Ждёт

Донхек ждет. Сам не знает чего. Наверное, звонка от Чживона. Входящий которого был около полугода назад. Ждет его приезда обратно в городок. Чтобы повидаться хотя бы с мамой. И с ним заодно. Друзья же. Были ими когда-то. Ждет. Наверное, когда закончится зима, растает снег и станет чуточку светлее, когда начнется и закончится весна, когда будет палить солнце жарким и душным летом. Когда начнется осень. С проливными дождями. Когда кругом будут лужи, а небо будет темным-темным, облачным, грязно-серым. Наверное, последних экзаменов. Чтобы попрощаться со школой, чтобы запутаться и еще больше испугаться будущего. Донхек ждет, наверное, когда ему скажут, чем он хочет заниматься, кем он хочет быть и как жить. Не скажут этого. А Донхек все ждет. Ждет, когда тяжелый табак разъест его легкие, когда бессчетное количество энергетиков даст о себе знать язвой желудка. Когда приблизится конец. Донхек ждет больше всего смерти, наверное. Донхек смотрит на кухонный нож в руке и на запястье левой руки. Донхек глотает антидепрессанты, выписанные врачом по рецепту, и все так же смотрит на лезвие. Переводит взгляд на телефон, на экране которого не отображается ни одного входящего. Даже после его жалкого "хен, если вскрыть вены, я точно умру?". Даже после "хен, наверное, ты занят, но, я думаю, лучше всего спрыгнуть с нашего места". Наше место. Донхек не берет в руки телефон, глотает еще пару таблеток, превышая дозу, и относит нож обратно на кухню. Донхек ждет еще совсем немного. Хен же занят, в Сеуле учеба, классные парни и девчонки, вечные пати и свобода. А здесь что? Здесь Чживона ждут только мать и Донхек. Здесь никого по сути. Донхек оставляет телефон дома, не проверяя, прочитал ли хен его сообщения. Выходит из дома с плеером и наушниками, во рту привкус горьких лекарств, ни черта не спасающих, не помогающих. Донхек ждет. Снова ждет, когда из подъезда кто-то выйдет. И быстро ныряет внутрь, как когда-то они делали это вдвоем. Донхек медленно поднимается на последний этаж и смотрит на люк. Он давно здесь не был. После уезда Чживона - ни разу. Донхек лезет на перилу и толкает дверцу вверх, та издает жалобный звук, и если бы его не было, Донхек бы сам его издал. Он подтягивается на руках вверх и тихо закрывает люк. Ветер тут же захлестывает его, и Донхек поднимает лицо к небу. Холодно и рано. Спокойно и так тихо, словно на свете он один. Мир останавливается на секунду, чтобы дать Донхеку возможность вдохнуть спертого воздуха, чтобы дать время на раздумие. Донхек садится у края, как тогда. Когда Чживон первый раз коснулся его губ. Когда Чживон сообщил ему, что уезжает. Донхек облокачивается на перегородку спиной и смотрит на свои изрезанные руки. Донхек не может больше ждать. Не хочет. Чживону уже плевать на него давно. Донхеку уже плевать давно на себя. Донхек лезет в карман за пачкой и хмыкает, когда видит последнюю сигарету, прикуривает и закрывает глаза. Сердце стучит быстро, бешено, Донхек уверен — из-за таблеток. Их блядское действие на организм, чтобы вывести его из апатии и уныния. Они заставляют его тревожиться о каждой мелочи и сходить с ума. Донхек кидает пустую пачку, а за ней и окурок, наблюдая, как те стремительно, но в то же время медленно падают вниз. Чертовски красиво. Хен, а я тоже буду красивым там, в самом низу? Донхек не задумывается ни на секунду. Донхек ничего больше не ждет. И не будет.