Фатум

And you'll get used to it in a while Look at the way each of us smile You were living a fantasy This is exactly what you need If you wanna sink to the bottom with me [Incomprehensible], reeling and rotten beneath One, two, three and down you go Feel that smile just start to grow If you wanna sink to the bottom We're all rotten, buried and forgotten, living it up underground So take a ride Sick Puppies - The Bottom

Сначала это был невнятный шум, нарушающий ход размеренного пьянства, он шёл издалека тихим фоном, и казалось, что всё это как-то уж слишком неритмично, и барабанить, таким образом, непрофессионально и вообще, невежливо это делать так громко. Диссонанс, разрушающий слух. Даже дома, в его собственной конуре все мысли, так или иначе, завязывались с музыкой. Мужчина отполз от телека только для того, чтобы отлить, и, нажимая на кнопку смыва, услышал отрезвляющий звонок в дверь, прозвучавший в диапазоне увеличенной терции. «Пожалуйста, блять» — подумал он. Вот, честно, гитарист вообще никого не ждал, ибо сам отпустил всех до среды. И себя он тоже отпустил. Лидер даже избавился от телефона, чтобы самоизолироваться на всё время запоя. Фиг теперь знает, где искать айфон среди этого бардака… Не, гитарист, разумеется, выныривал, но ненадолго: чтобы узнать какой сегодня день и который сейчас час. Всё остальное время по телеку фонили новости и сериалы, и была ностальгия. Пересматривая старые лайвы Dir en Grey, он курил и нажирался в хлам под этот бессвязный коктейль из плохого звука и, ставших какими-то нереальными, образов. Мужчина не очень осознавал, зачем он насилует себя древней визуальщиной, ведь это делало ему больно. Но рассматривая нескладную фигуру Дая и такого юного Тошию, он не мог остановиться, чтобы не думать о них. Каору до сих пор преследовали какие-то странные эмоции, и в груди ностальгически ныло и ёкало, поэтому не пить казалось просто невозможным. Лидер видел на мониторе самого себя, готового для любых свершений, его взгляд был полон вдохновения и энтузиазма. А сейчас Каору ощущал лишь алкогольный тремор от начинающегося отходняка. Надо бы съесть чего-нибудь, но готовить он ненавидел… И тут Ниикура чётко услышал звонок. Громкий и пронзительный. Кто-то реально звонил в его квартиру, выдёргивая гитариста из дебрей самокопания. — Ты настойчива, Нана-чан, — пьяно выдавил из себя мужчина, открывая дверь лишь частично и упираясь головой о косяк, ибо стоять было тяжко. Он даже не потрудился включить свет. — А через дверь общаться с девушкой невежливо. — Я бы сказал, что невежливо ходить в гости без мужа. — А тебе так стрёмно от осознания, что и впустить меня боишься? Что с тобой, Каору-сан? — язвительно спросила она. Дверь, наконец, открылась, и девушку обдало тяжёлым запахом перегара. Она фыркнула, в отвращении помахав перед носом ладошкой. Её взгляду предстал небритый и опухший Ниикура, с немытыми свисающими патлами, в грязной и мятой футболке и таких же нестираных штанах. Только по глазам не было заметно, что он пьян. — Ты меня на слабо не бери, маленькая коза! Здесь моя территория, всосала? Я у себя дома, — раздражённо выдал он. — Чего, не нравлюсь таким? До свидания. Но он замешкался с прощанием. Эти тоненькие ножки, торчащие из-под платья, худые ручки, снова производили на Каору впечатление. Она такая маленькая и хрупкая, а он уже с порога надавил авторитетом. Хотя, с другим кем-то и сработало бы. Но Нанако была не просто маленькой и хрупкой, прибавьте ещё хитрая и продуманная… девка с яйцами. А, может, опять случилось чего? — Неандерталец! Каору и сам знал, что политесом не отличается. Но, может, помягче с ней надо было? Вон, обиделась. Лобик нахмурила, губки надула, зонтик теребит сердито. — Ладно, заходи, — смягчился мужчина, впуская девушку в квартиру. — Пройти не предлагаю, не прибрался, — саркастично объяснил он. — Что за катастрофа? — Скажи, что обычно делают в ситуации, когда муж гей? — Оу, — гитарист сложил губы буквой «О», многозначительно при этом зажмурившись. И внезапно выдал: — Не ко мне вопрос. — Масару уехал в Осаку… по делам, — она игнорировала желание Каору избежать этой темы. Её вовсе не смущало ни заявиться к нему домой, ни делиться с ним аспектами своей семейной жизни. — Вернее, он мне так сказал, — продолжала Нанако нервной скороговоркой. — Был очень убедителен. А лицо такое счастливое, аж противно… Сразу представляешь, по каким делам он туда… — Нана-чан, ты же леди! Фильтруй хоть немножечко. Пожалуйста, (блять). — Язык приматов намного понятнее в данной ситуации, или тебе ближе кэйго¹?       Каору узнавал её сейчас с совершенно новой стороны — Нанако прекрасно умела себя подать в обществе. Обладая великолепными манерами, она вызывала восхищение, как идеальный пример леди и жены. Образчик для подражания. Утончённая, строгая, красивая. Но сейчас девушка не соответствовала ни одному из стандартов того, что в японской женщине считается милым. Куда делась природная сдержанность? Где стыдливое молчание? Она даже в сексе не вела себя, как это принято… Почему рядом с Каору она позволяет себе опуститься до уровня низкосортной хосте..? Да потому что настоящая Нана именно такая — впитавшая неукротимый дух побережья. Дай как-то проговорился, что она родом с Окинавы. Чёрт подери, и почему Каору такое вообще нравится? — Мне надо с кем-то поговорить. С тобой! — Доносилось будто издалека. А Ниикура пялился на округлые коленки и не знал, как реагировать. Да, своим визитом она застала гитариста врасплох. Ведь могла бы обсудить проблемы с кем-то ещё, но Каору оказался более… удобным? Воображение тут же нарисовало ему банальную комбинацию «раком», в которой Дайске Андо жёстко рвал ему зад. За все прегрешения вольные и невольные… Надо заставить Нанако уйти. Сейчас же. «Поговорить ей надо!» Гнев стремительно застилал мужчине глаза. Выпитый алкоголь только усугублял это чувство. В таком вздрюченном состоянии лучше бы вообще не открывать рта, поскольку мужчина знал, что скажет, и это «что-то» будет очень неприятным для стоящей перед ним «леди». Зачем она явилась? Каору придвинулся к девушке почти вплотную, в ярости ударяя по стене кулаком. — Ты. Меня. Совсем. Не знаешь! — Ему захотелось её унизить. И Каору был уверен, что это сработает. Их круг общения давно замкнулся на определённых людях. И Ниикура как никто понимал, насколько тяжело моральное давление от множества навязанных этим кругом правил. Где-то внутри теплилась надежда, что Нана пришла потому, что нуждается в человеческом участии и поддержке. Но мужская интуиция говорила, что она далеко не столь наивна, какой стремится себя показать. И Нанако пришла за конкретным утешением. Ей хреново, она на распутье и ищет того, кто встанет на её сторону… — Я, блять, не сексолог, чтобы решать твои проблемы. Ты на рожу мою посмотри! — пальцы впились в её подбородок, вынуждая увидеть его разбитое лицо. — Нравится? Второй такой хук от твоего супруга моя челюсть не выдержит. Не превращай меня в мудака! Что ты себе думаешь? Кто я тебе?! Эта неконтролируемая вспышка гнева напугала Нанако. Она вжалась в стену, и на лице девушки отразилось разочарование. — Я думала, мы друзья… — Ты подстроила ситуацию и воспользовалась мной, а я поддался. Мы оба получили, что хотели. Телами не дружат, маленькая коза! — прозвучало пощёчиной. — Но… в будущем… — Ниикура становился демоном, выпуская на свободу гадкую правду. — Я не против помочь тебе забыться, — хрипло выдохнул он, глядя в глаза девушки, — если сильно захочется. Но сначала стань свободной. Приходи, когда разведёшься… Нана-чан. Она ударила его. Вложила в ладошку всё возмущение и обиду. Голова Ниикуры резко мотнулась в сторону, и тёмная грива волос скрыла от Наны мрачную глубину его взгляда. Каору смотрел на жену друга, и думал, что такими злыми слезами, наверное, можно наплакать целое ядовитое море. Оттолкнув мужчину от себя, она стремительно выскочила за дверь. А за окном, усугубляя атмосферу драмы, взбунтовалась погода. Небо трагически потемнело и нахмурилось, сдвигая облака. Это могло бы стать отличной панорамой для съёмок какого-нибудь закрученного триллера, только вот, увы, происходящее хоть и смахивало на фильм, но в действительности им не было. Гитарист закрыл дверь, прижимаясь лбом к холодной поверхности стены. Эта девка мешала ему быть объективным, потому что нравилась. Его пьяное самолюбие вопило: «Нахер баб, ты всё сделал верно!», но разум уже заклеймил Каору чувством вины.       Начинался ливень. «И куда она под дождём? В такую погоду даже такси не поймать». Ниикура быстро надел кроссовки и вылетел за девушкой на улицу. Выскочив из подъезда, он огляделся по сторонам в поисках знакомого силуэта. Лицо заливала вода, и гитариста мутило от неожиданно быстрых передвижений. Каору почувствовал, что и на ногах-то он сейчас не особо нормально стоит. В таком состоянии надо либо пить дальше, либо, наконец, лечь и проспаться. И вообще он уже стар для всего этого дерьма. Сжав поручень лестницы, чтобы унять головокружение, мужчина остановился. — Что, проорался?! — шмыгнув носом, сказала Нанако, перекрикивая шум воды. Она находилась в полутора метрах от него. — Легче стало? Девушка стояла под дождём и мяла в руках зонт. Наверное, от переживаний так и не догадалась его раскрыть. Её платье, пропитавшись влагой, сексуально облепило тонкую фигуру, плавно подчеркнув округлости груди и бёдер. Она выглядела одновременно несчастной и очень притягательной. Ниикура сглотнул, пытаясь не отвлекаться на второе и сосредоточиться на первом. — Не знаю, не анализировал, — буркнул он себе под нос, всё ещё держась за перила. Каору как-то упустил из виду, что женщины, хоть и стервозные, но дико эмоциональные существа, и разговаривать с ними нужно совершенно иначе, чем с коллегами по работе, например. — Возвращайся, простудишься. Переждёшь у меня, пока это… дождь не закончится… — Гитарист задержал дыхание, переживая новый приступ тошноты. Всхлипывания участились, и мужчина протянул к девушке руку. — Я был груб, извини. — Масару… предложил мне… смириться, — Нанако продолжала судорожно всхлипывать. — В обмен на стабильность. А то, что у меня есть… желания, он категорично отказывается принять. Я… не знаю, что делать. И ты тоже скотина! — Подожди-ка секундочку… — сказал Ниикура, и его стошнило на газон. К счастью, он успел отвернуться. — Прости… я несколько… перебрал, — выдал гитарист между спазмами. — Ну, брак вообще вещь непростая… — Сказал человек, переживший два развода! — ответила Нана, брезгливо протягивая ему салфетки. — Что, хорошо теперь одному? — Она подошла, и, придерживая мужчине волосы, чтоб не испачкался, наблюдала, как его рвёт. — Судя по тому, как ты спиваешься, просто чудесно! Закусывать не учили? Организму еда нужна, тогда и тошнить будет меньше. — Какие глубокие познания! Спасибо, — восхитился Каору, вытирая рот. Его, наконец, начало отпускать. — И кто в твоей семье алкаш? Папа? Дядя? — Я замужем за грёбаной рок-звездой, забыл? И не такое наблюдала. Если надо, смогу откачать от передоза, — гневно произнесла она. — Ты предложил мне развестись! — Иди сюда, — мужчина покачнулся, и, ухватив девушку за подол, притянул ближе. — Я хочу, чтобы прежде чем на что-то решиться, ты хорошо об этом подумала, — сказал он. — Ты же не дура, чтобы брать мои слова во внимание? — Не смей вытирать руки о моё платье! — Сдалось оно тебе, — ухмыльнулся Каору. — Ты мне вот что скажи, какого хрена ты до сих пор не раскрыла зонт? Вымокла, как мышь, и меня заставила. — Он забрал у девушки зонт и раскрыл над ними. — Теперь слушай сюда. Меня восхищает твой гибкий ум, но использовать себя я больше не позволю. Есть ты, я и Дай. И делая выбор между тобой и Дайске, я всегда выберу его. И ты знаешь, почему… Ничего личного. Я вынужден делать то, что должен, Нана, и у тебя тоже есть обязательства перед мужем. Он дорожит тобой, иначе бы не пытался сохранить ваш брак. — Каору мягко улыбнулся. — Уверен, ты найдёшь решение, а ещё лучше, если вы придёте к нему вместе. А я… я не смогу тебе в этом помочь, маленькая коза. — Можешь… — Чем? — Ниикура заставил себя заглянуть в её мокрое от слёз лицо. — Ты можешь сейчас просто... меня обнять? Проклиная несовершенство и несправедливость этого мира, Каору осознал, что позволяя себе сделать то, о чём она просит, он вновь перейдёт ту грань, когда остановиться будет невозможно. Эта прекрасная и одновременно жестокая метаморфоза, когда в душе женщины ещё живы черты детскости, и внешне она всё ещё юна, но во взгляде уже проявляется знание… Очень скоро жизнь оставит свою печать не только в её глазах. И Каору ужасно не хотелось ускорять это взросление, лишая Нанако иллюзий и надежды. Но как бы он сейчас ни поступил, этот процесс необратим. Такова жизнь, и замедлить её течение не подвластно никому. — Девочка… — выдохнул Ниикура в чужой затылок. — Я не понимаю вообще, зачем я здесь… Ты мне даже не нравишься, — плакала Нана. А мужчина обнимал её тонкую шейку и гладил влажные волосы. — Ты грубый, злой мужлан, и от тебя воня-а-ает! — её тело сотрясалось от тихих рыданий. — Ты похож на бомжа-а-а.       Насчёт «воняет» она точно оказалась права, поскольку за два дня мужчина почти забыл дорогу в душ. С другой стороны, разве он обязан чему-то соответствовать, находясь у себя дома? Вот, к подобным выводам Ниикура уж точно не готовился, и бомжом его обозвали впервые. — Тогда, пожалуйста, (блять), не прижимайся ко мне… — шепнул гитарист ей на ушко, аккуратно перемещая руку с плеча на чужую талию в попытке отстраниться. Но девушка просто намертво вцепилась в его пальцы. — Святое дерьмо, Нана! Ну, зачем я тебе такой? — Не знаю-у-у-у! — зарыдала девушка в голос, зарывшись лицом в его несвежую футболку. — Я ничего не знаю-у-у-у. Это всё слишком больно-о-о. И ты со своей правдой заткнись уже! — Маленькие кулачки исступлённо колотили его в грудь. — Хоть ненадолго, Каору-у-у-у! Пожалуйста… В тоске осознания гитарист закатил глаза, ясно представляя, что за этим последует. Не просчитал он такого поворота. Стареет, видимо. Хотелось верить, что эта связь, если можно назвать её таковой, не продлится долго. А ещё неплохо бы проспаться: чтобы всё обдумать, ему нужна ясная голова. Ниикура решительно взял девушку за руку, и, сжимая узкую ладошку, потащил за собой, будто она была маленькой девочкой, которая потерялась, а Каору её нашёл. — Прекращай плакать. Я понял. Пойдём. *** Аой чувствовал себя озабоченным. Нет, он превратился в одержимого маньяка, который ни минуты не мог не думать о Дайске. Осака что-то в нём перевернула, а может, это случилось после того, как Андо рассказал о европейском туре. Широ не мог не признать факт, что не хочет никуда отпускать любовника. Удивительно, что он мог не видеть Дайске неделями в родной Японии, но когда речь зашла о загранице, Аой вдруг осознал, что Европа — это слишком далеко и надолго. — Я не против, чтобы ты развлекался, Дай. С кем угодно. Но если я узнаю, что ты снова переспал с Вонгом, пойдёшь нахер, — заявил Аой с каменным лицом. — Навсегда, — многозначительно добавил он. — Не путай Америку с Европой, — отшутился Андо. То, что Юу ревнует, гитарист оценил, но злоупотреблять этим, разумеется, не стоило. — Ты ведь знаешь, что значит тур, — мужчина имел в виду, что от алкоголя и концертов устаёшь настолько, что сил на что-то ещё просто не остаётся. — Спасибо, что доверяешь мне, — с ироничной улыбкой гитарист тряхнул волосами. — Конечно, — в ответ подмигнул Широяма. — А ещё про допинги не забудь. — Они мне не понадобятся. — Ага. Сейчас не понадобятся. А там ты захочешь расслабиться… — заржал Широяма, делая приятелю знак рукой, мол, подожди. Кто-то звонил ему по телефону. — По себе людей не судят! — Повторяй это как мантру, особенно в моменты, когда у тебя стояк, — Широяма, наконец, поднёс айфон к уху, собираясь ответить на вызов. — Какой сюрприз, милая! — бодро начал он. — Давай, расскажи мне, как твои дела… Конечно, интересно… Я буду рад послушать. Широяме звонила Ая. Та самая тварь, которая в своё время, не моргнув глазом променяла Юу на более молодой хер, о чём гитарист не только не забыл, но и не мог этого простить в принципе. В том, что она обязательно снова нарисуется в его жизни, Юу не сомневался — это оказалось всего лишь вопросом времени. Ая была не настолько умна, чтобы мыслить наперёд. А сейчас, видимо, очень нужда припёрла. За этим звонком стояла жажда денег, завуалированная темой несуществующей любви. Тривиально дерьмовая реальность. Но ритмист the Gazette не только не парился по этому поводу, но и не преминул отыграться на чужой алчности. И, конечно, он позволил даме высказаться, заинтересованно задавая вопросы. О да. Юу выслушивал её жалобы на тяготы и лишения, и лицо его при этом не выражало ни тени сочувствия. А ещё Аой неожиданно узнал, что, оказывается, он лучший мужчина в её жизни, и наконец, она это поняла. И… (Вот неслыханная наглость!) не могли бы они начать всё сначала? На что она вообще рассчитывает? Что Аой идиот, и снова купится на уже не особо свежую, но всё ещё хорошенькую внешность? На лице Широямы застыло выражение экстатического самодовольства. Ему осталось лишь поставить красивую и жирную точку в этой неприятной для себя истории. Андо взирал на всё это с недоумением, затем резко поднялся, собираясь оставить приятеля наедине с телефоном, но Широяма не дал ему уйти: «Стой!» Не отрывая влюблённого взгляда от Дайске, и придав своему голосу больше драматизма, Юу сообщил трубке, что ему очень и очень жаль, и, дабы хоть чем-то помочь, мужчина посоветовал бывшей подружке устроиться на работу: хорошие шлюхи всегда в цене. Проще говоря, Широяма её послал и сделал это в присутствии любовника. — Это чё такое было щас? — высказался Дайске озабоченно. — «Привет» из прошлой жизни, — объяснил Аой, внося номер девушки в чёрный список. Он делал это с такой радостью и при этом светился от счастья, как новенький эмалированный чайник. — Видишь, у меня почти нет никаких секретов. — Охренеть, Юу! Я надеюсь, у тебя были веские причины, чтобы отшить её подобным образом. И... ты такой мстительный! И не поспоришь! Ладонь вальяжно хлопнула по дивану.       — Иди сюда. Клянусь, что с тобой я буду милым котиком. — Очень вовремя! У меня репа с Каору через два часа, и я уже оделся, — Андо хмуро взглянул на часы. — Ещё ехать до студии. Заберёшь меня вечером? Этот голос, этот полный похоти взгляд, эти чёртовы губы не давали гитаристу сосредоточиться на делах. Даем овладело какое-то гипертрофированное состояние томления, когда мозг плывёт в отупении, и ты с восхищением пялишься на предмет своей страсти в постоянном желании облизать его во все места. Дай, конечно, осознавал, что он взрослый мужик и все дела, но то, что в своей жажде облизывания он не одинок, очень подстёгивало общее отупение. Главное, не забыться и не начать вести себя подобным образом где-нибудь на публике. Хвала небу, что оставшееся время они не уедут из Токио! The Gazette готовили релиз нового клипа, а Dir en Grey планировали тур. Идеально для того, чтобы оставаться в койке, не вынимая член из любимого тела. Или наоборот, чтобы любимый член оставался в тебе… Господи, блять! Идеально! И Андо вернулся к любовнику, на ходу расстёгивая штаны. — Во сколько вы закончите? — прозвучало протяжно. — Я позво… — Дайске заткнулся на полуслове, потому что его нетерпеливо повалили на кровать, и чужой рот восхитительно и умело вобрал в себя его член. Плоть дрогнула, мгновенно увеличиваясь в размерах, и все мыслительные процессы больше не поднимались выше уровня промежности. — Полчаса, Юу, — судорожно выдыхал мужчина в чужое плечо, пока Аой, улыбаясь, раскладывал его на диване. — Не беспокойся, мы всё успеем. Только сними эти блядские… часы. *** Несмотря на то, что из-за произошедшего конфликта между музыкантами появилось не хилое напряжение, Дай настроился очень миролюбиво. Гитарист старался изо всех сил, чтобы личное не препятствовало работе, но в воздухе уже повисла гнетущая энергетика. Каору вёл себя настороженно и сдержанно. Репетиции, в общем-то, не мешало ничего: гитаристы нацелились на результат, а потому почти не разговаривали на отвлечённые темы. Хотелось закончить пораньше и заняться своими делами. Планы на вечер были, видимо, не только у Дайске. Но Ниикура лажал. По-чёрному. Игнорируя красноречивый взгляд Андо, он пропускал эти моменты до тех пор, пока не выронил медиатор. — Мне надо зафиксировать руку, — признал Каору. — Давай прервёмся.       В обычной жизни это ему не мешало, но когда музыкант брал гитару, медиатор приходилось приклеивать к пальцам. Обострение профзаболевания давало о себе знать. — Что врач говорит? — сухо поинтересовался Андо. — Обратимо, — ответил Ниикура. — Думаю, нам придётся упростить некоторые партии. Технические возможности позволяли группе пустить запись гитарных треков во время выступления. В случае непредвиденной лажи её бы никто не заметил. Но Каору привык всё играть сам, и «обосраться» для него являлось неприемлемым. Поэтому Дайске лишь поинтересовался: — Насколько упростить? — Ну, давай разберёмся? — Давай, — согласился гитарист, разглядывая сет-лист с пометками лидера. — Я знаю, что ты снова переспал с моей женой, — не отрываясь от этого занятия, вдруг сообщил Андо. — Так, что у нас будет вот здесь? — Он взял медиатор и наиграл отрывок своей партии. Затем поднял вопросительный взгляд на Каору, будто ни о чём другом, кроме музыки, не было и речи. — Сыграй соло целиком, я ритмически поддержу. Врубай метроном. — Нога надавила на педалборд, и по студии разнеслись звуки мощных гитарных рифов. — Ненавидишь меня? — пронзительный взгляд коснулся Андо лишь на секунду, и внимание лидера вновь вернулось к инструменту. Они повторили отрывок несколько раз, пока он не отложился в памяти.       Дайске промолчал. И вряд ли он не расслышал вопрос. — Понял. Что у нас дальше? — Juuyoku. — Реально? Может, её вообще уберём из концертов? Там же чёрт ногу сломит, Као! Тут невозможно упростить. Даже если просто партиями махнёмся… Смешно. Как будем выкручиваться? — Если надо, сыграю большим пальцем, — сказал Ниикура, отложив гитару в сторону. — Ты меня ненавидишь, Дай? — повторил лидер свой вопрос. Андо чувствовал острую необходимость высказаться, ибо ситуация унижала его. Мужчина занавесился волосами, задумчиво перемещая между пальцами медиатор. Без выяснений, конечно, жить не получится. Но Каору он не ненавидел. Его страшно возмущало другое. — Ты не станешь читать мне морали! Никогда больше, Каору. Особенно при свидетелях, понял? Просто вспоминай, как поступаешь сам, — Андо склонил к плечу голову, откидывая волосы. Его лицо было серьёзным и сосредоточенным, как если бы гитарист что-то обдумывал, но к окончательному решению пока не пришёл. — Она тебе настолько нравится? Моя жена? Каору поджал губы, пряча взгляд. Он ощущал негодование Андо, потому что тот знал ответ, но по какой-то причине для Дайске важно стало его услышать. — Да. Нравится. — С одной стороны я рад, что это был ты. Лучше, чем кто-то ещё. Но с другой… пиздец, что это всё-таки ты, Каору, потому что за такое убить мало. Эта женщина моя! Она моя жена, и ты её отымел, чёрт подери! Должен я злиться? Имею ли на это право? Отвечай! — Имеешь. — Что ты чувствовал, когда трахал её? Трудно передать словами ощущение, когда в твоих внутренностях начинают ковыряться, вытягивая наружу то, чего бы ты никогда не сказал вслух. О чём ты, может быть, даже и не думал вовсе, но вынужден сейчас это делать. Как оправдать мерзкое состояние неловкости, будто тебя застали за чем-то непристойным и теперь требуют объяснений? — Она манипулятор. — Нана это умеет, — отрезал Дай. — Так что ты чувствовал, пихая в неё хер? Как обрисовать эмоции, от ощущения скрещенных ног на твоей заднице, от тела, которое постоянно жаждет ещё… Каким словом обозначить все эти чувства? Просить прощения за такое не только нелепо, да и бесполезно. И Каору не ощущал себя виноватым за то, что был… — Я… был счастлив, — ответил Ниикура. — Если секс друг с другом делает вас счастливыми, то, наверное, это неплохо, — помолчав, сделал вывод Дай и отставил гитару в сторону. — Для вас неплохо, — уточнил он. — Вероятно, я заслужил быть наказанным. И как теперь это дерьмо разгребать, нэ? Каору невольно вспомнилась фраза, с которой пришла к нему Нана: «Что обычно делают в ситуации, когда муж гей?» — Жить дальше? — Позволить ей официально встречаться с тобой? Она этого хочет. — А ты сам чего хочешь? — Это другое. — Да нихера не другое, Дай! — воскликнул Ниикура в сердцах. — То же самое! Тебе придётся выбирать. Между ним и ею. Между ней и мной. Пожалуйста, блять. Между двух стульев не усидишь. Я говорил. — Опять лезешь с нравоучениями, моралист? — Извините, пожалуйста. Блять! Между Наной и мной. Выбирай. Сейчас. Дайске. — Так что там с Juuyoku? — Андо пытался сменить тему, сурово уставившись в монитор, и разглядывая графики. Но Каору не собирался ничего предпринимать, пока тот не ответит. Молчание затягивалось, и к гитаристу неумолимо подбиралось состояние тихого бешенства. Особенно, когда он смотрел на невозмутимый профиль Ниикуры Каору, который в действительности не должен был выглядеть сейчас таким спокойным. Тот просто умел держать лицо, чего не получалось у Дайске. Холодный взгляд ухватил чуть заметную дрожь фактурного колена. Значит, у лидера всё-таки сдают нервишки. — Сука! — Конечно, Каору боялся. Но сомневался ли он хоть когда-нибудь в своих решениях? — Я выбираю тебя. И Dir en Grey… чёрт! А ты… позаботься о ней… раз уж так… вышло. Ниикура со свистом втянул в себя воздух. — Прости меня, Дай, — произнёс он негромко. — Когда-нибудь… Но уж точно не сегодня, лидер-сан! ______________ Кэйго¹ — форма почтительно вежливой речи в Японии.