HellO

      Создатель одной из документальных картин вдохновился идеей о леске, которая достигает другой стороны Земли. Рискни я пробурить туннель из Дюссельдорфа, оказалась бы возле архипелага Чатем в Океании. Однако, к счастью или сожалению, все удочки, заброшенные из Большого яблока, достанут всюду, но не до твоей гостиной.       Если ты вдруг переедешь, то в Лос-Анжелесе адрес выяснить нетрудно. Я уверена, мой интерес тебя обрадует, но вскоре радость сменится тоской. Ты будешь думать, что я позабыла обещание за сборами в турне, пока копала новые туннели сквозь планету и поэтому… Лучше не обещать ничего.       «Этот день идеален для продуктивной работы», – наутро скажу я себе. На создание лучшей команды потрачено множество лет, и для каждого в ней я – учитель и старший товарищ. Они стали мне ближе семейного круга. Кто может вписаться в семью гармоничней, чем люди, в которых всецело уверен ты сам? Кровных родственников я навещу по дороге с концерта в Европе и вынужденно совру им, что с нетерпением жду нашей встречи, хоть всё ещё помню мечты убежать на другой континент. Я не знала тогда, сколько мне будет стоить их воплощение. До сих пор не уверена...       Что я зову своей жизнью в Нью-Йорке? Время, которое трачу на запись и репетиции. Часть – на концерт в местном клубе меж турами. Бесцеремонно прерванному полусну я посвящаю всего несколько часов, пытаясь после довершить его крупицами дремоты в трейлере, и никогда не помню, что мне снилось. А приснилось ли?       Быть может, мои сны – лишь продолжение реальности, где я коверкаю слова под музыку, или безумный вихрь встреч, которые не повторятся. Навсегда ушедшие из прошлого там появляются, чтобы спросить: «Чего ты хочешь, если все желания достигнуты?». Их слова отдаются раскатами грома внутри головы. Мой наставник и собственный Бог обращает взор с радуги на меня и опять говорит, что когда-то предупреждал. Дождь стихает к рассвету, оставив подушку промокшей от капель насквозь.       Молодые и полные энтузиазма твердят, будто песни – их жизнь, а не заработок. Мало кто допускает, что жизнь и работа становятся одним целым. В особенности для тех, кто не делит их с кем-то, помимо приятелей и коллег. Я считаюсь счастливой в таком сочетании, но сказав это раз, устыдишься жалеть, что не счастлива как-то иначе.       Мне в радость бесконечные гастроли, новые знакомства и расписанные поминутно месяца, где ни секунды не отведено на одиночество. В которых не отслеживаешь сны и устаешь настолько, что стремишься уделить им каждую свободную минуту.       Лишь бы не задерживать свой взгляд на отражении дольше обычного. Что в нём страшит меня больше всего? Я недурна собой по меркам современности. Кому какое дело до моих за пятьдесят, если я даю фору юнцам втрое младше себя, а морщинки вокруг моих глаз говорят о бессменной улыбке, которую иногда забываю снимать? Играть в постоянную дружелюбность – нелёгкий труд, знаешь ли.       Так было не всегда, но, как бы ни старалась, я не вижу той девчонки, за улыбкой неумело прячущей свой страх.       Ты когда-то был с нею знаком.       Новоприбывшей музыканткой с немецким акцентом и группой на гране распада. Саму себя убедившей, что справится в облике металлической фрейлейн, и улыбавшейся, дабы сберечь свой приветливый образ. А годы спустя – чтоб случайно его не разрушить.       Выступление на разогреве у W.A.S.P. выпадало как раз между нашими турами с Дио и Judas Priest. Постаравшись узнать накануне, с кем именно предстоит делить сцену, я приготовилась встретиться с дебоширом и выскочкой, но увидела только тебя. Не схвати я днём ранее пневмонию, непременно бы удивилась, как мало ты схож со сценическим имиджем анти-героя.       Немногие были готовы заботиться обо мне безвозмездно. Включая собратьев по Warlock, чью помощь я отвергала сама. Ты не спрашивал, нужно мне помогать или нет, когда выставил прочих участников группы за дверь по дороге в гримёрную.       Через пару часов из моих лихорадочных снов меня вырвал божественный голос, каким твой казался от действия сильных лекарств. Та запитая соком пилюля сработала безотказно, поэтому я смогла завести перед вами толпу, хотя смутно запомнила происходящее. Я не думаю, что удосужилась даже поблагодарить.       А на следующий день первым делом я позвонила… родителям в Дюссельдорф. Своей помощью ты мне напомнил о важности связи, которую стоило восстановить. Весь мой образ был тщательно переосмыслен. Навряд ли железная леди прониклась доверием к людям, но научилась испытывать к ним сострадание.       Было ли свойственно это тебе самому? Я не знаю, ведь годами виделась с тобой на фестивалях, где меня хватало только на безликое «Hello».       Всякий раз сне хотелось приблизиться и обнять тебя, словно приятеля. Прошептать лишь «Спасибо» за то, что не бросил в беде, но меня сбивал с курса поток репортеров, поклонников и музыкантов, в котором терялась из виду твоя голова. Вероятно, ты чувствовал одиночество в эти моменты, когда я по старому принципу воздавала другим за твою доброту.       Переспорить людей, выставляющих тебя «в чёрном», я перестала пытаться, едва поняла бесполезность такого занятия. Все они отказались поверить в наигранность образа, потому что ты сам не позволил бы в нём усомниться. А вдруг, когда помощь потребовалась тебе, рядом не было ни единой души? И пока я влюбляла в себя целый мир, ты нуждался во мне куда больше…       Я много лет верила, что не может быть слишком поздно, хотя... Как насчет опоздания в тридцать лет?       На фото тебе нет и сорока, но сам аккаунт стар и, видимо, для связи не используется.       «Сейчас в сети». Стало быть, служит исправно.       Если я всё же осмелюсь начать разговор, то как именно? Пожелать тебе доброго вечера или утра? В силу своих профессий мы можем быть антиподами прямо сейчас. Пока я представляю, в какую часть мира забросила тебя мысленно, мои пальцы отстукивают «Hello!».       Оно кажется бестолковым. Мы далеко не друзья, и я даже не помню, когда наша встреча случалась в последний раз. Как ни в чем ни бывало расспрашивать о делах будет глупым.       Что пишут друг другу вообще в этих случаях?       Долго пялюсь в экран и решаю, что повод найти трудновато, не зная правдивых причин. Ты – видение из моего прошлого, ещё помнящее другую меня. Может быть, я хочу окунуться во времена без притворства и фальши? Отдать тебе долю внимания, не доставшуюся другим?       Удаляю приветствие и, набирая опять, ощущаю себя лицемеркой. Мне нравится думать, что ты одинок и несчастен, ведь, будучи в полном порядке, не станешь бесцельно болтать. Ну а если ты правда один, то, наверное, и не захочешь. Выходит, что лучше вообще не врываться в твою жизнь без спроса.       «Зачем предугадывать ход чужих мыслей? – смеётся мой Радужный Бог, – Попробуй и выяснишь, наконец-то, кому из вас это нужнее. Давай уже, дьявол тебя забодай!».       Ронни, можешь подшучивать сколько угодно! В конце концов, ты был отважней, чем я или все мои призраки.

***

      За днями усталости от безделья последуют ночи без сна, в непрерывном потоке которых я не могу опьянеть либо просто забыл себя трезвым. Снаружи беснуется Западный берег, где вновь вошли в моду похабные глэм-вечеринки. Я знаю, что стал бы желаннейшим гостем на каждой, но выучил все их сценарии наизусть. Потому не спешу появляться.       Исполненная соблазнами жизнь мегаполиса манит парней без гроша, и порой я жалею, что более не один из них. Когда пройден порог серединного возраста, твоё прошлое начинает казаться далеким и незнакомым, как нечто, происходившее не с тобой.       Воскрешая воспоминания о былом, я совсем потерял интерес к настоящему. Убежден, что старение проявляется именно так, хотя сильно сдал внешне в последние годы. Пускай обещал своим фанам, что никогда не состарюсь, но спорить с одним из немногих оставленных в доме зеркал – безнадёжное дело.       Чем больше я размышляю о юности, тем сильней уверяюсь, что никогда не был юн. Радуясь и страшась этой мысли одновременно, я сам себе доказал, что какие-то люди приходит в наш мир стариками, пока остальные решают покинуть его в молодые лета.       Таковые встречались среди моих старых знакомых. Одни слишком пылко любили жизнь, чтобы отринуть от её удовольствия, а другие поставили свою гордость превыше, чем остальной мир, потому торопились без сожаления с ним распрощаться. Я презрел и одно, и второе. Забавно, что именно ненависть сохранила меня, хотя время от времени все могут действовать безрассудно.       Могу ли я сожалеть, что имел больше шансов дожить до преклонного возраста, раз не очень-то этому рад? Поменяться местами с кем-либо, к несчастью, нельзя, как и высказать им, что при жизни они были славными малыми. Абсолютное их большинство.       Должен ли рассердиться на тех, кто покинул меня по не столь объективным причинам? Шоу-бизнес не ведал нехватки в талантливых музыкантах при мне, и я просто позволил им чередоваться. С каждым новым участником группа сильней походила на перевалочный пункт. Теперь я понимаю, что рок-индустрия не сделала меня этим заносчивым говнюком. Она только дала мне возможность таким оставаться.       Компанию некоторых друзей удалось сохранить, лишь сведя наши встречи на минимум. Большинство из них отплатило мне за обиды, что позволяло поверить в свою невиновность. Есть ли кто-то, общение с кем не испортил мой скверный характер? Мне помнится, мы познакомились в Эдинбурге…       «Мы знаем, что история об Идоле рассказана не до конца. Я ни за что бы не стал уходить из неё так».       Я внимательно слушаю, но не спешу отвечать. Джонатан – всего-навсего воплощение одарённых, доверчивых жертв кровожадного мира рок-музыки, чья погибель служила метафорой для перехода на новый этап моего пути. Чрезмерно болтливое воплощение.       «Уж тебе ли не знать, что никто не кончает с собой после ссоры по телефону. Тем более вешаясь перед аудиторией. Неужели финалом ты захотел обыграть богомерзкие шоу на своих же концертах?»       Правда в том, что в последнее время со мной уживаются только придуманные герои. Размышляя над старыми текстами, я не так давно стал дискутировать с ними на этот счёт, но безумцем себя не считаю. Как минимум, пока сам сомневаюсь в реальности происходящего.       О чём я?       Тебе лишь немного за 20, и разница в несколько лет ощущается остро, ведь я – вокалист и фронтмен популярнейшей группы.       Ещё не записаны «The Headless Children» или «The Crimson Idol», но публика в Старом и Новом светах предвкушает наш третий альбом, а мы с Крисом цепляемся за иллюзию дружбы. Позади тонны выброшенного в зал мяса, голые задницы и циркулярные пилы. Впереди: скандал с PMRC, на которых не оказали эффект аргументы Ди Снайдера, путь от шок-рока до лирики в две стороны, разлады в составе и мой личный поиск звучания.       А меж тем – ты, лежащая в тесной гримёрке с простудой. До концерта осталось всего ничего, и для Warlock он важен едва ли не больше, чем нам. Мечты об успехе и переполненных залах прельщают вас, как меня в своё время. Твой страх подвести в этом группу напомнил мне, что недавно я сам был таким же, поэтому должен хоть как-то унять его.       Лучшей помощью было не дать тебе выйти на сцену и в тайне надеяться, что я помешал индустрии живиться твоими талантами. Только тогда вместо голоса совести я хотел слышать пение, ради которого пригласил вас, поэтому вызвался приводить тебя в чувство. И лишь поймав за секунду до выхода твой благодарный смеющийся взгляд, ощутил себя чёртовым эгоистом, поэтому не улыбнулся в ответ.       Спустя годы, когда мы случайно пересекаемся, я застаю тебя в здравии. Повзрослевшей и вне прежней группы, но с той же улыбкой на лучезарном лице. Ты достойно смогла одолеть неудачи, построив карьеру, которую у меня не хватило бы духу начать.       С облегчением выдыхаю, но не могу подобрать слова, чтобы выразить радость твоим победам. Подобные встречи столь коротки, что мы успеваем едва поздороваться прежде, чем ты утопаешь в толпе. Разумеется, в ней тебе хорошо и свободно, поэтому я не грущу из-за несостоявшихся разговоров. Никто не обязан предпочитать моё общество, если в друзьях у него состоит целый мир.       Я твержу себе это, но вновь вижу спящую на диване девчушку с улыбкой и сбитой таблетками температурой. Болезнь разыграется с новыми силами завтра. Чему же она улыбается? Делает вид либо правда из тех, кто способен всегда и везде быть счастливыми? Вероятно, мне тоже нужна была помощь, ведь сам я подобного не умел и уже не сумею. Наверное.       Фото профиля сделано пару недель тому. Ты выходишь на снимках не хуже, чем выглядишь в жизни, что нас различает и делает разницу в возрасте слишком значительной.       О чём именно я намерен писать той, кого еле знаю? Что сожалею о тишине между нами, которую мог бы нарушить в любой подходящий момент? Или что много лет не делил с тобой горе и радости наших запутанных судеб? А может быть, выразить благодарность за то, что когда-то давно ты позволила мне проявить свою светлую сторону…       Для начала сказать бы «Hello».       Неожиданно возникает догадка, что эти благие намерения – только предлог для общения с тем, кто пока не возненавидел меня... но надолго ли? Стоит ли обрекать кого-либо на разговор с престарелым и замкнутый циником, кем я по сути являюсь? Оставив хорошее впечатление, нужно ли рисковать им по собственной прихоти?       Даже Элис отбрасывает личину, вернувшись к жене и детишкам. Похоже, я чересчур долго прожил в своей Башне слоновой кости, чтоб осмелиться на исключение.       Признаю это с горечью… и сомневаюсь в желании проверять.       Наконец-то, любителю упиваться тоской, вроде Джонатана, сейчас нечего мне возразить. Он ушёл молодым и уже никогда не узнает извечные страхи: всё поменять и лишиться последнего шанса на перемены.       «В сети: секунду назад».       Оставляя за кем-то другим право выбора, стоит мириться с любым из возможных решений. Как и отсутствием такового.       – Hello?