1
Cada vez que te miro se me para, cada vez que te miro se me para Mi corazón, se me para, mi corazón, se me para. No se y no me importa con quien te hayas metido Pero ese culo parece radioactivo. No quiero ser VH positivo Por eso me pongo doble preservativo MOLOTOV
— Доброе утро всем. Ну что, здесь кто-нибудь хочет… проявить инициативу? — Изучая расположившихся вокруг мужиков, автор испытывает любопытство кошки. — Почему-то первое, что ловит моё воображение, это взгляд Аоя, который красноречиво даёт понять, что имя автору — Олень. — Аоша, не надо… — Аоша?! — Он вскидывается сразу, ибо не в курсе, как его называют за глаза. Гитарист возмущён и трагично давится жвачкой. — Я в шоке. — Это не такая большая беда по сравнению с тем, что о тебе пишут на «Тануках». — А что обо мне пишут? Услышав голос Аоя, Сузуки Акира заметно оживился. Он возбуждённо почесал свой нос через повязку, одновременно пихая в бок стоящего у окна невысокого, но очень самоуверенного вокалиста Dir en Grey. Да, пейзаж за окном оказался не таким уж интересным. Рейта коротко прошептал что-то на ухо Кё, и они оба развернулись в сторону Широямы. — Про эмоциональные проблемы, связанные с кризисом среднего возраста. И навязчивой идеей сравнивать себя с двадцатилетними парнями в сексе, — сформулировала я. — И ты этому веришь? — …Ты достал свою подружку домогательствами, отчего она тебя игнорит. Совет: выбирай любовников себе под стать, Аой! — Люблю его испепеляющий взгляд. Не впервые на автора смотрят с ненавистью — привыкла — с людьми работаю. — Скорее, это правда, чем нет, — подливаю масла в огонь. На самом деле, мне очень хочется, чтобы Широяме было плевать на то, что я думаю, и что все о нём думают. И срать он на это хотел… с высокой колокольни. Вот, только моему гитаристу импонирует упиваться собственными страданиями в быту, но демонстрировать фанатам, какой же он оху… крутой. Что поделать — мой мир, моя реалити. — Такого я от тебя не ожидал! — Слышь, — прерывает Рейта, — а про меня чего пишут? — А ты «ксомен» и слегка педофил, мой обожаемый антагонист в «обожаемом» каноне. — Но это же хрень полная! — Басист, кажется, не согласен с подобным мнением. — Напридумывали тут дерьма всякого. Руки, я же не такой, скажи? Руки ничего не ответил. К счастью, его вообще не было в комнате. — Ты олень, Рейта, — с удовольствием произношу я. — Любой группе необходим свой олень… — Так, я пошёл отсюда, — решается Широяма, — иди ты знаешь куда?! Вообще не понимаю, зачем ворошить эту грязь, автор. — Не веди себя как «Аоша», Юу. Ты знаешь, зачем. Чем больше нелицеприятных фактов, тем шире простор воображения. А твои эмоциональные всплески и психические слабости можно хорошо обыграть в фике. Останься. Мне нужно выбрать пейринг. И ты мне нравишься, как вариант. — Это извращение! Так любовь не проявляют. — А это и не любовь, Аой-сан. Какое-то время все выдерживают длинную театральную паузу. Каору опускается на стул рядом с Широямой, дружески похлопывая гитариста по плечу, а остальные толпятся вокруг табуретки, где Шинья Терачи наливает алкоголь всем желающим. Стресс всё-таки. — Ну, ударим пьянством по алкоголизму! — провозгласил Сузуки. Автору тоже бы не помешало упростить себе существование, закинув рюмочку, пусть даже и с утра. Вообще, когда это все успели перемешаться между собой? Здравствуй, кроссовер, да? Удивлённо чешу затылок, разворачиваясь к компу. А почему бы и нет? — Мне налейте, хочу быть в теме. Лидер Диров поднимается и молча идёт на кухню за стаканом. — Коньяк закончился, пока ты гнала за сюжет… И колу всю выпили. Остался лёд, который ты наморозила, — вернувшись, говорит он. — У нас это… вискарь есть, но ты ж его не жалуешь, автор-сан? Когда, блин, успели? Я даже умываться ещё не ходила — не то что зубы почистить, и тем более не добралась до кухни! А они уже опустошили мини-бар… — Давай вискарь, только лёд положи, пожалуйста. Побольше, Каору. — Каору-сан, — поправляет он строго. — Сан, — повторяю послушно, глядя на его гордую осанку самурая. — Ты бы умылась и оделась, — лидер протягивает мне синий пластмассовый стакан, заполненный ровно на треть. — Как-то неприлично сидеть в одних трусах, мы же мужики всё-таки. Или… — Он иронично приподнимает бровь. — Что… — Боже мой! Ничего! — И ведь я его слушаюсь. Но когда это персонажи фанфиков указывали автору, что ему делать? Отпиваю из стакана, надеваю футболку. Девять пар глаз с интересом наблюдают за происходящим. — Довольны? — Ты бы ноги побрила, — ехидно говорит Кё, критично уставившись на мои лодыжки. — Или автор-сан у нас сторонница феминизма? — Всегда считала японцев фанатами «а ля натюрель», что не так? — Так это ты для меня стараешься? — заржал Аой. Морщу лоб, стараясь не хамить. — Ну, вопрос спорный, — начинает выступать Рейта. — Мне вот, нравится, когда есть волосы, особенно на лобке. Не хочется во время секса ощущать, будто трахаешь ребёнка. — Ёлки-палки лес густой… — бурчу себе под нос. — И этот лес для тебя признак взрослой девочки… или мальчика? Лучше б отжимался и не думал. — Не лес, а полянка, автор-сан, — аккуратно поправляет Рейта, — всё хорошо в меру. — Впервые и с удивлением наблюдаю у басиста проблески эстетического вкуса. — И подмыхи тоже побрей. — И зубы почисти, — все хором, — час дня на дворе! — Вон пошли! Удалю вас из фанфика или буду спаривать друг с другом, пока не сдохните! Извращённо и очень больно, ясно? Я вас не звала, сами припёрлись и сидите тут, пялитесь! — Сука! — Самовлюблённые засранцы! Но никто даже с места не сдвинулся. На единственном большом диване в полный рост растянулся Хара Тошимаса. Он возлежал, словно король в ожидании завтрака, и был поразительно спокоен. Подпихнув под голову подушку, басист закинул свои бесконечные ноги на спинку дивана и сосредоточенно делал пометки в блокноте. — Тошия, душа моя, — окликаю негромко, — ты бы снял ботинки — не дома всё-таки. Хара поднимает тяжёлый взгляд, пожимая плечами, снимает замшевые туфли вместе с носками, потягивается, демонстрируя мужественную поросль подмышек, переворачивается на другой бок и снова что-то пишет. Да, почему-то он одет именно в майку, лишённую рукавов. Обожаю своё воображение!2
— Ну, так, кто? — возвращаясь к мучительной теме выбора, восклицаю я по дороге в ванную. — А чего этот постоянно в наморднике? Проблемы с лицом, что ли? — живо интересуется Кё, хватая меня за футболку. Подобно жирафу выгибаю шею, дабы диалог выглядел диалогом на фоне несоответствия роста и наших весовых категорий. Моё бедро заканчивается ровно на уровне его талии. Рядом с этой миниатюрно-атлетической фурией я — женщина-слон. — Намордник — явление историческое. А у тебя что? Брови сбежали и поселились под носом? И снова три волоска козлиной бородки! Господи, Кё, на тебе даже «Гуччи» выглядит пошло. — Я не просил тебя критиковать мой внешний вид. Просто спросил. — Не просто. Он что, тебе понравился? — Спинку потереть? — вкрадчиво интересуется Ниимура, выпуская край моей футболки. — Может, сделаешь хорошо не только своему эго? Я начинаю обдумывать неожиданный пейринг. И отчётливо представляю, как неистово сейчас перекосило фандом. — Идея, конечно, дичайшая, но ради тебя я сумею подать это красиво. Только вот, Рейта сдвинут на Руки, и это считается каноном, но ведь нас с тобой такое не смущает? Ниимура улыбнулся так, что автора передёрнуло от умиления. Может ли человека, который в собственной книге рекомендует читателям мастурбировать на свою персону, остановить такая малость, как чужие чувства? Разумеется, не может. — Срал я на ваш канон! — подтверждает он. — Все это чушь… — певец морщится, потирая блондинистую голову. — Пусть этот в повязке мне отсосёт. Минет хочу. — Как безнравственно! — Голос Каору звучит, как голос совести, способный привести любые мозги в порядок. — Не обращай внимания, автор-сан, Кё относится к тем двум процентам мужчин, которые в состоянии удовлетворить себя орально. Для этого, скажем так, он обладает определённой гибкостью… — Старый импотент! — ворчит Ниимура, возвращаясь к остальным. Хара громко икает с дивана. Я гиеной хохочу в кулак. — Спасибо, Каору. — Сан, — доносится из комнаты. Аудитория напряжённо затихает, ожидая развязки, когда раздаётся возмущённый вопль басиста и его гневная поступь по коридору. Сузуки рвётся выяснять со мной отношения. — Не, я не понял, а почему я-то всё время должен сосать? И почему необходимо это делать именно с Кё? Я ж его совсем не знаю, то ли дело Така! Чего плохого я тебе сделал, автор? Как бы мне хотелось, чтобы Рейта сейчас запнулся за что-нибудь, ведь достал уже со своей любовью сраной. И вдруг тон его голоса резко меняется: — Ой, у тебя тут… кошки нагади… К счастью, у меня и в самом деле есть кошки. (Да, если вам это доставит удовольствие, то можете представить, что автор, заплывшая жиром баба, окружённая зверинцем). — Так убери за ними, совок в углу видишь? — захлопываю двери в ванную прямо перед его носом, то есть маской. — Ты не думай, что я тебя не люблю, Рей. Поэтому лишаю минета вас обоих. Можно, я теперь спокойно побрею ноги? — Кампай! — звонко произносит Дайске Андо из комнаты, гремя стаканами. По квартире расползается жуткий запах сигаретного дыма, и я слышу, как заливисто смеётся над чем-то Укэ Ютака. Нет, не нравится мне такое развитие сюжета.3
У автора есть время. У меня всегда есть куча времени, чтобы не писать. Только вот, насколько это плохо или хорошо, я обдумываю именно сейчас, когда тело отмокает в водопроводной стихии. Но стоит лишь закрыть глаза, и размышления расползаются, как пятна конденсата по зеркальной поверхности. — Охайо. Я ведь не помешаю, — самоуверенно заявляет он, и, не дожидаясь ответа, начинает раздеваться. Никакого смущения, в отличие от автора. — Да брось, как женщина ты меня не интересуешь. Да и я тебя в качестве любовника тоже, — произнёс Матсумото деловым тоном. Глядя на его несовершенную задницу, автор понимает, что соскучилась. Жду, когда «оно» повернётся лицом. Оказывается, что соски у него, тёмные, а не розовые, как у Урухи. И ноги кривые, покрытые волосами… и «там» тоже никакая не полянка, про размер харизмы автор деликатно умолчит, но подмыхи-то! Боже! Короче, передо мной стоит голый среднестатистический японский мужик — мечта тысяч фанаток со всего света… Внешне ничего выдающегося, ну, кроме носа, пожалуй. Признаюсь по секрету, что ради его профиля готова разбиться в лепёшку — настолько влюблена. Но, тссс! — Всё рассмотрела? — Почему ты решил, что… не волнуешь меня? — прикрываюсь ладошками, пока он садится в воду. — Добавь горяченькой, а? Кран надо повернуть. — Указываю жестом, что надо сделать. Руки кивает и поворачивает кран. — Если б ты меня и правда хотела, то не пыталась бы вытрахать каждым подвернувшимся членом. Хотя… — Не каждым, но пыталась бы. Ты правильно подумал. — Позволь спросить. Это из-за ебуче… — он вовремя останавливается, стараясь не выражаться. — Из-за Рейты? — Мне не нравится эта тема, — уклончиво перебиваю я, — а ты не единожды имел меня в мозг, так что мы квиты. — Есть просьба. Неожиданной для меня оказалась сама ситуация и предполагаемый исход воображаемого диалога. Не скажу, что я об этом не думала, но… Я не могу сейчас назвать Матсумото по имени, как делаю обычно про себя, или когда пишу. Возможно потому, что автор никогда и ни в чём не отказывает этому персонажу, и, называя имя, я переступлю через определённое табу? Ладно, плевать. — Только не канон и не гет, Руки-сан. Раз уж я, как автор, вполне осознаю бессмысленность данного ультиматума, то Руки уж тем более. Как говорится, будет вам и белка, будет и свисток. Певец снисходительно улыбается. — Оставь мою многострадальную попу в покое хотя бы на время, — голос Матсумото обладает уютной хрипотцой, которая вовсе не располагает к умиротворению. — Перерыва хочется. Как насчёт поменять жанр? Что-нибудь полегче, типа дружбы или джена? И другие персонажи, милая моя. Тошия, иди сюда! — зычно зовёт певец, не дав мне и шанса подготовиться морально. — Тебя автор хочет! Ведь хочешь? Хара, кстати, говорит, что… — Не хочу… — успевает пробулькать автор. — Почему ты такой наглый?! — Я твой персонаж, милая, и таков, каким ты меня видишь в определённый момент. Никто не виноват в том, что фантазии постоянно меняются. Они как ветер, своевольно колыхающий листву. В сознании существуют миллионы вариативных воплощений одного и того же индивидуума, и я лишь представляю одно из них. Помнишь шутку про «Нужен ли Луффи презерватив?» Так вот, это примерно из той же серии. Можешь наделить меня любыми качествами или физиологией. Как пожелаешь, автор-сан. Необходимо срочно «приземлиться», иначе он меня сломает. Вернее, мой мозг. — Руки, — выдавливаю из себя. — Остановись, пока я действительно тебя не захотела… Матсумото неоднозначно улыбается. Он так самоуверен, потому что знает, что я вру. Вру себе, ему и читателям. — Хара, — громко повторяет он, не прерывая зрительного контакта. — Не заставляй нас ждать. Высказывание прямо-таки в жанре «дружбы», жирно намекающее на полиаморию или какие-то другие виды отношений… Пипец, воображение! Уже тянет на НЦу. В общем, джен, да? А глаза у Руки без линз такие тёмные, что не видно зрачков. Даже карими назвать их сложно — там, в глубине этих глаз плещется затягивающая чернота. — Неоднозначненько. А вот этот голос мне хорошо знаком. Уже не удивило, что басист появился из ниоткуда и задумал втиснуться в маленькую ванну третьим. — Ну-ка встань! — говорит он мне. И автор послушно не реагирует на хамство. И пока я вставала, раздался настойчивый стук в дверь. — Така, ты там, да? Что они с тобой делают? — ревниво выкрикивал Сузуки. — Можно мне войти? Ты в порядке?! Мы вопросительно поворачиваем шеи к Матсумото, — уточнить, в порядке ли он. — Тебе сюда нельзя, Акира, — пользуясь моментом, певец блаженно вытянул ноги, не обращая внимания, что в центре ванны одиноким тополем возвышается, начиная подмерзать, автор. — Какой настойчивый человек, — укоризненно выдал Хара, раздеваясь. Мысль о том, что неплохо бы всё переиграть, посетила меня очень вовремя. Ибо фантазии поехали куда-то не в ту сторону. Я решительно хватаю полотенце, делая активную попытку сбежать. — Я всё это сотру нахер. Сожгу или спрячу в стол, — автор подбирает варианты. — Меня читатели возненавидят за такой срам. Ладно, неоднозначный диалог, но какое оформление! Многим и не снилось… — Нет! — Хара отбирает у меня полотенце, водружая его на крючок. — Садись и двигайся ко мне, — требует он, шагнув в воду. — И пока садишься, подумай, что ты теряешь? Мало ли кто что любит? Это творчество, оно не обязано быть красивым и нравиться всем. Кажется, Руки-кун сказал об этом ещё сто лет назад. Да не парься, ничем сейчас, кроме носа я в тебя упираться не стану. Однако, расслабиться не выходит, ибо вокруг много тактильных ощущений. Ноги Тошии слишком длинные, мои локти касаются его коленей. Воистину, вовремя приходят на ум поздравления от подруги: «Руки спереди, а Тотчи сзади упираются в тебя носами». Ладно, буду честной, чем бы там в меня не упирались эти двое — неприятия не вызывает. — Какой кошмар… — Интересно, что бы сказал твой бойфренд, узнав, что ты сейчас напридумывала? — А что я напридумывала? Что мы втроём сидим голые и пускаем пузырьки? Думаешь, этого достаточно для шантажа? — Тошия-сан, не зли автора, — предостерегает Матсумото. — Она нас к себе в ванну не приглашала. Нос Хары тут же примирительно сопит мне в шею. — Чего ты от меня хочешь, Тотчи? — Самоотвод. Или на вторые роли, при условии, что мы останемся пейрингом. Я и Руки-кун. Брови певца недоумённо поднялись вверх. Губы сложились буквой «о», затем, на лице его промелькнуло неоднозначное выражение, будто Руки узнал нечто, о чём даже не догадывался. — Вау, Хара, ты не наигрался? Когда мы говорили о жанрах, ты пел по-другому. Речи о нас, как о паре не было и в помине. Что произошло? — Стоп! — Автор понимает, что только что дала начало совсем другой истории. Персонажи опять своевольничают, поступая как им вздумается. И надо бы сделать усилие, чтобы вернуться к исходной точке. Но разве такое возможно, когда взгляду предстаёт умилительная картина выяснений и грядущий хэппи-энд. — Тошия, повтори, пожалуйста, ещё раз… что ты только что сказал? Но Хара многозначительно молчит. Настороженно оборачиваюсь, потому что… в общем, насчёт носа он… очень соврал. Вы знаете, что такое литературный оргазм? Вы вообще, что-нибудь слышали об этом феномене? Разве автор может в чём-то отказать своему ОТП? Особенно воочию наблюдая, с каким вожделением эти двое смотрят друг на друга. Вы бы смогли? Вода с чужих волос капает на мои плечи, Матсумото придвигается, заставляя ощутить влажное дыхание и почти невесомый цитрусовый аромат «Diptyque Oyedo». И я с замиранием сердца внимаю его тихим словам: — Я и Хара, автор-сан, — горячо шепчет певец мне в ухо. — Ты ведь видишь, что не отпустило, так выеби нас.4
Мыслительные допинги, знаете, они всегда работают. И воображариум активен даже и через два часа, когда я, уже одетая и при полном боевом раскрасе, возвращаюсь к компьютеру под горячие аплодисменты сидящих в комнате музыкантов. Выбор основных лиц ещё не сделан, но хоть с исключениями определились. Мне нужен пейринг, который сможет влюбить в себя автора. И чтобы любовь тянула, как минимум, на размер миди! — Выглядишь ничё так, — звучит за спиной комплимент от Урухи. — Красивая. Худеть не рекомендую. — Это всё фильтры, Кою. Отличное приложение для андроида. За те несколько лет, за которые я на него по-авторски забила, Такашима Кою превратился в настоящего мужика. Альфа-самец с выбритым виском и щетинистым подбородком. Красавец и мечта! Чем не герой-любовник? И только я об этом подумала, как мой самец нелепо спотыкается о табуретку и с грацией бегемота летит в объятия Дайске Андо. Ох, этот чайный взгляд, эти глаза, которым нельзя отказать… Держись, Андо! Но Дайске, кажется, заинтересовался, оценив ультрамодное блондинистое каре Такашимы. — Нэ, чувак, давай полегче! — восклицает он, а Уруха вдруг странно улыбается. Только этого не хватало! — Уруха! Ты же альфа! — Нагло встаю между ними, разрушая возникшую было симпатию. Пусть я и милосердна, словно крёстная фея, но всё же, заигрывания лид-гитариста с Андо рассматривать не намерена. Какого чёрта?! — Как же святая «Аойха»? Эй! — Надоела, — хамски отвечает гитарист, разглядывая шорты Андо с почти влюблённым выражением на лице. — Самому пора уже кого-нибудь… подумай об этом, автор-сан? Джинсы в обтяжку на стройных ногах ещё никого не оставили равнодушным. — Какая попка прибежала! — восхищается Кё. — Не для тебя, Ниимура, она прибежала. Канон усматривает для неё другого кандидата. Каору громко хлопает в ладоши, затем подходит и крепко жмёт мне руку. Ободряюще. А я с надеждой заглядываю в его мудрые, залитые алкоголем, глаза: — Каору-сан, а ты не хочешь… чью-нибудь попку? — Тут, куда посмотреть, автор-сан, — отзывается он, плотоядно заглядывая в моё декольте. — Ну, сама посуди, какой из меня гей? — Кансайский… — выдаю печально и неожиданно понимаю, что запуталась. Сейчас Ниикура не очень-то выглядит геем, хотя, наверное, всё зависит от настроения. — И название фанфика получилось бы красивым. — А содержание? Ты вообще меня уважаешь как мужчину? Автор, словно облажавшийся кохай, тараторит бездумно: — Конечно, уважаю. Ты ведь такой, что сосать не глядя! — и осознав, чего я только что сморозила, опускаю глазки. — Это, в общем, метафора была… — Женщина! — Взгляд гитариста наполнился суровой радостью. — Я ведь могу и согласиться. — Соглашайся, Лидер-сан! — подначивают его со стороны. — Нам она такого не предлагала! — Как по мне, — «сосать» оно и в Африке «сосать». Смысл не меняется. Какая ещё метафора? — Кривится Рейта, дёргая губой. Театрально (прямо так, как учили) закатываю глаза, а когда откатываю их обратно, вижу перед собой улыбающееся лицо Кая. — А ты, Ютака-кун? Не желаешь ли в главные герои? Твоё фото в инстаче произвело на многих неизгладимое впечатление… Рейта вдруг исполняет нелепый танец бровями. — Дело, конечно, твоё, но я не подхожу под категорию твоих любовей, автор-сан, — вдумчиво сообщает ударник, — ты и сама знаешь. Писать обо мне для тебя не интересно, особенно в паре с Рейтой, хм… но вот, если разбавить всё кем-то ещё… Урухой, например? Ну, ведь было же, как-то, — Кай смущённо улыбается, показывая обольстительные ямочки на щеках, — помнишь? Услышав своё имя, лид-гитарист The Gazettе, смачно выругавшись, мгновенно ретируется к Сузуки, прячась за его широкой спиной. — Не помню, значит, не было! — злится он. И я его, в общем-то, хорошо понимаю. …Ох, не клеится у автора с персонажами. Они проявляют странные симпатии.5
— Что сегодня даёте в театре? — Шинья всегда выражается несколько старомодно, но зато, очень вежливо. Вот и сейчас, он неожиданно пришёл на помощь, гармонично меняя тему. — «Травиату», Шинья-сан. Слушай, а ты на балет не хочешь сходить? Я тебя в ложу посажу, дам в руки бинокль специальный, чтобы видно всё было… Только кого бы склонить на «гранд батман», — застываю в раздумьях. — Не хмурься! — советует Дайске мне в ухо. — Морщины появятся. — Дай, — навязчиво тру накрашенную бровь, — а тебе балет нравится? — Чё? Ты чего вообще надумала? Окстись, ненормальная, я ни хрена не гибкий! — Гитарист возмущённо трясёт длинными красивыми волосами. — А ты думаешь, разговаривать с воображаемыми мужиками, это вообще нормально?! Тем более, выбирать «кого и с кем». — Дайске замер нахмурившись, напрягся, словно собака породы хаски. Задумался. — Что смотришь? Волосами взмахнул, шортики надел, и не гей, да? И вообще, тебе с этим проще. У кого ещё в вашей группе эмоциональный фон на уровне зубочистки? Пиво, бейсбол и спортзал, ах, блин, про любовь твою к парфе забыла. — Вон, у Тотчи, хотя бы ключицы и фактура! — Нет, нет, мы так не договаривались, — негромко восклицает с дивана Хара. В его блокноте Матсумото рисует вполне реалистичный член, а сам Тошия, глядя на это, лишь одобрительно кивает. — Идея не нова. Про балет уже писали, и повторять это как-то не хочется. Не моё это, Дайске. Автору внезапно предстаёт живописная картина, где в модной кондитерской Токио пересекаются два длинноволосых и фактурных парня из одной не очень далёкой префектуры. Диалект выдаёт общность, а желание купить последний оставшийся на витрине сладкий пирожок, создаёт конфликт интересов… — Но… я… Обижаешь, автор-сан! — Что, ну, ты… — дразнит Шинья, сердито крутя в руке барабанные палочки. — Не мне же на пуанты вставать… Порой мироздание посылает нам магический импульс. Мы принимаем его, но не спешим, просчитывая варианты. Сопоставляем факты, сверяем возможности. Но в итоге получается, что тот самый первый импульс и был самым правильным. — Пирожок! — торжественно объявляю я, улыбаясь, как ангел. — Даже не смотри в мою сторону! — Про «Пирожка» Аою давно известно. Атмосфера Кансая непобедима. Её не изжить нарочитым глянцем Токио. А Миэ вносит свою ностальгически провинциальную, но страстно-гремучую смесь, заставляя темпераменты заиграть новыми красками… И мне нравится Широяма. Покрасневшее от гнева лицо, тяжёлый взгляд. От любви до агрессии он переключается за секунды. Когда ты пьян — жить становится намного проще. Мир обретает вполне определённые тона. Чёрный и белый, например. Тело чувствует приятную лёгкость и хочет движения. Это вполне может быть секс или удар кулаком по носу. Самоконтроль ослабевает, дав волю всему, что так тщательно скрывается внутри. Давай, Широяма, покажи это мне. Мне и тому, кто тебя полюбит. — Дай, тебе же нравятся котики? — вопрошает заинтересованный автор. — Ну, допустим… — Видишь вон того? — Тьфу ты! Думал, речь реально про кота. — Про кота. Это Широяма, ты его знаешь. Посмотри на него, — шепчу я гитаристу. — Он из Миэ, как и ты. Своенравный, пипец! Укротить придётся. — Ну, задница ничё так, — Дайске оценивающе рассматривал предложенную кандидатуру. Господи, я ему про характер, а он мне про задницу! — Ты на что там уставился? — ритмист the Gazette заметно нервничает, понимая, что речь идёт о нём. — Не пялься, не в борделе! — Нужен ты мне… Автор вздыхает с облегчением: в моём фике они точно поладят. — Все свободны. Спасибо большое, что пришли. И вот, что я замечаю: почему-то мои воображаемые мужики уходят через входную дверь, как самые обычные люди. Брешь «нормальности» в системе воображения. — До встречи, автор-сан, — говорит мне Каору и позволяет его обнять. — Ты зови, если помощь нужна. — Всегда нужна, Каору. — Каору-сан. — Сан, — повторяю я. Последним идёт Сузуки. Он поправляет повязку, и выглядит, в конец, расстроенным. И автор, как крёстная фея, не может остаться равнодушной к чужому горю. Ох, погубит меня доброта! — Рейта, подожди. — Чего тебе? — обиженно говорит он, переминаясь с ноги на ногу. — Не наиздевалась ещё? — Хочешь, я выполню одну твою просьбу? Любую… даже самую дерзкую. Это «бревно» вообще не думает — у него, как у чукчи — что вижу, о том пою. Вскидывая голову, басист снимает маску, смотрит пристально и с мечтательной улыбкой выдаёт: — Отсосёшь мне, детка? Давно хотел… Как опрометчиво это было с моей стороны! Твою ж мать, как опрометчиво! Блять. Рука-лицо.FIN