Небытие

У Питера обожжена кожа на запястьях, потому что просто перспектива заболеть раком лёгких больше не вдохновляет, и от своих пагубных привычек он решил брать сполна. Нет, боль — это не увлечение, скорее страсть. Своя, чужая: она может быть прекрасной при должной подаче. Раньше у него таких замашек не было. Это как морщины или первая седина — приходит с возрастом, с опытом. Хочется чего-то нового. Когда вся нежность выветривается вместе с юношеской наивностью, остаётся только то, что тебе давно было нужно, но ты не понимал либо боялся. У Питера была идеальная модель для этого — это он тоже понял со временем — Эйс. Худощавая фигура, какая-то вечная алкогольная поволока в глазах, а его руки… Руки Эйса — что-то особенное: тонкие, длинные пальцы, синеватые вены, острые суставы. С виду Эйс был хрупким, что привлекало Питера немного больше, чем по идее должно. С Эйсом были хорошие пьянки, трипы и лучший секс. Вообще-то с этим Питер старался аккуратно, хоть и знал, что у Эйса он и в десятку первых не входит, — что-то всегда его останавливало: то ли ещё теплившееся в голове сознание, то ли сам Эйс, когда просил быть медленнее. Когда Эйс в щепки напивался или закидывался, Питер позволял себе больше, потому что алкоголь — лучшее обезболивающее, а утром Эйс даже и не вспомнит ни о чем. Но этого стало мало. Очень быстро. Сегодня Эйс был в сознании — не в трезвом и чистом, но вполне себе бодром. Они оба лежали на полу в гостиной у Питера: в спальню свою он Эйса при всем своём хорошем отношении не пускал. Кровать — это чересчур интимное место для него, а Эйс и не думал об этом, потому что было все равно. Ему хоть на полу, об этом Питер думал довольно часто и с нескрываемой досадой. Потому что знал: Эйс — это его собственное отражение. Точнее, результат влияния. Когда все только начиналось пять лет назад, Эйс был совсем другим. Пил, конечно, он и до этого, но значительно меньше и реже… О веществах и смысла нет говорить: впервые он попробовал как раз с Питером. Эйс уже совсем не был наивным парнем — все же прожитые годы давали о себе знать — во всём, кроме одного. Во всём, кроме людей. Эйс от чего-то не понимал, где лесть, а где справедливость, где равнодушие, а где — привязанность. Питер пытался вразумить его с высоты прожитых лет, пока не понял: он и сам из тех людей, о которых обманывается Эйс. Самому от себя противно стало. Эйс лежал, глядя в потолок, улыбался. Мечтал, наверное. Он часто так делал, временами что-то рассказывая. Что-то, что Питер не слушал, но это определенно врезалось в мозг. Последним ярким, что он помнил из уст Эйса, была фраза: «Но ты только аккуратно, ладно?» Эйс говорил это с той улыбкой, которой обычно соблазняют. Что это значило и было ли адресовано ему — Питер не знал. Наверное, Эйс тогда ушел в себя и что-то вспоминал. Питер редко говорил с ним, ещё реже — говорил откровенно, но Эйс все равно приходил. Зачем-то. — Нет… — неожиданно громко и чётко произнёс Эйс. — Я имею в виду, почему ты думаешь, что никто ни за какие деньги не будет с тобой? Об этом они говорили около часа назад. Питер просто перестал отвечать на вопросы Эйса и считал, что разговор окончен, но Эйс, похоже, хотел сказать ещё что-то. — Я, — начал Питер, вздохнув, — я не тот, с кем связывают жизнь. Даже Лидия… — и он прервался. — Проблема в них, — ответил Эйс. Затем он приподнялся и снял рубашку, что обычно делал, когда думал, что пришло время менять вербальный контакт на физический. — Ты же знаешь, что я… — Знаю, — перебил Эйс. — Разве боль имеет такое большое значение? — Имеет. — Лично для меня нет, — Эйс пожал узкими плечами. — То есть я… Я бы не сказал, что это самое важное чувство. Питер только хмыкнул, притянул Эйса к себе ближе, обеими руками взяв за лодыжки. Эйс коротко, глухо вскрикнул, проехавшись голой спиной по шершавому ковровому покрытию. — Не важное чувство? Ты серьезно? — усмехнулся Питер, разводя колени Эйса в стороны. Эйс чуть приподнялся, глядя на Питера сквозь призму алкоголя, который побуждал расслабиться, и проведенных вместе лет, что в свою очередь несли в себе и знание того, что Питер не самый спокойный и сдержанный человек, и опыт в том, что тем не менее он всегда знает меру. Эйс доверял ему, потому что иначе сошёл бы с ума. — Да… — на выходе произнёс Эйс, сам потянувшись к брюкам Питера. Питер любил делать это с Эйсом. Любил, когда до боли приятно им обоим. Эйс отдавался ему полностью, даже не задумываясь. Чувственно и всегда на полную. Питер долго думал об этом и все чаще стал приходить к выводу, что Эйсу просто нужно было от кого-то зависеть и за кем-то следовать. Так было со всеми женщинами Эйса, и так уже давно происходит с Питером. Ведь это с ним он впервые попробовал героин. С ним, глядя на него, беря пример. Вот от этого Питеру было противно. Вот за это он ненавидел себя больше — за чужую жизнь, что ему доверили и что он разрушает. А Эйс был славным парнем. Думал, что единственный, от кого он не по своей воле зависит, — это Джин, и всячески пытался доказать тому обратное, но несомненно, была зависимость другая, скрытая. Иначе он не лежал бы сейчас здесь. Эйс был самодостаточным человеком, но сломленным. Его много раз обманывали и предавали, и подсознательно ему нужен был какой-то оплот. Тот, который лишь бы всегда был рядом. Он нашёл его в Питере. Не то чтобы Питер уж очень этому способствовал, но рядом был. Пускай и только потому, что Эйс не спрашивал. Просто приходил и все. Как сейчас. Как всегда. Питер, не встретив ни малейшего сопротивления, стянул с Эйса джинсы вместе с бельем и прижал к себе, взяв за оба бедра. Взглянул на него и чуть не ахнул: прекрасная, хоть и настораживающая худоба и в то же время вечная мужественность — это то, что отличало тело Эйса. Слишком красиво для Питера. Он знал, что не заслужил этого и пользовался будто в долг, будто зная, что когда-нибудь Эйс поймёт, что достоин большего, что когда-нибудь он осознает, что нашел себя не на помойке, не на слабоосвещенной трассе. Но Эйс не осознает. Питер закурил, входя в Эйса, когда руки уже были свободны. Он стал часто делать это прямо во время секса, потому что — черт его знает почему. Сигареты стали дурманить лучше алкоголя в какой-то момент. В голове бесконечным чередом проносились фразы, прикосновения, позы. Он двигался быстрее, сам того не замечая, быстрее, чем должен, и от того, как Эйс стонал и сжимался, как был напряжен, Питеру становилось легче и спокойнее… Будто он отдавал так Эйсу свою боль и переживания. Питер прижался к его шее лбом и укусил куда-то, рядом с ключицей, рядом с какими-то чужими засосами, одну руку положил под спину Эйса, прильнув к нему вплотную своей грудью, а вторую руку… Эйс вскрикнул громко и будто навзрыд. Наваждение Питера спало и явило вместо себя картину, от которой даже его сердце сжалось. Эйс громко дышал, а щеки и глаза его покраснели — из-за жары и из-за вот-вот выступивших слез. Он моргнул пару раз и сдержался, ухватившись за жалкие обрывки собственного достоинства. Вторая рука Питера была прижата к груди Эйса, так, что пальцы касались его теплой кожи на ключицах, можно было слегка надавить и почувствовать впадинку. Но было и ещё кое-что. Сигарета. Тлеющая, дымящаяся сигарета была зажата между пальцами Питера, горящим концом опаляя кожу Эйса. Питер, только что осознав себя, откинул сигарету в сторону, сразу же затушив её босой ногой. Эйс больше не кричал. Лежал на спине, все ещё раздвинув ноги, руками рефлекторно сжимая собственные грязные волосы. Он смотрел на Питера испуганно, озадаченно и… Все ещё так же, как и до этого — доверчиво. Питер медленно вышел из его тела, сразу же поспешив натянуть джинсы, только чтобы абстрагироваться от того, что только что наделал. Но ни ожог, ни состояние Эйса не пугали его так сильно, как-то удовлетворение, что он получил. В ту же секунду, как услышал крик Эйса, как тело Эйса напряглось до предела, он кончил, осознав это только сейчас. Чертов извращенец и садист! — Эйс… — Питер посмотрел Эйсу в глаза, огибая взглядом тело, стараясь ни сантиметра его не зацепить. — Прости меня. Я честно не хотел, блядь, я… Прости меня. Эйс приподнялся, опёрся на локти, скрестил ноги. Он покивал, тихо что-то пробормотав, наверное, одними лишь губами. Питер знал, что это слишком. Что любой заебется терпеть подобное, даже Эйс. Он думал, что Эйс поднимется, не сказав ему ни слова, и подойдёт к телефону, начнёт вызвать такси, но нет… Эйс так и продолжал сидеть, глядя сквозь. В глубине души Питер хотел, чтобы Эйс ушел и все закончилось. Действительно хотел, потому что в таком случае был бы хоть и небольшой, но все же шанс, что Эйс станет на путь исправления. Что Питер и их нездоровые отношения, если их таковыми можно было назвать, сотрётся как и все плохое, потому что Питер знал, что именно он это плохое и привнёс. Он мог бы сам отправить Эйса домой и попросить больше не приезжать, ведь он всем своим существом желал ему только хорошего, самого лучшего, но… Не сделал этого. Не смог. Эйс был его если не спасением, то тем, что помогало, уж точно был. В ущерб себе, в по-настоящему ощутимый, опасный ущерб. Питер не вызвал такси и не сказал Эйсу уйти. Он взял Эйса на руки, чего никогда не делал — небрежно, но крепко. Отнес в кровать, пока Эйс все шептал что-то под нос. Эйс закутался в одеяло, натягивая его так высоко, как только мог, скрываясь едва ли не с головой в нем. — Я не садист, — вновь попытался убедить Питер, но и сам себе уже не поверил. А вот Эйс мог. Эйс всегда верил.