Фетиши. Смотри

Георгий Сергеевич Горбунков не умел плавать. Никак не мог побороть страх глубины, которая своей таинственностью даже на дне городского бассейна заставляла сердце сжиматься, а ладони потеть. Только Георгий был хоть и не самым смелым в семье — не пошел в пожарные, как его брат, не спасал жизни в службе неотложной помощи, как отец, и не контролировал работу сложных механизмов железнодорожного переезда, как мать — все равно боролся с этим постыдным страхом. Он еженедельно доставал небольшую спортивную сумку, укладывал в нее свежестиранные купальные плавки в широкую цветную полоску, ярко-голубую резиновую шапочку, розовую мочалку, кусок мыла известной марки с запахом лаванды, шлепанцы сорок четвертого размера с логотипом мирового бренда, большое банное полотенце канареечного цвета и шел в городской бассейн, чтобы поплавать. Ну, хотя бы ходить в малой ванне вдоль бортика, держась за сколотую местами плитку, вдыхать запах хлорки, глохнуть от шумных малолетних ихтиандров и мечтать, что когда-нибудь наберется смелости, обернется уже русалкой и уплывет на самое дно, где тишина и спокойствие. Если быть совсем с вами честным, была у Горбункова еще одна причина для похода в бассейн. Он подолгу оставался в раздевалке, терпел запах вонючих носков и промежностей только для того, чтобы потешить свои извращенные желания и фантазии. Георгий Сергеевич заходил в раздевалку раньше положенного времени, приветливо здоровался с милейшей бабушкой, заведавшей ключами от шкафчиков, брал свой любимый — самый крайний в углу, садился на небольшую лавочку возле него и ждал. Буквально через несколько минут, когда раздевалка наполнялась мужчинами самых разных возрастов, начиналось для него настоящее шоу. Он наблюдал, ощущая, как возбуждение приятной истомой разливается по телу. Высокие, низкие, полные, худые, качки и дрыщи — все интересовали Георгия. Он прятал лицо в капюшоне толстовки и старался делать вид, что никуда не торопится, а просто просматривает новостную ленту в соцсети, чтобы не вызвать подозрение. Правда, боялся, что от подобного неудобного способа слежки вскоре окосеет, но оно того стоило, скажу вам. За время, проведенное под таким прикрытием, он смог составить свой классификатор по различным признакам посетителей бассейна. Основным критерием была привлекательность филейной части изучаемого объекта. Проще говоря, Георгий засматривался на задницы. Он мог долго и вдумчиво изучать понравившуюся, пока не находил изъян: будь то случайно обнаруженный прыщик или чересчур обильная растительность, открывающаяся взгляду при неудачном ракурсе. Он сразу мысленно вычеркивал носителя этого кошмара из своего списка предпочтений. Ничего, кроме седалища, его не интересовало. На члены он не смотрел, поскольку мог этим видом насладиться сполна и перед зеркалом, считая, что природа щедро одарила его в этом плане. Живот, грудь, руки также не были ему интересны, поскольку это уже попахивало гомосятиной, которую, к слову, он не переносил на дух. Горбунков кривил душой, называя нетрадиционность ориентации чем-то из ряда вон и нуждающимся в лечении. Сам же, раз за разом украдкой делая снимки самых близких к идеалу полупопий случайных посетителей бассейна, старался не думать, как выглядит и на кого больше похож. — Я ему пасовать больше не буду, — Дима вышел из душа, придерживая полотенце на бедрах, — пошел он нахуй с таким отношением. Нам забили, а виноват кто? Конечно же… Блять! Отвали от меня, извращенец! В этот момент его друг резко дернул за край его полотенца и оно спало, открывая взору безмолвного наблюдателя в углу раздевалки поистине великолепный вид. Гоша закашлялся от неожиданности и тут же поглубже спрятался в капюшон, чтобы не привлекать лишнего внимания. Он смотрел на идеальную подтянутую попу Дмитрия и впервые в жизни захотел прикоснуться. Нет, бывали с ним и раньше такие порывы, когда руки переставали слушаться и начинали тянуться к объекту страсти, не подчиняясь воле организма, но сейчас это больше походило на приступ истерии, когда Горбунков с силой прижимал обе конечности к животу, навалившись грудью на колени. Справиться бы с этим сумасшествием, пока ребята не поняли что с ним. — Мужик, — Дима отобрал у друга полотенце и вернул его на законное место, придерживая теперь двумя руками, чтобы снова не оказаться в неловком положении под дружное ржание товарищей, — ты там как? Болит что ли? Он подошел к Гоше, который онемел от страха, и, наклонившись, потормошил его за плечо. — В порядке, — прокряхтел тот, — в порядке. — Давай я Маргариту Семеновну позову, — предложил сердобольный Дмитрий, — она медик здесь. — Не надо, — ответил Горбунков — не хватало еще позора перед всеми, когда взволнованная медсестра будет констатировать его эрекцию при всех, — я сейчас. — Ладно, — Дима повернулся к друзьям, которые наблюдали за этим спасением, и пожал плечами, — если что, ты кричи. Идти в таком состоянии плавать Гоша не хотел, поэтому, когда интерес к нему иссяк, он, стараясь дышать носом, поднял голову и огляделся. Ребята переодевались в противоположной стороне раздевалки. Дмитрий нашелся в плавках стоящим на низкой скамеечке в позе вождя, вещающий о ценностях настоящей мужской дружбы и игре в водное поло. Горбунков быстро сфотографировал его на камеру смартфона и, подхватив сумку с плавательными принадлежностями, кутаясь глубоко в капюшон, поспешил покинуть место действия, чтобы не провоцировать себя. Дома он долго стоял в прихожей, не разуваясь даже, и разглядывал фотографию. Она стала отправной точкой для этой одержимости. Идеальная, без изъянов, которые, по опыту Гоши, невозможно скрыть даже за обтягивающей тканью нижнего белья. Плавно переходящая из спины, она росла для Георгия и жаждала оказаться в его ладонях, которые бы наполнила собой, своей твердостью и в то же время нежностью. Он смотрел долго, затем коснулся пальцем, провел по контуру, очертил изгибы, задержался на самой середине и неожиданно припал к экрану губами. «Я сошел с ума,» — пронеслось в голове, оставляя шлейф из незаконченных мыслей о гомосексуальности такой тяги и нездоровом обете воздержания. Георгий осознал, что все вышло из-под контроля, когда осел на пол, задыхаясь от оргазма и марая джинсы последствиями обильного семяизвержения. Он все еще прижимал свободной рукой телефон к губам. Ранее его увлечение не казалось ему опасным, чем-то из ряда вон. Напротив, эстетическое наслаждение свое он сравнивал с творческой натурой, жившей глубоко внутри. Сейчас же сидя на грязном половике и уперевшись спиной во входную дверь, Горбунков вдруг понял, что влечение не прошло, не исцелилось мастурбацией. Он бы полировал член с мыслями об этой заднице денно и нощно, если бы это помогло, но это было бесполезно. Неделю он страдал. Каждую ночь удовлетворяя себя, прижимаясь губами к холодному стеклу телефона, на экране которого была выведена фотография идеальных желанных полупопий. Дмитрий же продолжал пребывать в блаженном неведении, наслаждаться жизнью, получать удовольствие, бессовестно забыв о странном типе в раздевалке, которого скрутило, видимо, неслабыми болями в области живота когда-то в его присутствии. Однажды они встретились вновь. Горбунков только через полторы недели переборол страх и неуверенность и вновь собрал в сумку плавательные принадлежности. Он рассудил, что вид других, хоть и менее привлекательных, задниц должен исцелить его, клин клином, так сказать, и отправился в бассейн, стараясь лишний раз не открывать в телефоне папку с фотографиями, где последним было фото Димы. — То есть, вас не ждать? — Дима облокотился локтями о край ящика и вздохнул, — ну как же так? Я вот уже здесь. Да. Да. А вы у Кати? Нет, не хочу. Просто поплаваю тогда и домой. Ага, до скорого. Гоша застыл при входе в раздевалку и даже, кажется, забыл как дышать. Вот она! Как назло, в тот день, когда он решил отречься от своего идола и продолжить влачить жалкое существование в углу треклятой раздевалки, наблюдая за посетителями из капюшона и коллекционируя образы ягодиц. Нет, нужно просто пройти мимо и не смотреть, забыть о ее существовании, стереть из памяти, постараться хотя бы. А лучше найти изъян! Горбунков остановился в метре от Димы и принялся изучать. Тот был в плавках, которые так здорово обтягивали и просвечивали, что места воображению не оставляли совсем. Только чем дольше Гоша вглядывался, тем проклятая попа становилась идеальнее. Вот она напрягалась немного, позволяя наблюдать за правильными линиями изгибов, вот чуть-чуть расслабилась… Вот оказалась ближе! Дима наклонился за какой-то вещью, а Гоша не удержался. — Что? Кто? — Дима подскочил на месте, прикрывая тыльную часть тела ладонями и резко обернулся. Перед ним стоял мужчина средних лет и ничем не примечательной наружности. Разве что темные круги под глазами выдавали его бессонные ночи или наркотическую зависимость. Он испуганно смотрел на него, приоткрыв рот, а рука, протянутая в сторону Димы, совершала недвусмысленные движениями пальцами, словно бы сжимая и разжимая воздух. Его пощупали. Здесь, в мужской раздевалке городского бассейна. Дима беспомощно огляделся. Кричать не было смысла, потому что, кроме них, в раздевалке присутствовал еще какой-то дед, который уже добрые пятнадцать минут пытался снять с себя штаны. Он-то точно от этого извращенца не спасет. — Извини, — буркнул извращенец и спрятал руку в кармане толстовки, — обознался. Дима тогда еще подумал, что есть здесь уже двое больных ублюдков, которые щупают друг друга за зад прилюдно. — Пошел отсюда, — прошептал он и схватил лежащее в ящике полотенце, прикрываясь. — Извини, — продолжил бормотать Гоша, отступая к своему ящичку. Он не смог нормально раздеться, все валилось из рук: полотенце, плавки, мыло. Последнее залетело в итоге под шкафчики и Горбункову пришлось на коленях ползать по полу, напрягая спину и матерясь вполголоса. Дима скрылся в душевой, хотя долго сомневался, стоит ли после этого «почти-изнасилования» идти плавать. — Я хотел извиниться, — Гоша стоял позади него прикрываясь мочалкой и трусами, — я не хотел… — Уйди от меня, — испуганно прошептал Дима, не зная что именно нужно прикрыть в первую очередь: задницу или член, — прошу. — Просто не хочу, чтобы ты думал, что я извращенец, - «так и есть», — я просто пошутил. — Неудачно, — Дима прижался животом к стене и приложил мочалку к пояснице, — просто уйди и забудем. — Хорошо, — Гоша смотрел не отрываясь на участки кожи, с которых стекала пена так соблазнительно, что трусы пришлось вжимать в себя силой, чтобы не опростоволоситься вновь, — считай, меня нет. Дед вошел в душевую сразу после Гоши и занял кабинку между ними. — Что, молодежь, — весело начал он, — неприятно, наверное, на стариковский зад смотреть? Молодежь ответила молчанием и неловким покашливанием. — А скоро и у вас такой будет, не волнуйтесь, — обрадовал их старик, — я вот был по молодости огонь! Бабы текли ручьем! А сейчас? Ничего не могу! Старуха моя давно уж ждет меня наверху, а я здесь засиделся. Еле портки снять сумел, не то что уж бабу удовлетворить теперича. Он говорил и говорил, когда Дима с Гошей спешно покинули душевую, неслышно ступая по мокрому полу, чтобы не стать замеченными. Особого уважения и любви к старости не питал ни один из них. Пока Горбунков стоял в задумчивости у бортика в средней ванне, несколько настораживая тренеров, наблюдающих за ним, Дима старательно рассекал водную гладь в большой ванне в попытках выкинуть из памяти неприятный инцидент с чужой рукой и его попой. Он до сих пор ощущал прикосновение Гошиных пальцев, которые беспощадно сжимали его ягодицу, словно выдавить ее хотели. Было неприятно и волнующе одновременно. Неприятно, потому что обладатель руки был таким же мужчиной, как и он сам, а волнующе, потому что Дима умудрился к своим девятнадцати годам остаться счастливым девственником и не знал еще радости столь тесного контакта с другой особью. Он никак не мог взять в толк, каким образом оказывался во френдзоне у всех знакомых девушек, женщин и бабушек, стоило только им познакомиться. Словно проклял кто-то. Друзья ему не верили, глядя на смазливое лицо и подтянутую фигуру пловца, завидуя искренне. Предполагали, что отбоя от заинтересованных в нем дамах нет, а Дима страдал от одиночества. По истечении положенного сеансом времени и когда звонок оповестил посетителей, что в течение пяти минут им лучше бы убраться в душевые, Дима опомнился. К сожалению, судьба посмеялась над ним и в этот раз — его полотенце кто-то стащил. Занятый своими мыслями и не подозревающий о возможности такой наглой и мелкой кражи, он совершенно не следил за своими вещами. В довесок к этому, по глупости своей он привязал ключ от шкафчика именно к полотенцу, которым теперь вор, несомненно, натирает свои телеса. Первое решение было логичным и абсолютно нормальным — остаться в воде, пока все не уйдут. Это был последний поздний сеанс и служащие быстро прогоняли уставших плаванием немногочисленных посетителей вон, чтобы не задерживали и не увеличивали их рабочее время. Гоша стоял в душевой и ждал, пока шумные и беспокойные пловцы освободят ее. Он не мог теперь спокойно наблюдать за ними, приходилось сравнивать с эталоном. Стоило теперь открыть секту поклонения Диминой филейной части. Он бы стал верховным служителем, жрецом и возвел бы самого носителя в ранг святых. Пока мысли эти и фантазии блуждали у него в голове, душевые почти опустели. Остался только дед, его знакомый, который натирал свое старческое тело куском мыла и бубнил себе что-то под нос. Гоша занял крайнюю кабинку, когда в душевую вошел Дима. Его растерянный вид несколько озадачили Горбункова. — Помощь нужна? — слова сами собой сорвались с языка прежде, чем он испуганно прижал ладони ко рту. — Меня ограбили, — пролепетал Дима, — полотенце и ключ. Попробовали открыть шкафчик вручную, применяя силу, затем порыскали по помещению в поисках заколки или булавки, чтобы попытаться вскрыть замок, но ничего не было. Единственное, чем помогли доблестные работники охраны, было предоставление бумаги и огрызка карандаша для написания заявления. — Утром администрация будет и вскроем, — утешал старший смены Диму, — а сегодня уже никого нет. Гоша ликовал. Такая удача! Наблюдать за жмущимся к шкафчикам Димой было одно удовольствие, другое было в том, когда ему за отсутствием стула пришлось писать заявление согнувшись в три погибели на низенькой скамейке в раздевалке. Горбунков в тот момент чувствовал себя самым счастливым и даже сделал пару снимков исподтишка на память. — Можно позвонить от тебя? — Да-да, конечно, — Гоша бездумно протянул ему смартфон и тут же пожалел об этом. Последнее открытое приложение было фотокамерой, а после шла папка с фотографиями соблазнительных ягодиц молодого развратника. Дима застыл, разглядывая эти снимки. Первая мысль была, что он очень даже неплохо смотрится со спины и ему как минимум должно повезти на юную обеспеченную деву с данными фотомодели и лицом ангела, а вот вторая мысль, что его спасителем оказался грязный извращенец, мечтающий полапать его или, не приведите небеса, что еще похуже. Язык прилип к небу, а сердце заколотилось как бешеное, сбивая внутренности в фарш. — Я могу объяснить, — прошептал Гоша и шагнул к нему, но договорить ему не дали. — Что, молодежь, — дед вошел в раздевалку как раз в нужный сюжету момент, — жметесь друг к другу, как голубки? Знавал я одного такого. Служили вместе. Он так любил с нами в баню ходить — сил нет. Все норовил спинку потереть… Дима шарахнулся в сторону, но телефон не вернул, вспоминая номер кого-нибудь из друзей, чтобы просить привезти одежду и забрать его. Только на ум ничего не шло — дед продолжал свой интереснейший рассказ, вытираясь полотенцем. Он усердно растирал тело даже в труднодоступных местах, наклоняясь и открывая их взору такие свои области, что Гоша не выдержал и отвернулся первым, а Дима почувствовал рвотные позывы. — Давай я тебя домой отвезу, — еле сдерживая смех, предложил Гоша, — возьмешь мои штаны. Он опустил взгляд в пол, чтобы не провоцировать себя на истерику, прошел мимо деда, осквернившего место поклонения ягодичному богу, к шкафчику и достал оттуда подштанники и майку. — Спасибо, — Дима зажмурился и протянул руку. Пока пытался сообразить, стоит ли надевать предложенные штаны на голое тело, позволяя гениталиям свободно контактировать с тканью, или лучше всего оставаться в мокрых купальных плавках и рискнуть отморозить себе жизненно важные органы на улице по пути до автомобильной парковки при минус двадцати пяти, слушал рассказ деда о том, как тот сильно не любит геев и где он их всех видел. Гоша оделся быстрее и теперь наблюдал за ним с неприкрытым любопытством. «Между молотом и наковальней,» — всплыло откуда-то выражение, когда Дима решился-таки снять с себя мокрые плавки. Он выбрал из двух зол меньшее и повернулся к озабоченному спасателю передом, чтобы не спровоцировать вдруг близость, перспектива которой маячила на горизонте. — А вот внук мой, Ванька, дурак дураком, — кряхтел дед, тщательно натирая промежность полотенцем, — я своей старухе говорил, нахера ты ему деньги даешь, он же наркоман. А она, тоже не от большого ума, все его жалела. Вот он и плакался… Когда тональность скрипа кожи его устроила, он принялся одеваться, развернувшись к Диме с Гошей спиной. Первый наклон сразу подкосил слабого и впечатлительно Диму, который опрометчиво глянул в этот момент на, а точнее, в деда. Далее с места событий спешно сбежал Гоша, на ходу перекидывая сумку через плечо и вручая полуобморочному Диме свою шапку. Когда все формальности с подачей заявления и дальнейшим скандалом были решены, выяснилось, что запасные ключи всегда с собой носит гардеробщица, которая уходит за полчаса до окончания последнего сеанса, потому следовало бы предупредить воров о том, что он вещи свои получит только с утра и вообще откуда охране знать, что там его вещи и прочее. Дима вышел из бассейна грустный. Гоша сиял. Он и предположить не мог, что ему так повезет и вожделенные ягодицы прикоснутся к ткани его штанов, сиденьям его автомобиля. Он только не пел от радости, глядя, как Дима неловко пытается открыть задние двери машины. — Там оба замка выпилены, — крикнул он, — садись вперед. Я не кусаюсь. Последняя фраза была явно лишней. Ехали в молчании. Горбунков продумывал самый длинный путь до указанного адреса, а Дима молился, чтобы этот извращенец не полез его насиловать, а то все произошедшее ранее сильно подкосило его эмоциональную стабильность и нельзя теперь дать гарантию, что в состоянии аффекта он не убьет его и не сбросит труп на ближайшей обочине. Ключи от квартиры забрали у изумлённой соседки, которая тут же решила, что милый мальчик Дима, выросший у нее на глазах, записался в наркоманы и проститутки. — Мам? — Дима знал, что мать с отцом отбыли отдыхать на юга еще неделю назад, но сейчас их внезапное возвращение было бы как нельзя кстати, — ты дома? Тишина была ему ответом. Горбунков стоял на пороге оглядывая обстановку в прихожей и думая, что в этих условиях было выращено самое прекрасное, что есть в мире — Димина попа. — Штука в качестве благодарности устроит? — Дима жалобно посмотрел на своего спасителя. — Просто вещи верни и все, — улыбнулся Гоша, — но… Вот за этим «но» могло крыться все, что угодно и Дима почувствовал, как подгибаются колени. — Но обещай, что впредь будешь ключ от ящика к руке привязывать, — продолжил Гоша. Да, так все и было. Дима вернул подштанники, толстовку и шапку, и даже разочарованно смотрел вслед Горбункову, когда тот, кивнув на прощание, ушел. Как-то все шло не по плану, который он выстроил у себя в голове. Там должна была быть драка за честь, поражение этого извращенного урода, посмевшего прикоснуться к нему и всколыхнувшего доселе неведомые чувства, обязательный триумф самого Димы, когда он рассказывал бы об этом друзьям. Конечно нет, но мог бы. На следующее утро Горбунков приехал в бассейн к самому его открытию, поздоровался со знакомым охранником, посетовал на забывчивость — каким простофилей оказался, раз смог забыть зарядку от телефона в раздевалке, был впущен, нашел Димино полотенце там, куда сам его спрятал накануне вечером, свернул, положил в сумку и довольный собой поехал на работу. Все-таки он не чувствовал себя виноватым ни на грамм, только невероятно хитроумным и находчивым. Они встретились спустя аж три недели в той же раздевалке, когда Гоша решился показаться в бассейне. Он больше не желал наблюдать, а твердо решил учиться плавать. Так бывает, когда находишь свой идеал. Вроде все как всегда и вот они — разные самые ягодицы, но они не нужны уже. Дима все это время измучил себя, с замиранием сердца каждый раз ступая в помещение мужской раздевалки, ожидая увидеть на скамейке странного типа, лицо которого скрыто в капюшоне толстовки. Этот час настал. Гоша замер, чувствуя, как тонет в этот момент, а Дима медленно расстегнул пуговку джинсов и, улыбнувшись, повернулся к нему спиной. Шоу началось.