The madness

После ухода Хангена из группы Хичоль, который всегда был немного не в себе, свихнулся окончательно. Итук ожидал всего чего угодно: от забастовок и истерик до попыток покончить с собой. Однако он выглядел и вел себя как обычно, словно китайца и не было в его жизни. Просто потом появились странные хобби. После ухода из группы Ханген начал сходить с ума. Начиналось вполне мирно – Хи смог его отпустить. Все вроде шло как обычно, как будто экстравагантного корейца и не было в его жизни. Просто потом появились странные фобии. Когда Релла видел самолеты в небе, он протягивал руку в попытке поймать железную птицу. На вопросы, зачем он это делает, он попросту не отвечал. Со временем донсены научились игнорировать эту странность. Но каждый раз, видя крошечную точку в небе, хён продолжал хвататься за нее. Когда Хани садился в самолет, он мысленно прощался со всеми. С некоторых пор ему страшно летать. Ему кажется, что самолет каждый раз какая-то сила тянет вниз. И он боится. Менеджер советует обратиться к психологу: перелеты – часть профессии артиста. Но он не слушает; сейчас на это времени нет. Макнэ стал замечать, что у Хичоля из ниоткуда появляются разные вещи. На днях он с утра был замечен в одной только черной футболке огромного размера, хотя последний шопинг состоялся еще месяц назад, и покупку такой вещи Рёук вообще не помнил. Во время турне в Малайзии среди вещей Золушки затесалась книга на китайском. Откуда вообще она взялась? У Хангена стали пропадать вещи, вернее он начал их терять. После концерта он где-то забыл большую черную футболку, в которой так любил репетировать. Немного погодя пропала так и не дочитанная книга. Нет, он снова не стал обращаться к врачу, он просто списал все на рассеянность. Шивон с удивлением обнаружил у Хинима еще одну странную привычку: он отправлял сообщения через каждые два часа. Пустые. Каждый раз на новый номер. У Гена развивается мания преследования: сколько бы раз он не менял номер, с двухчасовым промежутком ему на телефон приходили пустые сообщения. Даже после этого он отказывался обращаться в больницу. Донхе не мог без сожаления взглянуть на Хичоля хёна, тот постоянно разговаривал сам с собой и, не отрываясь, разглядывал одну точку. Болтал о какой-то ерунде, типа особо вкусного кимчи. Попытки восполнить недостающее общение пресекались на корню одним только «У меня есть с кем поговорить». Вот теперь он действительного готов на добровольное лечение. Где бы он ни был, он постоянно слышит его голос. Какие-то глупые разговоры; однажды это был рассказ про кимчи. Что хуже – ему мерещится прожигающий взгляд, который сопровождает китайца везде. Релла купил систему видеонаблюдения; говорит, что переживает за кошек. Группа переживает за душевное состояние брата. Ощущение преследования не покидает Хани даже дома, ему кажется, что за каждым его движением следят. Похоже, это — паранойя в запущенной стадии. Сонмин предложил ему всей группой съездить в Китай, навестить Хангена. Хичоль улыбается и говорит, что скоро, совсем скоро, он сам будет околачивать их порог. Мини уходит озадаченный. Он чувствует, еще немного и никакие доктора уже не помогут. Срывается прямо посреди ночи и едет в аэропорт, берет первый рейс до Сеула. Сейчас он ничего не боится. Йесона ночью подняла жажда; именно по ее вине в четвертом часу он увидел убегающего в неизвестном направлении Чоля. Пребывая в глубочайшем потрясении, Чонун закрыл за хёном дверь. Отчего-то он даже не удивился, когда по прилету его ожидал Ким Хичоль. Их встреча была похожа на сцену из фильма: бегут навстречу друг другу, обнимаются, целуются в пустом зале ожидания. Ханген думал, что может быть свободен, вот только Хи его не отпускал. Кюхена по-настоящему испугал грохот, раздавшийся за стеной в комнате Золушки, после которого послышался стон. На него шкаф упал? Теперь стонали уже двое. Кажется, в его помощи сосед все-таки не нуждается. Скидывать одежду, одну вещь за другой, они начали, едва переступив порог общежития. Ввалившись в комнату, они во что-то врезались. Ни один не потрудился посмотреть, куда они шли. Руки восторженно гуляют по телу, хватаясь за край черной футболки (той самой?), снимая ее с изящного тела и отшвыривая как можно дальше. Все, что сейчас творилось в его душе, голове, комнате, называется ничем иным как безумием. Он ненавидел расставаться с любимыми вещами. О том, чтобы навсегда попрощаться с Хани, не было и речи. Если Хичоль не может жить без него, значит, и жизнь Хангена он сделает такой же невыносимой. Прикосновений к гладкой молочной коже так не хватало. Он не знал, как смог уехать, как сможет уехать снова. Попадая в плен соблазнительных губ, Ген понимает, что его вынудили сюда вернуться. Что его здесь ждали. Он опрокидывает китайца на кровать, садясь сверху. Он не позволит ему вновь оставить себя в одиночестве. Впивается пальцами в плечи, оставляя глубокие следы от ногтей, целует так жадно, так страстно, так сумасшедше и яростно, что почти задыхается. Он не хочет разрывать поцелуй – слишком долго они не были вместе, но дышать все-таки нужно. Руки гуляют вдоль торса, задевая затвердевшие соски. Хичоль стонет. Чертов китаец знает, где нужно потрогать, чтобы довести его до предоргазмового состояния. Релла на насаживается на член без подготовки – кому она нужна, когда времени так мало. Боль, которая рождается в ту же секунду, доказывает, что он, любимый, сейчас рядом. Член проникает так глубоко, насколько это возможно, и Ханген тонет в испепеляющей страсти. Он заставляет Хинима прильнуть к губам, но отчего-то чувствует горечь во рту, и она как кофе будоражит каждую клеточку тела. Это Хичоль проникает не только в его сознание, но и тело. Вот теперь грань между реальностью и фантазией стирается, создавая новый мир для них двоих. В новом положении двигаться ужасно неудобно, но он продолжает потому, что уже через несколько часов иллюзия вечности бесследно растает. Он продолжает цепляться за него, за их общее прошлое, до боли сжимая в объятьях. Прижимая Хичоля к себе, он переворачивает его на спину. Теперь он начинает двигаться, теперь здесь он снова главный. Его толчки намного жестче, его темп намного быстрее, его дыхание глубже. Хичоль любит командовать, но так ему нравиться больше — подчиняться. После длительного перерыва в отношениях от такого ритма поясница начинает ныть, но это чувство перекрывает горячая волна возбуждения от прикосновений к его члену. За одно это мгновенье Хи готов продать сцену, СуДжу, свое имя – все, лишь бы оно остановилось. Ханген кончает, бурно изливаясь внутрь, и понимает, что так хорошо не было ни с кем, ни с кем и не будет, кроме него; что они как части одного целого, как инь и ян, как безумие и умиротворенность, созданы друг для друга. Хичоль доходит до оргазма раньше Хани – так было всегда, и этот раз не исключение. Он прижимает китайца к себе и говорит, что не отпустит. Ни сейчас, ни потом, ни после смерти. А тот смеется – он сам никуда не уйдет.