История одного охотника

      Премиленькие кожаные сапожки, полосатые чулки, очаровательное платьице с оборками... Иллиарна от этого перечисления слегка подташнивало, но приходилось напоминать себе, что сейчас он – миленькая девчушка, которая бредет по лесной тропинке, несет корзинку с пирожками любимой бабушке. И наплевать, что он вообще-то — тренированный боец, которому не повезло ловить на живца, то есть на себя, какого-то здешнего обитателя, фетишиста и извращенца, у которого на эти самые полосатые чулки вставало надежно. Что поделать, если в здешней глуши, где даже нечисти нет толком, зарабатывать на жизнь приходится ловлей всяких любителей маленьких девочек. Одного любителя, точнее.       Чтобы скрыть фигуру, пришлось напялить на себя просторный алый плащ с капюшоном, складки которого немного скрадывали не вполне девичьи очертания. Зато платье заканчивалось на границе приличий, а полоски на чулках так и манили со стройных, в общем-то, ног. В целом, насколько Иллиарн смог разглядеть себя в мутном зеркальце, девушка из него получилась очаровательная. Высоковатая, правда, отчего приходилось сутулиться в попытках хоть так сбавить себе роста.       — Ну где же ты, сволочь, — сам себе прошептал Иллиарн.       И в этот момент что-то ощутимо закололо на груди, там, куда он упрятал камень-чуйку. Иллиарн на мгновение сбился с шага.       "Этого еще мне не хватало".       Оборотень... Где-то поблизости шарахался самый настоящий оборотень. Конечно, можно было понадеяться, что он уже сожрал этого самого насильника, так что сыт и миролюбив, а задание можно считать выполненным. Но Иллиарн отлично знал, что ему так не везет. И оборотень будет не меньше, чем медведь, и насильник уже где-то за кустами с корягой притаился, вот-вот по затылку врежет, чтобы оттащить в кусты и там без помех надругаться — такая уж в последнее время судьба у несчастного охотника.       Впрочем, этого самого насильника пока что было не видать. А вот оборотень и впрямь был, тут уже не спишешь ни на то, что это Иллиарн от волнения разгорячился, ни на солнце – хотя, какое там солнце, под лифом-то.       Камень разогревался все сильнее, знаменуя, что эта тварь рысит прямиком к охотнику. Иллиарн проверил, как быстро получится выхватить закрепленный под юбкой кинжал, с досадой понял, что не так уж и быстро. Придется понадеяться на серебро – массивный браслет можно легко перехватить на манер кастета. Да и какой оборотень вообще решит поссориться с охотником? Одичать вроде пока что никто не должен… Договориться как-нибудь можно, чай, не тупая бессловесная вурдалачина.       – Красота, – сказал из кустов знакомый голос. – Куда идешь, невинная дева? Кого пирожками кормить?       Потом на тропинку высунулась морда. Волчья и наглая.       – Твою же мать, – нежным баритоном сказала "невинная дева", разглядев, кто припожаловал.       – Моя мама пирожки не ест, – сообщил Ларн и почесал задней лапой за ухом, с интересом разглядывая охотника.       Иллиарн с трудом подавил желание запустить прямо в лоб этому оборотню корзинкой, в которой для пущей красоты лежала пара булыжников, мало ли, как там этого насильника увещевать придется в попытках сохранить девичью честь.       – Свали, у меня тут работа, – прошипел он, поправляя капюшон плаща и убирая выбившиеся золотистые локоны.       Привычную косу пришлось распустить, чтобы скрыть свою не особо женственную харю, перечеркнутую слева направо шрамом от когтей, а распущенные волосы Иллиарна злили донельзя.       – Какая-то тварь повадилась ловить девушек, которые ходят этой тропой из города в деревню. Ну и насильничать. Очень уж мне это как-то поперек горла, девкам-то и шестнадцати весен не было. Так что будь хорошей собачкой, свали в кусты, а там наступи два раза в медвежий капкан и свались в охотничью яму яйцами прямо на колья.       Волк повалился на тропинку, гогоча басом и меся в воздухе лапами.       – Юная… гыгыгыгы… дева. Да кто тебя в здравом уме насиловать-то будет?       Иллиарн замахнулся корзинкой, Ларн мигом нырнул в кусты и затих там. Охотник с трудом отговорил себя от мысли погнаться за наглой мохнатой скотиной с целью все-таки посчитать тому зубы браслетом. Подобные порывы были ему вообще-то несвойственны, но когда дело касалось Ларна, разум куда-то уплывал… О, тогда в ход шло все, от метания в оборотня куска сыра (хотя оный сыр так окаменел в сумке, будучи забытым на некоторое время, что летел не хуже булыжника) до попытки загрызть эту скотину. Особо серьезного вреда Иллиарн ему причинить не пытался, сам не понимая, почему. Давно бы уже надел серебряную кольчугу (хотя какая она серебряная, так, вставки серебряной проволоки местами), броню потяжелее, чтобы не прокусить было сразу, прихватил оружие и повесил бы потом эту башку над камином.       Может, все дело было в том, что валяться под оборотнем Иллиарну хотелось отнюдь не в попытках врезать тому в челюсть кулаком и коленом в живот, а вовсе даже в раздетом виде, предаваясь разнузданному блуду. Но столь низменные желания Иллиарн прятал в себе очень глубоко. За связь с оборотнем, конечно, не сожгут, но вот у Ларна неприятности начнутся сразу же. Обольстил охотника, задурманил голову чарами, сжечь нечисть, очистить разум бедного Иллиарна – будущее волка в подобном случае читалось ясно, тут даже в гадальный шар смотреть не приходилось. Не говоря уж о том, что потом Ларн житья не даст издевками. А вариант один раз переспать с кем-то и потом срочно бежать вешаться, не натягивая штанов, Иллиарна не устраивал.       Хотя сейчас проблемы были куда как важнее, чем этот оборотень. На дорогу все-таки выполз этот самый сластолюбец. Высоченный детина, еще и заросший весь как медведь, неудивительно, что селяне сразу затребовали охотника на нечисть: девки с перепугу орали про лешего. Но это был человек, обычный, хоть и гнусный донельзя.       – Куда идешь, красавица? – поинтересовался он.       Иллиарн пискнул и попятился назад, старательно припадая на одну ногу. Изменить походку так изменить.       – Не бойся, я тебя не обижу. А ну иди сюда!       Фальшиво-ласковый тон быстро сменился на злобный рык. Иллиарна сграбастали за край плаща и дернули на себя.       – Привет, – радостно сказал он, выпрямляясь наконец-то и расправляя плечи.       При виде того, как милая златовласая хромоножка превращается в обладателя гнусной шрамированной морды, насильник впал в прострацию. Чем Иллиарн и воспользовался, вложив в удар корзинкой с камнями все чувства, возникшие после встречи с Ларном.       – Поучаствовать желаешь? – поинтересовался он у кустов.       – Не, ты тут сама, юная дева, давай, нежно, трепетно, глазки долу, губки бантиком, зубки заборчиком.       – Вот был бы я малость помилосерднее, – душевно сказал Иллиарн, присаживаясь на корточки около добычи. – Я бы тебя отдал вот этой милой псинке, чтобы он твои кишки намотал вон на ту елку, а потом еще пинками вокруг нее погнал, пока кишки не кончатся. Но я сегодня с утра зело злобен, так что не повезло тебе. Доволоку до деревни, а там уже добрые и милые люди, не чета мне, страшному и безжалостному, с тобой душевно потолкуют.       Надо отдать должное насильнику, сориентировался он в происходящем быстро, повел взглядом в сторону Ларна, прикидывая, не напасть ли.       – Даже не думай, – предостерег Иллиарн.       Веревку он припас все в той же корзинке, так что щедро и от души принялся вязать добычу. Любитель полосатых чулок дергался и выл, предчувствуя участь пострашнее, чем кишки, намотанные на елку. У селян, умом не блещущих разве что в вопросах столичной моды, житейская хватка была ого-го. И что с такими подлецами делать, знали они прекрасно, таких затейливых идей, пожалуй, не всякий палач наберет.       – Помилосердствуйте, – тоненько провыл насильник.       – Что-то новенькое, – задумчиво сказал Иллиарн. – Но ты не сомневайся, вот даже прямо не сумлевайся, просторечно говоря, я помилосердствую. Я тебя даже бить не стану, препровожу в село куртуазненько, сиречь вежливо весьма, любезно и с комфортом.       – …Лиииа! – долетело издалека. – Госпожа Лииииа!       – О, а вот и отряд выдвинулся. Всегда ж с понятием насчет благородной дамы, в беде не бросают. Охотники местные, на дичь охотники.       Иллиарн поднялся, посмотрел на Ларна.       – Можем идти, скоро тут будет народ, они его и примут и обласкают.       – Госпожа Лиа?       Ларн гоготал, предусмотрительно прячась в кустах так, чтобы ничем докинуть было нельзя. Иллиарн на тропинку не сплюнул лишь из уважения к лесному хозяину.       – Ладно, поехали.       Оборотень выскочил на тропинку, боднул охотника лбом в живот, подставил ему спину и рванул вперед, унося на себе добычу.       Иллиарн собирался было следующей фразой предложить Ларну убираться отсюда куда подальше лесной тропинкой, причем вместе, но проклятая зверюга даже рта раскрыть не дала, оставалось только переползти в более-менее нормальное положение и вцепиться в шерсть.       Верхом Иллиарн путешествовал, но на лошади и в седле, как нормальный человек. А вот кататься на волке, вцепившись в его шкуру и бултыхаясь нещадно на каждом прыжке пока что не доводилось. Желудок подступал куда-то к горлу, Иллиарн усилием воли возвращал непокорные внутренности на место. В этой занятной борьбе себя с собой и прошла вся дорога, не такая уж и долгая.       Скинул его Ларн около небольшой лесной избушки.       – Это что? – мрачно вопросил Иллиарн, плюхаясь на траву. – Дом моей бабушки? Сейчас переоденешься в ночную рубашку, напялишь чепчик и будешь поджидать меня в кровати, всячески туда заманивая?       Старые сказки Иллиарн знал отлично, тем более, что это была не сказка. Да и волк там девочку в красном плаще не ел, а облизывал. Со всем перетекающим в дальнейшие постельные забавы. Впрочем, от такого вся атмосфера поучительной притчи пропадала.       Да и вспоминать сказки сейчас было недосуг. Следовало выяснить, где это он оказался и что такое Ларн с ним делать собирается? И не окажется ли эта зверюга извращенцем еще большим, чем тот, который остался на лесной поляне? На чулки он, во всяком случае, тоже тогда поглядывал с интересом.       – Нет уж, извращенец, обожающий напяливать на себя женскую одежду тут только один. И это не я. Кстати, у тебя ведь есть при себе… Ну хоть юбка в пол, что ли?       Наконец-то можно было убрать волосы хотя бы в хвост, чем охотник и занялся. Избавившись от источника раздражения в виде щекочущей пушистой массы (полчаса расчесывали, чтобы превратить его непокорную гриву в нечто красиво обрамляющее лицо), Иллиарн мгновенно приобрел хорошее расположение духа.       – Нет, конечно же. Зато штаны в корзинке есть, – хмыкнул он, оглядываясь. – В этом платье, знаешь ли, не очень-то удобно, ветер так и норовит под юбку забраться. Да и чулки эти глупые так и сползают.       – А мне нравится.       Волк перекинулся. В обнаженного мужчину, так что Иллиарн предпочел начать разглядывать облака.       – Леди Лиа согласится стать сегодня моей гостьей? – церемонно вопросил Ларн.       Да уж, лесная глушь как она есть, во всей своей красе. Что ж, возможно, Ларн на что-то и намекает, притащив сюда охотника? В любом случае, показать, что Иллиарн готов сделать ответный шаг, стоит. Он демонстративно поднял руку, стянул массивный браслет и уронил его на дно корзинки. Если это не намек, то осталось только полотнище вывесить с письменами "Как насчет потрахаться к обоюдному нашему удовольствию?".       – Леди Лиа согласится почтить своим присутствием твое логово. В постель можешь заманивать как-нибудь ненавязчиво. Ну там, плюхнуться в нее и возопить: "Иди сюда". Только для начала помоги мне снять это платье, а то эта шнуровка меня медленно убивает, – охотник поморщился и подергал скользкие шнуры на груди. – Только аккуратно, мне это платье одолжили с возвратом.       И вошел в дом Ларна.       – А может быть, это леди Лиа меня туда поманит? – Ларн сменил тон. – Серьезно, охотник, как ты вообще согласился в это обрядиться?       – А что такого? Не в таверне же мне пришлось танцевать в прозрачном покрывале, а просто прогуляться. Маскарад как есть.       – Ладно, стой спокойно. Уффф, кто же так шнуры затягивает… Так, все. Готово.       Иллиарн слегка оттеснил его в сторону, переступая через платье, ногой отодвинул ткань подальше, умудрившись еще и башмаки сбросить. Хотя что там долгого, пнуть один, стряхнуть второй.       – Чулки-то снимать с меня будешь, извращенец мохнатый?       И откинул голову назад, подставляя шею: бери, как восхочется, хоть прямо на этом же полу разложи, только возьми.       А что, кругом лесная глушь, чужих глаз здесь нет, никто и не узнает, что случилось, если сам Иллиарн не растреплет всем. А он не из болтливых. Разве что Ларн язык распустит, ну так как распустит, так его и подрезать можно будет, вся недолга. Да и к чему сейчас накликать беду, когда тело само так и льнет к этому проклятому волку?       – Нет уж, ты в них восхитителен.       Урчание Ларна отозвалось где-то внутри, заставив разум Иллиарна помутиться. На кровать он рухнул, раскидывая руки, посмотрел на Ларна, пожирающего взглядом.       – Только метки не оставляй, я ж не волчица, – предупредил Иллиарн, приподнимая голову на короткий миг.       И снова уронил ее, разметывая высвободившиеся из-под сорвавшейся ленты волосы. Хорошо, жарко и сладко до безумия. Так и тянет извернуться, припасть к постели грудью, подставиться, чтобы оттрахал его этот оборотень до потери сознания. Чтобы потом вспоминать, когда будет скитаться по дорогам. Осень скоро, уже и в воздухе чувствуется, разливается. А у охотника судьба одна – полезла нечисть наружу, хватай клинки да в путь.       – Да не тяни же ты...       – Успокойся, у нас вся ночь впереди. Ты мой до самого рассвета.       Это короткое "мой" приятно ласкает слух, хотя Иллиарн не позволил себе слишком сильно размечтаться о будущем. В настоящем, в том, что сейчас творится, и без того все одуряюще-прекрасно. Ларн как раз вылизывал его бедра, а потом безо всякого стеснения и член Иллиарна в рот затянул. Охотник бросил быстрый взгляд вниз, пытаясь сложить в голове ощущения и картину происходящего. Выглядело все... правильно? Так, как хотелось, так, как мечталось. Даже лучше, мечтания все же были неосязаемыми, бесплотными, а Ларн вот он, наглый волчара, слова "стеснение" вообще не знающий, только что не урчит.       Желание придержать оборотня за затылок и воплотить в жизнь кое-что из тех непристойных мокрых снов было велико. Но Иллиарн сдержал порыв засадить член поглубже в волчью глотку, выдрать так, чтобы Ларн потом только хрипел и жестами изъяснялся. Не стоит. Эта ночь у них, скорее всего, единственная, нужно все распробовать, медленно и тщательно, насладиться ласками, а не вести себя как... зверь на случке. Сдерживаться чересчур долго Иллиарн смысла не видел. Ночь только началась, она будет достаточно долгой, так что он позволил себе кончить. Воздух из легких вылетел с влажным протяжным всхлипом, затем снова рванулся обратно, сухой и горячий.       – Хорошо… – пробормотал Иллиарн, прикрывая глаза.       Но слишком долго наслаждаться покоем ему не дали, вырвали из него, причем весьма приятным образом вырвали – пальцы Ларна вторглись в тело Иллиарна, заставив забиться беспомощной рыбкой на песке. Тому показалось, что он плывет, как металл в кузне, плавится под руками Ларна.       Но этого мало, новая вспышка желания уже была неутолима одними лишь пальцами. Иллиарну хотелось требовать большего, закричать во весь голос, чтобы Ларн перестал мучить обоих. Вместо этого выстонать получилось только одно:       – Возьми...       Возьми, сделай своим, у нас же только ночь, которая рано или поздно закончится. Охотник выгнулся, полностью раскрываясь перед тем, кто вообще-то является его врагом. Хотя сейчас Иллиарн помнил лишь одно: это его желанный, самый желанный. Горькое счастье, печальная радость.       – Я твой. Возьми...       – Сейчас, охотник. Да потерпи ты, ненасытный, хуже мавки по весне.       Когда Ларн все-таки уступил мольбам, Иллиарн сдавленно охнул – не обделила же природа этого зверя. Хотя тело подстроилось быстро, жаждущее бурного соития, укусов вперемешку с поцелуями, бесстыдных ласк. Чтобы к утру все сладко ныло и тянуло в бедной заласканной заднице – а так и будет, Иллиарн не сомневался. Отвечал на поцелуи, вцепляясь в плечи Ларна, смутно жалея лишь о том, что ногтей нет как у девушки – украсить бы сейчас эту шкуру царапинами, подрать, не жалеючи.       Внутри от каждого движения Ларна словно вспыхивала колючая искра, спеша уколоть и сгинуть бесследно, чтобы смениться другой, еще более колючей. Иллиарн стонал в поцелуи, стискивая коленями бока волка.       – Перевернись, – хрипло рыкнул Ларн, выходя из него.       Иллиарн, не раздумывая, развернулся, припадая к постели в позе полной покорности. Владей, оборотень.       Загривок лизнули, потом угасшее было пламя опять всплеснулось внутри, когда клятый оборотень снова вошел, сразу же задвигался, порыкивая, предупреждающе чуть стискивая зубы на плече Иллиарна, слабые в этой ипостаси.       Каждый раз, когда Ларн замедлялся, Иллиарн ловил себя на том, что нетерпеливо поскуливает. Да уж, впрямь как волк, только что хвоста нет, чтобы его в сторону отвести, демонстрируя готовность принять в себя сородича. Но потом толчки снова убыстрились, усилились. И член Ларна так правильно проходился внутри, что Иллиарну даже не приходилось ни о чем просить. Оставалось только чувствовать, как медленно и неотвратимо затапливает все тело хорошо знакомым огнем. И стонать, пытаясь хотя бы так выплеснуть часть этого огня, продержаться еще немного на самой грани.       А потом он сорвался, сжимая в себе Ларна, закричал, вздрагивая всем телом, чтобы затем с долгим расслабленным выдохом застыть, сводя лопатки на перечеркнутой крест-накрест нитками шрамов спине.       В себя Иллиарн приходил, медленно и неохотно, жмурился, чувствуя, что бесстыдная мохнатая тварь все еще внутри. Но возмущаться не хотелось — слишком уж он был переполнен счастьем и негой.       — Это было великолепно. И вправду как в сказке, — пробормотал Иллиарн, поворачивая голову и прижимаясь изуродованной щекой к подушке, чтобы явить Ларну часть лица, которую можно даже назвать красивой. Ну, приятной взгляду так точно. — Теперь буду с большим почтением относиться к этим легендам о лесной чаще, в которой постоянно подстерегают сюрпризы постельного характера. Ну и постараюсь надевать стеганые штаны, а то мало ли, за каким кустом сидит серый волк и пускает слюни при виде моей задницы.       И усмехнулся, долго выдыхая. Постель была сбита, подушка казалась безумно горячей, хотя тело Ларна было ничуть не прохладнее, если подумать. Но Иллиарну сейчас было откровенно лень шевелиться или говорить что-то еще. Зачем вообще нужны слова, когда можно просто поднять руку, завести чуть назад и погладить оборотня по щеке? Ночь все еще не закончилась, это внушало некоторую надежду, что у Иллиарна останется еще немало приятных воспоминаний. Хотя их уже хватало для того, чтобы жизнь казалась прекрасной. Наверное, он даже не станет возражать, если сейчас они просто затихнут в обнимку до утра. Хотя этого не хотелось. Хотелось получить еще ласк – другое слово на букву "л" Иллиарн запретил произносить себе даже мысленно. Нет у них никакой любви, просто они слишком долго надоедали друг другу, чтобы это продолжалось и дальше лишь шутливыми подначиваниями.       "Ладно, у него нет ко мне никаких чувств", – поправился Иллиарн, прикрывая глаза.      Самому себе врать было бессмысленно. Влюбился охотник, как сопливый малолетка в начале обучения, запавший на мимоходом увиденного голым наставника. Только вот Иллиарн был слишком взрослым для подобных бурных чувств, все-таки двадцать три весны миновало с того момента, как он порадовал мир своим появлением.       – Какой такой волк? – взрявкнул Ларн. – В каких это кустах на тебя слюни пускают? Сейчас весь лес выкорчую!       – Смотрю, ты вошел во вкус, оборотень, уже и зубы скалишь на упоминание другого волка? – фыркнул Иллиарн. – Но мне это нравится. И, кстати, я как раз тебя в виду и имел, так что можешь не рычать. Если только ласково.       Ларн снова укусил, слабо, почти ласково. Иллиарн прерывисто вздохнул. Творящееся здесь было прекрасно, Ларн, кажется, читал его тело, как раскрытую книгу, безошибочно зная наперед все реакции. Ну или хотя бы угадывая их. Идеальный возлюбленный на одну ночь, на самую яркую и сладкую в жизни. У нормальных людей это обычно брачная ночь, но где нормальные скучные люди с их нормальной скучной жизнью, а где сумасшедший охотник на нечисть, который с этой самой нечистью спаривается вовсю?       – Если хочешь укусить сильнее, не стесняйся.       В монастыре он как-нибудь отболтается, да и к тому же, ну следы укуса, пусть и человеческих зубов, – вот уж чего на охотниках за нечистью полно, так это разного вида шрамов. Да и не принято было там друг на друга особо пялиться, не все спокойно воспринимали даже такое скупое внимание. Иллиарн ненавидел, когда на него смотрели то с жалостью, то с ужасом (хотя смотрели – с таким-то лицом это немудрено).       – А если я хочу иного?       Иллиарн даже повернулся, благо, что Ларн вышел и улегся на постели рядом.       – Это чего именно?       – Ну там, знаешь, жили они долго и счастливо?       Охотник покрутил у виска пальцем, чувствуя, как горят щеки, уши и все тело.       – Ты нечисть. Я истребляю нечисть.       – Люди веками истребляют друг друга, но им ничего не мешает создавать семьи. К тому же, я могу тебе помогать. Так ведь можно?       Иллиарн покачал головой, слезая с кровати и нашаривая корзинку. Пора уходить. Наплевать, что рассвет нескоро.       – Не отпущу, – Ларн оказался за спиной, перехватил поперек тела. – А ты знаешь, что завтра полнолуние, охотник?       Иллиарн вздрогнул. Полнолуние. А он вполне может оказаться наедине с оборотнем. Объятия ослабели, потом что-то стукнуло о пол. И в затылок дохнуло горячее дыхание. Иллиарн медленно повернулся, встречаясь глазами с волком, очень недобро скалящимся. Полнолуние… Укушенный на полнолуние охотник станет оборотнем сам, если не доберется до рассвета до монастыря, где братья выгонят заразу из крови. Иллиарна не ждут в монастыре так скоро. Его не станут искать, если он задержится здесь до следующей ночи.       – Стань моим, – Ларн сделал шаг вперед. – Будем валяться по травам. Буду вылизывать всего. При полной луне покрою. Зайца принесу сожрать, нежного.       Иллиарн сглотнул. Стать одним из тех, на кого охотился. И быть с Ларном.       – Зачем я тебе?       – Люблю потому что придурка, – сердито взрявкнул волк и попятился, отворачивая морду.       Иллиарн ощутил, как губы расползаются в улыбке.       – Зайца непременно нежного. Тьфу! Перестань лизаться, собака ты плешивая! Я сказал: прекрати!