ровно до тех пор, пока Мишель не появилась в школе в обычной белой маске, закрывающей больше половины лица.       Питеру не составило труда заподозрить неладное. Мишель ходила какая-то более отрешённая от внешнего мира, чем положено, взволнованный взгляд бегал туда-сюда, выдавая что-то вроде опасения. А руки… Руки постоянно у лица. На уроках она старается показывать совершенно обыденный жест — подпирает голову рукой; в коридорах, на переменах вечно то волосы поправит, то глаза потрёт. Говоря иначе, сделает что угодно, лишь бы приблизить руки к лицу, не вызывая подозрений.       Знала бы она, что таким вот поведением как раз-таки множество подозрений и вызывает.       Невооружённым глазом видно её легкий страх от того, что кто-то вдруг сорвёт маску.       Питер приметил эту деталь — маску — сразу же, но совершенно не потому что он постоянно смотрит на Мишель(!), а, скорее, потому что это действительно сложно не заметить. Видел он также некоторые изменения в её поведении. Ещё только вчера она вела себя как обычно: работала на уроках, изредка с кем-то переговаривалась, рисовала что-то или кого-то в своём блокноте, слегка щурясь от падающего на подоконник, на котором сидела, солнечного света. И главное — не прятала лицо за этим белым куском ткани. А сегодня что? Сегодня Мишель тихо сидит одна за последней партой, ничего не говорит и не делает, только старается сделать вид, будто её нет, чтобы отвлечь от себя какое-либо внимание.       И чёртову маску не снимает. Вообще. Питера почему-то разрывает от желания посмотреть, что Мишель прячет. Но не из-за любопытства или переживания за неё, нет. А просто из-за того, что это слишком странно — за один вечер вот так измениться.       На одной из перемен он краем уха услышал, как кто-то задал прямой вопрос «А ты почему в маске?». На что Мишель сбивчиво ответила «Болею» и поспешила удалиться в противоположном направлении. Тогда подозрений у Питера только прибавилось. Несмотря на полное отсутствие знаний в области медицины, он понимал, что невозможно за такой короткий срок заболеть настолько серьёзно, чтобы закрывать лицо специальной маской, дабы не заразить других. Голос у неё не хрипит, нос не забит, слышно же. Не болеет она, здесь дело в другом.       На большой перемене Питер шёл в столовую в надежде, что хотя бы там у Мишель не будет выбора. Поесть-то надо, а с закрытым ртом не получится. Но не тут-то было. Мишель на обед не явилась, что в принципе можно было предсказать заранее, исходя из её крайне необычного поведения.       Последней каплей стал тот момент, когда она отказала даже учителю физкультуры в требовании снять маску, и ушла с урока, потому что была не допущена туда в таком виде. Питер никогда не славился назойливостью, но сейчас чувствовал невероятно острую необходимость сорвать нахрен чёртову маску с лица Мишель.       Он попытался сделать это по-хорошему, когда после уроков завёл её в небольшой чуланчик под лестницей под предлогом срочно поговорить.       — Ну, конечно, кто бы сомневался! — воскликнула Мишель, услышав просьбу Питера. — Так и знала. Объясни, пожалуйста, чего тебе неймётся?       — Ты ведёшь себя слишком странно!       — А ты лезешь не в своё дело.       — Я чувствую, что здесь что-то не так, — настаивал Питер. — Сними маску, прошу.       — Она тебе мешает, я не понимаю?! — чуть ли не кричала девушка, ничуть не обрадованная поведением Питера. — Какая тебе разница, ношу я её или нет, и почему тебя так волнует, для чего мне она?! Если мне так нужно, Паркер, значит-       Ладно, по-хорошему не получилось. Питер воспользовался моментом и, с невероятной быстротой протянув руку к подбородку Мишель, схватил краешек маски и потянул вниз.       И тут же, округлив глаза, испуганно отшатнулся. Мишель тоже замерла. Её глаза выражали ярость, волнение и такой же неподдельный испуг. Только теперь, когда маска больше не прячет лицо, а болтается на тонкой верёвочке на одном ухе, Питер начал жалеть о своём яром намерении от неё избавиться. Да, его теория подтвердилась, Мишель не болеет, но ей действительно было необходимо скрывать кое-что. Левая щека чуть припухла и окрасилась в какой-то тёмный сине-зелёный цвет. На носу красовалась небольшая ссадина. А под глазом почти во всю длину щеки растянулась идеально ровная дуга пореза. Не очень глубокий, но и не обычная царапина.       — Доволен, насмотрелся? — бросила Мишель, видя растерянность Питера.       Она хотела уже уходить, настроение упало окончательно, разговаривать и вообще видеть кого-либо не хочется вообще. Но Паркер, кажется, не планирует её отпускать.       — Постой, подожди! — он схватил её за рукав джинсовой куртки. — Скажи, к-кто тебя так?! Это… это же ужасно! — в голове и впрямь не укладывалось, кто мог так жестоко обойтись с девушкой!       — Никто, отстань! Я… Сама упала, да.       — Сама, говоришь, — хмыкнул Питер, вновь чувствуя ложь. — Куда? На нож? И такой ровный порез, идущий через всю щеку, но каким-то чудом не задевающий глаз, ты тоже сама себе сделала?       Мишель понимала, что врать дальше бессмысленно, но продолжала молчать. Отошла чуть подальше, к стене. Прислонилась к ней спиной, томно вздохнула, прикрыв глаза, слегка стукнулась затылком о твёрдые блоки, с которых давненько начала сползать светлая краска, и натянула маску обратно — надо же ещё через всю школу до выхода добраться. Пусть Питер знает, но не показываться же всем.       — ЭмДжей, послушай, — продолжил Питер, подойдя ближе. — Я же ради… тебя… это делаю. Я не собираюсь вникать в твои личные проблемы, выпытывать причину всего случившегося, так как это и правда не моё дело. Но я хочу знать, кто так поступил. Если это парень, то… Чёрт, ты понимаешь вообще, насколько это низко для парня. Мало того, что он просто трус и слабак, способный поднять руку на девушку. Так ещё и с такой жестокостью… Мишель, это ведь не шутки! Просто скажи мне. Ты моя… подруга… И я в праве отомстить любому, кто причинит тебе боль!       — Ладно, всё, спокойно, — на выдохе произнесла Джонс, слегка удивлённая его последними словами. — Да, Питер, это был… ученик нашей школы… Но я даже под страхом смерти не назову тебе его имя! Потому что во-первых, извини, но он натянет тебя на футбольные ворота вместо сетки и будет забивать в них твои яйца, а во-вторых, позже разберётся со мной.       — Он больше никогда не разберётся с тобой, если ты сейчас скажешь мне его имя! Такие поступки не прощаются. Доверься мне, всё будет в порядке. Мстить-то ему будет не Питер Паркер.       Мишель намёк поняла, но всё равно дала ответ только спустя пару минут раздумий:       — Джош Миллс, старшеклассник из баскетбольной команды.

***

      На следующее утро правосудие восторжествовало.       Школьные новости объявили о том, что Джош Миллс был найден привязанным, или точнее, приклеенным, паутиной к потолку школьного спортзала. Рот был перевязан той же паутиной, чтобы его смогли найти не раньше первого урока физкультуры. Судя по состоянию бедняги, он провисел там всю ночь.       В тот день школа буквально взорвалась миллионами слухов один другого краше. Это всё Человек-Паук, твердил народ. Кто-то считал, что он решил за что-то поквитаться с Миллсом (и такие, по сути, были правы), кто-то принял это за необычный знак, кто-то теперь боялся подходить к Джошу ближе, чем на пять метров, а кто-то вообще со страхом передвигался по школьным коридорам.       И одна лишь Мишель улыбалась, чего не было видно за уже новой маской, зная, что это всего лишь её неугомонный Питер, жаждущий справедливости и готовый ради неё на что угодно.