4
13 марта 2019 г. в 03:01
— Ты это сейчас серьезно? — Хуа Би затягивается второй по счету сигаретой и с паузой шумно выпускает дым. Запрокинув голову, делает последний глоток виски из своего стакана. У него в глазах черти пляшут и блеск какой-то ненормальный, азартный. Он коротко смеётся, периодически на Чэна поглядывая, покачивает в руках пустой тумблер для виски, за края взявшись, и добавляет: — И он согласился? Шэ Ли? Я думал, он скажет что-то типа "Допивай свой кофе и вали на хрен", — раздраженный голос имитирует умело, чертовски похоже на Ли, будто и правда братья.
— Я же зна-а-аю, что ты пил его кофе, Чэн! — говорит с обаятельной хитрой улыбкой, манерно растягивая слова после молчания в ответ.
А Чэн, все это время внимательно изучавший полку по ту сторону барной стойки, глаза к стакану в руке опускает и хмуро рассматривает содержимое.
— Кофе он сам сделал. Я не просил.
И припадает губами к выпивке, задерживая во рту. То, что они в данный момент обсуждают несостоявшееся присутствие Чэна в клубе прошлой ночью, не особо ему нравится. Но от Би не скроешь. Би умный.
Проницательный и всегда понимающий, он все по глазами видит, и пазл в его голове складывается за секунды. Только его ботинок за порогом кабинета оказывается и взгляд на лицо Чэна падает — готово. Вздыхает тяжело, одной ногой на край его стола присаживается, другой в пол упирается. Руки крепкие на груди скрещивает и смотрит вполоборота. Долго смотрит, пронзительно: объяснений ждет или просто какого-то добровольного признания. Так у них сложилось, что жизнь плечом к плечу, до подробностей. Что сигарета одна на двоих бывает, как и случайная девушка в клубе, а после и в постели. Что и постель одна на двоих иногда тоже - бывает. Что, словив пулю, взглядом ошалевшим тело друга ощупывает — не задело ли; а выпив лишнего, в пьяном бреду о своих слабостях лепечет — взаимно.
— Ты был у Шэ Ли?
— От тебя же все равно не скроется, да, Би?
— Вы там что, трахались?
— Не скроется...
С момента, как Шэ Ли зажил своей жизнью, Би не раз становился свидетелем того, как Чэн смотрит подолгу в одну точку, будто из реальности выпадая. Как стал чаще спускаться в бар из своего кабинета и пить больше обычного, дольше обычного. Би не раз чувствовал на себе хлесткие пощечины его раздражительности и апатии. Но имя Чэн никогда не произносил и не упоминал о нем, будто Ли и не было в его жизни никогда. Запретил Би навещать его и вообще с ним контактировать. Просил оставить его в покое и сам замолчал о нем на два с половиной года.
Би Чэну не отказывал. Би хотелось ему лицо кулаками причесать и встряхнуть хорошенько. Вместо этого он пил с ним в клубе, впитывал раздражение, разделял апатию. Все так же — плечом к плечу. А после любовно заводил свой черный Honda CBR1000RR и гнал по пустой ночной трассе, выжимая из него практически максимум, чувствуя на себе крепко обхватывающие руки Чэна.
Останавливался, осторожно подножку опуская, снимал шлем, чтобы понять — вышибло адреналином дурь из его высокомерной башки или нет. Следил за тем, как Чэн глухо заливался каким-то несвойственным ему смехом сквозь черное полотно шлема, с байка ловко спрыгивал, резко забрало поднимал и смотрел черными от адреналина глазами.
«Пиздец, Би, еще бы чуть-чуть и… Охуеть, ты... Ты же долбаный Валентино Росси, мать твою!»
Адреналином и алкоголем ведомый, в какой-то момент нервно застежку дергал, срывал свой шлем, и, в один широкий шаг возле Би оказываясь, впивался в него губами. С грудью заполошно вздымающейся, жадно хватал его рот своим, правой рукой в шлем вцепившись, левой — в затылок Би.
Не вышибло — прибавило.
И Хуа Би отвечал искренне, вот так, сидя на байке, голову к нему повернув и пальцами, в перчатки затянутыми, своего шлема касаясь. Думал, что вряд ли кто-то вообще видел такого Чэна. Это то, что между ними двумя всегда было, с самого детства, но проявлялось редко. Это был Чэн без маски спокойствия и высокомерия. Это был Чэн, который в те моменты хотел брать от жизни максимум, пробиваясь сквозь непосильный, увесистый семейный вклад в его воспитание и становление. В те моменты он напоминал своего младшего брата, который противился и стремился к другому, вопреки семейным убеждениям, вопреки всем, кто посмотрит криво, кто осудит.
Два с половиной года, и вот он, снова прежний. Но будто поломанный. Будто хотел и перегорел. Кажется, это называется синдромом эмоционального выгорания. Хрен его поймёшь. Сидит рядом за барной стойкой и задумчиво виски заливается, пальцем указательным горлышко стакана обводит, изредка коленом к колену Би неосознанно прикасается. Би отмечает: лицо спокойное, едва заметная хмурая складка с переносицы исчезла, разгладилась. Как всегда, красивый в своих чертах и жестах. Би взглядом по нему скользит, цепляется: на нем куртка кожаная поверх футболки и джинсы черные, в ботинки высокие заправлены.
И Би улыбаться перестает, хоть голову и щекочет изнутри ляпнуть что-нибудь ироничное. В груди какая-то тоска разливается, и впервые он не знает, что сказать нужно. Вместо этого симпатичной девчонке за баром игриво подмигивает и жестом просит повторить. Курить больше не хочется. Хочется понять, помочь, предложить… И Би предлагает:
— Покатаемся сегодня, да?
Чэн резко голову поворачивает и улыбается уголком рта.