Умрите, мой лорд...

Он впивается своими накрашенными алыми губами в мои, проникает языком в мой рот, слегка прикусывая мой язык, щекочет мне нёбо, требуя ответа. Я позволяю переплестись нашим языкам, слегка трусь об него, дразня, заманивая в свои дьявольские сети. Мои руки прижимают его ближе, и он, весь трепеща, тянется ко мне всем телом, обволакивая своими ярко-красными волосами. Ммм… Он пахнет розовой водой, он знает, как я люблю этот запах… Вот только не подозревает, что после того, что сейчас произойдет, я возненавижу эти цветы. Впрочем, я их уже ненавижу. Он бесконечно долго целует меня снова и снова, и все никак не может насытиться моими губами. *** …Ты тоже любил меня целовать. Бесконечно. Затягивающе. «Я знаю, ты всегда хотел это сделать со мной», — прошептал ты в тот наш первый вечер, когда я нес тебя на руках к желаемому тобой покою. Но ты врал. Вовсе не покоя ты жаждал, не бесконечных цветущих полей. Ты жаждал меня. Я привычно держал тебя на руках, когда ты вдруг сказал мне эти слова и потянулся к моим губам. Признаться, в первый момент я растерялся. Твой поцелуй не был робким, отнюдь. Ты оказался властным, требовательным даже в такой момент. Ты точно знал, чего ты хотел и уже приготовил свой приказ для меня. — Овладей мной, Себастьян! Трахни меня, ты же хочешь… Я хотел возразить. Желал оттолкнуть, все во мне было против этого. А ты видел и смеялся. Тебе так это нравилось! Нравилось мое отвращение… — Ну, что же ты, Себастьян! Благопристойный демон, глядите-ка! — ты хохотал, выгнувшись в моих руках. А затем железным кольцом своих рук обвил мою шею. — МЕНЯ тебе не обмануть. Наивный граф Фантомхайв мог тешить себя иллюзиями относительно твоей добропорядочности. Но Я-то вижу твое нутро, твою истинную сущность. Ты всегда хотел это тело. Что ж, возьми его, чего ты медлишь? Я дарю его тебе, владей! И ты вновь припал к моим губам, страстно и одержимо, так, что я содрогнулся от этого натиска. Мне некуда было деваться, я лишь твой раб и я неизбежно поддался. Я раскрыл рот, ответив на поцелуй. Я был не уверен, а ты теперь беспринципен. Словно всю жизнь этого ждал, словно каждый день это делал со мной. И вот уже я, забывшись, целую тебя так же страстно и безудержно, рука моя ложится тебе на затылок и запутывается в твоих иссиня-черных волосах, а вторая крепче прижимает твое вечно молодое тело к себе. Да, ты прав, абсолютно прав: я всегда хотел тебя. И от этого ты мне еще омерзительней. *** Красные волосы щекочут мне плечи. Он спускается на мою шею, то нежно целуя, то вдруг больно прикусывая. Его руки расстегивают рубашку на мне. Я чуть откидываюсь назад, закрывая глаза и удовлетворенно вздыхая. Я вовсе не жажду твоей любви, о, нелепый Жнец, но мне все же приятны твои ласки… Он шепчет мне какие-то пошлости, и алые губы скользят еще ниже, вот он уже ласкает мои соски. Он весь дрожит от возбуждения, то и дело вскидывает на меня взгляд зеленых, поддернутых поволокой желания глаз. Мне нет дела до его глупых эмоций, я кладу руку ему на голову, красноречиво увлекая ниже. Он опускается передо мной на колени, чуть не повизгивая от вожделения, тянет вниз мои брюки, и вот уже прикасается к моей возбужденной плоти. Целует, сползая к основанию, затем языком возвращается вверх и, обхватывая губами, начинает посасывать. Так хорошо, что почти возможно забыться и не помнить, что… *** Ты тоже любил делать мне минет. Ты наслаждался моей беспомощностью и моим протестом, моими попытками тебя удержать. Тебя забавляла моя слабость к тебе: как физическая, так и нравственная. Я не желал осквернять твое тело, которое я холил и лелеял три долгих года, ежедневно мыл, одевал и раздевал, преклонялся перед его совершенством и невинностью. Когда ты своими поцелуями спускался к моему возбужденному естеству, и я, закрывая глаза, просил тебя перестать, ты вновь смеялся надо мной. Ты приказывал открыть глаза и смотреть, и сам не сводил с меня издевательского взгляда почти все время, что целовал и обсасывал мою плоть. Ты доводил меня до неистовства своими бесстыжими руками, заставляя ненавидеть тебя еще сильнее и извиваться под твоими ублюдскими ласками. Ты любил слышать мои стоны, вырывая их вместе с моими проклятиями, ты довольно урчал, точь-в-точь, как домашний откормленный кот, когда я почти в беспамятстве повторял пересохшими губами твое имя: «Сиэль…» Ты дожидался, когда я окажусь на самом пике возбуждения и резко останавливался, приказывая теперь делать минет тебе. Я не хотел быть твоей игрушкой, но неуправляемое возбуждение неизменно брало надо мной вверх, и я нетерпеливо опрокидывал тебя на землю, срывая одежду, покрывая поцелуями и укусами твое разгоряченное тело. Как же я хотел загрызть тебя в такие моменты! Как же я хотел… тебя! Ты стонал и смеялся подо мной, сводя с ума, доводя до бешенства и экстаза. Ты так наслаждался моей слабостью и моей ненавистью — отвратительный, порочный суккуб! *** Он, кажется, уже возбужден до предела, и выразительно прогибается, безмолвно умоляя приступить непосредственно к делу. Что ж, так и быть, я снизойду до него. Быстро сдираю с него одежду — ту, что будет мне мешать, укладываю его на живот, приподнимаю за бедра. Он урчит, словно алая пошлая кошка, и будит во мне…зверя тоже. Я нагибаюсь к его ягодицам и, высовывая свой длинный остроконечный язык, начинаю вылизывать его. Я слышу его стоны, он подрагивает и беспрерывно повторяет мое имя. Пожалуй, мне нравится это действо. Я довольно облизываюсь. Выпрямляюсь. Наконец проникаю в него — резко, грубо. Он кричит от боли, и это нравится мне еще больше. Хочу еще боли, еще, еще… *** Конечно, я ненавидел трахать тебя. И видя мое отвращение, ты заводился еще больше. О, ты был весьма изобретателен… Но больше всего тебе нравилось, когда я причинял тебе боль. Входил в тебя сразу до конца, разрывая тебе нутро. Ты кричал от боли и экстаза. Ты кровоточил и требовал продолжать. Тебе нравился быстрый темп. Ты кончал подо мной с громким стоном, превращавшимся в смех. Маленький развратный ублюдок. В последний раз ты вдруг захотел поменяться местами. Что ж, твое слово — закон для меня. Я лежал на спине, вновь изнемогая от желания и презрения к тебе и себе — к нам обоим, — пока ты имел меня. В тот раз ты почему-то не смеялся. Ты двигался: сначала медленно, даже осторожно, хотя едва ли ты был способен причинить мне физическую боль, особенно по сравнению с той внутренней болью, что сжигала меня беспрестанно. Потом все быстрей и быстрей. Ты склонился надо мной, покрывая мою шею поцелуями, ты терся об меня и ловил мои губы. Ты долго-долго смотрел в мои глаза со странным выражением и повторял: «Всегда только мой. Всегда…» И тогда я принял решение. После того, как ты с криком кончил и затем рухнул на меня, удовлетворенный и уже сонный, я убаюкал тебя, словно младенца, тихо оделся и ушел. Чтобы найти его. *** И теперь он также стонет подо мной, как совсем недавно ты, повторяет мое имя, и безумствует от удовольствия и боли. Он мне тоже противен, но, по крайней мере, меньше, чем ты. Мы кончаем с ним почти одновременно, и он, перевернувшись, слизывает мою сперму, нарочито причмокивая, словно дегустируя изысканный деликатес. Потом поднимается и тянется за моим поцелуем, и я, уже застегивая рубашку, снисходительно слизываю белые капли с краешка его губ. Мерзкий презреннейший жнец… — Что ж, Грелль, я выполнил твое желание. Надеюсь, и ты не забудешь про мое? Он утомительно многословен, но суть меня устраивает: теперь он навеки мой. Ну, так надолго он мне не понадобится… Всего лишь одно маленькое дельце… *** Я возвращаюсь к тебе. Ты лежишь весь в цветах. Такой красивый, такой непорочный внешне. Каким был когда-то. Тогда я действительно желал тебя, а точнее — твою изумительную, прекрасную душу. Ты неудержимо влек меня своей удивительно сбалансированной смесью света и тьмы, невинности и греха… Ты был чист, неприкосновенен. И я почти гордился тем, что служу такому господину, как ты. Я был почти счастлив сопровождать тебя повсюду, всегда следовать за тобой. И еще меня неизменно покоряло то, что ты был не против. Ты был также предан мне, как я тебе. Ты понимал меня, хотя, в общем-то, почти не знал. Я ценил тебя. Превозносил. Боготворил. Теперь ты мертв. И твоя душа мертва тоже. Вместо тебя лишь это тело и монстр, живущий в нем. Ты и не ты. Мой хозяин. Мой любовник. Мой враг. Блядский выродок. Мы никогда не будем прежними… Ты проснулся и улыбаешься, едва увидев меня. Тянешь ко мне руки: — Себастьян… И уже облизываешься, уже хочешь меня, похотливая дрянь. Я автоматически делаю шаг навстречу. И тут же лицо твое искажает брезгливость и отвращение. — Себастьян, ты трахался с кем-то, пока я спал?! Ах да, я не подумал — запах, что остался на мне. Демоны его за версту умеют чуять. Я замираю, наблюдая за меняющимся выражением твоего лица: изумление, узнавание, злость… — Ты трахал Грелля?! — твоей ярости нет конца. И мне это так нравится, что я готов рассмеяться тебе прямо в глаза. — Эту подзаборную сучку? Ты… Ты не договорил. Неумолимая бензопила с оглушительным воем влетела в твое тело, разрывая внутренности, почти разрезая пополам. Кровь брызжет фонтаном. Коса жнеца может разрубить что угодно, и даже бессмертного демона. Так и не успев подняться, ты тяжело падаешь на землю, не спуская с меня неверящего удивленного взгляда. Что, не представляли, что я могу предать вас, мой лорд? Умрите, мой господин, сдохни, сучье отродье… Ты так и делаешь. Наконец-то ты мертв, и твоя алая кровь льется на смятые тобой же цветы. В эту минуту я понимаю пристрастие Грелля к красному цвету. Кажется, я почти счастлив. Лишь кривляние пошлого жнеца отравляет столь чудесный момент. — Себастьянчик, я сделал, как ты хотел. Может, повторим, ммм? Я кидаю на него раздраженный взгляд. На большее меня не хватает. И с удовольствием вижу, как прижимает его к земле другая коса, как он удивленно пищит и с ужасом взирает снизу вверх на своего молниеносного коллегу — Уильяма Т. Спирса. — Диспетчер Сатклифф, — с неудовольствием произносит педантичный жнец, приподнимая за шкирку бывшего напарника и встряхивая его, словно шкодливого котенка.- Опять нарушаете… На этот раз, боюсь, вам не отвертеться от верховной комиссии… — Да что я сделал-то? — визжит тот. — Убил только демона. Да разве ж это плохо? — Да, по договору с другим демоном, с которым непосредственно до этого сношались, — Спирс брезгливо кривит тонкие губы. — Поведение, не достойное Жнеца Смерти! Вам грозит позорное изгнание со службы… — Но, Уильям… Тот, не слушая его оправданий, по-прежнему крепко держа коллегу за шкирку, утаскивает его с собой. — Себастьянчи-ик! — ноет неугомонный жнец. — По правде я не ожидал от вас такого, — бросает мне, не поворачивая головы Уильям, — переспать со жнецом, чтобы он убил вашего дражайшего хозяина, с которого вы прежде пылинки сдували, а потом еще этого же жнеца выдать нам… Вот она, ваша истинная сущность — отвратительная, лицемерная, ничтожная… — С-себастьянчик, так это ты…?! — не веря своим ушам, лепечет изумленный Грелль. Я лишь усмехаюсь в ответ: что, не ожидал вероломства от демона, жалкий глупец? — Не надейтесь, что я начну оправдываться перед вами, — хладнокровно отвечаю я, конечно, не ему, а его коллеге. — Это мои дела. И они вас не касаются. — Разумеется, я и не рассчитывал на ответ… хотя мне все же любопытно, — бормочет строгий жнец себе под нос. И, наконец, исчезает, прихватив с собой своего нерадивого подопечного. Я остаюсь один. Долго-долго смотрю на бездвижное тело. Как оно было прекрасно… не меньше, чем душа, сосудом для которой являлась. Оно всегда пленяло меня, но пока был жив Мой Господин, пока жива была его душа, я и мысли не допускал осквернить его, опорочить своими грязными, по локоть в грехах, руками. И мне нравилось, что Мой Господин имел такую власть над моей демонической сущностью. Это была захватывающая игра между ним и мной, и больше никого не было между нами. Но то, кем он стал, превратившись в демона… Это убило все во мне. Все, что я так долго и тщательно выпестовал, оказалось выброшенным на помойку этим развратным похотливым сопляком, чьи прихоти я был вынужден исполнять. Он был мне так отвратителен, как только может быть отвратителен один демон другому. И даже, кажется, еще больше. Наконец, я свободен от этого. Свободен от собственной слабости. Просто свободен. С моей левой руки незаметно исчезла печать, контракт не выполнен. Никто не получил того, что хотел. Но теперь это не важно. Что ж, никто не вспомнит молодого демона, и я постараюсь быстрее забыть тебя, адская тварь. Как дьявольски верный дворецкий, я навеки сохраню в своей памяти лишь один единственный образ: моего безупречного господина, благородного графа Сиэля Фантомхайва.