Это всё меняет

— Вигго, ты случайно не видел Иккинга? А то я его нигде не наблюдаю, — спросил у того Стоик, распереживавшись. Мало ли что случилось, — В такой толпе легко потерять кого-то. — Он мне тоже не попадался на глаза, — задумался Гримборн, пытаясь припомнить, когда он в последний раз видел Иккинга, — Может быть он устал и ушёл отдыхать. Ему не особо нравится находиться в обществе настолько долго. — В том-то и проблема. Я уже везде его искал. Нигде нет, — заволновался Стоик, с тревожностью нахмурив брови, — У кого спрашиваю — не видели. — А Беззубик где? Может они оба пошли полетать? Хотя, он обычно предупреждает, если куда-то уходит, — вот и подъехал повод для паники. Плохое предчувствие уже подступало к сознанию. — Беззубик здесь. Тоже его ищет. Вот не к добру всё это, — помрачнел он, — Тормоши наших, пускай ищут. Но панику не поднимать. В таком случае в толпе точно его не найдём. — Разумеется, — Гримборн спешно пошёл оповещать ребят. Как говорится, надежда умирает последней, может и найдут. Только вот Вигго уже осознал, что они скорее всего опоздали. Главное, не поддаваться сильным эмоциям и начать расследование сразу же без всякого шапкометательства.       Сквозь сон Иккинг чувствовал мерное покачивание из стороны в сторону и слышал потрескивания досок и гул ветра. Еле как продрав глаза, он толком ничего не увидел, так как в данный момент миром правила ночь. И только редкий рассеянный лунный свет хоть как-то показывал очертания данного места. Очевидно, что это был корабль. Но это особо ничего не проясняло. То, что он находится здесь, а не в своих уютных покоях в Тронхейме, говорит о том, что он находится в том месте, о котором принято не говорить в обществе приличных людей. Так что если собрать вместе все данные, то вот, что мы имеем: он абсолютно один на вражеском корабле. Непонятно, где он находится, и неясно, куда плывёт. А состояние его, мягко говоря, неутешительное. Сейчас Иккинг явно не встанет и никуда не побежит что-то кому-то доказывать или сигать с корабля в море. Он пока не жилец, особенно с шаткой координацией и полуобморочным состоянием. Остаётся только одно. Спать дальше. Утро вечера мудренее. Может что-то придумает, а может и нет. На ходу разберётся. Не впервой же. Так что со спокойной душой можно пока ничего не делать и постепенно набираться сил.       Погрузившись в свои мрачные думы, мужчина лет тридцати сидел в углу своей камеры, полностью прикрывшись своей длинной тёмно-красной мантией. Как он докатился до жизни такой? Абсолютно незаслуженно! Перспективный, образованный человек приехал в эти треклятые Франкские земли, дабы помочь этой разрозненной небогатой стране и как-то их окультурить. А в ответ получил что? Нож в спину! Ехал с самой Италии, дабы спроектировать добротную церковь, а на него написали донос. И сейчас он сидит как неприкаянный в этой отвратительной тюрьме с ужасным смрадом. И никуда не деться. И никто не поможет. Вся его родня мирно живёт во Флоренции и даже не подозревает, куда делся их родственничек. Знал бы, что случится — ни за что бы сюда не поехал. Не стоит игра свеч. И самое главное, сколько бы он не взывал в их головах частички разума, те наотрез отказывались его отпускать. Хотя тот убеждал их, что сразу вернётся в родную Италию, и будто бы и ничего не было. В итоге они просто стали его игнорировать. Безобразие.       Вдруг послышался скрип от двери и в тюремную ввели ещё одного несчастного пленника, хотя, тот по правде был в отключке и надзиратели его несли в руках как мешок с ботвой. Раскрыв решётку соседней клетки, они просто кинули того человека на жёсткий холодный пол, тот даже не шевельнулся. Жив ли он ещё? Хотел было итальянец что-то у них спросить, но бестолковые надзиратели просто демонстративно заткнули уши, проходя мимо него, тот проводил их презрительным взглядом. И снова один. Хотя, вроде и не совсем. Мужчина встал со своего места и подошёл к боковой стене, дабы рассмотреть новоприбывшего. К сожалению, лицо того человека было повёрнуто в другую сторону, но если судить по фигуре, то это был молодой парень. Одежда сразу выдала его социальный статус. Качественная экзотическая кожа и множество украшающих деталей покрывали всю площадь одеяний. Юноша был очень закрыто одетым, даже кисти рук были полуоткрытыми перчатками без пальцев, а на ногах надеты высокие сапоги по самое колено. Сам крой одежды ровно сидел по фигуре и даже в обтяжку, что не очень было принято в местном обществе. Было ясно, что этот человек нездешний, при этом не из простых людей. Раз тот иностранец, то вряд ли с ним удастся поговорить. Так что все надежды итальянца рухнули. Всё можно было пережить, но только не социальную изоляцию, особенно для таких общительных людей, как он. Так что итальянец тяжко вздохнул и вновь опустился на пол — загоняться самокопательством, скучать по родной Флоренции и молиться Богу, чтоб его побыстрее отсюда выпустили.       В тюрьме будто бы и не было времени. Всё казалось мучительно долгим и однообразным. Но в скором времени мужчина услышал, как неизвестный пленник начал возиться у себя в клетке и тяжело дышать, потягиваясь, расправляя суставчики. За последнее время тот юноша был единственным изменением за последние дни, так что итальянец принялся тихонько за ним наблюдать. Всё-таки было интересно, кто это и откуда, и почему он здесь.       Тот парень встал на ноги, брезгливо отряхиваясь от пыли и грязи, но тут сразу ясно — тепличный мальчик. Итальянец уже ожидал истерики, ну хоть какое-то веселье, но не тут-то было. Юнец осмотрел свою камеру, немного выглянул и оглядел коридор. Осознав, что он находится не в том месте, где хотелось бы, тот тяжко и разочаровано вздохнул, будто ему уже надоело здесь находится. Послышался незнакомый язык из его уст, но судя по интонации, тот явно был не в восторге, но при этом без капли удивления и паники. На пару минут воцарилось молчание, а далее какие-то копошения. В этот момент мужчина выглянул, дабы посмотреть, что там происходит, а там картина темперой. Тот парень просто начал убираться, отодвигая в сторонку всякий мусор и прочий хлам. Хорошо, мальчик не тепличный, но очень странный. Уже хотелось того расспросить. — Кхм, — прокашлял итальянец, надеясь привлечь внимание того юноши. Тот слегка вздрогнул и с лёгкой заинтересованностью повернулся к мужчине, — Ты говоришь по-французски? — спросил итальянец на французском, надеясь на чудо. Тот парень видимо понял эту фразу, но ответил, что знает этот язык не очень хорошо. Мужчина вздохнул, раздосадовавшись. Он на какое-то время задумался и погрузился в свои чертоги сознания. И тут его осенило. Раз тот юноша на вид богат, возможно он и образован. А многие образованные люди их времени могли изъясняться на латинском, так как многие науки преподавались именно на нём. Обрадовавшись, итальянец подошёл ближе к их общей решётке и взялся руками за прутья, — А латынь ты знаешь? — на латинском спросил его итальянец. — Знаю, — кивнул тому юноша, подойдя ближе к нему, — А не подскажете, где я нахожусь? — А как же не подсказать-то. Находимся мы в тюрьме города Монтрейль в графстве Фландрия на Франкском государстве, — обрадовался мужчина. Наконец-то появилась образованная компания, и эти тупоголовые надзиратели не будут знать, о чём они говорят. Много у итальянца накопилось мнений об этом месте, только другой иностранец его и поддержит. В этот момент у него как раз появилась возможность разглядеть поближе собеседника. Юноша на вид выглядел очень ухоженно и утончённо, несмотря на все приключившиеся с ним ситуации. Единственное, что выдаёт в нём пленника — это бледность и лёгкая болезненность во взгляде, но он всё равно достаточно ясный. Услышав ответ на свой вопрос, молодой человек явно не планировал здесь оказываться, если судить по его раздосадованному лицу, но внешне тот всё равно оставался спокоен, — Ой, как же я так, забыл представиться. Марко Моретти. Я тоже не отсюда. Из Италии. — Я Иккинг Хэддок. Из Скандинавии. Приятно познакомиться, — достаточно доброжелательно представился юноша, — А ты здесь как оказался? Италия явно подальше будет. — Ох, мой дорогой друг по несчастью, — вздохнул с отчаянием Марко, удручённо посмотрев вдаль, — Приехал я сюда сначала по собственному желанию, а потом злой рок судьбы. Я же архитектор по профессии. Просили, прямо уговаривали помочь с собором, обучить местных мастеров. А я по наивности согласился, думал, погляжу, как другие люди живут. Вот и поглядел. Донос написал на меня местный жлобяра. Проект остановили, а меня бросили сюда. И неизвестно, что дальше-то будет. А я так по дому скучаю. Думаю, ты поймёшь. — Да уж, — задумался Иккинг, вздохнув, — От этих людей только такое и ожидать. — А ты-то как им насолил? Такой молодой. Иль хотят за тебя выкуп дорогостоящий? — предположил Моретти с сочувствием поглядев на юношу, тот пожал плечами, — Возможно я им не очень понравился после того, как поучаствовал в освобождении моей страны, и им пришлось подписать капитуляцию. А может просто хотели пакость напоследок совершить. Кто их разберёт. — Ты так легко об этом говоришь, — изумился Моретти, выгнув брови. У этого мужчины была достаточно активная говорящая мимика, — Неужели нестрашно оказаться пленным на чужой земле в окружении подлых смутьянов? — Скорее досадно. Я больше в себе разочарован из-за этого глупого похищения, — юноша нахмуренно посмотрел в сторону, явно не довольный данной ситуацией, — Ещё и остальных побеспокою. Будут волноваться, искать. Вот будто им было мало эмоциональных потрясений. А насчёт этой ситуации. Не впервой. Нет смысла паниковать и биться головой об стену. — То есть ты правда уверен, что сможешь отсюда выбраться? — шокировано на того посмотрел Марко, на секунду тот потерял дар речи, — Отсюда выходят лишь мертвецы, юноша. Сам видел. Тут было гораздо больше людей до твоего появления. — Но вышли же, — усмехнулся Иккинг, решив сдержаться и сильно не смеяться, хотя почему-то смешно было жутко, — Если начать хоронить себя раньше времени, то всё так и получится. В тюрьмах здоровые люди умирают не от пыток и увечий, а из-за того, что потеряли надежду на жизнь. — Фраза-то мудрая, но выполнимо ли это всё? Здесь народ жесток, — Моретти облокотился об решётку, сложив руки, задумавшись, — Хотя, от твоих слов мне немного стало легче. Но в твоём случае не стоит ждать милосердного отношения, учитывая из-за чего ты сюда попал. — Я викинг, а это испытание опасное. Постараюсь пройти его с наименьшими потерями, — Иккинг в это время сооружал что-то на подобие метлы из подручного мусора и выметал всю пыль и грязь подальше от себя, насколько это возможно. — Что ты делаешь? — не совсем понял эту суету Марко, наблюдая за бурной деятельностью парня. — Убираюсь, конечно, — Иккинг с непониманием поглядел на сокамерника, — Если уж я тут и останусь на некоторое время, то абсолютно не желаю жить в таких условиях. Ужас какой. Вот у меня дома даже тюрьмы в добротном состоянии. Вот всё для людей. А тут не удосужились кровать поставить. Просто клетка, абсурд какой. Вот оно, ваше хвалёное христианское милосердие. Ещё на нас гонят, мол, варвары, язычники, — недовольно бурчал юноша, пока убирался. — Смею отметить, что не все христиане такие. Вот был бы ты в Италии. Совершенно всё по-другому. Да, малахольные есть, но не в таком количестве, — Марко решил защитить честь настоящих праведных христиан, хотя он и был согласен с юношей по некоторым вопросам. — А я не говорю про всех. Просто не надо лезть в мою страну, что-то насильно навязывать, убивать невинных и до кучи людей похищать, тогда бы претензий не было. Хотим мы быть язычниками, значит будем и не ваше дело, в кого мы верим или не верим. И так находимся на самом севере в суровых и опасных условиях, зачем лезть-то? Тут даже никакого выгодного смысла нет. — Цель христианства объединить весь мир и прекратить постоянные междоусобные войны. Просто некоторые извратили весь первоначальный смысл, — вздохнул Моретти, сев на пол и от негодования бросил небольшой камушек в сторону, — А может это только утопия. Надоела эта постоянная вражда. Вот бы люди желали не разрушать, а созидать, как подобно Богу. Вот как мир бы изменился. — Если ничего не делать, то не изменится, — уверенно высказался Иккинг, параллельно рассматривая замок от клетки, — Всегда нужно начинать с себя и показывать людям пример. — А что если этого будет недостаточно? — пессимистично уточнил Марко, продолжая от скуки кидать камни в сторону. — В таком случае следует стать учителем и покровителем молодого поколения и воспитать его, вложив самые лучшие идеи. Но эта работа безвозмездная и не стоит ждать какой-то выгоды. Этим нужно заниматься только ради сострадания и идеи. Досадно, но многие беды идут от незнания. А простых людей обучать никто не хочет. — Я тоже об этом думал, но боялся начать действовать. Вдруг я буду ужасным наставником? — Пока не попробуешь — не узнаешь, — улыбнулся тому Иккинг, — Так что нам двоим категорически запрещено помирать здесь. А то кто будет мир менять, если не мы? Уж лучше мы, чем эти. — Ты прав. Надо будет постараться сделать всё возможное для этого, — усмехнулся Марко. Этот разговор звучал иронично и абсурдно для него, но всё же это немного подняло его дух и настроило на лучший исход.       Таким образом они и коротали свой «срок». День за днём разговаривали на абсолютно все темы: начиная с рассказов о рутине и заканчивая грандиозными теориями заговоров. Также Иккинг интересовался профессией Марко и выведывал всю подноготную его науки, так как ему была интересна эта тема, и он хотел в будущем многое поменять на своём острове. Профессионалы на дороге не валяются. Хэддоку повезло: ему представилась возможность расспросить архитектора из самой Италии, которая славилась своими грандиозными сооружениями. Спасибо иностранцам за организацию встречи. Хотя над исполнением можно было и постараться. В свою очередь, Моретти расспрашивал Иккинга о скандинавской культуре, обычаях и традициях. Развенчивал стереотипы. Его сильно интересовала жизнь на севере, в условиях экстремальных заморозков. Произошло совместное самообучение друг друга. Казалось, что поводы для общения между ними двумя никогда не иссякнут, лишь очередной охранник, проверяющий всё ли в порядке, мог подпортить им настроение, и то ненадолго. Однако, спустя некоторое время, эффект от встречи нового интересного человека прошёл, и они снова начали вспоминать, где находятся. Вновь в глаза ударила общая отвратность атмосферы апартаментов, в которых они пребывали. Сырые стены крупной необработанной кладки, откуда постоянно сыпались камни, создавая впечатление будто здание абсолютно ненадёжно и рухнет под своим же весом к ужасу архитектора. Пол повсеместно покрыт небольшими лужицами, которые образовывались мерным капанием воды с потолка и стенок. К тому же по коридору и камерам то и дело метались то мыши, то крысы, то кошаки, которые гоняли и тех, и этих. В самих камерах из всех удобств была предоставлена только куча сухого, гнилого, жёсткого сена, чтобы спать было помягче. Но кроме сена валялись продукты жизнедеятельности, оставленные бывшими владельцами жилплощади. А в некоторых клетках были представлены образчики тех самых предшественников. Знакомьтесь, слева-направо: Жак, Жан и Жерар. Правда они немного исхудали, но ничего. Зато их богатый внутренний мир теперь могут увидеть все будущие обитатели. У стенок висели кандалы для того, чтобы выйти в свет для важных переговоров с увеселительными мероприятиями. Но самое худшее — это местные стражи порядка. По скромному мнению Иккинга и Марко, те превышают свои должностные полномочия. Пусть это графство озаботится своей антикоррупционной деятельностью. Кроме этого, никакой этики у этих ребят не наблюдается. В общем, балаган, а не тюрьма.       Ничего не предвещало беды. Иккинг каким-то образом приручил одну из местных кошек, та случайно залезла к нему в клетку, погнавшись за мышкой. Видимо, с помощью хорошего отношения, которого от местных обалдуев навряд ли дождёшься. Он смастерил небольшой клубочек из сена и игрался им с новым другом. Та бешено носилась по всей камере, зарываясь и выпрыгивая из сена, как миниатюрная антилопа. Когда кошечка устала, Иккинг взял её на колени и нежно поглаживал. Киса мурлыкала, как дракон. Больше напоминало жуткую жуть. Иккинг настолько проникся этим замечательным существом, что даже решил дать ей имя — Ааста, как воплощение самой любви и нежности. С тех пор они подружились и были не разлей вода. Но, когда приходили надзиратели, она испуганно устремлялась прочь, чтобы они не нашли способ манипулировать Иккингом с помощью неё. На этот раз она вновь убежала, услышав приближающиеся грузные шаги. В этот раз пришли не просто для проверки, а по душу молодого парня. Он спокойно наблюдал, как амбалы снимают кандалы со стены и направляются к его камере. Щелчок замка — и Иккинга уже ведут в допросную на рандеву с епископом.       Тем временем в Скандинавии начался сущий кошмар. Вся команда драконьих всадников была на нервах, включая Стоика. Не поддавался панике один только лишь Вигго. Он знал, что этим делу как минимум не поможешь, а как максимум навредишь. Было очевидно, что Иккинга похитили иностранцы, которым они совсем недавно дали бой. Видимо, поражение ничему их не научило. Также очевидно, в какую страну они его увезли, остаётся вопрос куда именно? С этим вопросом Вигго обратился к Стоику, но тот ответил, что не имеет связей, которые сообщали бы ему геополитическую обстановку мира. Однако, он может поговорить насчёт этого с Харальдом. На этом моменте Гримборн перехватил инициативу, и предложил свою кандидатуру на аудиенцию у короля. Стоик был не против, и уже через несколько минут Вигго стоял на пороге кабинета Харальда. Медлить было нельзя.       В процессе разговора Гримборн рассказал Харальду свои предположения о том, что случилось с Иккингом и куда его могли увезти. Король согласился с предположениями Вигго и предложил ему следующую тактику: первым делом Харальд организует поиски предателей в Тронхейме, дабы выбить из них информацию о том, куда конкретно утащили Иккинга, и кто это сделал. Далее он даёт сигнал разведчикам, попавшим в зону поиска, на то, чтобы они аккуратно пытались выяснить где сидит заключённый. Заключительный этап — Вигго дают прикрытие торговца, а так же приличную подстраховку в виде таких же «торговцев», военного корабля и Беззубика с Линторден. На всякий случай. Их отправляют первым же кораблём во Франкское королевство. На месте они разыскивают местоположение Иккинга и вызволяют его, применяя всё, что душе угодно: угрозы, шантаж, лёгкое рукоприкладство, убийства. В целях самозащиты. Вигго поддержал решение короля, и они принялись реализовывать первый пункт плана. Гримборн решил помочь в расследовании от самого начала, до конца. Харальд одобрил инициативу мужчины без лишних вопросов.       Однако, их прервал громкий звук выбитых дверей. На входе в кабинет стоял Дагур. Он высказал желание участвовать в спасении братишки вместо с Вигго, на что получил отказ так как у Дагура аж два племени на попечении. Но тот возразил, сказав, что на его посту отлично справится его родная сестра. Харальд и Вигго согласились, скрипя зубами, но сейчас с ним спорить бесполезно. У Дагура была своя философия, а именно: «Брат за брата за основу взято». С этим никто не стал спорить, так как уважали эту философию. Пришлось согласиться и смириться с неожиданным пополнением в команде. Для начала Харальд поручил им прочесать порт, чтобы выяснить, почему корабль без надзора был покинут и не зарегистрирован в табеле. Вигго и Дагур всё поняли и незамедлительно отправились расследовать грандиозное похищение.       Допросная выглядела устрашающе: всюду были расставлены самые разные орудия пыток, начиная от самых обычных колодок, заканчивая монструозными сооружениями по типу железной девы. Комнату освещало одно единственное небольшое окно, расположенное чуть ли не у потолка. Пол и стены были покрыты пятнами запёкшейся крови. Света от окна не хватало, поэтому в комнате были развешаны стойки с факелами, освещавшими все прелести данной комнаты, на которых даже можно было увидеть останки предыдущих бедолаг, если присмотреться. Посреди комнаты стоял стол с двумя стульями. Отсюда начинаются «переговоры». Епископ сидел за столом, держа в руках перо, что-то вдумчиво писал. Иккинга посадили напротив два надзирателя, грубо надавив на плечи, вынуждая подчиниться. Пришлось сесть и ожидать что будет дальше. Епископ демонстративно продолжал заниматься своими делами, будто не обратил внимания на вновь прибывшего по его приказу. Иккинга начало напрягать это ожидание, он даже хотел первым начать разговор, но тот положил перо и устремил свой взгляд на собеседника, будто делая огромное одолжение. — Приветствую тебя, молодой человек. Я полагаю, ты знаешь, почему оказался здесь? — доброжелательно, но не очень приятно улыбнулся пожилой мужчина, — Мы будем милостивы, если ты предоставишь всю информацию касательно политического устройства вашей страны, главных лицах государства, а также вашей связи с драконами. То есть всё, что ты знаешь, будет полезно нам. — А зачем вам эта информация, позвольте узнать? Что-то мне подсказывает, что не для общего развития, или не ради мирного промысла, — ехидно поинтересовался Иккинг. — То, что мы были вынуждены подписать капитуляцию, не значит, что мы готовы отказаться от своих целей, — деловито произнёс епископ, сложив руки, — Так что лучше с нами не спорить, даже не пытайся. Хочешь быть жив, здоров — отвечай на вопросы. Иначе придётся получить ответы другими методами. Иккинг внимательно осмотрел окружение, отметив вокруг себя множество жестоких способов получить путёвку на тот свет. Всё пространство было нарочито угрожающим, будто его специально пытались испугать. — И вы специально привели меня сюда? Чтобы я испугался и всё вам выдал с потрохами? Я же вижу, что здесь проведена специальная работа. Напихали всё подряд в одну комнату, думая, что это повергнет меня в ужас. Жалкий трюк, — скептично выгнул бровь Иккинг, смотря на оппонента, — Большинство этих орудий направлены на казнь, а я вам нужен живым и в здравом состоянии рассудка, так что вам невыгодно пихать меня в подобные адреналиновые аттракционы, — после этих слов в допросной начался сущий кошмар. Епископ был вне себя от того, что его план с такой быстротой и лёгкостью раскусили, и это навело его на другие мысли. — Я смотрю, ты очень догадливый. Впечатляет, — морщины на его лице расправились в показном благодушии, — Ты же понимаешь, что всё равно не выйдешь из города? В любом случае, тебя никто не найдёт. Даже если найдут, то не рискнут снова накалять ситуацию. Разве ради одного человека можно устроить конфликт вновь? Ты бы этого хотел? — Не хочу, но я всё равно ничего не скажу. Я не предатель, — улыбнулся Иккинг. Ему не привыкать находиться в такой рабочей атмосфере, — Так что останусь с вами и буду капать вам на мозги до последнего вашего дня, — парировал вербальную атаку Хэддок, перевернув ситуацию для комичности момента. — Вижу, ты бесстрашный. Это хорошо, но у тебя есть вариант остаться здесь и не быть пленником. Можешь даже стать кем-то с помощью своих талантов и ума, только на нашей стороне, — епископ не сдавался, до последнего пытаясь убедить юношу по-хорошему, — Всего лишь нужно ответить на пару незначительных вопросов. Мы гарантируем анонимность. Никто не узнает, что всю информацию мы получили от тебя. — Насчёт последнего я сомневаюсь. Мои соплеменники не настолько глупы, чтобы сложить два и два. Но даже при таком варианте я откажусь, так как не хочу реализовываться здесь. Только у себя на родине, — уверенно заявил Иккинг, будто он вообще не является пленником в данный момент, — Вы ничего не получите от меня, можете выдумывать что угодно и пугать как хотите. Я буду непреклонным. — Ты меня заинтриговал, — угрожающе усмехнулся епископ, — Раз ты так уверен в этом, то мы проверим твоё утверждение. Тео, — подозвал он одного из своих подчинённых и кратко сказал что-то на французском. Тот кивнул и подошёл к пленному, резко развернув его к себе. Хэддок готовился к чему-то не очень приятному, даже болезненному. Так оно и свершилось. Верзила обширно замахнулся своей тяжёлой рукой и отправил её в сторону лица юноши так быстро, что было слышно, как она рассекает воздух. После удара Иккинг почувствовал как его лицо горит и болезненно покалывает в тех местах, где его лица коснулись не стриженные, острые как нож ногти Тео. — Ты хотя бы мыл руки перед этим? — недовольно пробурчал Хэддок. Он чувствовал, как по его лицу стекала капелька крови с уголков губ, но тот промолчал, — Будем надеяться, что да. Хотя, я этого не заметил, — Иккинг не унимался, будто бы специально приближал свою скоропостижную участь, но соблазн был велик. Этим он выпросил следующую серию ударов. Раз получать, то по-крупному. Было больновато, но терпимо. Единственное, о чём он жалел, что ударяли по лицу. Это единственное, чем он гордился в своей внешности. — Ну что? Передумал? — нетерпеливо поинтересовался епископ, глядя на красное лицо пленника. Тот сплюнул скопившуюся кровь, что было вынужденной реакцией организма. Так то он аристократ. — Заметьте, я такого не говорил. Можете продолжить свой перфоманс, — Иккинг с вызовом взглянул на епископа, будто ничего и не произошло, тем самым унизив верзилу. — Какая наглость! Смеешь потешаться надо мной?! Это были лишь цветочки, сейчас мы поговорим по-взрослому. Даже не посмотрю на твой юный возраст. — А раньше были ограничения по возрасту? — показушно изумился Иккинг, хоть ему и было больно двигать лицом. Актёрский талант не пропьёшь и не изобьёшь, — Вы своих молодых граждан тоже похищаете и пытаете? Это у вас в порядке вещей? — Что за неуважение к старшим? Какое ужасное воспитание! За такое дерзкое и вызывающее поведение у нас клеймят с позором, что ожидает и тебя, — епископ достал клеймо из раскалённой печи, на конце которого красовалась латинская буква «V», означающая Vandale, что в переводе значило «Варвар». Так клеймили преступников, язычников и прочих криминальных элементов. Недолго церемонясь, Тео со своим помощником сняли наручи с Иккинга, закатали правый рукав рубашки и принялись его удерживать, чтобы не дёргался. Хэддок даже не сопротивлялся, понимая, что это не поможет. Он даже заранее придумал шутку, потому что потом думать уже не захочется, да и не до этого будет. Он был один из тех, кто просто любит эту жизнь во всех её проявлениях. Епископ сразу же приложил клеймо к внутренней стороне предплечья и специально подержал инструмент подольше в отместку за все издевательства от юнца. Иккинг, к удивлению старца, молчал, однако его знатно потряхивало, так как было нестерпимо больно, от чего участилось дыхание и рефлекторно потекли слёзы. Чтобы уменьшить интенсивность болевых ощущений, Хэддок концентрировался на своём дыхании, создавая определённый ритм. А также искусственно убеждал себя, что с каждым выдохом боль должна уменьшаться. Не сказать, что этот метод сильно действенный, но психологически стало легче. Через какое-то время боль чуть-чуть стихла, но этого хватило, чтобы продолжить беседу. — Это посвящение в какой-то частный клуб? А спросить моё согласие? — всё ещё с отдышкой, но с показушной обидой в голосе проговорил Иккинг, нервно усмехнувшись, — ради крайне ошалевшего лица епископа стоило стерпеть эту боль. — Ладно. В таком случае сначала расшатаем излишне устойчивую психику. Посиди и подумай над своим поведением, — с этими словами епископ покинул допросную, а амбалы привязали Иккинга к стулу, поднесли к какому-то устройству, которое ритмично подавало капли воды прямо на макушку Хэддоку, и ушли, оставив его наедине с капающей водичкой.       Он знал, что такое средство пытки уже существует и то, что оно немало народу свела с ума. Казалось бы, безобидно и очень просто, но крайне действенно, если верить слухам. Выбраться из этого стула невозможно, так как ремешки очень туго, крепко затянуты и даже если он выберется, то ему некуда бежать. Ни дракона нет, ни корабля, а на своих двоих далеко не убежишь, да и местность он не знает. Тем более он безоружен, у него нет знакомых среди местных, и тем более он плохо знает французский. Так что пытаться выбраться бесполезно. Поэтому перед ним стоит иная задача — выжить и не сойти с ума, при этом сохранив все оставшиеся части тела и хоть маленько здоровья. Это звучит как невыполнимая задача, но для Иккинга нет ничего невозможного. Осталось придумать план как не поддаться безумию. — Что бы сказал Плевака на этот счёт? — задумался Иккинг, неприятно сморщившись от холодной воды, монотонно бьющей по голове. Это его уже раздражало, — «Ты не сможешь сойти с ума, если тебе нечем сходить с ума.», — Иккинг коротко засмеялся, — А ведь дело говорил, вот только есть один нюанс: сходить есть чему. Отбрасываем этот вариант, — его лицо переменилось на задумчивое, — Общение с близкими? Что-то не видно поблизости. Физическая активность? В текущих условиях получится скорее физическая пассивность. Выделить для себя личное пространство? Теперь его хоть отбавляй, — Иккинг приостановил мыслительный процесс и обнаружил, что он практически не замечает удара капель об его макушку, — Ну конечно! Надо просто загрузить себя интеллектуальной работой, задуматься о чём-нибудь, — и он сразу же принялся за реализацию этой идеи. Благо Хэддоку было о чём подумать, начиная с продумывания плана побега, заканчивая интересными приспособлениями, которые он мог бы смастерить на воле. Но в скором времени и это перестало его отвлекать, и ему стало холодно от стекающей по нему воды. Удары капель по макушке становились всё более ощутимее, и тело всё больше откликалось на них. Он чувствовал как теряет спокойствие. Всё казалось бесконечно долгим, абсолютно нечем было себя занять. Он даже пытался считать капельки воды, но это быстро ему наскучило. Тут внезапно его осенило, и он вновь вернулся к первому пункту. — Слушай, а кто сказал, что близкие должны быть здесь? Я могу их представить и рассказать им всё, что я о них думаю. Всё равно меня никто не понимает. С кого бы начать? — Иккинг решил высказать всё то, что он никогда бы не говорил вживую тем людям, — Начнём с отца, — Хэддок сделал короткую паузу и тяжко вздохнул, — Да, я тебя не послушал, и в конечном итоге всей цепочки событий попал сюда. Виноват? Виноват. Но ничего менять не буду, всё случилось так, как должно было быть. Что ещё тебе рассказать? Пожалуй, начну с самого начала, — Иккинг рассказал всё, что он скрывал от Стоика, начиная от всяких мелочей, заканчивая чем-то более крупным. Этот монолог длился достаточно долго, так как Хэддок не торопился и рассказывал всё в малейших подробностях, описывая каждую незначительную деталь. Это ограничивалось не только одними событиями, но и описаниями своего отношения к тому или иному поступку отца. И как это повлияло на душевное состояние самого Иккинга. В чём заключались их ошибки в общении с друг другом. В какой-то момент он начал не только анализировать своё прошлое, но и придумывать варианты альтернативных событий на тему, что если бы они вели себя как нормальные люди, а не как упрямые бестолочи. Со Стоика Хэддок плавно переключился на Плеваку, который по сути ему являлся вторым отцом. И даже не каким-то там дополнительным, а может даже и основным, учитывая то, что Плевака в парне души ни чаял и всегда был рядом, не критикуя, а мягко направляя. Со своей своеобразной юмористичной манерой. Видимо от него Иккинг нахватался в стрессовых ситуациях ко всему относится с юмором. Только у него это большей частью чёрный и самоироничный. Так что он с теплотой вспоминал все проведённое время с ним. Чуть ли не каждое детское воспоминание. В какой-то момент Иккинг сам себя довёл до слёз, растрогавшись. Как же раньше, ещё до его «восхождения» было прекрасно. Он привык рассматривать это время только с негативной стороны, но в этот раз Хэддок понял, что на самом деле у него было всё необходимое для счастья и по сути ничего и не нужно было никому доказывать. Да, его не принимали сверстники. Но по сути, прям ужасно к нему никто не относился, скорее как к чудаку. А если уж совсем покопаться, то сейчас к нему относятся абсолютно также, только при этом слушают, иногда. Он всегда думал, что Беззубик его изменил, но как дракон может изменить что-то? Только лишь косвенно повлиять, а менять может сам Иккинг. До и после встречи с ночной фурией он был абсолютно таким же. Просто во втором случае Хэддок уже чувствовал на себе ответственность за Беззубика и это помогло ему больше не бояться препятствий. Всего-то требовалась капелька доверия к нему. И дракон ему доверился, невзирая ни на что. — Так, к чему я это всё веду? — сам себя спросил Хэддок, пытаясь сформировать вывод и в данный момент, погрузившись в раздумья, Иккинг не замечал чувства скованности, голода, холода и головной боли от этих пресловутых капель воды, — Ах, да. Важна не сама ситуация, а как мы к ней относимся. Например, да, я попал в плен к чокнутым иностранцам и скорее всего я здесь останусь навсегда. Можно конечно ужасаться, плакать и паниковать. И чем мне это поможет? Это меня будет расстраивать ещё больше и умру раньше, что тоже неплохо, хотя бы не буду жить в этой грязи, фу, — и тут Хэддок представил эту перспективу жизни в клетке, — Не, смерть реально лучше. Так, я не в ту сторону начал думать. Постараемся абстрагироваться от плохого и рассмотрим положительные моменты, — от этой фразы Иккинг сам с себя засмеялся, — Так, хватит ржать. Я абсолютно серьёзно, — он снова засмеялся ещё чуть задорнее и тут внезапно задумался, — Стоп, а может я уже схожу с ума? Болтаю тут с самим собой, смеюсь, плачу. Хотя, кого я обманываю? Я этим занимался и без всякого плена. Я же чудила с рождения, правильно мне отец говорил. Да, я немного чокнутый, но со мной же ведь весело? Вот, как ты думаешь? — Хэддок вопросительно взглянул на стоящую в противоположной стороне железную деву, чьей функцией являлось запечатывать людей в себя как в саркофаг, только при этом протыкая острыми шипами. Её скульптурное лицо не выражало каких-либо эмоций. Взгляд девы будто смотрел в никуда, сквозь всё материальное, — Молчание знак согласия. О, я придумал. Иногда я буду обращаться к тебе с вопросами. И если ты мне ответишь, то я буду знать, что точно чокнулся. Не обижайся, при всём уважении ты не можешь и не должна говорить, — тот саркофаг продолжал молчать, — Знаешь, у тебя такое неловкое молчание, будто ты реально слушаешь. Я понимаю тебя. Людям не нравятся твои обнимашки, но и ты пойми их, они же не железные, как ты. Хотя, даже железо ломается. Интересно, сколько людей нужно в тебя положить, чтобы ты сломалась? Наверное много, я к тому моменту не доживу. Хотя, если для них нормально пытать людей, то ты без работы не останешься, может даже и свой закат встретишь. Тогда вопрос уже в другом. Откуда брать столько людей? Город точно вымрет. К чему такая жестокость? Вот будь я этаким диктатором, то всех бы неугодных отправлял работать. А что? Это бестолково разбазаривать людской потенциал. И при этом я бы даже заботился о них, чтобы они качественно работали и долго жили. Хотя, чем бы они отличались от обычных людей? — задумался Иккинг, — Видимо отсутствием выбора. Хотя сейчас не у всех есть выбор, кем они могут стать. Являются ли они рабами? И у меня нет выбора. Я тогда тоже? — и тут Хэддок понял, что ничего не понял, — Но я же могу, допустим, сбежать и быть тем, кем хочу. Это уже наличие выбора. Нет, не так. Пленник тоже гипотетически может сбежать, но свободным он от этой теории не становится. Пленник хочет, но не может, поэтому он и пленник. А я могу сбежать, но не хочу, тогда это мой выбор. А мой ли это выбор или же навязанный? Так, это уже сложнее. И как их отличить? Допустим, представим, что я сбежал из своей старой жизни, отказавшись от всего. Например, согласился на предложение этого дедульки. Я конечно не соглашусь, но чисто гипотетически. И что дальше? Что бы я чувствовал? — он на какой-то момент замолчал, закрыв глаза, визуализируя эту ситуацию, — Угрызения совести, отлично. Ладно, представим, что совести у меня нет, — и снова настала тишина, — А я не знаю, чего хочу. Я бы, наверное, рано или поздно вернулся к похожему образу жизни, только в ином окружении и с другими людьми. И зачем мне это надо? Хотя, я бы возможно попробовал попутешествовать по миру и умер от какой-нибудь неизвестной болезни или разбойников, а может быть просто случайно. Нет, одному жить небезопасно, даже для крутого воина, а про себя я вообще молчу. Нет, я не хочу уходить от близких. Это будет невероятно тяжело. Они все хорошие люди. Зачем мне попусту скитаться и общаться с чужими людьми, для которых я никто? Лучше я буду рядом с моими людьми и буду пытаться улучшить нашу жизнь. Тем более, что ни день, у нас всегда приключение. Чего ещё желать? И чтобы сделать нашу жизнь лучше — я должен иметь власть. И тут совпадение — она как раз у меня есть. Значит, я на своём месте? Получается, что так. Да и что скрывать. Я их всех люблю. В таком случае мне нельзя сходить с ума и умирать. Жаль, дорогая леди, — обратился он к саркофагу, — Мы не сможем поговорить и ты никогда не примешь меня в свои объятия. Я уже занят, — в ответ ему вновь тишина, только с ощущением обиды и разочарования, — Не обижайся, я просто жить хочу. А ты столько душ погубила, точнее это сделала не ты, а другие люди, но ты их в себя вобрала. Стала ли ты от этого чуточку живой? — в какой-то момент Иккингу почудилось, что лицо девы приобрело страдальческую гримасу, будто ей невыносимо морально больно, — Да уж, это ужасно, когда с помощью тебя изуверски убивают людей, а ты не можешь и пошевелиться и слушаешь их крики, стоны и всхлипы вплоть до последнего издыхания. После этого душевного разговора с железной девой Иккинг замолчал. Уже во рту пересохло столько болтать, даже скулы уже болят. Невольно дало о себе знать злосчастное клеймо, которое продолжало болезненно покалывать. На месте ожога образовались небольшие прозрачные пузыри, чей вид крайне раздражал Хэддока, но он знал, что их лучше вообще не трогать. Хотя, в данной ситуации он бы и не смог до них дотронуться, так как пристёгнут намертво к стулу. Благо в том, что прохладная вода, капающая на юношу, всё-таки доходила до ожога, от чего тому становилось немного легче. Но если до конца быть честным, то уж лучше бы не было этой воды, хоть и Иккинг довольно-таки успешно противостоял этому безнадёжному чувству бессилия, но от минуты к минуте становилось не легче. Эта пытка не просто так считается с ума сводящей, есть у этого искомые последствия.       В какой-то момент он переключался на лёгкое пение, пытаясь отвлечься от своей жизни, даже старался что-то новое сочинить. Но к тому моменту капанье воды ощущалось как будто ему в голову бьют не водичкой, а как будто настоящим молотом по наковальне. Ощущения из неописуемых. Головная боль не заставила себя долго ждать, добавив Хэддоку страданий в нагрузку. А про голод и естественные нужды даже и говорить не стоит. Всё это являлось одним сплошным стрессом для любого человека, даже для самого терпеливого и спокойного. Поэтому демонстративно весёлые беседы с самим собой и попытки вести хоть какую-то интеллектуальную деятельность — это не показное равнодушие к собственным проблемам, а тихий зов о помощи, которую вряд ли он получит. — Рано или поздно это когда-нибудь закончится. Верно же? — удручённо вздохнул Иккинг, — Только если с моей смертью, то да, быстро закончится, — в моменте он резко дёрнулся, распсиховавшись, — Во имя богов, не будь тряпкой, Иккинг. Это не конец. Не им это решать. Иные люди справлялись с проблемами гораздо более худшими, чем эта. Почему я себе позволяю смириться? Возможно это и не пытка вовсе, а испытание в расплату за всё везение? Вполне может быть. Этого стоило ожидать, учитывая, что я постоянно влезаю в какие-нибудь авантюры. И как мне это выдержать? — задал вопрос в пустоту Хэддок, — Думай, думай. Должен же быть способ. Напряги извилины, идиот, — он затих, зажмурившись, пытаясь найти в воспоминаниях хоть что-нибудь, что гипотетически могло ему помочь. В голове возникли образы Дагура и Рыбьенога, которые рассказывали об одном и тоже, — Медитация? Да, Дагур упоминал об этом, когда его три года держали в тюрьме. Ещё это помогло ему контролировать свои эмоции, не поддаваясь безумию. Это то, что нужно. Так, что там говорил Рыбьеног об этой технике? Зря я раньше этим особо не интересовался. Так, концентрация. Нужно войти в состояние потока, — Иккинг попытался максимально расслабить своё тело, дабы слиться с окружающим пространством и почувствовать себя кем-то бесплотным. Дальше он просто глубоко дышал, пытаясь успокоиться. Изредка он всё же срывался, нервозно реагируя на каждый раздражитель, но силой воли и самодисциплины он вновь и вновь пытался погрузиться в транс, дабы испытать желаемый внутренний покой и умиротворение. Его цель состоит в том, чтобы не поддаться влиянию внешнего мира и сохранить свой рассудок в первозданном виде. Хэддок твёрдо для себя решил, что не будет «пытаться» выжить. Нет, он выживет и никто не смеет ему помешать в этом.       Неизвестно сколько прошло времени с того момента, как его повели на допрос. Но насколько Иккинг помнил, это было утро, а сейчас уже вовсю разгорается закат, судя по тем золотым лучикам солнца, неловко выглядывающим из узкого окна. Обычно в этот золотой час Хэддок летал над морем вместе с Беззубиком, радуясь завораживающему виду, свежему морскому воздуху и игривому ветру, который воссоздавал самые модные причёски у Иккинга на голове. Ностальгически улыбнувшись, он прикрыл глаза и стал визуализировать Драконий край, в котором он практически беззаботно проводил большую часть времени. Много воспоминаний связано с этим местом, но самые счастливые образы перекрывают всё плохое. Хэддок представил, как неспешно он прогуливается по террасе форпоста, наблюдая за тем, чем заняты его друзья. Раньше они его раздражали своей суетливостью и неугомонностью, но теперь искренне по ним скучал. Уж лучше бы Иккинг разгребал тысячу выходок и проделок ребят, чем торчать здесь. И внезапно их оплошности стали не такими уж и раздражающими, а крики и разговоры не столь громкими и невыносимыми. Зато их смех, улыбки и поддержка стали ярче и насыщеннее. Это он так воображает или они изначально были таковы? Когда он вернётся домой, то обязательно проверит и сравнит.       С каждым мгновением эти образы становились всё живей, будто это реальность, а не этот дешёвый плен с устрашительными спецэффектами. Иккинг уже пожалел о том, что большую часть своего времени он тратил на какие-то очередные обязанности, которые никогда не кончались и сваливались без единой остановки на его голову. Теперь же у него не так уж и много жизнерадостных воспоминаний, могло быть и гораздо больше, не будь он таким непрошибаемым трудоголиком. Прав был Вигго, когда миллион раз говорил, что нужно найти баланс между работой и отдыхом. У него нереальное терпение повторять одно и то же из раза в раз, только с разными формулировками, но с таким же понимающим, добрым тоном. Та же Астрид на месте Вигго уже давно рехнулась и прибила бы его. Так что пусть боги даруют этому золотому мужчине побольше здоровья и много всего хорошего, он заслужил, несмотря на свои прошлые прегрешения. Очистил свою карму до девственной чистоты. В данный момент он испытывал смешанные чувства. Хотелось побыстрее вернуться к Вигго, но тот расстроится, узнав, что сделали и ещё сделают с Иккингом, а они точно с ним что-то ещё сделают, слишком противные. Хотя он и сейчас скорее всего расстроен. А соврать, что с ним ничего не сделали — это дохлый номер, тот огорчится из-за недоверия. Западня со всех сторон. Придётся поступить честно и рассказать всё, как есть. Разве что чуть-чуть сгладить углы, иначе город Монтрейль останется только в истории, как бесследно исчезнувший.       В какой-то степени Иккинг был прав, когда думал, что Вигго расстроен его исчезновением. Так оно и было. Гримборн печально, тревожно и чуточку агрессивно выбивал из пойманных шпионов всю правду о том, куда похитили Хэддока, те уже елозили на холодном каменном полу, задыхаясь от собственной крови, но те ни в какую ничего не говорили, а только сплёвывали льющуюся кровь, пока Вигго беспощадно их добивал. — Вигго, нам нужно было выбить информацию, а не убить их, — встрял в этот «допрос» Дагур, осторожно положив руку тому на плечо. Вигго вздрогнул и остановился, отводя взгляд в сторону, — Прости, я просто задумался. — Дружище, может тебе это — отдохнуть? — предложил тому Дагур максимально спокойным голосом, — Ты уже столько ночей не спишь спокойно. — Не могу. Уже столько времени прошло, а с Иккингом могло случиться что угодно. А мы тут топчемся на одном месте, — пассивно-агрессивно высказался Гримборн, вонзив кинжал в руку шпиона, тот аж заорал чуть ли не со слезами, — Говорите по-хорошему, пока ваши конечности на месте. — Жестоко. Иккинг бы это не одобрил, — нейтрально отметил Дагур, усмехнувшись, — Но я ему не скажу. Развлекайся, душу отведи. Всё равно эти уже всё — полуживые и на редкость упёртые. Неужели так сложно сказать, куда направился корабль?! — внезапно громко прокричал берсерк, психанув, его тоже бесит эта ситуация, — Что эти вам наобещали? Райские кущи после смерти? Очнитесь, таким засранцам как вы ничего не светит. Единственный раз, когда вы соприкоснулись с добродетелью был в тот день, когда стащили нашего славного друга. И то не должны были трогать его. Не ваш уровень, ушлёпки, — но те калеки, кажется, его уже не слушали, тихо и без оповещения покинув сознание на неопределённый срок, — Эй, куда? Я не разрешал тут кемарить. Это вам тут не санаторий, — Дагур пихнул тех ногой, но шпионы не соизволили подать признаки жизни, — Вот же придурки. — Достаточно. От них нет толка. Нужно рассмотреть иные варианты, — Вигго всё это время стоял в сторонке и неосознанно крутил кольцо на пальце с рисунком ночной фурии, — Король обещал, что в скором времени должна появится информация от его разведчиков. Может им удалось что-то разнюхать? Пойдём уточним. — А с ними что? — Дагур указал на две бесполезные и никчёмные туши, лежащие в собственной крови и продуктах жизнедеятельности. Гримборн, недолго размышляя, вынул свой меч и без лишних сомнений ответил на этот вопрос, сделав одолжения этим двоим на быструю смерть, — Позовём слуг, пусть приберутся. — Ох, не завидую я им. Смрад кошмарный, — сморщился Дагур, и они с Гримборном вышли из допросной.       Иккинг резко очнулся от того, что на него вылили целый чан с ледяной водой. Тот дёрнулся в лёгком шоке, но достаточно быстро пришёл в себя, увидев перед собой знакомые лица. К тому времени из ёмкости, прикреплённой над его головой уже ничего не капало. Кажется, он выигрывал в этом раунде. Два-ноль, дедуля, на пенсию пора. — Ну что, молодой человек, одумался? — ехидно поинтересовался епископ, гаденько улыбаясь. Вместе с ним захихикали его амбалы, — Незабываемые сутки, да? — Да, это был необычный опыт, — хриплым голосом ответил Иккинг. О нет, кажется он ещё и заболевает для полного комбо. Ну да, купался в холодной водице в промозглом и сыром помещении, — Но я не передумал, даже укрепился в собственном решении. — Вот как, — тот сморщил свои губы в тонкую линии, недовольно нахмурившись. Не это он хотел услышать, — Ничего, и на тебя управа найдётся, — епископ что-то сказал на-французском тому самому Тео и тот начал отстёгивать Иккинга от стула. Ну а что? Посидел и хватит. Другим тоже хочется посидеть, целая очередь стоит.       После такого долгого сидения на одном месте у Хэддока всё болело и чуть ли не трещало по швам. Он даже не мог самостоятельно передвигаться, его буквально волочили по дороге. Раскрыв родную камеру, его швырнули как последнюю шавку прямо об твёрдый пол. Но сути ничего не меняло. Он смог выстоять эту пытку и не сдался. А его рассудок? Вполне такой же, как и был, за исключением некоторых деталей. Когда надзиратель ушёл, к нему сразу же обратился Марко, быстро перескочив со своего места поближе к боковой решётке в сторону юноши. — Иккинг, как ты себя чувствуешь? Что эти ироды проклятые с тобой сделали?! — взволновано вопросил Моретти, переживая за своего друга по несчастью. — Да так, пытали маленько, — прокашлял Иккинг, поднимаясь с пола. Вставать он не рискнул, поэтому устроился в сидячем положении. Его вид стал намного хуже. Изначально светлокожий парень стал намного бледнее, что каждую венку и сосуды стало видно чуть ли не насквозь, будто кожа вовсе полупрозрачная. Весь он был мокрый и дрожал от холода. В этом сыром месте он нескоро обсохнет. Глаза были красные и уставшие от бессонной ночи. Хэддок закатал рукав правой руки, чтобы посмотреть, что случилось с меткой. Волдыри налились гноем и в скором времени обещали лопнуть, от чего Иккингу будет невыносимо больно. Осталось только лишь морально подготовиться к этому прекрасному моменту, — Вот. Наградили меня за успешно пройденное воспитание, — он показал своё клеймо с буквой «V» Марко, — Victoria, — засмеялся Хэддок от своей же шутки. Да, он победитель по жизни. Есть сомнения? Эту букву можно трактовать, как хочешь. Иккинг сам себе разрешил. — Твой оптимизм поражает и ужасает одновременно, мой друг, — шокировано на него поглядел Моретти, будто первый раз в жизни увидел. Хотя с одной стороны так оно и есть. Совсем недавно перед ним стоял молодой симпатичный юноша, а теперь изнемождённый и измученный человек, только знакомое подобие своего прошлого. Марко не стал ему говорить об этих изменениях, дабы не вгонять парня в тоску, только лишь ярко ругнулся на своём родном итальянском, желая всего самого «лучшего» этим негодяям. — Люблю удивлять, — усмехнулся Хэддок, снимая с себя тяжёлые кожаные доспехи, дабы быстрее просохнуть, — А сам-то как? Какие новости? — будничным тоном прохрипел Иккинг, будто они тут устроили светскую беседу за завтраком, только без самого завтрака. — Вполне терпимо, — тут Моретти даже не имел право жаловаться, так как его собеседнику было намного хуже, — Ничего особо не происходило. Только ночью к тебе заходила твоя любимица. Мяукала, звала, потеряла тебя. Вот, подарочек оставила, — Марко указал на крупненькую мясистую дохлую крысу, лежавшую неподалёку от Хэддока. — Очень мило… — Иккинг сморщился от этого нелицеприятного вида, — С её стороны. Ценю эту искреннюю заботу. Премного благодарен. — Удивительно, что к тебе так быстро прониклась кошка. Они обычно характером своенравные, любят независимость, — улыбнулся Марко, сев поудобнее, скрестив ноги, уже готовясь к приятной беседе. — Каждому существу нужен свой ключик к душе, — вздохнул Хэддок, — Вот взять хотя бы драконов. Есть множество их видов. И к каждому виду свой подход. И то это ничего не гарантирует, так как каждый дракон совершенно уникальный по характеру. Поэтому я учитываю не только вид дракона и его природные особенности, но и ещё пытаюсь изучить их личность. — Надо же, — подивился Моретти, представив всяких этих опасных драконов, чьи зубища и когтища размером с одну такую кошку, — Тебе прям совсем нестрашно с ними взаимодействовать? — Они чувствуют страх, — спокойно ответил Иккинг, взглянув на Марко, — Если они будут знать, что ты их боишься, то они не будут тебя воспринимать за равного и поиздеваются на славу. Но и агрессивным нельзя быть, то есть доминировать — это будет восприниматься как… — он задумался, подбирая подходящую аналогию, — Нарушение этикета. Нам же не нравится, когда с нами грубо общаются, верно? Здесь тоже самое. Да и в целом, драконы, как и люди, разумные существа. Они всё понимают. А снисходительное отношение людей к ним их ой как раздражает и выводит из себя, тоже понятно почему. Они существа гордые. — Вот оно как оказывается. Я даже об этом не задумывался. Думал, они чудища, движимые животными инстинктами, — задумался над этим Марко, — Хотя, признаюсь, я их вообще ни разу не видел. Только слухи слышал, да и на картинки смотрел. Но сам посуди, они на вид достаточно пугающие, разве нет? — Я тоже их боялся в детстве, — понимающе улыбнулся Хэддок, вспомнив себя маленького, — Но страх исходит от непонимания и неизвестности. Теперь я знаю, кто такие драконы на самом деле, и я чувствую с ними себя безопасно и спокойно, чего не скажешь о людях. Вот эти существа самые жестокие в мире. Никто с ними не сравнится, даже ни один с ума сошедший дракон рядом не стоял. — И как же ты переборол свой страх? — вот это было интересно услышать. Информация в любом случае пригодится, так как тема борьбы со страхом универсальная и никогда не исчерпает себя. — Раньше на мой остров постоянно нападали драконы и воровали продовольствие. И среди всех драконов выделялся один особенный. Его прозвали ночной фурией, так как он молниеносно быстрый, смертоносный и очень умный. — Подожди, хочу уточнить один момент, — прервал его Моретти. Кажется, у него созрел вопрос, — Ты говоришь, что драконы воровали вашу еду, а что насчёт людей? Они их похищали, съедали? — Что насчёт похищений. Бывало и такое. Хотя, — задумался Иккинг на пару мгновений, — Единственный раз, когда дракон похитил человека был в случае с моей мамой. Но потом выяснилось, что она упросила дракона забрать её куда подальше, — он усмехнулся, его этот момент до сих пор смешит, хоть и немного грустно, — А что насчёт поедания людей. Драконы не любят человечинку. Более того мы для них вредны. В людях содержатся большое количество паразитов, как и для нас в крысах. Поэтому они остерегаются и стараются не сближаться с людьми, но те сами обычно лезут, вот и получают. — Какая интересная аналогия. Люди это как крысы, — задумался Марко, теперь ему будет о чём подумать на досуге, — Это буквально ставит людей на место. А что насчёт твоей мамы. От хорошей жизни женщины обычно не сбегают, тем более при этом бросая детей. Видимо ей было невыносимо. — Теперь всё в порядке. Мы решили проблемы со всеми этими семейными драмами, по крайней мере на пути к их решению, — хихикнул Иккинг, — Продолжу историю. На чём я остановился? Ах, да, я захотел поймать ночную фурию, чтоб заслужить признание отца. Стоит отметить, что раньше мы с драконами не дружили, а убивали друг друга, точнее люди драконов убивали, а те просто пытались выжить. Так вот, мне повезло случайно сбить того самого дракона и я… — далее Хэддок рассказал всю душещипательную историю о том, как он подружился с Беззубиком и как они умудрились спасти всех от красной смерти в итоге. Сказать, что Марко был шокирован — ничего не сказать. — Подожди, сколько тогда тебе было лет? — Моретти не мог поверить своим ушам и после того, как Иккинг ответил, что ему было четырнадцать лет, тот моментально выпал в осадок. Тысяча эмоций отразились на его лице, — Боже, уму непостижимо. Извини конечно, но я бы никогда бы не пустил своего ребёнка на эту авантюру. Очень безответственно сваливать всю ношу ошибок на детей. Взрослым-то людям. — Ну, как получилось. Да, пришлось заплатить за мой выбор. Например, отсутствием моей ступни, но зато я получил лучшего друга и уважение отца и всех людей на острове. Не такая уж и высокая плата. — В смысле отсутствием ступни? — не понял Марко, он внимательно посмотрел на ноги юноши и вроде ничего не выдавало, что с ними что-то не так. Тем более Иккинг не хромал при ходьбе. — В прямом. У меня протез, — Хэддок расшнуровал ботфорт и отцепил ремешки, продемонстрировав потрясающий анатомический протез с изящной гравировкой, — Нравится? Сам сделал, поэтому я и не хромаю и могу достаточно быстро бегать. — У меня нет слов. Очень тонкая работа, — восхитился Моретти, — Теперь понятно, почему тебя похитили. Выдающаяся личность, без сомнений. Жаль, что не углядели. Это место просто ужас, ломает любых. Но у тебя такой жизненный опыт, может быть ты и сможешь пройти все испытания, выпавшие на твою судьбу. — А мне деваться некуда, — усмехнулся Иккинг, надевая ботфорт. Что не говори, а ноги нужно держать в тепле, даже если они и металлические, — Я обязательно выживу и сбегу отсюда. Дело времени. Возможно оно играет не в мою пользу, но не думаю сдаваться. Мне есть ради чего жить. — Думаю, ты добьёшься своего. Я верю в тебя, — поддерживающе улыбнулся Марко. Он вдохновился этим разговором и тоже решил не сдаваться, проявив силу духа и воли.       Они продолжили беседовать о разных вещах. Каждый понемногу рассказывал о себе, делились уникальными знаниями и просто старались отдаться позитивной атмосфере, воцарившейся между ними даже в таком непроглядном месте. В какой-то момент Марко отметил, что Иккинг уже весь дрожит от пронизывающего холода и разочарованно хлопнул себя по лбу. Сам себя пристыдив, он снял с себя свою накидку и передал юноше. Тот отнекивался, но Моретти отбросил все возражения и настойчиво проявил заботу. Ещё не хватало, чтоб тот заработал какую-нибудь пневмонию, мокрым сидя в холоде.       Поблагодарив Марко, Хэддок принял помощь и окутался накидкой в несколько слоёв, благо она была длинная. Теперь хоть не дует и жить стало чуточку легче и теплее. Так они и провели весь день, философствуя о всём подряд, время так проходит намного быстрее и интереснее. Наконец, наступил вечер, и им соизволили выдать какие-то объедки и миски с водой. Иккинг с отвращением смотрел на это нечто, называемое «едой». В этот миг стряпня Астрид казалось изыском экстра класса в сравнении с этим кулинарным преступлением. Он даже не мог полностью описать, что видел перед собой. Но одно Хэддок понимал точно — это несъедобно. Видимо их пытались отравить или заразить какой-нибудь дизентерией. Благо Иккинг периодически неосознанно тренировался в виде интервального голодания, поэтому голодом его не напугать. Как говорится, если есть возможность не есть подозрительную еду, лучше и правда поголодать. Здоровее будешь.       Ближе к ночи организм давал о себе знать в виде бурчания в животе, но Хэддок уж лучше сдохнет, чем съест ту гадость. Так что тот ужин лежал далеко от него рядом с дохлой крысой, туда ему и место. В голову лезли одни образы еды, о которой Иккинг в принципе никогда и не думал, но голод не тётка, спрашивать не будет. И, вдогоночку к мучениям голодающего, вспоминались те самые божественные кулинарные навыки Вигго. Ну что за мужчина. С какой стороны ни глянь — всё идеально. Вот же Хэддок балбес, всегда куда-то торопился и отказывался от завтрака, обеда, ужина и так далее. Где-то в глубине души Иккинг пообещал себе, что когда вернётся домой, будет самым послушным и примерным мальчиком в мире и будет слушать Вигго, ну, хотя бы иногда. Остальное уже выше его сил. На какое-то время провалившись в беспамятство, он почувствовал сквозь дрёму, что те самые волдыри как бомбы замедленного действия начали лопаться, принося сплошные муки. Вот это точно будет незабываемая ночь. И не в том смысле, в каком хотелось бы. Кажется, холодный пот, слёзы и кашель будут его постоянными спутниками в этом приключении. Иккинг вообще даже не соображал, что с ним происходило, постоянно крутясь на месте из стороны в сторону, пытаясь себя отвлечь хотя бы движениями. Но толку от этого было нисколько. После долгих часов активной боли она всё-таки соизволила притупиться и парню стало немного легче. Даже появилась надежда на небольшой сон. В тюрьме, возле его камеры, что-то зашуршало, и уже через пару секунд к нему запрыгнула кошка, сразу начав мурлыкать и тереться своей головой об его волосы, слегка бодаясь. Ааста забралась Иккингу на грудь и немного того помяла своими лапками, делая лёгкий массаж. Затем просто свернулась калачиком, продолжая тарахтеть как дракон, что очень успокоило Хэддока. Тем более частичка тепла от нового друга-пушистика никогда не помешает. Он даже умудрялся гладить здоровой рукой кошечку, от чего та мурлыкала ещё громче и дольше. Да и сама шерсть была очень мягкой, как облачко. К слову сон не заставил себя долго ждать. Всё-таки котики удивительные существа и очень целебные, особенно для психики.       Утром Иккинг еле как разомкнул глаза. Чувствовал он себя ужасно, а выглядел по его ощущению ещё хуже. Благо здесь нет зеркал. Это было бы отдельной пыткой. Котейка всё ещё была на месте. Юноша её обнял, сев с положения лёжа, благо Ааста позволяла греться об себя и никак не возмущалась. Хэддок повернул голову в сторону тарелки с едой и крысы, но ни того, ни другого там не было. Кажется, крыска всех обманула и в крысу всё съела. В прочем Иккинг и не был против, по крайней мере тут ничего не будет гнить и на том спасибо.       Последующие пару дней происходила насыщенная программа: Иккинга постоянно допрашивали, вытряхивая из него всю душу, но даже после этих манипуляций у него оставался один и тот же отрицательный ответ. И после этого всегда наступал какой-нибудь конкурс под названием «сдохни или умри». То морили голодом, хотя с этим Хэддок и сам прекрасно справлялся без их усилий, то не давали спать, постоянно обливая водой. Но хотя бы он чистый — уже хорошо. Этому Иккинг был чуточку рад, хотя спать хотелось жутко. В иной раз он выиграл супер приз и его подвесили за руки и отбили всю спину плёткой. В этот момент он понял, что БДСМ ему не особо нравится. А если серьёзно, то на нём и живого места не осталось. Каждая часть тела хоть даже немного — но болела. А некоторые зоны были особо болезненными и к ним лучше вообще не прикасаться. Марко и Ааста как могли его поддерживали, стараясь хоть чем-нибудь помочь. Но Хэддок пока ещё был не то чтобы бодрячком, ну, он хотя бы шевелился, иногда. Обработка бедолаги шла полным ходом, издевались, как могли, но каждый раз тот отказывался что-либо говорить, отчего сильно бесился епископ. У того уже в ночных кошмарах снятся его отказы.       На самом деле единственное, что очень пагубно отразилось на состояние Иккинга — это лишение сна. Сначала всё было вполне безобидно, даже была лёгкая эйфория. Сейчас же чувствовал себя загнанным в угол. Обострилась паранойя, появились панические атаки и различные сонные параличи, который бесконечным кругом повторялись из раза в раз. В какой-то момент юноша уже начал забывать, какого это чувствовать себя здоровым и с хорошим настроением. Всё намного усложнилось, после того, когда Марко выпустили на волю. За него заплатили выкуп неравнодушные граждане, которые всё-таки ждали начало строительства пресловутого долгожданного собора. Или они зря налоги церкви платили столько лет? Моретти не хотел бросать юношу в таком состоянии и обещал обязательно придумать способ, как тому помочь, а пока просто втихаря помогал, чем мог, например, таскал еду и воду, каждый раз рискуя, незаметно прокрадываясь в тюрьму.       Еда и вода хоть и улучшили чуть-чуть положение, но и не так уж и сильно. Да и Иккингу уже ни пить, ни есть не хотелось, было уже глубоко безразлично, что с ним будет дальше. Особенно после того момента, когда его начали посещать галлюцинации в виде кучи змей и крыс, поедающих плоть, от чего он вновь ловил тревожные моменты, получая огромную дозу адреналина. После этого и спать не хотелось, от чего ещё больше утончалась грань между реальностью и фантазией. В какой-то момент Хэддок просто надеялся на скорую смерть, потеряв все надежды, хотя что-то всё ещё продолжало вступать в конфликт с его внутренним фаталистом и держать юношу в живых. Но рано или поздно даже этот абстрактный внутренний стержень ломался под силой физиологических бедствий. Иккинг даже и осознать не успел, как свалился с ног, потеряв сознание. И никакие опрыскивания водой и пощёчины не смогли его привести в чувства.