Подружка и золотой мальчик

Джинни просто не верила своим глазам: у её недотепы-брата Рона появился новый любовный интерес! И это была не Гермиона, и не Лаванда, и не кто-то ещё, кого бы Джинни знала. Кусочек записки колол пальцы и всё сильнее подогревал интерес её любознательной натуры. Джинни ещё раз развернула и так скомканный пергамент — видимо, Рон не так уж и пекся об отношениях со своей собеседницей, или хотел выкинуть, но не успел: Джинни нашла записку первой — и, напряженно вглядываясь в аккуратные буковки с острыми кончиками и идеальными завитушками, начала вспоминать, с кем в последнее время хоть как-то контактировал братец. О Мерлин, в самом деле! Она была девушкой, единственной дочерью в их немаленькой семье, и у неё были рыжие волосы, лукавый взгляд и непреодолимая симпатия к новостям. Это вошло в привычку — узнавать что-то, особенно если это касалось её братьев. Например, про те «тренировочные» поцелуи Джорджа и Фреда. Или понятная тяга Перси к Краучу-старшему. Честное слово, её братьям надо научиться закрывать двери, тумбочки и все такое. Собеседница явно не пеклась о Роне так, как Лаванда: записка была короткой, «по делу», без слащавых «Бон-Бон», «Ронни» и «мой». Можно было бы подумать на Гермиону, но последнее «не забудь, что у тебя есть метла, придурок» точно показывало, что это был кто-то другой. Кто-то, кто точно имел лояльное отношение к полетам. Кто-то более требовательный, чем Гермиона. Такие вообще существуют? Как раз в тот момент, когда Джинни вспомнилась одна когтевранка, черненькая, курносая, и полная задница (однажды она подбила Джинни на одном из матчей), за дверью послышались тяжелые шаги Рона. Она была безмерно благодарна Молли, которая задержала Рона на пару секунд, опять прокричав что-то про гномов. Этих секунд хватило на то, чтобы кинуть клочок бумаги обратно на пол возле кровати, как ни в чем не бывало подскочить на ноги и оказаться у двери, открыть её и посмотреть на виноватое лицо Рона, у которого от крика Молли опять покраснели кончики ушей. — Чего такой кислый? — Мамочка опять отругала нашего маленького Ронни? Фред и Джордж, появившиеся с громким хлопком совсем рядом, потрепали взбешенного Рона за обе щеки. Рон, конечно же, вспылил, отпихнул их ладони с длинными пальцами, посмотрел на всех злым-злым взглядом и, почти больно толкнув Джинни в бок, скрылся в своей комнатке, крикнув под конец: — Достали! — У-тю-тю, кто-то обиделся! — сказал Фред. — Неужели он и правда думает, что эта дверь спасет его? — спросил Джордж. Джинни усмехнулась и, конечно же, как верная сестра, покачала головой. Она не успела моргнуть, как сзади неё раздался хлопок, ещё один крик Рона и смех близнецов. Да, жизнь в семье Уизли была просто потрясающей в вопросе личной жизни. Ты априори не можешь находиться в одиночестве дольше пятнадцати минут, если только это не ночь; и ты не можешь называть свою личную жизнь «личной», потому что о ней обязательно будет знать кто-то ещё. Например, Джинни, которой посчастливилось найти чужую любовную записку. С чего это смятый пергамент с некультурным «придурок» можно было назвать любовной запиской? Ну, понимаете — Джинни густо покраснела, когда вспомнила это, расчесывая свои волосы перед зеркалом — где-то в середине подружка Рона, явно ещё не определившаяся: любит она или ненавидит, писала, что хотела бы облизать, пососать каждый кусочек его кожи. Интерес Рона также добавил шрифтом более мелким, чем остальным (таким, знаете, застенчивым), что хотел бы поцеловать каждую веснушку на его заурядном лице и каждую рыжую ресницу. Собеседник так и назвал «заурядное лицо и рыжие ресницы». И он сказал, что ему почему-то нравятся эти его рыжие ресницы и рыжие пятна. И сразу за этим трогательным признанием Джинни стало правда неловко: на секунду даже показалось, что тут не очередная «Лаванда», слишком уж лично. Но потом странная писательница, у которой явно две личности, назвала Рона рыжим увальнем, сравнила его уровень знаний с троллевским и обещала превратить его в корм для кошки Филча (что-то упомянула про своего отца, про домашний арест и эту самую кошку Филча «Тише быть не умеешь — вот и заметила, из-за тебя»). А потом написала время и напомнила про метлу. Джинни чуть не выдрала кусок своих волос, по которым сходила чуть не половина Хогвартса: так сильно дернула расческу. Наверняка Рон не первый раз получал приглашение на встречу. Но тогда когда и как он с ней виделся? Джинни не давало покоя, что её шумный, простой братец, не умеющий плести хоть какие-то интриги, срывался посреди каникул на свидание! Ей вот, чтобы вырваться из-под надзора бдительной Молли, приходилось очень постараться: дождаться, пока мама уснет, пока стукнет уже далеко за полночь, тихо взять старую метлу и вернуться ещё тише, очень сонной, усталой, зацелованной и абсолютно довольной: всё-таки вкус в парнях у неё хороший. Но как же делал это Рон, который ночью незаметно спуститься за куском пирога не мог? Джинни твердо решила, что должна узнать всё. Оставалось три дня каникул, и в одну из этих ночей Рон должен был взять метлу и явиться куда-то. К сожалению, загадочная незнакомка указала только время. В первую ночь Джинни к своей злости заснула. Во вторую ночь патруля она оделась, выбралась в узкий коридор, собиралась уже постучаться в комнату Рона и рассказать про кошмары, и (по её расчетам, Рон уже должен был одет по-осеннему) спросить, куда это он намылился. Но в конце коридора появившаяся Молли, освещаемая люмосом из палочки, так громко на неё шикнула и приказала не будить бедного Рона, что Джинни вынуждена была вернуться в свою успевшую остыть постель. За завтраком Джинни, кусая вкусный тост, с большим удовольствием послушала недовольные: — Не хочу! Рано же еще! У меня каникулы! Вы мне братья или кто?! Ладно, пять минут! Ладно, встаю-встаю!.. Только не вонючкой! Фу, Фред, убери эту дрянь от меня!.. Но Рон спустился на кухню со слишком довольной рожей для своего сонного организма. Он слопал вдвое больше, чем обычно, отвечал на подколки Джинни мирно, не очень-то вспыльчиво отреагировал на ещё одну шутку Джорджа и Фреда и даже без пререканий согласился помочь Молли с чем-то там. У Джинни вдруг изменилось настроение: она точно пропустила, куда и, что важнее, к кому бегает Рон. Она внимательно посмотрела на то, как уплетает уже который по счету желток Рон, и сама почувствовала пропажу собственного аппетита. И тут, когда Рон потянулся за ещё одним тостом, когда у него сползла растянутая майка… О Мерлин! Джинни поперхнулась воздухом — рядом сидевший Фред заботливо начал стучать ей по спине. Это же был самый настоящий засос! Свежий, почти красивенький. На шее Рона он смотрелся… непривычно. И Джинни, отпихивая Фреда, должна была признать, что чужой засос на её брате смотрелся точно не хуже, чем не сходящие засосы Лаванды. Возможно, даже лучше. Да, определенно. — Ты чего? Увидела что-то? — спросил с набитым ртом Рон, слизывая капли растекшегося желтка с пальцев. Глаза у него были большие, ясные — голубые. И ресницы рыжие. И ещё губы такие… зацелованные. Джинни, у которой лицо горело и напоминало сваренного рака, покачала головой. — У тебя… — сдавленно произнесла она, — на подбородке зубная паста осталась. Рон пожал плечами и попытался стереть пасту. Джордж вдруг прыснул, а за ним и Фред. Догадливая Джинни засмеялась тоже. Непонимающе смотревший на них Рон с неисчезающей пастой на подбородке начинал закипать: ну сколько можно этих приколов?! — Не бойся, Ронни, наш Вечный порошок исчезнет. Ты же не собирался никого целовать где-то в ближайшие два часа? Ну, всякие там садовые гномы… — Блондинистые, например, — добавил вдруг Фред. У Рона смешно увеличились глаза и упал из рук кусок тоста. Он как-то весь замер и странно посмотрел на них троих, хотя Джинни замерла точно так же и точно так же посмотрела на определенно что-то знающих Фреда и Джорджа. Они, впрочем, не сильно уделили сказанному внимание и уже через секунду просили у подошедшей Молли добавки и разрешение на эксперименты УУУ. Конечно, Молли поставила перед ними две полные тарелки и твердо сказала «нет». Джинни заметила, как Рон почесал пальцами шею, коротко поморщился и тихо-тихо хмыкнул своим мыслям. По чистой случайности ей удалось прочитать вторую записку от, как предполагала Джинни, той самой блонди. В том, что засос Рону поставила блонди, она не сомневалась: со временем к словам Фреда нужно прислушиваться, даже если на первый взгляд эти слова кажутся настоящей ерундой. Пока Рон отважно сражался с гномами в саду, выполняя обещание, Молли попросила Джинни забрать его постельное белье. — И почему нельзя воспользоваться Акцио? — поморщившись, пробурчала Джинни. Лезть в белье Рона, пусть даже это касалось кровати, не особо хотелось. Молли сказала что-то из магловского: про труд, обезьяну и человека. Ну, первым делом Джинни не ринулась перебирать кровать Рона. Нет, она была умнее и решила с выгодой использовать ещё один шанс, который позволил ей оказаться в маленькой комнатке. В комнатке была ещё меньше тумбочка, на которой, заваленный некоторыми квиддичными вещами, валялся пергамент. Немного меньше, чем в прошлый раз, но не скомканный. Держа в руках записку с тем же красивым почерком, Джинни поняла, что бумага явно была недешевой: твердая, даже приятная на ощупь, свеженькая. Кажется, из такой бумаги сделаны письма Министерства Магии. «Ну, всё было не так плохо», — начала читать Джинни. — И где он такую важную нашел? — спросила саму себя Джинни. — Или это она его нашла? Ну и командный тон! «Наверное, мне стоило бы промолчать, но нет, почему это? Твоя метла старше моей бабушки! В удивлении, как ты вообще добрался? Серьезно, стоило увидеть этот антиквариат, чуть слезы не пошли» — Вот же!.. Лучше Лаванда, чем эта фригидная, высокомерная!.. «А может, будешь моим мальчиком? Сделать подарок на Рождество? Кстати, как шея? Надеюсь, завтра ты не будешь как всегда собачкой бегать за Поттером и позволишь загладить вину? Что скажешь, Уизел?» Ровненькое письмо выпало из окаменевших рук Джинни. Она соврешенно точно знала, кто называл Рона Уизелом. И теперь она точно знала, кто именно был этим блондинистым, высокомерным, требовательным… Она скорее выскочила за дверь, забыв про постель. И — а, вот же гадость! — она точно не могла забыть эту картинку: высокого, худого Драко Малфоя, смотревшего на Рона, на Рона, с его простой мантией и простым взглядом, и простыми руками, смотревшего на него с неприязнью и одновременно обожанием. Как же такое возможно? О, дайте ей огневиски! И это Малфой писал о веснушках, о рыжих ресницах, о синяках на своем теле? Это он спрашивал о шее Рона? Малфой, который не любит Гарри, да всех гриффиндорцев сразу?! Джинни, до сих пор не верившая в происходящее, смотрела себе под ноги и не замечала никого. Ей точно нужен был хотя бы свежий воздух, если уж со спиртным в доме было туго. Под растерянный взгляд Молли она выбралась на улицу, села на траву, повернула голову и увидела Рона, долговязого и ярко-рыжего, и забавно гонявшего гномов, и ругавшегося чуть ли не каждую секунду — оглядывающегося через плечо: чтобы Молли не услышала. С хлопком появились Фред и Джордж. — Мы тоже в шоке были, когда узнали, — сказал Фред с усмешкой. — Идем по коридору, а наш Ронни вдруг с Малфоем по коридору катится — в нос ему пытался дать, — продолжил Джордж, смотря на безуспешные попытки уже порядком уставшего Рона. — Ну, мы думали сначала просто наблюдать, кричать что-то вроде «Давай, Ронни, мы в тебя верим! Надери хорьку зад!» и вообще-то так и делали, но… — …сначала появилась миссис Норрис, а потом и Филч. — А потом помятого, с красными пятнами на лице, Малфоя и нашего такого же злого… — …яростного льва… — …Рона отвели к МакГонагалл. И нас к ней — нечего нарушать комендантский час! — Ну, сняли баллы, нас в Башню — их к Помфри. — И сначала непонятно было, что хуже, — сказал Фред. — Ну, мы ставили хотя бы на то, что Малфой ночью подкрадется и попытается задушить нашего Рона, а Рон проснется и надерет зад ему. — А Малфой оказался ранимой душой, романтиком, джентльменом! И пальцем не тронул Рона. — А про записки вы знаете? — спросила Джинни. — Конечно! А они до сих пор это делают? — скривился Фред. — Банальщина! — Мы хотели Рону в карман кое-что подложить — из наших разработок, тогда нужен был испытуемый — ну, руку в карман, а там бумажечка. Мы думали, Ронни шалит и к Снейпу со шпаргалкой идет, а там, оказывается, Малфой сначала оскорбил Гарри, Грейнджер и Рона. А потом в своей манере предложил встретиться в Зале трофеев. Типа дуэль. — Ты же помнишь, как он однажды Гарри на дуэль вызвал? — Конечно! — с запалом ответила Джинни. — Он его обманул, и никакой дуэли не было! Хорек! — Ну, так и там тоже дуэли не было. Рон в Башню вернулся далеко не как с дуэли… — Взмыленный… — Горячий, как свежеиспеченный тыквенный пирог… — И такой же оранжево-красный… — Со сбитым галстуком… — Влажно-поблескивающими губами… — Фу, гадость какая! — прервала Джинни. Они засмеялись то ли над ней, то ли над бедным Роном, личная жизнь которого, как и говорилось ранее, точно перестала быть личной. Возможно, ещё очень, очень давно. «Интересно, — задумалась Джинни, наблюдая за Роном, — а он согласился бы стать золотым мальчиком Драко Малфоя?»