По окончании встречи Аркобалено Верде вернулся в лабораторию, которую использовал на данный момент, где сразу же приступил к приостановленным экспериментам. Ему всегда лучше думалось во время работы.
Появившаяся новая семья-не семья настораживала. Хотя бы влиянием, оказываемым на Грацию. Верде впервые за долгие годы видел ту в… растрепанных чувствах. Донна Бовино никогда не поддавалась ничьему давлению, против нее оказывались бесполезны угрозы, подкуп и шантаж, а лесть и провокации просто не работали. Однако только слепой не заметил бы, что в последнее время донна выглядит гораздо более… счастливой. Верде ничего не имел против ее счастья, но он должен был знать наверняка, что источник этого счастья не причинит Грации вреда. Бовино на мафиозной сцене являлись лакомым кусочком со своим обилием гениев и мизерной защитой, наращивать которую начала лишь донна.
Верде отставил колбу, устремив взгляд в пустоту. Мафия ничего не знала о его лабораториях, разбросанных по всему миру, Аркобалено были в курсе существования двух-трех в Италии, Грация… Эта являлась самой укрепленной и засекреченной, чью защиту он совершенствовал чуть ли не каждый месяц, однако вряд ли это спасет его от визита Грации. Ученый подозревал, что великолепная донна знает координаты всех его укрытий. Признаться честно, он разочаровался бы, будь это не так.
Он столь ясно помнил, как впервые увидел Грацию, словно это произошло вчера. Она стояла в платье цвета оксида хрома — под цвет глаз — в окружении приглашенных на вечер гостей, смеясь так звонко, легко и ясно, что он, молодой, неизвестный протеже гениального Сальваторе Бовино, замер в дверях, словно пораженный молнией, не способный отвести взгляд от нее, такой живой и красивой. Разум, еще мгновение назад раздраженный пустой тратой времени, занятый расчетами к последнему исследованию, вдруг позабыл обо всем, каталогизируя каждое покачивание забранных в высокий хвост кудрей. Как во сне последовал он за наставником, жаждущим познакомить протеже со своей любимой внучкой. Верде не помнил, как они с Грацией переместились на балкон, в прохладную летнюю ночь, обсуждая генетику и биохимию. Грация Бовино была столь же умна, сколь и красива, и Верде, до этого презиравший женщин, оказался покорен окончательно и бесповоротно.
Они проговорили до самого утра, пока над горизонтом не занялся рассвет, напрочь игнорируя светский вечер и лишь иногда принимая бокалы от заглядывавших в их уединенный уголок официантов. Грация, как и Верде, самозабвенно любила науку, и была готова обсуждать ее сутки напролет. Смеющемуся Сальваторе пришлось чуть ли не силой разлучать нашедших друг друга родственных душ.
Однако на этом их знакомство не закончилось. Грация, назвавшись Пабло Иноченти, присоединилась к исследованиям, принеся с собой немало новых идей. Вместе с ней, впервые за долгое время, Верде познал то, что не сумел почувствовать даже с уважаемым наставником — радость совместных открытий. Не раз потрясли они мир своими исследованиями, о дуэте понемногу заговорили, пусть даже никто не знал истинную личность Иноченти.
Однако, несмотря на это, Верде по-прежнему нечего было предложить наследнице старинной фамилии, поэтому молодой ученый скрылся, приобретая имя, надеясь, что тогда… возможно… однажды…
Когда он вернулся в качестве Аркобалено Грозы, известный, как второй да Винчи, самый высокооплачиваемый ученый мафиозного мира, Грация уже была замужем и носила под сердцем ребенка. Женщина приняла пропавшего друга с теплотой и искренностью, не изменившимися за годы. И Верде остался.
Они вместе проводили в последний путь наставника, гордящегося обоими своими учениками, похоронили мужа Грации — возможно, Верде даже не имел отношения к его внезапной гибели. А когда Аркобалено уже расслабился, грянула беда — Вонгола не уберегла сына Грации.
Верде потер мрачно высокий лоб, отбрасывая спутанную зеленую челку. С тех пор он не видел ни одной улыбки донны.
Запищала закончившая свою работу программа. Аркобалено вывел результаты на широкий экран. Он попробовал изменить цвет волос, форму прически и одежду членов необычной семейки, вернее, заложил нужные параметры в определенную программу. Которая только что завершила обработку результатов.
С экрана на Верде смотрело… Первое поколение Вонголы. Словно нарисованное не самым точным художником, но тем не менее вполне узнаваемое. Ученый не менял черты лица, поэтому, возможно, Накл вышел чуть более женственным, а француз Алауди — раскосым. Но в остальном…
— Поражает, не правда ли?
Резко вздрогнув, Верде обернулся на голос. В компьютерном кресле, изящно скрестив ноги, восседала донна Грация Бовино. Уже приведшая себя в порядок и явно успокоившаяся. Ученый вновь развернулся к янтарноглазой версии Джотто.
— Как подобное возможно?
Грация хмыкнула.
— Я дала клятву молчать.
— Ты?! — не поверил Верде. Грация никому, даже давней подруге Арии, никогда ничего не обещала, а уж клятвы на пламени…
— Ну, да, — не стала спорить женщина. Раздался легкий стук каблучков, и она встала рядом, тоже внимательно смотря на экран, — вероятно, в тот момент я была немного не в себе, увидев молодую версию своего отца, но после, обдумав все как следует, пришла к выводу, что оно того стоило. Я не жалею о своей импульсивности.
— Ты же понимаешь, что он не твой сын?
Взгляд Грации смягчился, став непередаваемо нежным.
— Он не мой Ламбо, ты прав, однако это не мешает ему быть моим сыном.
— И теперь ты пришла убедить меня не проводить дальнейшее расследование…
— Не совсем, — приподнялись уголки чувственных губ, заставив Верде, как всегда в подобные моменты, почувствовать себя ужасно слабым. Он ничего не мог противопоставить искренности Бовино. Никогда не мог. — Я хотела попросить тебя встретиться с их лидером.
— Чтобы он убедил меня дать ту же клятву?
— Было бы идеально, но это решать лишь тебе. Просто учти — взамен ты получишь знания, которых не найдешь нигде в мире.
Верде резко вскинулся.
— Я больше не юнец, готовый на все ради любых крох информации, — зло бросил он, вспоминая, как часто, выйдя из-под крыла Бовино, ошибался в прошлом. Тогда его любопытством воспользовались очень многие. Его коробила сама мысль, что Грация полагала, будто им можно манипулировать столь убогим способом. Но самое болезненное для самолюбия заключалось в том, что только Грация и могла им манипулировать, причем не важно… каким способом.
Верде всегда быстро вспыхивал и долго хранил обиду. В его груди клокотала болезненная злость, ощущение почти предательства, ведь Грация предпочла ему каких-то щенков. В мире Аркобалено существовало мало констант, Грация оставалась одной из них на протяжении многих лет, он не готов был ее потерять, только не так…
Грубой щетины коснулась нежная ладонь, Верде буквально ощутил, как короткие, колючие волоски утыкаются в мягкие подушечки пальцев. Он послушно повернул голову, чтобы взглянуть на владелицу нежной кисти. Грация смотрела твердо, даже упрямо. В такие моменты Аркобалено Грозы задавался вопросом, видит ли кто-нибудь, помимо него, вместо всемогущей донны упертую, словно мул, девчонку, готовую выступить против целого света, отстаивая свою точку зрения?
— Я никогда не видела тебя таким, — тихо, серьезно произнесла Грация, и весь гнев Верде иссяк. Даже если он оставил Бовино ради «самостоятельной жизни», фамилия продолжала помогать ему, а Грация тайком не раз и не два высылала сведения, спасавшие молодого ученого. Ничего не прося взамен. — И никогда не видела ничего плохого в твоей жажде познаний. Я просто хочу, чтобы ты знал, какие преимущества ожидают тебя в результате данной беседы. Я давала клятву молчания, а не верности, поэтому между нами ничего не изменится, какое бы решение ты ни принял, — Верде не мог отвести взгляда от движущихся полных губ, желая прочитать все невысказанные слова. А Грация тем временем лукаво, как некогда в прошлом, усмехнулась. — Вообще-то мы надеялись заманить на «темную сторону» основные мозги Аркобалено.
— Единственные мозги Аркобалено, — поправил Верде, смущенно отворачиваясь, чувствуя, как невольно полегчало на душе, и проклиная свою извечную эмоциональность по отношению к донне Бовино. — У вас даже есть печеньки?
— О, Тсунаеши замечательно готовит. Полагаю, если кто и сумеет сподвигнуть тебя переменить мнение, то лишь он. Если Аркобалено останутся без твоей помощи, они зайдут в тупик в своем расследовании, — женщина немного помолчала, посерьезнев на глазах. — Однако если дело дойдет до конфронтации, я выступлю на стороне этой семьи. А тебя нейтрализую и надежно спрячу до тех пор, пока конфликт не закончится. Даже если ты возненавидишь меня… я не собираюсь терять никого из вас.
Поправив очки, Верде неохотно признал реальность угрозы, старательно игнорируя горячую волну, поднявшуюся внутри, стоило ему оказаться объектом решительности Грации. Если кто и сможет одолеть Аркобалено, то это семья Бовино. Придется нелегко, не обойдется без жертв, но Грация уберет его подальше от противостояния, не желая сражаться со своим… кем? Другом? Напарником? Учителем сына?
— Ты хочешь, чтобы я принес клятву для тебя?
— Нет, — покачала головой женщина. — Сейчас ты им заочно не доверяешь, поэтому я хочу, чтобы ты делал выбор для себя. Если бы ты знал их так, как знаю я, если бы уже доверял им, как это делаю я… тогда да, я бы хотела, чтобы ты принес клятву для меня.
Потому что тогда это ровным счетом ничего бы не изменило. Доверяй Верде кому-то, он дал бы любое обещание. Мотивация при этом являлась бы простым романтическим жестом, а не жизненно важным выбором.
Семья уже заполучила расположение Колонелло, даже если сам снайпер пока еще не осознавал данного факта. Если Рокудо Кея вдруг каким-то странным, загадочным образом окажется Хибари, Фонг сделает для его безопасности все и даже больше — никто сильнее китайца не ценил кровные узы. Мармон пальцем не пошевелит без приказа Занзаса, а тот настроен… весьма благодушно по отношению к неким свободным киллерам. Реборн тоже заинтересовался семьей, пусть и тщательно сей факт скрывает. Однако какое-то время киллер будет принюхиваться, присматриваться, не угрожая открыто.
Вдобавок на их стороне Грация. Умная, расчетливая, преданная Грация, которая защищала Верде так же, как он защищал ее, которая не стала бы предлагать что-то, не будучи уверенной в выгоде. Конечно, существует вариант, что донну обвели вокруг пальца, воздействуя на нежные чувства к сыну, но… Грация, являвшаяся одной из умнейших женщин, совершенно не выглядела одурманенной. Она не бросилась предлагать ему союз, как только познакомилась с семьей. Лишь когда ситуация стала критической…
Верде разрывался на части. С одной стороны неприятно кольнула мысль, что Грация намеревалась вообще обойтись без него. Не сунься он вслед за остальными на призыв Колонелло, никогда бы не узнал подробностей ее новых знакомств. В последние годы Верде никогда не пускал ситуацию с Бовино на самотек. Вдобавок обещанные знания манили перспективами — Грация не стала бы лгать насчет подобного. С другой же… если Куросаки Тсунаеши намеренно попросил донну поговорить с Аркобалено Грозы, зная, что тот не сможет ей отказать… он представлялся гораздо более опасным человеком, чем в первоначальных выкладках. От такого хотелось держаться подальше, чтобы не попасть в сети.
Однако, возможно, это единственный шанс узнать истинные мотивы приезда семьи в Италию. Верде не верил в совпадения…
— Ладно, — решился он, — я поговорю с ним.
В конце концов, его никто не заставляет давать какие-либо клятвы.
— Где? — Грация выглядела искренне обрадованной.
— Думаю, здесь, — тогда усовершенствованная система безопасности в случае неприятностей станет еще одним его козырем.
— Сейчас тебя устроит? Тогда Наги переместит Тсуну ко мне.
Ученый кивнул, и Грация вышла из комнаты, чтобы позвонить своему Туману. Вот еще один феномен — привязанность одного элемента к другому, как к Небу. «Молниеотвод» Грации служил Гармонией для Наги.
Через пять минут в комнату вошел молодой человек, чье пламя мигом заполнило комнату теплой, насмешливо-ласковой, понимающей волной. Его Небо было столь обширно, что застилало Солнце. Наверное, именно так когда-то ощущалось пламя Джотто Примо…
А еще через шесть часов профессор Верде сидел неподвижно в своем кресле, пытаясь переварить свалившуюся на него шокирующую информацию. Куросаки Тсунаеши оказался манипулятором, однако не настолько страшным, как навоображал себе ученый. И гораздо более честным, чем большинство знакомых мафиози. Намек там, правильно сказанное предложение здесь — и Верде уже не мог удержаться от соблазна узнать больше, задать еще сотню-другую вопросов, а клятва вовсе не казалась ошейником…
После чего собеседник не скрывал практически ничего, хотя мог бы отделаться гораздо меньшим.
То, что узнал ученый…
А он еще боялся… Реальность оказалась совсем не страшной, даже безобидной, но от этого не менее… изумляющей. Сенсационной. Переворачивающей мир с ног на голову. Открывающей такие перспективы в исследованиях, что захватывало дух.
Клятва сияла в пламени, ненавязчиво напоминая, что все происходящее — не сон.
Тсунаеши давно ушел, а Грация звенела бокалами в баре, подбирая наиболее подходящее успокоительное. На все время переговоров донна куда-то пропала, вернувшись лишь тогда, когда Тсуна позвонил, прося одолжить Наги для обратного путешествия. Зная теперь историю целиком, Верде радовался, что гость вежливо не позвал в лабораторию Рокудо Мукуро.
Куросаки… нет, Савада Тсунаеши… Боже…
Перед носом возник бокал с коньяком, Грация опустилась на подлокотник кресла, ободряя своим утешительно-теплым постоянством. Выглядела донна чересчур довольной — ну, еще бы, ее друзья нашли общий язык, конфликта, по крайней мере, активного, не предвидится… почему бы не порадоваться?
— Если скажешь «Я же говорила», натравлю дроидов, — предупреждающе пробурчал ученый, делая внушительный глоток. Варварское отношение к благородному напитку, но сейчас ему нужнее успокаивающий эффект, чем насыщенный вкус. Тем более, Грация при необходимости достанет еще — из ее же погребов бутылка.
— Правда, невероятно? — захихикала женщина. — Параллельные вселенные, проклятия, Тринисетте… до такого даже мы с тобой не додумывались.
— Боже, он на самом деле твой сын! — простонал Верде, закрывая лицо ладонями, затем выпрямился, распахивая глаза от осознания ужасающего факта. — Реборн был прав в своей теории о Десятом поколении!
Его обошло какое-то простейшее. Ну, и пусть лучший киллер мира! Он гениальнейший ученый, второй да Винчи, а тут…
Грация мудро в многозначительном молчании отпила из своего бокала, однако Верде слишком хорошо ее знал — он чувствовал исходившие от донны волны веселья.
— И ведь мог бы предположить нечто подобное! — продолжал сокрушаться он, не в силах преодолеть собственное разочарование — ответ являлся простым, как все гениальное. — Ведь знаком с Базукой десятилетия!
— Кстати о ней, — вдруг посерьезнела Грация. — Думаю, ее вместе с чертежами следует запечатать в основном архиве и засекретить лет на двести.
— Зачем?!
— Мальчики, конечно, рассказали далеко не все, но, если судить по оговоркам, в их мире что-то произошло. Что-то, связанное с Базукой и Бьякураном Джессо.
Слова донны заставили ученого замереть, прервать страдания и сосредоточиться на настоящем. Он тоже уловил тщательную цензуру рассказа Тсунаеши, пусть даже история текла плавно, без запинок и очевидных лакун. Однако честный, благородный Тсунаеши, пусть и вооруженный гиперинтуицией, противостоял двум гениальным исследователям, один из которых искренне беспокоился о его благополучии… Парень просто не имел ни малейшего шанса.
Другое дело, что их догадки он мог предположить, специально дав подсказки. Проклятое наследие Вонголы! Как радовался Верде, узнав, что безмозглого Емитсу и ублюдка Массимо оно практически обошло стороной. Конечно, грех радоваться отчаянию Девятого дона… Да кого он обманывает!
— Насколько я знаю, Бьякуран может заглядывать в параллельные измерения, — медленно начал мужчина. — Однако его дар нестабилен, а видения — туманны. Одно время я считал его способности разновидностью прорицания, как у Джиглио Неро, — пока Ария не объяснила разницу.
— А теперь представь, что с ним сумел выйти на связь другой Бьякуран, чей дар не имеет накладок. И он подсказал нашему Джессо, как избежать проблем в будущем, — под проблемами женщина имела в виду не только события.
Картина представлялась не радостная. Даже с нынешними способностями Джессо Мельфиоре являлась фигурой, с которой приходилось считаться, а сам Джессо был далеко не прост… Что произойдет, если в его руках окажется знание возможного будущего?
Кого он уничтожит в первую очередь?
— Наша семья знает механизм Базуки, но не все побочные эффекты ее использования. Я предпочту не провоцировать неприятности, защищая не самый необходимый эксперимент. Возможно, в будущем, когда Бьякуран Джессо отправится на покой… — Грация налила им по второй порции. — Что предпримешь теперь?
Верде побарабанил пальцами по свободному подлокотнику, хотя плотно обтянутое черной тканью бедро донны манило куда больше. Коньяк покачивался в прозрачных стенах, гипнотизируя, уводя мысли в неведомые дали.
Что ему делать со свалившейся информацией? С тем, что новая семья не представляет угрозы для Грации, для семьи Бовино? С тем, что объяснение их странностей хоть и сюрреалистическое, но все равно логичное?
Одно дело — неизвестный враг с неизученными возможностями, совсем другое — группа наивных, благородных детишек, являющихся союзниками. Если он правильно проанализировал характер Тсунаеши, тот сотрет с лица земли любого за тех, кого считает семьей. Сотрудничал же с его Туманом тот, другой, Верде в борьбе за снятие проклятия Аркобалено. Когда речь зашла о самой важной вещи в жизни, о давно желаемом, Гроза связался с ребенком, хотя мог выбрать кого-то более опытного. В его распоряжении имелись все мафиози мира, но он выбрал Рокудо Мукуро. Потому что за ним стоял Савада Тсунаеши.
Верде всегда доверял собственному суждению, даже если это он из другой Вселенной.
Он мог бы по-прежнему играть против, подсказать коллегам верное направление, ведь клятва хранить тайну не равносильна невмешательству, Верде и не из таких передряг выворачивался, однако… Стоило отдать должное Саваде Тсунаеши — тот вырос неплохим манипулятором, а знание их привычек и характеров только помогло. Он не просто затронул любопытство, мастерски сыграв на незримых струнах, но и… дал свободу выбора, позволяя действовать на усмотрение собственной совести.
Совести у Верде давно не было, зато была Грация.
И очень, очень перспективное направление в области вооружения.
— Скажу, что решил последовать твоему примеру и сотрудничать с ними, — довольно произнес Аркобалено.
— Подкаблучник, — хмыкнула Грация, на лице которой читалось облегчение.
— Верный рыцарь сиятельной донны, — поправил Верде. Они оба были знакомы с бродящими по Альянсу слухами. — Неужели ты правда подумала, что я позволю Реборну проверять на них свои дикие теории?!
— Дикие, но точные.
— Он в жизни этого не докажет, — отмахнулся ученый, почесав заросший подбородок. — А я ему в этом помогу. Жаль, конечно, что у них не осталось образцов коробочек. Конечно, существуют чертежи, но это все равно не то…
— Их коробочки при перемещении превратились в браслеты.
Периодически Верде ловил себя на мысли, что, несмотря на всю любовь к прекрасной донне, хочет порою убить ее.
— И ты молчала?! — Аркобалено возмущенно воззрился на Бовино.
— Ты принял решение стать их союзником всего пять минут назад — когда бы я успела сказать? — пожала та плечами. — О, а вот и повод наведаться в гости, — Грация развернула к гению свой нервно зазвеневший телефон.
Донна Грация, у вас не найдется средства от насекомых?
— Кажется, твой новый научный конкурент сделал ход первым.
Верде раздраженно закатил глаза, отмахиваясь от вредной донны, которой, казалось, ничто не могло испортить настроение.
— Возьми сама-знаешь-что сама-знаешь-где.
— Шутник.
Грация удалилась лишь через двадцать минут, предварительно убедившись, что ученому не грозит полное разрушение мировоззрения. Верде снисходительно покачал головой: все такая же Гроза, отводящая беды от родных.
Под гаснущие в лаборатории нити чужого пламени ученый успел привести мысли в порядок и даже сделать кое-какие вычисления, когда услышал за дверью шаги, нарочито, издевательски громкие, предупреждающие о приходе человека, способного проскользнуть мимо любой охраны, не потревожив ни единого датчика.
Факт, что тот нашел даже эту лабораторию слегка раздражал… хотя и не удивлял.
— Значит, ты все-таки разговаривал с ними, — Реборн вальяжно устроился во втором кресле, закинув ногу на ногу, опираясь подбородком на кулак. Его противный хамелеон многозначительно-недовольно лупал глазами с полей шляпы. Не раз и не два Верде сетовал, что именно этому садисту досталась столь многофункциональная зверушка. Не то, чтобы Клейман был плохим выбором, однако он не мог превратиться в минуты опасности в набор оружия или выдать этот самый набор кому-нибудь другому.
Верде привычно проигнорировал реплику коллеги, убирая с глаз подальше сделанные вручную расчеты — проклятый математик мог подобрать и взломать любую, даже самую сложную, комбинацию.
Как взломал его защиту. К счастью, совершенно точно не сумел подслушать состоявшуюся ранее беседу.
— Ты никогда не мог отказать Грации Бовино. Подкаблучник.
— Верный рыцарь сиятельной донны.
— А ведь ты мог бы заполучить ее гораздо раньше. Старик Сальваторе не зря строил насчет вас планы, мог бы… поддаться.
— И всю жизнь провести в тени супруги, а затем потерять сына от рук Вонголы? — хмуро посмотрел на наемника ученый. Он не знал планов наставника, но даже если бы… в самых смелых своих мечтаниях он не позволял себе приблизиться к Грации без громкого имени за плечами.
Он не хотел быть частью гениальной, но по-своему однородной массы Бовино, он хотел быть… именно Верде. Наверное, наставник понял это, потому отпустил.
— Ты поэтому не согласился, Верде?
— Тогда мне нечего было предложить гениальной наследнице Бовино, внучке самого Сальваторе Бовино.
Реборн хмыкнул, насмешливо, едко и холодно. Порой Верде казалось, что у этого демона вовсе нет чувств, что он лишился их, пробиваясь от самого дна к званию сильнейшего, расставаясь с Ренато Синклером, Хамелеоном Ренато, и окончательно превращаясь в Реборна. Никто лучше него не бил по уязвимым местам людей, выискиваемым с поистине демоническим мастерством. Проницательная сволочь.
— Ты стал Аркобалено, а она — одной из влиятельнейших женщин Альянса, если не страны, богатой, облеченной властью… Тебе по-прежнему нечего предложить ей.
— Знаешь, — Верде откинулся на спинку, складывая руки на груди, удивительно спокойный для того, кому только что врезали по самым болезненным точкам. — Я надеюсь, что однажды ты тоже найдешь человека, которому захочешь предложить всего себя… И ничего не сможешь ему дать.
Черные, как трепетно обожаемый наемником кофе, глаза пытались просверлить в ученом дыру, но зеленые смело встретили этот взгляд, не сдались, не отступили… Впервые за долгие годы знакомства Верде ощущал странное спокойствие, полное отсутствие какого-либо раздражения, обычно сопровождавшего его беседы с киллером.
Впервые за долгие годы знакомства Реборн отступил первым.
— Ты заключил с ними сделку, не правда ли?
— М-м, может быть, да, а, может, и нет. Но, знаешь, Реборн, пожалуй, теперь я понимаю интерес Колонелло, — Верде с превосходством уставился на коллегу поверх очков.
Тот, поняв, что больше ничего не добьется, резко поднялся и вышел, не прощаясь, оставляя после себя едва уловимый флер дорогого одеколона.
Включивший кондиционер Верде чувствовал себя победителем.
***
Тсунаеши поднимался на второй этаж, чувствуя себя выжатым досуха. В поисках правды профессор Верде не знал ни сострадания, ни милосердия.
— Ребята, у нас осталась в живых еда? Я умираю от голода… — от неожиданности Тсунаеши замер.
Хранители застыли, словно воры, застигнутые на месте преступления. Мукуро и Хаято необычными элементами декора распластались по стене, Такеши вис на занавеске, а из-под стола торчала приподнятая, обтянутая туго брюками задница Хибари.
Из ванной доносились подозрительные грохочущие звуки и экстремальные выкрики.
— Хочу ли я знать? — сам себя спросил Тсунаеши. И сам же себе ответил: — Хочу. Что вы тут делаете?
— Проводим дезинсекцию, — Мукуро гневно потряс пузатой прозрачной банкой, в которой томилась целая уйма копошащихся жуков-носорогов. Со своей стороны Такеши продемонстрировал точно такую же банку со стрекозами. Глядя на крохотные, блестящие черные тельца и переломанные крылья, Тсунаеши отстранено подумал, что очень вовремя переманил на их сторону Верде — одного Реборна с его энтузиазмом более, чем достаточно.
Его летних шпионов они как-то не предусмотрели.
— Какие будут предложения, Тсунаеши-кун? Только не «Снимать штаны и бегать» — этот вариант, увы, подходит лишь тебе.
— Связываться со специалистами не пробовали? — Тсуна выслал короткое сообщение. Пришла пора их новым союзникам вступить в игру. К тому же лучше дать Верде повод появиться, чем он сам разыщет тот, рыская вокруг неопределенное количество времени.
— И что мы им скажем? — пробурчал из-под стола Хибари. — Что у нас тут медом намазано?
Кроткая Наги появилась очень вовремя — под звук входящего сообщения. В руках девушка сжимала сосуд с зеленой жидкостью непонятного назначения.
В честь будущего сотрудничества.
Грация даже смайлик поставила. Тсунаеши испытал облегчение, все же он не до конца был уверен, что предпринятые им усилия окупятся. Всегда существовала вероятность отказа из-за нелюдимого, вредного характера или упрямства Аркобалено Грозы.
Туманница, вошедшая, как положено — через дверь, коротко поклонилась, передала сосуд с инструкциями, после чего немедленно покинула дом — по-видимому, не желая оставлять донну одну даже в надежной, сверхзащищенной лаборатории Аркобалено.
Тсуна напомнил себе, что не должен вмешиваться во взаимоотношения донны Грации и Верде. После чего вместе с Хранителями приступил к работе.
— Больше он через нашу защиту не проникнет, — злобно шипел иллюзионист, с дьявольским блеском в глазах хладнокровно уничтожая «пленных». По-видимому, попытки Аркобалено шпионить на подведомственной ему территории Мукуро воспринимал как личное оскорбление. — Ку. Фу. Фу.
Окруженный едким зловонием Тсунаеши задумался, существуют ли пламенные техники для подобных случаев, а после пожал плечами — это же Мукуро, даже если защиты не имеется, тот ее все равно придумает.
И в самом деле, стоило им уничтожить трупик последнего мелкого шпиона, как иллюзионист принялся шаманить с трезубцем, пользуясь тем, что на окна «транслировалась» более мирная, повседневная картинка. Поистине тонкая, ювелирная работа, чутко реагирующая на пламя каждого из них, считывающая количество присутствующих в доме людей и подкрепленная расширением Облака — каким бы многозадачным и могущественным ни был Мукуро, успеть всюду он в любом случае не мог. В который уже раз Тсуна порадовался, что иллюзионист принял их сторону.
— Итак, что у нас с едой? — спросил он, вытягиваясь на диване подле уставших Хранителей, пока Мукуро загадочно шебуршал чем-то в углу, возмущенно бормоча что-то себе под нос, настраивая защиту и попутно выветривая едкий запах. Вспомнился выпускной класс, когда Хаято натаскивал их с Такеши по химии, ставя опыты прямо в спальне под ехидные смешки начавшего в ту пору заглядывать чаще иллюзиониста.
Судя по мечтательному взгляду мечника, он тоже вспомнил мирные деньки.
— Могу погреть оставшиеся порции, Тсуна, — словно откликаясь на его мысли, вызвался Ураган.
— Нет!!! — экспрессивно подскочили внезапно взбодрившиеся Хранители, до этого валявшиеся на диване дохлыми медузками.
— Не нужно, Хаято, я сам, — Тсуна с усилием, едва ли не кряхтя, поднялся. Ползать по всему дому с пульверизатором — то еще удовольствие. Хорошо хоть состав не повлиял на книги в магазине.
Зато теперь Реборн совершенно точно не получит никаких донесений, а шпионить издалека помешают иллюзии Мукуро.
— Следующие два дня готовка на вас — у меня мозг художественно изнасилован.
— То ли еще будет, Тсунаеши-кун, когда к тебе заявится хозяин милых насекомых.
— Сделаю вид, что я этого не слышал.
— Нужно смотреть страху в глаза, смело встречать врага лицом к лицу…
— Сейчас кто-то останется без обеда.
— Ойя-ойя, а я ведь всего лишь хотел подбодрить. Мир так жесток и несправедлив… — прижал ладонь ко лбу туманник, падая в подставленные руки мечника. Тот, несмотря на подростковое телосложение, легко удерживал долговязого иллюзиониста на весу.
— Ты заслуживаешь Оскара, Мукуро, — душевно рассмеялся Ямамото и, немного подумав, добавил: — За лучшую женскую роль.
Возмущенный вопль иллюзиониста потонул в громком, многоголосом хохоте.
Когда на стол было накрыто, и все расселись по своим местам, даже раненный в самое сердце Рокудо, Тсунаеши пересказал в подробностях беседу с Верде.
— То есть ты ушел без гарантии, что он не поможет другим мафиози раскрыть нашу тайну? — неодобрительно прищурился Кея, покручивая вилку. Натура бывшего внешнего советника протестовала против подобной безответственности, но, как в последние несколько лет, не оспаривала окончательное решение босса, лишь требовала разъяснений.
Порой то, чего не понимал при помощи логики Кея, нащупывал гиперинтуицией Тсуна.
— Я предпочел договориться с ним полюбовно, — мирно поднял руки Небо, янтарные глаза сверкнули под влиянием внутреннего огня. — Верде относится к тому типу людей, которые, став слугами, сделают все, чтобы извести своего хозяина. Многие поплатились за попытки надеть на Аркобалено ошейник. Надавив на него, я лишь приобрел бы весьма серьезного противника. Однако теперь у нас появился еще один союзник.
Он видел как неодобрение Облака, так и понимание — в мафии не обойтись без риска. По сравнению с их предыдущими эскападами, нынешний можно считать минимальным.
— Правда, придется поделиться кое-какими сведениями… Хаято, это к тебе. Впрочем… Ламбо, тебя это тоже касается — ты ведь всегда умел мастерски не слушать Верде.
Хранители понятливо кивнули.
— Если повезет, у нашего теленка появится не только мама, но и папа, — вставил Мукуро.
— Было бы экстремально здорово! — испортил ему все ехидство своей искренностью Рехей.
— Однако перед нами встает другой выбор, — оборвал готовую разгореться перепалку Тсунаеши, хлопнув по столу, отчего зазвенела посуда. Хранители вновь затихли, обратив все внимание на босса. — Идея насчет того, что мы — потомки Первых, признана невероятной, однако некоторые Аркобалено все равно могут попытаться ее доказать. А Вайпер уже доложил Занзасу о своих подозрениях насчет истинных личностей Травоядного и Жаворонка, — поочередно ткнул он вилкой в Туман и Облако. — Наше преимущество заключается в том, что на данный момент Вария не имеет доказательств, одни лишь догадки. Вам решать, хотите ли вы признаться или продолжите притворяться далее.
— Что же в таком случае произойдет с вами?
— Нас никто не подозревает во владении пламенем… Не активно, насколько мне известно.
— Если продолжите водить Варию за нос, — подхватил Хаято, — нас обложат слежкой так плотно, что рано или поздно мы неизбежно себя выдадим. Если же сразу признаете правоту догадок Мармона, появится возможность заполучить, если не союзников, то хотя бы нейтралитет.
— Интерес Варии может привлечь внимание Вонголы, — добавил Ламбо.
Хранители переглянулись и кивнули друг другу. Им было, над чем поразмыслить. Тсунаеши большего не просил. Что бы ни выбрали одни, другие примут их решение. К тому же… пусть они одна семья, методы вербовки союзников, равно как и сопутствующие этому «брачные игры», Хранители имели разные. В конце концов, ничего страшного не произойдет, если Мукуро решит поразвлечься подольше. Пусть они выбрали Италию, ни к стране, ни к городу не были привязаны. В одном месте подозрительная семья исчезнет, в другом — появится группа совершенно отличных от нее молодых людей.
— Ну, на этом со сложными новостями покончено, пришло время…
— Десерта?
Тсунаеши коварно улыбнулся. Умиляло, насколько Ламбо умудрился сохранить наивность, остальные-то уже подобрались, приготовились бежать и прятаться.
— Нет, выбрать, кто будет искать нам нового поставщика чая.
Взгляды присутствовавших мгновенно скрестились на Урагане.
Как самом виноватом.
***
С утра пораньше, выпроводив Хранителей из дома, Тсунаеши с удовольствием устроился в любимом углу книжного магазина, надеясь насладиться временным затишьем, когда хлопнула входная дверь. Посмотрев на посетителя, молодой мужчина страдальчески застонал.
— Нет, только не вы!
— Ты всегда так удивительно любезен ранним утром, Тсунаеши-кун? — беззаботно улыбнулся дядюшка Кавахира.
— Обычно вы приходите по вечерам. Если пришли днем, да еще и после определенных событий, то точно для того, чтобы поиздеваться, — Тсунаеши поднялся и отправился делать кофе — единственный напиток, имевшийся в наличии.
— Как ты мог так хорошо обо мне подумать? — хмыкнул Шаман, вольготно располагаясь в соседнем кресле. — На самом деле я пришел поздравить вас с возвращением к мафиозной жизни. Как прошел твой короткий отпуск, Тсунаеши-кун?
— Говорил же, поиздеваться, — высунул голову из кухни Тсуна. — У всех Туманов столь… сложный характер? Милая Наги внушала определенные надежды…
— Вспомни, какой она выросла, — поднял брови невозмутимо, внутри явно от души веселясь, Кавахира.
— Туше, — Тсунаеши поставил чашку перед посмеивающимся мужчиной.
— Прости, не удержался.
— Ничего, — бывший Дечимо вернулся на свое место. — Понимаю, глупо получилось. Досадное совпадение, а в результате мы под колпаком.
— Ну, я всегда считал, что твой учитель в полной мере передал тебе свое умение использовать с выгодой абсолютно любую ситуацию. Кстати, мне очень понравилась теория местного Реборна…
— Не начинайте…
— На свою беду или во благо, он всегда был чересчур проницателен. Впрочем, в противном случае ему бы не доверяли воспитание наследников мафиозных семей. Кстати…
— Мне это уже не нравится.
— Если пожелаете, местные кольца примут вас.
Под серьезным взглядом Шамана дыхание Тсунаеши перехватило, а сердце пропустило удар. Он привык считать кольца Вонголы чем-то важным в мировых масштабах, артефактом, откликающимся лишь родной крови, поэтому вариант присвоения местных колец даже не рассматривал. Добавить еще, что ответственности атрибуты Вонголы несут больше, чем выгоды…
— Как… как это возможно? Разве они не завязаны на кровь?
— Завязаны, но здесь нет системы равновесия, которая следила бы за порядком. В вашем мире кольца не просто так передавались из поколения в поколение в одной кровной линии. Ария не по глупой прихоти ждала появления Бьякурана — потомка двух разбросанных по миру ветвей Маре, достаточно сильного, чтобы зажечь пламя. Она просто не могла передать кольца никому другому. Но здесь все проще. Ты все равно потомок Джотто Примо. При желании можешь претендовать на его наследие. Полагаю, кольца откликнутся охотнее, чем нынешнему владельцу.
Но Тсунаеши даже не стал обдумывать заманчивое предложение. Они сделали свой выбор, едва переместившись в этот мир. Вонгола отняла у них немало, в кои-то веки Десятое поколение решило побыть эгоистами и пожить для себя.
— Мне это не нужно.
— Власть, сила, бесконечное влияние, богатство, — вкрадчиво зашелестел змеем-искусителем Кавахира. Тсунаеши словно наяву увидел огромные чешуйчатые кольца под цвет любимого одеяния Шамана, сворачивающиеся вокруг плеч. — Разве есть кто-то, кто не мечтает об этом?
В ответ Тсунаеши скептически выгнул бровь.
— Именно поэтому самый могущественный пламенный на Земле работает продавцом рамена.
Собеседники, переглянувшись, хохотнули в унисон. Напряжение, наполнившее помещение, растаяло бесследно, отчего магазин как будто бы посветлел.
— Туше, — со смехом поднял руки Шаман, сдаваясь. Ведь знал, на сто процентов был уверен, что Тсуна откажется, но все равно не мог не… повеселиться за его счет.
Вновь хлопнула дверь, улыбка Тсуны утратила естественность, приклеившись к лицу, мышцы живота непроизвольно напряглись.
На пороге магазина оглядывался по сторонам, словно ни разу здесь не был, высокий мужчина с завитыми бакенбардами и хамелеоном на плече.
— Добрый день. Мы встретились вновь…
— Добрый день. Добро пожаловать в магазин, — непринужденно обратился Тсуна к посетителю. Одни Небеса знали, каких усилий стоил ему этот безупречно легкий тон. — Сегодня за покупками?
— Определенно, — кивнул киллер. Тсуна не сомневался — тот успел незаметно проинспектировать его с головы до пят в поисках пламени. И хотя не нашел, надежды не утратил.
— Тогда прошу осматриваться. Все разделы подписаны. Если возникнут вопросы, смело обращайся ко мне.
— Благодарю. Непременно обращусь.
Киллер, как будто по правде пришел покупать книги, переместился к полкам, где, после быстрого, но придирчивого осмотра, выбрал несколько томов, расположившись с ними на пуфе. Не знай Тсунаеши правды, действительно поверил бы, что к нему вдруг нагрянул покупатель. Тсуна мысленно ударил себя за чересчур пристальное внимание к походке киллера, движениям его гибких, опасных пальцев. По коже бежали мурашки, а в животе зародилось волнение, которое многие ассоциировали с трепетанием крыльев проклятых бабочек.
За что ему все это…
Это просто нужно пережить… Спасибо, Тринисетте, за вечный гиперрежим.
— Тебе просто жизненно необходим колокольчик над дверью, Тсунаеши-кун, — заметил Кавахира, когда бывший Дечимо вернулся в «их» угол. Шаман, судя по всему, от души наслаждался разыгрывающейся драмой. Тсунаеши, вспомнивший светлые мафиозные деньки, когда свидетелей позора убивали, бросил на него взгляд, говорящий «Однажды я съем весь твой рамен и не заплачу». Шаман беззаботно улыбнулся в стиле «После такого зрелища я даже не обижусь».
Они продолжали безмятежно пить кофе, как старые приятели, не обращая внимания на навострившего уши киллера, который, впрочем, свой интерес ничем не выдавал. Если бы не чутье, Тсуна никогда бы не подумал, что является объектом слежки.
— У меня от его звона голова раскалывается. Кстати, как у вас обстоят дела с бизнесом? Закрываться не планируете?
— О, у меня замечательная служба доставки! Правда, девочка иногда… выпадает из хода времени, но ее старательность все окупает. Хотя я действительно подумываю перебраться в другое место. Рамен нынче не столь популярен. Может быть, открою мебельный.
Тсунаеши против воли улыбнулся иносказаниям Шамана. За время беседы он успел еще раз сходить за кофе, однако к своей чашке не притронулся — на сегодня заряда бодрости более, чем достаточно.
— Прошу прощения, — их беседу прервало появление Реборна. Киллер смотрел невозмутимо, однако в глубине черных глаз Тсунаеши уловил разочарование. И почувствовал прилив злорадства: конспиративно трепаться ни о чем он выучился профессионально. Даже интересно противопоставить одному Реборну выучку другого. — Я бы хотел купить вот эту книгу.
— Разумеется, — Тсуна направился к кассовому аппарату, который, находись они в мультике, давно бы зарос паутиной. Когда там состоялась последняя покупка? Вот Хаято порадуется прибыли. — Подарочный пакет? Открытку?
— Нет-нет, это не подарок.
Реборн выбрал сборник поэзии Кольриджа. Намек, что он знает много языков, и их разговор на японском не остался секретом? Просто первая попавшаяся книга? Совпадение?
У Тсуны паранойя?
Бывший Дечимо проклял воображение, подбросившее картинку, как киллер чарующим голосом читает стихи, склоняясь над красивой дамой.
Дамой, Тсунаеши-кун, подумай об этом и расслабься.
Почему-то здравый смысл говорил голосом Бьякурана. Не к добру.
— Не ожидал найти столь богатый, разнообразный выбор, — Реборн с тщательно выверенной улыбкой прислонился к прилавку.
— Тебе нравится английская поэзия?
— Одно из моих маленьких увлечений, — мужчина погладил кончиком пальца голову зажмурившегося от удовольствия Леона. — Я пел, и слушала она, облокотясь у изваянья стального рыцаря — в лучах закатного сиянья.
Следовало отдать Реборну должное: своим голосом киллер пользовался с непревзойденным мастерством. На мгновение Тсунаеши ощутил себя завороженным, прежде чем сбросил морок, создавший перед глазами образ. Но в горле пересохло. Талантливый человек талантлив во всем? Есть ли что-то, чего Реборн не умеет?
Не удивительно, что женщины сходят по нему с ума. Еще бы не этот холод в глазах… совсем как у репетитора на первых порах, из-за чего тогда еще Никчемный Тсуна старался не смотреть наставнику в глаза.
— Кстати, у тебя всех покупателей угощают кофе? — Реборн многозначительно скосил глаза на Кавахиру, пьющего… из чашки Тсунаеши. Тсуна вопросительно вскинул брови. Шаман невинно развел руками.
— Нет, не всех, — внимание вновь вернулось к киллеру. — У него VIP-абонемент.
— Что же нужно сделать, чтобы получить… VIP-абонемент? — голос мужчины стал насыщеннее, богаче… темнее. Если бы Тсуна не знал, что киллер просто уловил его слишком бурную реакцию и решил ею воспользоваться, то подумал бы, что с ним флиртуют.
— Спасти мир, — нацепил он профессионально-сладкую улыбочку. — Спасибо за покупку, приходи еще. Постоянным клиентам — бонус-подарок.
— Подарок? — спросил с любопытством Шаман, когда Аркобалено исчез за дверью. — Какой именно?
— Вы правда полагаете, что он вернется? — Тсуна пожал плечами. — Раскрасок ему куплю. С мультяшками.
Шаман с непонятным выражением взглянул в чашку.
— Пока Реборн-кун добьется хоть чего-то, у него соберется замечательная библиотека.
