В деревне эльфов я была!

В деревне я пробыла неделю, рисуя, делая наброски или просто бездельничая. Все это время мне казалось, что я нахожусь в сказочной стране эльфов. Один пигмей по имени Фейзи был моим любимцем. Он напоминал Херафу, только у него не было такого большого живота и он был более энергичен, чем маленький философ-старейшина. Когда пигмеи отправлялись на охоту, Фейзи всегда возглавлял их, и никто не спорил с ним. В конце недели он пригласил меня пойти с ними на охоту. Я была так взволнована, что едва могла спать: ведь на охоту с пигмеями за все время едва ли ходило более пяти белых женщин. Наутро охотники сложили свои сплетенные из лиан сети, размером примерно с теннисную сетку каждая, взвалили их на плечи и, вооружившись луками и копьями, отправились в лес. Женщины группами и поодиночке, некоторые с детьми, последовали за охотниками. Я пошла с Томасой, женой Сейла, одного из старейшин деревни. Ростом Томаса была несколько ниже моих плеч. Она бежала быстро, как газель. Мы прошли лесом километров семь-восемь, пригибаясь под низко свисавшими ветвями лиан и оставляя солнце с правой стороны. Большая часть пути проходила через девственный лес. Несколько раз деревья расступались, открывая небольшие лужайки диаметром в несколько десятков метров, заросшие травой, достигавшей высоты кукурузы в штате Айова. Эти участки мы обходили, так как знали, что в траве любят спать леопарды. Некоторое время спустя по небольшому склону мы вышли к началу узкой лощины, лежавшей между двумя хребтами. Томаса пояснила знаками, что мужчины ожидают на дальнем конце низины, сети их соединены одна с другой и расставлены на земле. Вдруг из-за леса раздался крик птицы, и все женщины с громкими возгласами, рассыпавшись по лощине, пошли по направлению к расставленным сетям, колотя чем попало по кустам. Я увидела несколько напуганных шумом животных, которые бежали перед женщинами. При этом я заметила, что тон женских криков всякий раз менялся. Томаса объяснила мне, что таким образом они предупреждают мужчин о приближении того или иного животного. Пользуясь языком жестов и подражая шипению кошки, я спросила Томасу, что произойдет, если они вспугнут леопарда. Томаса взмахнула своей маленькой рукой, словно мальчик, пускающий планер. Мысль ее была ясна: испугавшись шума, леопард исчезнет так быстро, что никто не успеет даже увидеть его. Мы следовали за вспугнутой дичью; постепенно полукруг сужался, края его должны были сомкнуться с краями расставленных сетей. Но, прежде чем это произошло, несколько животных смогло вырваться из западни. Попалась серая антилопа болоки, а также птица размером с куропатку. Хозяином сети, в которой запуталась маленькая антилопа, был пигмей по имени Вейтума. Ему принадлежало право убить животное и получить большую часть мяса. Он вонзил свое копье в шею животного, перерезал сонную артерию и стал смотреть, как оно умирает, гордясь тем, что сделал это умело, не испортив тушу. Во время следующего загона я оставалась с мужчинами. Каждый из них собрал свою сеть, перебросил ее через плечо, и все они отправились в другое охотничье угодье, которое находилось километрах в пяти. Дорога к нему шла по краю холма высотой девять-двенадцать метров и далее к поваленным тропической бурей деревьям. Здесь были заросли подлеска и колючего кустарника, в которых могла укрываться дичь, и маленькие охотники знали это. Они соединили свои сети и расставили их у дальнего края подлеска. Каждый пигмей встал возле своей сети, готовый поразить все, что попадет в нее. Тем временем женщины, выстроившись цепочкой, молча углубились в лес. С их уходом все смолкло. Ничто не нарушало тишины джунглей, хотя более двадцати женщин шли через лес несколько километров, чтобы выйти на, исходную позицию, Вместе с ними находилось семь или восемь детей, крепко привязанных кожаными ремнями к спинам матерей, однако не слышалось никакого хныканья, которое могло бы спугнуть дичь. Фейзи оставил меня и отправился проверить, как растянута сеть. Затем он вернулся. Я снова услышала крик птицы, но на этот раз возле своего плеча. Увидев напряженные горловые мышцы Фейзи, я поняла, что эти звуки издавала не птица, а он сам и что это — сигнал для женщин. Внезапно из-за деревьев стал нарастать шум: на расстоянии трех-четырех километров от нас женщины начали загон. Нам не оставалось ничего другого, как ждать и гадать, кого шум пригонит в сети — безобидную антилопу, взбешенного леопарда или буйвола. Перед тем местом, где стояли на страже Фейзи и я, находилось довольно открытое пространство, так как огромные, вытянувшиеся навстречу солнечному свету деревья не имели нижних ветвей. Земля под ними была устлана коричневым ковром опавших листьев. Место это напоминало парк, за которым хорошо ухаживают, или рощу, где устраивают пикники. Итак, мы имели возможность заметить дичь до того, как она окажется около. Солнце уже было высоко в небе, его горячие лучи проникали через кружево листвы. Фейзи покрылся потом, вероятно, больше от возбуждения, чем от жары. Моя одежда тоже постепенно становилась влажной. Отдаленный шум, создаваемый загонщиками, с каждой минутой нарастал. Фейзи заметил антилопу первый. Секундой позже между огромных стволов деревьев я увидела маленькое серое животное, которое прыжками мчалось на нас. Голова антилопы была вытянута вперед, короткие рога почти касались шеи, она бежала, едва касаясь земли маленькими копытцами. Глаза антилопы от ужаса были так широко раскрыты, что обнажились белки. Направляясь прямо к участку кустарника, где укрылись пигмеи, она мчалась между деревьями так же легко, как хороший футболист между плохими игроками. Теперь она уже не сумела бы свернуть, даже заметив сеть из лиан: она ткнулась в нее головой и три маленьких человека мгновенно кинулись к антилопе. Несколько молниеносных колющих и рубящих ударов — и все было кончено. Лишь легкое покачивание ветвей кустарника говорило о происшедшем. Остальные пигмеи пронзительно закричали и также бросились к антилопе. Мне очень тяжело было наблюдать эту сцену. Тронув меня за плечо, Фейзи жестом попросил следовать за ним. Мы направились в чащу, к сетям, которые были расставлены в центре дуги. Пигмеи бежали рядом с копьями наготове, бросая взгляды на разодранный участок сети, на котором сохранилась только верхняя часть. Они хотели объяснить мне, что случилось, и жестикулировали, изображая что-то возвышающееся над землей. Я подумала, что это был леопард, так как знала о необычайной силе его могучих лап. Затем я услышала, как пигмеи повторяли: «оинк, оинк», — и громко рассмеялась. Это была дикая свинья. Запутавшись в сети, она орудовала своими острыми клыками, пытаясь освободиться, но была прикончена ударом копья. Пигмеи провели еще три загона. Один раз сеть оказалась пустой. Затем в нее снова попалась маленькая серая болоки. В третий раз сеть туго натянулась от тяжелого удара — в ней запуталась молодая буйволица. Это была богатая добыча. Буйволица отъелась на молодой траве, которая поднялась после прошедших дождей. Она весила более ста тридцати килограммов. Сейл, в чью сеть она угодила, поднял ее заднюю ногу и взглянул на вымя и соски. Затем он произнес несколько слов на кибира, по-видимому, объясняя, что буйволица еще не отелилась и мясо у нее вкусное и нежное. Мы отправились домой, вытянувшись цепочкой. Впереди шел Фейзи, затем Сейл и я. Остальные мужчины следовали за мной; шествие замыкали женщины. Каждая из них что-нибудь несла: птицу, антилопу, часть туши буйволицы или одну из свернутых сетей. Хотя женщины были явно удивлены тем, что я иду без груза, они ничего не сказали по этому поводу. Когда мы пришли в деревню, там уже пылали костры. Нас встретили шумно: при виде добычи поднялись крики, пигмеи прыгали вокруг нас, и Сейлу пришлось изображать, как он убил копьем буйволицу, когда она застряла в его сети. И хотя я не поняла ни слова, но ясно представила животное, копыта, касающиеся земли, сильную вытянутую шею, застрявшую в сети из прочных лиан. Буйволица рухнула на колени, как показал в своей пантомиме Сейл, и рассталась с жизнью, даже не увидев сразившего ее оружия. Четверть туши буйволицы была отправлена на кухню гостиницы. Оставшееся мясо разложили на земле, быстро разрезали и честно поделили поровну между всеми пигмеями, независимо от того, ходили они на охоту или оставались дома. Я отошла к маленькому ручью, который бежал позади хижин и впадал в Эпулу, и сполоснула руки и лицо. Когда я вернулась, пигмеи жарили мясо. Каждая семья готовила его на своем очаге. Солнце зашло, оставив после себя розоватые сумерки. Воздух стал влажным, прохладным. В землю возле костров, словно вертела, были воткнуты палочки с нанизанными на них кусками мяса, и через несколько минут запах сока, капавшего в огонь, распространился по всей поляне. Чтобы мясо жарилось равномерно, каждая женщина изредка поворачивала палочки с нанизанными кусками. Даже ребятишки принимали участие в этой работе, посыпая мясо золой, что, казалось, не особенно обременяло их. Фейзи отрезал часть задней ноги буйволицы, разделил ее на куски и нанизал их на несколько палочек. Затем он вернулся к туше, отыскал печень и добавил небольшие ломтики ее на каждую палочку. Когда мясо пропиталось соком печени и поджарилось, Фейзи завернул его в свежий лист и подал на дощечке мне, нежное и горячее. Мы ели без хлеба и соуса, гарниром служили лишь несколько жареных пизангов. Но земля возле костра была сухой и теплой, воздух насыщен ароматом жареного мяса и дымящих дров, и это меня вполне устраивало. Двойное удовольствие доставляло отсутствие посуды, которую пришлось бы мыть после ужина. Женщины сидели у хижин, держась в отдалении, а мужчины собрались вокруг большого костра в центре деревни, чтобы поболтать об охоте и похвастаться. Херафу молчал и казался рассерженным. Лишь один раз, когда Фейзи и Сейл рассказывали о том, как антилопа, выбежав из леса, мчалась к сети, маленький философ прервал рассказ и заговорил об охотничьем подвиге, который был совершен несколько недель назад. Через переводчика Аппамумбу я узнала, что речь идет о старой истории, которую многие уже забыли. Все выслушали Херафу вежливо, каждый восхищался собственной удалью и был удовлетворен тем, что старые факты ассоциировались с новыми. Свет костров плясал на бронзовой шоколадно-красноватой коже пигмеев, отражаясь в глубоко посаженных глазах женщин, которые сидели позади мужского круга. Как ни странно, но я не чувствовала себя чужой среди них. Пигмеи приняли меня дружески, как равную. Цвет моей и их кожи не воздвигал между нами преграды. Я сидела на ящике из-под консервов, принесенном из гостиницы, и думала о том, как один-единственный год изменил всю мою жизнь. Всего лишь год назад я посещала художественные выставки и галереи, вела обычную жизнь нью-йоркской женщины. Теперь, окруженная почти нагими пигмеями, я сидела на поляне, затерянной в лесах Конго, и испытывала необычайное и глубокое удовлетворение. Я взглянула на мужчин, сильных, счастливых и не испорченных цивилизацией. Затем я посмотрела на пигмеек, столь женственных в своей наготе. Здесь, в лесу Итури, не было сверхъестественной натянутости и нервозности, столь пагубно влияющих на здоровье. Отдохнув после еды, пигмеи стали танцевать. Сначала в танцах участвовали только мужчины. Возглавляя танцоров, Фейзи вел их вокруг костра. Три человека аккомпанировали им на маленьких барабанах и один — на маленькой тростниковой дудке. Это было удивительно: люди прошли по меньшей мере двадцать километров, возились с сетями, испытали всепоглощающее возбуждение охоты и тем не менее танцевали так, словно только что поднялись после сна. Но вот ритм изменился, и танец стал рассказывать о приключениях дня. Фейзи отделился от остальных танцоров и исполнил что-то вроде сольного номера. Затем другие, крича и размахивая копьями, напали на него. Казалось, что бедный Фейзи, выступающий в роли антилопы болоки или буйволицы, едва ли выйдет целым из этого столкновения, но ничего подобного не случилось. Наблюдая за женщинами, я заметила, как постепенно они заражались общим настроением. Но это был танец мужчин, и женщины оставались возле своих хижин, хотя в такт бешеной дроби барабанов раскачивались их гибкие тела. Охотники все еще танцевали, когда я ушла в свою хижину. Стал накрапывать легкий дождь, стуча по листьям. Когда он усилился, с шипением и треском заливая костры, пигмеи поспешно укрылись в хижинах. Деревня внезапно затихла, и слышен был только звук капель, барабанивших по крыше.