Его ответ

Саша на сцене. С Леной. Ярик — за кулисами. Наблюдает. Наблюдает, как Саша Лену чуть ли не насилует прямо на глазах у публики. Лапает, везде где можно и нельзя. Властно ее к себе прижимает. Накидывается с поцелуями… Актерствует, безусловно. Но больше нужного во сто крат. Или это Ярик видит все преувеличенно, будто через бинокль на них смотрит? Или в микроскоп… На сцене Саша бедную девочку терзает злобно. Она увернуться пытается, отстраниться. Подыгрывает ему, конечно, все же зрители смотрят, но… Недовольна, что так с ней: слишком уж. Она не понимает, похоже, что нашло на Казьмина, что он вот так. Злобно даже. А вот Ярик — так очень хорошо понимает. Лена — ни при чем. Это все из-за Ярослава. Не из-за — для. Для него этот спектакль. Это ему в лицо эта молчаливая отповедь. Только ему. Это — ответ на слова, сказанные прошлой ночью по телефону. Ярик ехал в Москву. К Саше. Давил на педаль газа, чтобы побыстрее. Чтобы поскорее увидеть. Обнять. И «я люблю тебя» вырвалось против его воли, бездумно. Это не должно было быть сказано ни теперь, ни когда-либо еще — Ярик это прекрасно понимал. Как и последствия. Но вот вырвалось. Само. Он тут же поспешно добавил что-то глупое, пытаясь в шутку все перевести, сгладить, но не вышло. Саша услышал все. И вызверился. Бросил что-то про сумасшествие, про болезнь, что-то злое, в чем предельно четко был указан Ярославу вектор движения — к черту. Подальше от него, Саши. А теперь вот — последний гвоздик в крышку гроба Ярослава. Это бессловесное послание «я-не-гей-видишь?», отправленное не только Ярику, а всем, кто сегодня тут: друзьям, зрителям… Дышать трудно: слезы горло сжимают. Больно. Боже мой, как больно! Сердце — вдребезги. Подлость Сашина во всей красе на сцене расцветает. За что так? За правду?! За любовь? Ярик же не ждал ответного признания, принятия. Не просил ничего. Даже извинился… А Саша вот так. Прямо в сердце. Метко. Навылет. Песня кончена. Лена грозит Саше пальчиком шутливо, улыбается — простила. Уходит со сцены… Держаться. Главное, держаться. Не сорваться в истерику, не разбить ничего. Сашину голову, к примеру. Или свою. Было бы хорошо сейчас с шатких ступенек навернуться, шея чтобы хрустнула — и все. Все проблемы решены. Ярик поднимается на сцену, будто на эшафот. Сашу обходит по кривой дуге. Даже стоять рядом с ним теперь мерзко. Ярик шутит, говорит что-то о том, что мальчик вырос уже совсем, смеется вместе с залом, боль свою скрывая. Над Верой подтрунивает, над Кириллом-гитаристом… Нельзя чувств показывать. Нельзя, чтобы все видели, что что-то не так. А главное, нельзя, чтобы Саша заметил. Как ранил. Смертельно. Не оставляя ни шанса. Пусть думает, что его пули мимо прошли. Может, немного совестно станет. Перед Леной, конечно. Не перед Яриком… Остаток концерта проходит, как в тумане. От улыбки через силу скулы сводит. Скорее, скорее бы конец! Цветы, аплодисменты, гримерка… Все! Кончено. Бежать теперь. Быстрее. Подальше. Куда только? В гостиницу? Собирался же переночевать у Саши… Теперь уже все. Ничего не будет. — Яр... — Кирилл. Останавливает, сжимает плечо, удерживает. Не иначе как не хочет, чтобы Ярослав увидел, как Саша уходит, под руки держа Лену и Веру, что смеются в ответ на его шутку счастливо. Тщетно. Ярик все равно замечает это, волосами встряхивает, печаль отгоняет, вымученно коллеге улыбается. «Чего тебе, Гордеев, надо? — немой вопрос в глазах. — Оставь меня…» — Давай выпьем. Тут бар неподалеку хороший… «Выпьем» — хорошее слово. Ярик не сторонник заливать печаль алкоголем, но сегодня можно. Кивает, соглашаясь, тащится за товарищем покорно. Странно. Они в общем-то не такие уж друзья, чтоб по барам вдвоем таскаться и напиваться вместе, с чего такое предложение? Но сегодня анализировать Гордеева не хочется. И себя — не хочется. И Сашку… Вообще ничего не хочется сегодня. Кроме как надраться. После третьего бокала чего-то терпкого, пузырящегося и очень алкогольного пусто в голове, а на языке ничего не держится. И Ярик вываливает все Кириллу. Впрочем, без имен — хоть на это хватает ума. — ..а я люблю. Люблю — не могу. Понимаешь?.. — слова путаются, буквы проглатываются, слезы душат опять. Лишь рука Кирилла на плече не дает сорваться в бездну отчаяния окончательно. Кирилл кивает, пододвигает очередной бокал с алкоголем, сжимает плечо, встряхивает легонько, мол, держись! — Понимаю. Давай выпьем еще. Ярик делает очередной глоток…