О том, как Мусаши замуж выходила

Новость о том, что Нагато выдаёт свою воспитанницу замуж, подобно штормовой волне, всколыхнула весь японский флот. Слухи ползли самые разные, один другого краше и неправдоподобнее. Одни утверждали, что сама идея выдать Мусаши замуж принадлежала Муцу: нечего, мол, девчонке делать на фронте, будь она хоть трижды суперлинкор. Другие считали, что Нагато решил таким образом получить ещё один сильный боеспособный корабль самого современного типа. Третьи страшным шепотом рассказывали, что милая Мусаши-чан закрутила роман с кем-то, недостойным её положения в обществе, вроде простого необстрелянного эсминца, вот и решили её от греха подальше устроить наилучшим образом. Четвёртые заявляли, что таково было желание самой Мусаши, но им, впрочем, никто не верил. Сам Нагато хранил гробовое молчание, хотя подготовка к свадьбе шла полным ходом. Имя счастливчика, который вскоре должен был породниться с семьёй главнокомандующего, также не разглашалось. Среди наиболее вероятных претендентов на руку самой завидной невесты японского флота называли Киришиму, Харуну и даже Хьюгу, а самые азартные, доспорившись до разбитых носов, уже заключали пари. Безучастным не остался никто. - Ах, как это здорово! Настоящая свадьба! – трещала за завтраком Ико. – Нам с Уруриху-сама тоже давно пора пожениться и завести прелестных детишек! Вот было бы здорово, если бы мы тоже сыграли свадьбу! Ито поперхнулся рисом, Ульрих опрокинул на себя кофе, не донеся чашку до рта, и позорно дезертировал из-за стола, буркнув что-то про «привести себя в порядок». - Да херня это всё, говорю вам! – нарочито громко отозвался Куджо из-за соседнего столика. – На какого лысого морского чёрта сдался Нагато этот старый зануда? За Дзуйкаку он её выдаст, они хотя бы одного возраста! Вот только палочки для еды Куджо при этом сжал так, что они переломились пополам. - Вот-вот, верно мыслишь! – откликнулся Харуна. – Зачем ему голубоглазые внуки? Нет, Нагато найдёт кого-нибудь получше! Тут Киришима побагровел, закатал рукава, и в столовой на несколько минут воцарился хаос. Когда же усилиями дедушки Конго и отчасти Наны все переволновавшиеся стороны были растащены по разным углам, выяснилось, что кто-то успел целиком умять порцию Куджо и ополовинить тарелку Киришимы… * * * …Мусаши в очередной раз от завтрака отказалась.  Впрочем, отказывалась она и от обеда, и от ужина, и Муцу, вздыхая, уносила поднос из её каюты. Из самой комфортабельной каюты, которую только мог предоставить ей Ямато. Здесь было всё, о чём могла мечтать девушка – и удобная красивая мебель, обтянутая дорогим шёлком нежных цветов, и своя собственная отдельная ванная, где никто не следил за расходом воды, и целый ворох новеньких кимоно самых модных в этом сезоне расцветок, и свежие цветы в вазах, и пачка женских журналов, набитых разнообразными дамскими глупостями, и… Перечислять можно было бесконечно. Пожелай Мусаши хоть луну с неба – и ей бы доставили её в тот же вечер, красиво упакованную и перевязанную бантиком. Не было только одного – неба. Не было свободы. Даже золотая, клетка оставалась клеткой. И птичка в ней чахла день ото дня. Иногда её, впрочем, выпускали погулять по палубе – под неусыпным надзором отца или всё той же Муцу. Но все зенитки Ямато хищно перекрещивали небо узором из стальных прутьев, а в море стаей неусыпных касаток кружили эсминцы, всегда на страже, всегда – не меньше пяти и всегда – на почтительном расстоянии. Они салютовали ей флажками или прожекторами – в зависимости от времени суток – и проходили мимо, не снижая скорости, не отвечая на любые её попытки докричаться до них. Вскоре Мусаши оставила надежду выяснить у них хоть что-нибудь о том, что её действительно волновало. Гораздо больше её начала привлекать вода. Как заворожённая смотрела она в бездушную синюю зыбь, лениво колыхавшуюся за бортом, иногда – вышитую золотом солнечных зайчиков, иногда – покрытую кружевами белой пены. Даже линкор утонет, если пробудет за бортом достаточно долго в своём человеческом обличье. Даже линкор утонет, если не будет сопротивляться…  Пусть её не выпускают в море. Но сделать шаг – только один шаг – она может. Или нет? И Мусаши возвращалась в свою комфортабельную тюрьму и долго безутешно рыдала, свернувшись калачиком на постели. Она – плохая девочка. Она глупая. Она расстраивает отца, расстраивает брата, который из-за неё не может выйти в открытое море, расстраивает господина Акаги, который готовит для неё её любимые блюда, расстраивает терпеливую Муцу, которая всегда так добра и участлива… Они все очень расстроятся, если она попытается утопиться. Она и так доставила им достаточно неприятностей своим безрассудством. Но… Но как же больно в груди… * * * Муцу вздохнула снова и подхватила поднос с нетронутым завтраком. Она уже не раз и не два пыталась поговорить с Нагато, убедить его в том, что ничего, кроме беды, он таким способом не добьётся, но всё напрасно. Он упёрся всеми башнями, и в его болезненном желании любой ценой настоять на своём Муцу видела отголосок их собственного давнего спора. Видела – и проигрывала. Раз за разом. - Муцу-сама, - Мусаши внезапно дотронулась до рукава её кимоно. – Скажите мне, пожалуйста, только одно… Только одну вещь, пожалуйста, умоляю вас… Он жив? С ним всё в порядке? Муцу молчала, только поднос в её руках едва заметно дрогнул. - Пожалуйста… Я больше ни о чём не буду вас спрашивать, только скажите… Я буду слушаться, я буду хорошей девочкой, ну пожалуйста, Муцу-сама… - и Мусаши разрыдалась, горько и почти беззвучно. Муцу тяжело склонила голову, кусая губы. Но если это всё, чем она может облегчить участь Мусаши… - Он жив. Давай договоримся, - Муцу опустилась на кровать рядом с Мусаши. – Я буду приносить тебе новости, а ты перестанешь морить себя голодом, хорошо? Это будет наш с тобой маленький женский секрет. Она протянула Мусаши поднос, и та, дрожа и глотая слёзы, взялась за палочки. * * * Новость о том, что Мусаши прекратила голодовку, Нагато воспринял с оптимизмом, который вовсе не пришёлся Муцу по душе.  - Наконец-то глупая девчонка выбросила из головы всю эту любовную чепуху!  И немедленно распорядился созвать экстренное совещание, на котором, помимо него самого, должны были присутствовать Акаги и Конго. Второе распоряжение Нагато отдал сам себе и тут же его исполнил – достал из личных запасов пару бутылочек, приберегаемых специально для таких вот особых случаев. - Много не пейте, - сердито прогудела переговорная труба голосом Ямато. – А напьётесь – так не прыгайте у меня в брюхе, как стадо озабоченных Годзилл. И за борт не блевать!  - Ты бы лучше посоветовал мне что-нибудь умное, - буркнул Нагато, откупоривая первую бутылку. – Например, за кого выдать замуж твою сестру. - Сколько тебе повторять, за того, кто сможет её защитить, - не замедлила с ответом труба. – И вообще, старый ты сентиментальный осёл, заканчивай уже эту комедию, заебало. - Но-но, я попрошу! – Нагато уже различал за дверью чёткую поступь дедушки Конго. Послал же Король-Дракон детишек: один хамит, вторая снюхалась с амэко… - Ну, я предупредил про не блевать за борт, - фыркнул Ямато и умолк. * * * Заметив отца, который, покачиваясь, приближался к ним с Муцу, Мусаши поспешно опустила глаза и сделала вид, что её очень интересуют учебные маневры, которые от скуки затеяли эсминцы её почётного охранения. На самом деле она с затаённой надеждой рассматривала горизонт, но отцу лучше было об этом не знать.  - Добрый день, отец. Нагато окинул смиренно склонившуюся Мусаши оценивающим взглядом. Побледнела, похудела, осунулась, словом, ну никак не тянет на завидную невесту. - Рад видеть тебя в добром здравии. У меня для тебя хорошая новость, Мусаши-чан, - Нагато сиял, словно свежевыкрашенный. – Через месяц ты выйдешь замуж за самого достойного во всех отношениях представителя нашего флота… Мусаши молчала, покорно ожидая продолжения. Солнечный день вокруг стремительно расплывался и выцветал, словно этюд, нарисованный цветной тушью на тончайшей рисовой бумаге, которую по небрежности уронили в воду. Пауза затягивалась. - Неужели тебе совсем неинтересно? – слегка разочарованно протянул Нагато. – Ты выйдешь замуж за Киришиму Широ, господин Конго любезно подтвердил своё согласие на ваш брак. Не разочаруй меня…снова. - Я сделаю всё, как Вы скажете, отец, - тихо ответила Мусаши, склонив голову ещё ниже. - Вот и умница, - Нагато потрепал её по опущенной голове, кивнул Муцу и так же враскачку удалился, вполголоса матеря Ямато: «Сукин сын, не может ровно постоять в такой момент». Мусаши какое-то время слепо глядела в море, силясь сдержать набегающие слёзы. Она обещала Муцу быть послушной девочкой, а послушные девочки не плачут на людях. Они вообще не плачут, когда их выдают замуж, они радуются, ведь о них позаботились должным образом, подобрав им достойного мужа. - Мои поздравления, Мусаши-чан, - негромко сказала Муцу.  - Благодарю Вас, Муцу-сама, - чуть слышно ответила Мусаши. – Я пойду к себе в каюту, мне… Мне нужно побыть одной, извините. И она поспешно пошла прочь, изо всех сил стараясь не перейти на бег. Внутри у неё всё горело и плавилось, словно шальной снаряд угодил ей в артиллерийский погреб. В сущности, так оно и было, и выпустили этот снаряд свои же, самые родные и близкие ей корабли. Невольно она припомнила свой последний разговор с братом, в тот вечер, когда её закрыли в его же каюте. «Это для твоего же блага, глупенькая. Я сумею тебя защитить» - вот и всё, что сказал ей Ямато перед тем, как шагнуть за борт Юкикадзе, увозившего их на глубину, достаточную для принятия их истинной формы. «Я сумею тебя защитить». - Лучше бы ты убил меня! – выкрикнула Мусаши, вновь оказавшись в надёжных стенах своей темницы.  Ямато молчал, и Мусаши не была уверена, что он вообще её услышал. Она ничком бросилась на свою кровать и рыдала до тех пор, пока не выбилась из сил и не уснула. Во сне они снова были вместе, она и бледноглазый американский демон, который на поверку вовсе не был демоном. Он смущённо улыбался и по-кошачьи мурлыкал, когда она чесала его за ухом, а потом накинул ей на плечи свою куртку, насквозь пропахшую гарью, порохом, машинным маслом и ещё чем-то, родным и успокаивающим. И они вместе убежали далеко-далеко, туда, где до Мусаши уже не могли дотянуться ни отец, ни брат… * * * - Ну и куда ты собрался? Лежи спокойно! – и Хэллкэт пихнул брата в грудь, заставляя того снова вытянуться на неудобной больничной койке. - За ней, - глаза у Уилла были несчастные, хуже, чем у побитой собаки, хуже, чем у Шермана, когда он вспоминал свою «Кей-чан». – Ей плохо, они наверняка её обижают… - Ты безнадёжен, - зло бросил Хэллкэт, нашаривая по карманам сигареты. Нашарил, закурил и выпустил брату в лицо облако вонючего дыма. – Ты безнадёжный долбоёб, братец. - Здесь нельзя курить, - обиженно ответил Уилл и снова попытался сесть. Тело после почти капитального ремонта слушалось плохо. – Убери свою толстую жопу, я встаю.  - Да мне по… Ты дохуя навоюешь в таком состоянии, защитничек, - оскорбление насчёт размеров собственной задницы Хэл пропустил мимо ушей, что с ним случалось нечасто. – Ты хоть знаешь, где она сейчас? Или так собрался, наудачу лететь? Удача – это не твой конёк, братец. Уилл вынужден был признать, что не знает, куда лететь. И вообще операцию по спасению представляет себе смутно. - На Труке её нет, я сам видел. Там вообще, бля, тишь да гладь, все повымерли.  - А что говорит разведка? - Да ни хера она не говорит, твоя разведка. Колупаются, - Хэллкэт вышвырнул окурок в раскрытое окно и полез за второй сигаретой. – Не могут объяснить, куда делись основные силы японского флота. И, видя, как у Уилла вытягивается лицо, поспешно продолжил: - Я у Шермана спрошу, он там крутится среди япошек, может, что-нибудь разнюхает.  - А если будет уже поздно? - Поздно для чего? Блядь, Уилл, с чего ты вообще взял, что её обижают?!  - Я знаю, - упрямо ответил Уилл. – Я чувствую. - Бля-а… Сильно, видать, колпаком ёбнулся, когда падал. Давай договоримся – ты лежишь и выздоравливаешь, а как только мы что-нибудь узнаем, там и подумаем, что делать. Ok? Я для тебя любого порву, но в самоубийстве я тебе не помощник. Из коридора донеслись быстрые шаги и сердитый голос Йорки: «Вы Гермеса не видели?» - Ёб твою дивизию, мамочка мне колпак свинтит, если поймает. Я чутка накосячил, - Хэллкэт одним прыжком оказался на подоконнике. – Мы договорились? - Ладно, только спроси Шермана, - со вздохом ответил Уилл. - Сегодня же! - Бля буду, - и Хэллкэт вывалился из окна, ровно за секунду до того, как в палату вошёл Йорки. * * * На собственной помолвке Мусаши не присутствовала. Только когда небо на секунду покачнулось и разорвалось от согласного залпа всех орудий, знаменующего праздничный салют, она почувствовала, как её клетка с отвратительным скрежетом захлопнулась окончательно. На смену пожару в груди приходила ледяная пустота, словно Мусаши, формально будучи ещё живой, опускалась на дно, и безучастный океан смыкал над её головой свою многотонную бездушную утробу. Наверное, так было бы лучше для всех. Внезапно решившись, Мусаши вскочила с кровати и бросилась к двери. К её удивлению, дверь оказалась не заперта – то ли Муцу, спешившая на организованный по случаю помолвки банкет, забыла её запереть, то ли отец решил, что больше нет нужды держать её взаперти. Мусаши осторожно высунула нос в коридор – никого, только откуда-то издалека до её напряженного слуха донеслись отзвуки музыки и шумного веселья: банкет явно удался. Так никем и не замеченная, Мусаши тенью пробралась на палубу. «Брат, пожалуйста, постарайся понять и простить. Только не выдай меня». Смеркалось, в высоком, переливающемся всеми оттенками пурпурного, небе зажглись первые звёзды. С минуту Мусаши постояла, сжав руки перед грудью, глубоко вдыхая свежий морской бриз, стараясь навсегда запомнить и его запах, и колючие искорки звёзд в вышине, и ощущение простора и свободы, внезапно вернувшееся к ней. Потом окинула неожиданно спокойным и цепким взглядом горизонт, оценивая расстояние до ближайшего эсминца. Далеко. Не успеют. Если ей повезёт, никто не услышит всплеска. А брат… Ему придётся замереть на месте, чтобы ненароком не утопить её самому. Мусаши вгляделась в забортную воду. Сейчас. Вода у самого борта неожиданно пошла белыми бурунами, и над поверхностью совершенно бесшумно показалась Ико в своей человеческой форме. Убрала со лба мокрую чёлку и огляделась, потом радостно замахала Мусаши рукой. - Мусаши-чан! Шикарный вечер, правда?! – завопила Ико, нимало не смущаясь тем, что её слышало полгавани.  От досады Мусаши закусила губу. Король-Дракон, как же не вовремя! - Ой, сестрёнка, ты такая счастливая! Я так рада за тебя! – и на радостях Ико перекувырнулась через голову, продемонстрировав всем желающим свои чулки и кое-что ещё. Кто-то из эсминцев одобрительно прогудел. - Спасибо, Ико, - Мусаши изо всех сил старалась говорить вежливо и спокойно, хотя изнутри её прямо-таки распирало. Но орать во весь голос то, что она думала на самом деле, и об Ико в том числе, Мусаши сочла ниже своего достоинства и воспитания. - Это же так здорово – выйти замуж! – чем-чем, а вот манерами и чувством такта конструкторы обделили Ико напрочь. – Я всё жду, жду, когда же Уруриху-сама сделает мне предложение, но он такой стесняшка! Всё никак не может решиться! Ну что за напасть! Наверное, придётся делать первый шаг самой, а это так неромантично! Кстати, Мусаши-чан, ты не видела Уруриху-сама? Мы договорились вместе отрабатывать манёвры, но я нигде не могу его найти! - Нет, не видела, - Мусаши вымученно улыбнулась. – Я вообще давно никого не видела… - Жаль! Попробую ещё поискать, может быть, мой братец утащил его куда-нибудь. Не скучай, сестрёнка! Ещё увидимся! – и Ико, махнув на прощание рукой, нырнула снова. Чуть погодя Мусаши увидела над поверхностью её перископ где-то на полпути к выходу из гавани. Самое время было закончить начатое, пока за бортом не обнаружился ещё кто-нибудь, например, злополучный господин Меервольф, отлёживавшийся на грунте под прикрытием днища Ямато. Она уже закинула ногу, чтобы перелезть через ограждение, когда услышала быстрые чёткие шаги по палубе. Шаги приближались, и Мусаши поспешно опустила ногу и приняла вид девушки, наслаждающейся свежим воздухом. Король-Дракон, лишь бы это была не Муцу! Хотя Муцу ходит легче и тише… Прошла ещё одна томительно-долгая минута, и на носу показался Киришима. Он в глубокой задумчивости пробарабанил пальцами по эфесу своей сабли и тут увидел Мусаши. Вздрогнули они одновременно. Первой очнулась Мусаши. На секунду ей показалось, что где-то далеко на горизонте Король-Дракон издевательски отсалютовал ей хвостом. - Добрый вечер, Киришима-сан, - срывающимся голосом выдавила она, опустив голову. Меньше всего на свете она хотела видеть именно его. Сейчас она его просто ненавидела. - Добрый вечер, Мусаши-сама, - вежливость в его голосе была прямо-таки идеальной. Должно быть, он тоже не рассчитывал встретить здесь кого бы то ни было. Мусаши впервые со стыдом осознала, что за собственной болью она ни разу не подумала о чувствах самого Киришимы. Вполне возможно, что его тоже просто поставили перед фактом. Вполне возможно, что он тоже любил кого-то… Другого. Повисла пауза. - Прошу прощения, что поставил Вас в неловкое положение. Я не думал, что здесь кто-то будет. Доброго Вам вечера, Мусаши-сама, - Киришима коротко кивнул и развернулся на каблуках, собираясь уйти. Мусаши покраснела, осознав, в какую щекотливую ситуацию они попали. Ико бы сейчас, наверное, пищала от восторга – это же так романтично! - Н-ничего страшного. Доброго Вам вечера… Однако всё уже было потеряно. Шелестя парадным кимоно, на нос торопливо просеменила запыхавшаяся Муцу, следом за ней, покачиваясь, тащился Нагато, опиравшийся для верности на плечо Акаги. Киришима вполголоса чертыхнулся. Мусаши заметила, как тревога сбегает с лица Муцу, словно морская волна во время отлива.  - А вот и наши жених с невестой! - пьяным голосом воскликнул Нагато, взмахнув свободной рукой в шутливом салюте. – Сегодня прекрасный вечер для романтических прогулок, не правда ли? - Да, отец. У меня есть небольшая просьба, - Мусаши сама не узнавала своего голоса, он казался ей похожим на чаячий крик. И своей дерзости не узнавала тоже. – Я хочу снова выйти в море. Пожалуйста, отец, не могли бы Вы ненадолго отпустить меня на прогулку? Ухмылка медленно гасла на лице Нагато. - Но, Мусаши-чан, уже темно… - начал было тот. Большое количество выпитого сакэ явно давало о себе знать – он не смог отказать ей сразу. Что ж, это хороший знак. Они не люди, а значит, к чёрту приличия. Пусть Король-Дракон подавится этими глупыми правилами. - Киришима-сан может сопровождать меня, - отрезала Мусаши с ослепительной улыбкой, которой позавидовала бы белая акула. – И эсминцы тоже, отец. Ледяная бездна в её груди росла и ширилась. Нагато подумал с минуту и согласился. - Только недалеко! – крикнул он вслед, когда катер уже уносил Мусаши и Киришиму к выходу из гавани. Эсминцы уже один за другим проскакивали горловину, выходя на простор. Киришима первым принял свою истинную форму, взяв на себя командование их небольшим соединением, построившимся по его приказу в круговой ордер. Мусаши какое-то время просто наслаждалась плаванием, воскрешая в памяти полузабытые ощущения. Как было бы здорово вот так идти и идти вперёд, лихо рассекая набегающие волны и изредка пугая дельфинов своим счастливым гудком. Глупые дельфины, зачем они следуют за кораблями, если они вольны плыть куда им хочется? Всего пару месяцев назад сама Мусаши была так же вольна и беззаботна, как любой из них, а теперь её участь не стоит и йены, и ни один корабль, даже самый завалящий и допотопный, ожидающий окончательного списания, не согласится поменяться с ней местами. Как бы она хотела сейчас стать дельфином! Тогда она разыскала бы тот сердитый американский авианосец, которого её смешной Кот называл дурацким именем «Йорки», и вечно следовала бы за ним, чтобы хоть так – но быть рядом с любимым. Она могла бы… Мусаши улыбнулась про себя. Ей вовсе необязательно становиться глупой рыбиной, чтобы то, о чём она мечтает, стало реальностью. Сейчас, когда они не в гавани, кто может помешать ей снова стать свободной? Никто, кроме брата, не сможет удержать её силой там, где она не хочет быть, никто не может заставить её делать то, чего она не хочет. Брату потребуется время, чтобы догнать её, отец пьян, к тому же не сравнится с ней в огневой мощи. Один предупредительный залп из орудий охладит пыл даже самого резвого эсминца, рискнувшего встать у неё на пути. Киришима не рискнёт применять к ней силу, по крайней мере – не сразу, но и его она вполне сможет удержать на расстоянии парой почти точных выстрелов. Или одним точным попаданием в машинное отделение. На худой конец, если головной эсминец всё же решит геройствовать – она может протаранить его, или просто подмять бортом. Разве любовь и свобода не стоят этой крови? Разве не стоят? Если потребуется – она будет бежать день и ночь, до самого Трука или ещё дальше, бежать, дрейфовать, напросится на борт любого попутного транспорта, если выбьется из сил, – никто не посмеет ей отказать, ведь она не просто линкор. А потом… Холод, стылый смертный холод пробрал Мусаши от носа и до кормы. Она, должно быть, совсем сошла с ума, раз ей на полном серьёзе могло прийти в голову такое. Поднять руку на отца или брата, поднять руку на кого-то из сослуживцев, и не просто поднять – повредить или потопить, если возникнет необходимость. Отправить на дно кого-то только потому, что ей очень хочется быть свободной. Ведь никто из них, в сущности, не виноват, все желают ей только добра, пусть и понимают это добро по-своему. А какой будет скандал, какой позор, и даже не столько потому, что она убежала из-под венца, а потому, что она – боевой корабль, который пошёл против своих же, предал их, предал Японию. Если у людей возникнет подозрение, что подобное может повториться, только Королю-Дракону ведомо, что они сделают со всеми, кто останется. И всё ради чего? Ради своего эгоизма, ради желания быть с любимым, но всё же врагом. Измена родине на одной чаше весов и любовь на другой, пусть и с кровью на руках и пятном на совести. И выбор ей придётся сделать сейчас.  Нет, проще уж улучить момент и утопиться.  - Киришима-сан, я думаю, нам пора возвращаться, - в этот момент Мусаши была омерзительна сама себе. Она с трудом представляла, как сможет теперь смотреть в глаза отцу, брату или Муцу. Хорошо, что корабли не умеют краснеть. Повинуясь короткому сигналу, соединение развернулось и легло на обратный курс.  На полпути к гавани их нагнал Дзуйкаку. Мусаши толком не поняла, что он делал в открытом море, но собственный план бегства стал казаться ей ещё более отвратительным. * * * Первым неопознанное соединение, под углом пересекающее их собственный курс, заметил Куджо. Они с Рэйдзи вяло перекидывались в картишки, сидя на палубе, а Нана во весь рост вытянулся поодаль, для удобства подложив под голову свою вечную торпеду, и глядел на звёзды. Вообще-то, все трое давно должны были спать, с утра их вновь ожидало боевое дежурство, но внизу было жарко и душно, Журавлик, умаявшийся за день сильнее всех, не возражал, и Трио расположилось на палубе.  - О, ещё какие-то полуночники бродят, - Куджо рад был отвлечься от игры: по всему выходило, что Рэйдзи оставит его в дураках. – Ба, да это старик решил прогуляться! И чего ему не спится? Нана сел, протёр глаза и пригляделся. - С ним Мусаши-чан. Наконец-то её выпустили погулять, - сказал он, откидываясь обратно.  - Тоже мне, нашли компанию для сестрёнки, - сердито буркнул Куджо. Играть ему окончательно расхотелось. – Она же с ним заржавеет со скуки ещё до свадьбы. Нана укоризненно цокнул языком, но ничего не ответил. - И вообще, мудак этот Ямато: я бы нипочём свою сеструху замуж против воли не выдал, - продолжал кипятиться Куджо, бросив свои карты на палубу. Теперь пришла очередь Рэйдзи укоризненно жужжать: на кону стояла вторая порция на завтрак. Он разочарованно собрал карты, выудил из-за пазухи блокнот и накарябал:  «Что ты так нервничаешь? У людей это вообще обычное дело». - Но они же не люди! И они оба против этой долбанной свадьбы! Я старику утром соевого соуса в кофе налил, а он даже не заметил этого! - И тебе обидно, что он не протянул тебя ножнами по заднице, как обычно? – Нана с живейшим интересом посмотрел на Куджо, понял, что шутка не удалась, и продолжил уже без улыбки: - Если честно, мне тоже немного неприятно. Ведь это мы помогли устроить сестрёнке то злополучное свидание, получается, что мы тоже виноваты. - Да чтоб у меня хвост отвалился! Знай я, что всё таким пиздецом обернётся, я… Я не знаю, что бы я сделал! – Куджо в сердцах стукнул кулаком по палубе. – Нана, ты же у нас умный, ну неужели совсем ничего нельзя сделать, а? Нана скептически пожал плечами. - Один раз мы уже сделали, может быть, больше не стоит? Да и что тут уже сделаешь… - Ну пиздец теперь, - мрачно изрёк Куджо, встал и ушёл к самому краю взлётной полосы. И так и остался стоять там, когда Нана с Рэйдзи всё же отправились спать. * * * Куджо кривил душой: соус в кофе Киришима почувствовал, но просто со вздохом отставил чашку в сторону. - Всё никак не повзрослеешь, Куку.  Куджо так обалдел, что даже высунул нос из своего укрытия, – не вязалось у него такое ледяное спокойствие с Киришимой, который из себя выходил от шуточек, куда более безобидных, чем испорченный кофе, на раз-два. - Мне как раз нужно было серьёзно с тобой поговорить. Выходи, я же знаю, что ты где-то рядом ошиваешься. Куджо вышел и нерешительно замер на пороге, напряжённо обдумывая, не поплатится ли он сейчас своей шкурой за излишнюю доверчивость. Возможно, старик просто сменил тактику, а рука у него тяжёлая. - Проходи, не бойся, - Киришима усмехнулся. - Раньше ты был смелее. Куджо хотел было ответить, что раньше кое-кто не пытался с ним разговаривать до того, как огреет по башке, но прикусил язык, закрыл за собой дверь и бочком подобрался к низенькому столику, на котором, помимо чашки с испорченным кофе, лежало девять одинаковых белых конвертов. Конверты он видел и раньше, когда соус в кофе подливал, но трогать не решился – шутки шутками, а за испорченные документы Киришима мог в буквальном смысле башку снести.  В конце концов любопытство пересилило. - Что это? – спросил Куджо, кивнув на конверты. - Ритуальные подарки, которые дарят при помолвке семье невесты, - Киришима перебрал конверты. – Деньги, морские водоросли комбу как символ процветания будущих поколений и морское ушко как знак пожелания долгой жизни. Собственно, поэтому я и хотел с тобой поговорить. По животу Куджо пробежал неприятный холодок. - Я что, приглашен на свадьбу в качестве жениха? – делано рассмеялся он и осёкся, поймав взгляд Киришимы. Резкий, ледяной и – беспомощный. - Только… Киришима-сан, только не говорите мне, что… - Помолвка состоится сегодня, Куджо. Свадьба – чуть меньше, чем через месяц. Нам нужно прекратить наши встречи. Репутации моей невесты ничто не должно повредить. Куджо показалось, что на него рухнуло небо. Больнее не было, даже когда блядский полоумный амэко с издевательским хохотом всадил в ему в живот почти всю обойму. Тогда было, ради чего жить и к кому возвращаться. Сейчас же палуба авианосца вылетела из-под шасси Куджо с громким свистом, а сам авианосец пошёл ко дну. - Но Хиэй же старше, - слова застревали в пересохшем горле колючим комком. Он даже не заметил, как перешёл на уже привычное «ты». – Почему ты, а не Хиэй? Киришима пожал плечами.  - Как ты себе это представляешь? - Но ведь ты не любишь её! Ведь вы оба друг друга не любите! - Куджо, когда ты станешь старше, ты поймёшь, что в мире существует много вещей, которые не совпадают с нашими желаниями. Мы делаем то, что должны, а не то, что нам нравится. И неважно, что мы сами думаем об этом. Наша задача – исполнять свой долг и не позволять эмоциям нам помешать. А сейчас на кону стоит репутация всего японского флота. - Чихал я на эту репутацию, - буркнул Куджо. – Я всё равно не могу понять, почему именно ты, а не кто-то ещё. - Если тебе так будет легче, считай, что это был приказ. А приказы должны исполняться, без всяких «зачем?» и «почему?».  Куджо закусил губу. Нет, так было не легче. Ни хрена не легче. - Надеюсь, ты меня понял. У тебя ведь боевое дежурство, не так ли? Поторопись, не то пропустишь построение. - Вот так… И всё? – Куджо почувствовал, что краснеет. – Вот так просто? Пропустишь построение? И это всё, что ты скажешь?! Киришима окинул его спокойным, ничего не выражающим взглядом. - Да, всё. Свободен. Куджо не помнил, как дотащился до Дзуйкаку. Помнил только злую, граничащую с отчаянием надежду на то, что в небе ему повстречаются амэко.  Но день прошёл, а небо было чисто и спокойно, и теперь, стоя в одиночестве у самого края взлётной полосы, Куджо смотрел на смутные силуэты идущих впереди линкоров, теребил шарф и не знал, что делать дальше. Не знал, куда девать всё то, что творилось у него в душе. Но когда усталый Журавлик наконец бросил якорь в гавани и затих, Куджо решился. * * * - Куку, ты что, совсем рехнулся? Куджо широко улыбнулся. Этот Киришима был привычный – злой, взъерошенный, в кое-как запахнутом домашнем юката и с мокрым полотенцем на плечах. - Я скучал, - и Куджо без зазрения совести повис у него на шее, силясь ногой закрыть за собой дверь. – Ну пожа-алуйста, Киришима-са-ан… Раньше он всегда так делал. Дожидался, пока разъярённый дурацкими шуточками до самовоспламенения артиллерийских погребов Киришима не зажимал его где-нибудь в углу, а потом бросался на шею и целовал его в побелевшие от гнева губы до тех пор, пока не дожидался ответа, но ждать, как правило, приходилось недолго. Ярость переходила в страсть, и Куджо получал своё наказание, но уже в гораздо более приятном виде, чем пара ударов по физиономии.  Каким-то неуловимым движением Киришима стряхнул его с себя и врезал по морде так, что у Куджо перед глазами заплясал звёздно-полосатый флаг амэко. Из разбитого носа побежала кровь.  - Я тебе ясно сказал – не смей приходить ко мне больше. Всё, побаловались – и будет. Вытри кровь и проваливай, - и он швырнул мокрое полотенце в лицо растерянно хлопающего глазами Куджо. - Побаловались? – тупо переспросил тот, комкая полотенце в руках. - А ты думал, у нас с тобой есть будущее? – сердито спросил Киришима. – Как ты себе это представлял, интересно? Куджо молчал, баюкая разбитый нос в холодной мокрой ткани. Он вообще не задумывался о будущем. День пережили – и отлично. Век боевого самолёта недолог, рано или поздно ты устареваешь, перестаёшь справляться с боевыми задачами, и люди снимают тебя с вооружения, списывают в утиль, а твоё место занимает другой, сильнее, быстрее, современнее тебя. Уже сейчас они с Рэйдзи продувают тому лохматому полоумному амэко один бой из двух. Совсем скоро их время выйдет окончательно, так стоит ли лишать себя мелких радостей жизни, задумываясь о будущем, которого у тебя не будет? Стоит ли тратить то время, что у тебя ещё осталось, то, что убегает сквозь пальцы, как керосин из пробитого бака, на бесплодные размышления? - Я просто хотел быть с тобой, - честно ответил Куджо. – Столько, сколько получится. - Всё, больше не получается. Я понимаю, сейчас тебе больно, но это пройдёт. Быстрее, чем ты думаешь. Перегорит, пройдёт и забудется. - Но до свадьбы ещё месяц… - Мы помолвлены, Куку! Я дал обещание, обратного пути нет. Если ты думаешь, что мне вся эта ситуация доставляет удовольствие, то ты глубоко ошибаешься, - Киришима с силой провёл по лицу ладонью. - А теперь проваливай. И Куджо ушёл, унося с собой окровавленное полотенце и горькую, как морская вода, и тяжёлую, как торпеда Наны, обиду на весь мир и один старый линкор в частности. * * * Шерман молчал неделю, и Хэллкэт уже всерьёз начал думать, что ящик тушёнки, стащенный у Йорки из-под носа (между прочим, Йорки пребольно надрал ему уши за этот ящик!) канул в никуда. Но на восьмой день чудо всё же свершилось, и Шерман вышел на связь. Вот только новости были дерьмовые. И Хэллкэт одну за другой высадил полпачки сигарет, обдумывая, как бы пересказать их брату. - Короче, через пару недель япошки планируют крупную наступательную операцию на суше. С шумом, с пылью, все дела. Предполагается, что это отвлечёт наше внимание от того, что творится в море. А в это время весь японский флот собирается в Куре, чтобы от души бухнуть… Хэллкэт страдальчески поглядел на болтающегося на турнике Уилла, надеясь, что тот сам догадается.  - И-и? – Уилл продолжал подтягиваться. – Гермес, ты что, от Зеро заразился, из тебя слова клещами вытаскивать надо? - Слова из него я выбивал, а вытаскивал кое-что другое, - Хэллкэт сплюнул на пол и полез за сигаретами. – Короче, пока мы будем гонять этих злоебучих жёлтых макак по джунглям, в Японии состоится свадьба. Замуж её выдают, дошло? Пальцы у Уилла разжались, и он мешком хлопнулся на пол. Коротко матюгнулся, вскочил и заметался по ангару. Хэллкэт молча курил и следил за тем, как брат, чертыхаясь, пытается одновременно попасть рукой в рукав куртки и пристегнуть на пояс кобуру. Наконец торнадо выдохся и локализовался прямо над Хэллкэтом. - Убери свою толстую жопу с ящика, мне патроны про запас нужны! Хэллкэт прищурился и прицельно отвесил брату пинка по самой нежной и важной части кошачьего организма.  - Я не толстый, ёб твою дивизию! Ясно тебе, блядь?! Fuck, герой-одиночка херов! - и он от души добавил корчившемуся Уиллу по физиономии. Тот дал сдачи, и какое-то время они потеряли, катаясь клубком и выясняя, чьи кулаки быстрее и яйца крепче. Наконец Хэллкэт запыхался, слез с Уилла и осторожно водрузил пострадавшие в драке филейные части на всё тот же ящик с патронами. - Всё-всё, остынь, брат! – он примирительно вскинул руки. – Брось мне мою зажигалку, а? Спасибо. Ну, так вот, - он затянулся и выпустил колечко дыма. – Теперь давай спокойно подумаем, что делать. - Что делать – спасать её надо, - буркнул Уилл, зализывая глубокую царапину на запястье. - Ясен перец, умник. Но так просто мы туда не заявимся, из нас ещё на подлёте хот-кэт сделают в собственном соку. Кстати, герой-любовник, а ты уверен, что она не по своей воле замуж собралась? А то, может, кто-то похитил нежное девичье сердце, пока ты отлёживался на ремонте? - Снова в колпак захотел? – насупился Уилл. – Уверен, разумеется. Мусаши-чан не такая, как эти твои хвостатые потаскушки, как их там… Мэри, Бэтси, Энни, кого-то ещё упустил? - Ладно-ладно, я понял. Я всё понял. Значит, чисто теоретически, она пойдёт за тобой, если ты предложишь ей убежать? - Конечно! - Уже проще… Слушай, она же тяжёлая, что пиздец, наверное… Ты как, не надорвался, когда вы с ней… Ещё какое-то время ангар оглашало только душераздирающее мяуканье Хэллкэта и матерные вопли Уилла о том, что некоторых мелких жирных засранцев нужно было кастрировать ещё в раннем детстве, но теперь-то он точно эту ошибку исправит. Когда яйцам начала угрожать нешуточная опасность, Хэллкэт исполнил-таки свой коронный номер, усвоенный им на отлично ещё в том самом раннем детстве (иначе бы он просто не успел стать взрослым). - Я всё Йорки расскажу-у-у!  Уилл для верности попинал его ещё немного, но боевой пыл поумерил.  - Я могу переодеться японцем и пробраться на базу… Уж ещё-то пару фраз я смогу выучить. Ради Мусаши-чан я даже волосы перекрасить согласен! Хэллкэт осторожно откатился от брата подальше, ощупал свои стратегические части тела, оценивая ущерб, убедился в том, что всё осталось на месте, хоть и порядком пострадало, и только тогда скептически хмыкнул. - А ты не думал, что они кого попало туда точно не позвали, а остальные друг друга в лицо знают? Да и акцент у тебя жуткий. - Но какой-то обслуживающий персонал же там должен быть! Не сами себе же они будут банкет накрывать? Еду готовить? - Да откуда я, блядь, знаю, как у япошек свадьбы проходят! Может, там и вовсе никакого банкета не будет! И вот там-то тебя спалят точно, как нехер делать – надо же хоть немножко знать, что да как, чтобы убедительно прикидываться! Уилл сник. Его знания о японской культуре были очень и очень поверхностными. - Ладно, давай свой план. - Мой план прост как всё гениальное. Ох, ну и сука же ты, братец… Fuck, у меня, между прочим, вечером свидание с клёвой тёлкой из местного бара, а ты мне всё отбил! Ладно-ладно, я понял, не надо меня больше пинать! Так вот: нам нужно убедить Йорки в том, что нам совершенно необходимо изучить поближе японский флот. Ну, мы же Зеро изучали, - вот так же и корабль изучить. А если уж браться изучать кого-то, то самый крутой и современный линкор! К тому же, она – девчонка, с ней будет проще, чем с этим припадочным инвалидом. Йорки организует операцию – и тело в шляпе! В твоих объятиях, в смысле. Заодно накостыляем им за Перл-Харбор. - Йорки в жизни на такое не согласится. Зеро сам к нам залетел, а тут целая операция, высадка практически… - Да какая высадка, ты что?! Дерзкий рейд в самое сердце противника, подкрепленный лучшими частями американской авиации и флота! Это будет настоящий удар по яйцам! Уилл не успел возразить: в дверях ангара показался Йорки собственной персоной, и вид у него был весьма недружелюбный. - Вот вы где прохлаждаетесь, тунеядцы. Окей, Уилл ещё на больничном, но ты-то, Гермес, какого морского чёрта здесь забыл? – Йорки подозрительно оглядел притихших Котов. – И что это с вами обоими?  - Я помогаю брату как можно скорее восстановить физическую форму, - промурлыкал Хэллкэт, стараясь как-нибудь заслонить порванные на колене форменные брюки. – Мы немножечко потренировались, правда, Уилл? Уилл поспешно закивал.  Йорки скептически оглядел горку окурков, громоздящуюся возле ящиков с патронами, и тяжело вздохнул.  - Физическая форма – это хорошо. Через две недели вы оба потребуетесь мне в качестве истребителей прикрытия для одной крупной операции. Постарайтесь за это время не убиться самостоятельно, - и он выразительно кивнул на окурки. - Да, сэр! - Есть, сэр! – Хэллкэт состроил самую милую из своих физиономий. – Разрешите поинтересоваться, что за операция, сэр? Хотя бы вкратце. Чтобы мы с Уиллом знали, на что в первую очередь обращать внимание при тренировках… Что-что, а мурлыкать и замурлыкивать Хэллкэт умел. По статистике, ему доставалось от Йорки куда реже, чем более покладистому и беспроблемному Уиллу. - Если коротко, то мистер Боинг разработал новые зажигательные бомбы и рвётся их испытать. Так что от вас в первую очередь потребуется выносливость – перелёт предстоит долгий. Подробный план операции получите позже, когда мы окончательно согласуем цели. А тебе, Гермес, напоминаю, что завтра у тебя по расписанию – вылет, будь добр не проспать. - Вас понял, сэр, буду в лучшем виде, - широко и приторно улыбнулся Хэллкэт. Когда Йорки ушёл, Хэллкэт позволил себе постоять на голове. - Йу-хуу! Вот он наш шанс, братишка! Да не унывай ты так – я поговорю с Дэйвом и всё устрою. Мы ему нужны там как собаке пятая нога, а если скинемся ему на мороженое, то он вообще забудет, что мы куда-то отлучались. - Ты ещё скажи, что он дату операции сдвинет туда, куда нам надо, - кисло ответил Уилл. - Сдвинет, как миленький сдвинет, за пару килограммов фисташкового мороженого он ещё и фейерверк праздничный япошкам устроит! Вот увидишь! Кстати, сколько сейчас времени? - Четверть восьмого, а что? - Блядь, я уже пиздец опаздываю! Как я выгляжу? - Как драный потасканный кот, - честно ответил Уилл. - Ёб твою дивизию! Ладно, похуй, тёлки любят крутых плохих парней. Чао, я побежал! - и он действительно бегом припустил из ангара.  * * * Прямо перед вылетом у Наны разболелся живот. Разболелся так, что Нана мог только охать, сгибаясь пополам, да тихо материть вчерашний поздний ужин, съеденный им в компании подлодок. Что уж там не пошло ему на пользу – квашеная капуста или вишнёвый шнапс, которыми где-то разжился Ульрих, - оставалось загадкой. Рэйдзи благородно вызвался помочь приболевшему товарищу добраться до лазарета, отчасти потому, что от лазарета было рукой подать до кухни, а Куджо в одиночестве поднялся на палубу. Он был рад немного побыть один – последнее время друзья его раздражали. Они продолжали жить так, словно ничего не произошло, и с ними нельзя было поделиться тем, что выворачивало задом наперёд все запчасти Куджо. Даже с мудрым и понимающим Наной: он наверняка бы сказал ему то же самое, что и Киришима. И это раздражало. Киришиму он видел с той ночи только раз, когда по привычке собирался сунуть ему за шиворот многоножку. На этот раз особенно откормленную и злую. Увы, затея провалилась, потому что Куджо внезапно больно огрёб по морде от Хиэя, который обычно во все эти шуточки-глупости не вмешивался. Несчастная многоножка по чистой случайности угодила за шиворот Харуне, и Куджо от греха подальше поспешил смыться и больше рядом с линкорами не появлялся, ввиду вполне реальной опасности внесения в его конструкцию некоторых незапланированных изменений, вроде переноса винта куда-нибудь в хвост.  На палубе было жарко и скучно, и Куджо против всех правил взлетел один, решив, что Рэйдзи его догонит. Уже неделю они нарезали в небе бессмысленные круги, впустую тратя керосин, а небо было чисто и безмятежно. Амэко вовсе не собирались бросаться в самоубийственную атаку, кому в голову или рубку – что там у этого умника – вообще пришла мысль, что они попытаются отбить Мусаши? Где уж там… Журавлик давно исчез из вида. Бесконечная слепящая лазурь тянулась сверху, бесконечная слепящая лазурь простиралась снизу, сливаясь на горизонте воедино, и в этой лазури можно было захлебнуться и утонуть. С некоторых пор, неделю как, Куджо куда больше нравились ночное небо и штормовое море – они не вызывали никаких лишних ассоциаций. Он никогда не мог даже вообразить себе, что что-то может отбить у него любовь к полётам и небу, однако же это случилось. Когда свободы становится слишком много, не знаешь, что с ней делать. Она слишком тяжела, чтобы нести её одному. Пятнышко на горизонте он сперва принял за облачко. Потом облачко заложило пижонскую бочку, и Куджо присмотрелся внимательнее. Внутри у него радостно и зло ёкнуло, когда он разглядел характерный тяжёлый тупоносый силуэт с ослепительно белой звездой на боку. Кот был один, и Куджо усмехнулся про себя, радуясь отсутствию Рэйдзи. Это будет отличный бой. Пусть и последний. - Эй ты, жирный кот пассажирный! – что было сил заорал Куджо. – Как ты вообще ещё летаешь?! Ты же толще подлодки, амэко! Кот услышал и хищно рыскнул, меняя траекторию полёта. За те секунды, что они сближались на расстояние выстрела, Куджо успел пополнить свой запас иностранного мата на несколько новых оборотов, а потом ему стало некогда запоминать. В который раз он поражался тому, как эта туша умудрялась развивать такую скорость. От первых выстрелов Куджо увернулся, впрочем, сам он тоже кота не достал. Проклятая тварь описала немыслимую дугу и ринулась на второй заход. - А где твой немой дружок?! – прокричал Хэллкэт, издевательски заставляя Куджо описывать одну и ту же спираль круг за кругом. – Зассал взлететь? Или я слишком сильно поимел его в прошлый раз?! - Да пошёл ты! – прорычал взбешённый Куджо. – А где твой братец-неудачник? Пудрит мозги очередной дурочке, пока наша сестрёнка плачет? Все вы, амэко, такие – одно сплошное собачье дерьмо! Он уже понял, что долбанный кот просто играет с ним, как с мышью. Не получалось красивого боя, о котором на земле сложили бы песню, получалось одно бессмысленное мельтешение. И броня у кота была что надо – Куджо-таки дотянулся один раз до тупой башки, то есть, до колпака кабины, и разочарованно взвыл: максимум, чем обзавёлся амэко, поимей его все тэнгу горы Курама, это царапина на морде. - Ты слышь, за базаром следи, макака желтозадая. Мы ещё придём за девчонкой. И скоро придём… - и Хэллкэт снова закрутил бочку, одновременно начиная стрелять. - Вот врёшь же… Жаль, что врёшь… Я бы вам даже помог малость… - Куджо едва-едва выправился и не клюнул носом в волны. Правую плоскость обожгло, но большая часть пуль всё-таки прошла мимо. Фигня война, мы ещё повоюем… - Так помоги, - Хэллкэт сбросил скорость и теперь лениво болтался рядом, впрочем, не настолько рядом, чтобы до него можно было дотянуться. – Если сам не пиздишь, конечно. Придержи Зеро, когда мы придём. Если сможешь. - Рэйсена, - машинально поправил Куджо. – А что, сам боишься не справиться? - Да я вас троих закопаю, - фыркнул Хэллкэт. – Но если не хочешь, чтобы ваша девчонка в свалке пострадала… Или смотрела, как я ваши бензопроводы на ваши же винты наматываю, то поможешь нам. Упс, а вот и Зеро! Рэйдзи был ещё далеко, но даже на таком расстоянии было заметно, что он очень, очень зол. Куджо ощутил мимолётный укол совести. - Заметано, - он покачал крыльями. – Когда вас ждать-то? - Прилетим лично поздравить молодожёнов, - хохотнул кот. – Ок, мне пора, пожалуй. Только попрощаюсь со старым приятелем. И прежде чем развернуться и врубить форсаж, он проорал подлетающему Рэйдзи что-то по-английски. Смысл фразы ускользнул от Куджо, но, судя по тому, что из мотора Рэйдзи только что дым не повалил, это было что-то очень обидное. - Смылся, паскуда блохастая, - констатировал Куджо, постаравшись принять самый невинный вид. Ему было больно, и стоило бы поворачивать в сторону Журавлика. Рэйдзи сердито покачал крыльями, что примерно можно было перевести как: «Долбоёб ты!», и бросился в погоню за котом. …Куджо дотащился до Дзуйкаку без происшествий, вот разве что при посадке его повело так, что он едва не вылетел за борт. Он принял свой человеческий вид и обнаружил, что встать не может. Рукав куртки насквозь пропитался кровью, правое плечо онемело и тянуло вниз. К нему уже бежали, что-то кричали, что-то спрашивали, а Куджо сидел на палубе, хлопал глазами и с трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться. Он уже понял, что он наделал, но обратной дороги не было. Во рту стоял омерзительный горький привкус, а на душе было так же темно, как темно бывает в трюме, когда отрубается даже аварийное освещение. Голова кружилась, в глазах плыло, и словно сквозь пелену Куджо увидел рядом с собой бледное лицо Наны, а чуть дальше… Его пытались погрузить на носилки, а Куджо отбивался: - Я сам…сам дойду, не рассыплюсь, - он всё-таки встал, колени у него подгибались. – Это ерунда, так, царапина только, до свадьбы заживёт, - и он зло и бессильно расхохотался, обвисая на руках Наны. Куджо ещё успел увидеть, как Киришима побледнел и стиснул рукоять своей сабли. Потом пришла темнота. * * * Мусаши оторвала листик от календаря и вздохнула. Ещё не завтра. Тот день, когда всё закончится. Она не представляла себе, что будет потом. Будущего не было, была лишь пустота.  Дни её протекали однообразно и были похожи один на другой, как гребни волн, набегающих на берег. Утром Муцу приносила завтрак, который Мусаши проглатывала, не чувствуя вкуса. Ей было абсолютно всё равно, что она ест, - аппетита у неё не было. Потом наступало время занятий: Мусаши разучивала танец с веером. Единственный танец, который она должна будет исполнить для одного единственного зрителя в тот день.  День, когда всё закончится. Ико очень просилась разучивать этот танец вместе с Мусаши, но Муцу не позволила, заявив, что приличной воспитанной девушке знать о таких вещах до свадьбы не полагается. И о многих других тоже. У Мусаши горели уши, когда Муцу рассказывала ей о том, что происходит между мужчиной и женщиной в первую брачную ночь. И потом тоже. Муцу было легко говорить – она любила Акаги, а Мусаши сама мысль об этом казалась до того отвратительной, что её начинало тошнить. Кажется, именно тогда она решила, что в этот день всё закончится. Не важно, каким способом, но закончится. Или раньше, если ей повезёт. И танец у Мусаши не получался. Даже если она каким-то чудом умудрялась не забыть и не перепутать последовательность движений, у неё не выходило вложить в него хоть десятую долю того, что должно было в нём присутствовать. Деревянные движения и застывшее, как айсберг, лицо, потому что ей очень хотелось плакать, и она плакала каждый раз, когда расстроенная Муцу наконец уходила.  Потом Мусаши учила клятву и складывала журавликов из бумаги. Или пыталась читать, или тащилась на палубу и бездумно смотрела в море. Всё валилось у неё из рук, журавлики выходили мятыми и несчастными, строчки прыгали перед глазами, смысл прочитанного ускользал от неё, но ей требовалось хоть чем-то занять себя, потому что нельзя было всё время плакать. Муцу только качала головой, глядя на её распухшее от слёз лицо, но ничего не говорила. Потом проходил обед, а потом серая унылая паутина дня невыносимо тянулась до вечера, чтобы закончиться беспросветной ночью без снов: Мусаши уставала плакать и засыпала, уткнувшись в мокрую насквозь подушку. А потом приходил новый день. Новостей не было. Ещё не завтра… Мусаши скомкала оторванный календарный листок и выбросила его в корзину. Муцу запаздывала, и это уже само по себе было необычно. Робкая надежда на миг осветила сердце Мусаши и погасла. Наверняка Муцу просто задержал отец, справляющийся о самочувствии своей дочери. Он заходил к Мусаши пару раз, пытаясь её развлечь, но она отвечала невпопад или вовсе не реагировала на его шутки, и он поспешно отчаливал. Мусаши любила отца, но в моменты его кратких визитов почему-то могла вспомнить только то, что она должна быть почтительной дочерью и покорной женой.  Как это – быть женой тому, кого совсем-совсем не знаешь? Готовить завтрак, пришивать воротнички и штопать форму, если порвётся, - это понятно, это входит в круг привычных женских обязанностей и перечень умений хорошей жены. Но ведь не сводится же к этому вся совместная жизнь? Что любит Киришима-сан? Чего не любит, помимо глупых шуток старшего братика Куджо? Что делать, если Киришима-сан рассердится? Если он рассердится на неё, значит, она плохая жена, разве не так? А что делать, чтобы быть хорошей? Мусаши задумчиво сложила из бумаги котика. Почему-то у неё не возникало ни единого вопроса о том, как быть хорошей женой для Уиру-сама. Он такой милый, смешной и понятный, хотя плохо говорит по-японски и много смущается… Какая же она всё-таки плохая. Она снова думает не о том. Киришима-сан непременно рассердится на неё, если узнает, что она думает о враге. Что она любит врага. Киришима-сан ненавидит амэко. И она, Мусаши, тоже должна будет их ненавидеть. Интересно, будет ли он бить её? Ведь Акаги-сан бьёт Муцу, а уж она-то идеальная жена. Мусаши поставила бумажного котика на столик рядом с вазой с цветами, взяла веер и вышла на середину каюты. Взмах, наклон головы, поворот – впервые танец шёл у неё легко и свободно, она словно плыла по воздуху, представляя себе, что на неё счастливыми глазами смотрит Уиру-сама.  Ведь на самом деле все вопросы не важны. В день свадьбы всё закончится, не будет никакого «потом».  Послышались шаги, лёгкий шелест кимоно, и в каюту вошла Муцу с подносом в руках. И радость Мусаши увяла, истаяла, как тает туман с первыми лучами солнца. Она поспешно сложила веер и поклонилась Муцу. - Доброе утро, Муцу-сама. - Доброе утро, Мусаши-чан. У меня есть новости. Сердце Мусаши ухнуло в пятки, и она смогла выдавить только какой-то нечленораздельный звук. - Разведка доложила о приближении к нашим территориальным водам американского авианосца. Полчаса назад соединение во главе с Киришимой-сан вышло из гавани, чтобы проверить эту информацию и, возможно, дать бой. По пути к ним присоединится Дзуйкаку, чтобы обеспечить прикрытие с воздуха. Мусаши, пожалуйста, я очень тебя прошу – не делай глупостей. - Я обещала Вам, Муцу-сама, что я буду послушной, - тихонько ответила Мусаши. Голос у неё дрожал, дрожали палочки в руках. Про себя Мусаши отчаянно молилась только об одном – чтобы всё обошлось. Только бы Уиру-сама не пострадал. Всё остальное мало её интересовало.  - Твой отец приказал Киришиме-сан подняться на борт Дзуйкаку и командовать операцией оттуда, в бой без крайней необходимости не вступать, - добавила Муцу после паузы. – Чтобы не рисковать женихом понапрасну, так он сказал. Наверное, Мусаши полагалось обрадоваться и преисполниться благодарности к отцу, но она не смогла изобразить ничего даже отдалённо похожего. Она не желала Киришиме-сан ничего плохого, но и только. - Я надеюсь, боя не будет, - прошептала она, чувствуя, как к горлу подступают слёзы. * * * Весь день Мусаши просидела как на иголках, подскакивая от малейшего шума. Безумная надежда сменялась в её сердце мертвенным беспокойством, не дающим сосредоточиться ни на чём, кроме себя самого. В конец измучившись, она хотела выйти подышать свежим воздухом на палубу, но её не пустили, вместо этого отец утащил её «развеяться» в кают-компанию.  В кают-компании было шумно. Акаги и один из эсминцев, не ушедших в поход и свободных от дежурства, кажется, Майкадзе, резались в ханафудо. Вокруг них собралась кучка азартных болельщиков в лице дедушки Конго, Харуны, ещё парочки эсминцев и Ико с Ульрихом. Ико изо всех сил пыталась объяснить Ульриху правила игры, при этом беззастенчиво повисая у него на руке, Конго подшучивал над Харуной, все три эсминца переругивались между собой, выясняя, какая комбинация карт принесла бы больше очков и кому из них пора протирать оптику. Нагато метнулся к толпе болельщиков. - Ну, как у нас дела? – спросил он у Акаги - Кой-кой, - Акаги довольно улыбнулся. – Как видишь, я опять выиграл. - Ничего, вот Юки вернётся из похода и отыграется за нас, - буркнул Майкадзе, поднимаясь с кресла. - О нет, так дело не пойдёт, с Юкикадзе никто, кроме Хиэя, играть не садится, - рассмеялся Акаги. - А почему? – удивился Ульрих. - Потому что оба мухлюют, - фыркнул Нагато. – Дай-ка я с тобой сыграю… Мусаши почувствовала себя лишней. Игра была ей неинтересна, соловьём разливавшаяся перед Ульрихом Ико раздражала, а уж когда отец и дедушка Конго закурили, от табачного дыма начала болеть голова. Мусаши решила потихоньку вернуться в свою каюту, надеясь, что никто не обратит внимания на её исчезновение.  - Уже уходишь, сестрёнка? А я хотела сыграть с тобой партию, - Ико шутливо надула губы. - Извини, может быть, в другой раз. У меня голова болит, извини, - больше всего на свете Мусаши сейчас хотелось взять весло и стукнуть Ико по пустой голове. Так, чтоб звон пошёл. - Не переживай так, дочка, вернётся твой жених, никуда не денется. Я запретил ему в пекло лезть. Посидела бы ещё со стариком-отцом, а то скоро выпорхнешь из гнезда… Мусаши не столько услышала, сколько почувствовала, как вздрогнул корпус Ямато. То ли брат рассмеялся, то ли рассердился. - Да ладно, Широ, конечно, балбес и неудачник, но он сумеет за себя постоять! – горячо начал Харуна, но дедушка Конго словно невзначай наступил ему на ногу. Кают-компания поплыла у Мусаши перед глазами. - Из-извините, - пролепетала она и бегом бросилась прочь. Заскочив в свою каюту, Мусаши впервые заперла за собой дверь и ничком повалилась на кровать, захлёбываясь слезами. Со столика на неё сочувственно смотрел бумажный котик, который, увы, не умел разговаривать. Так она пролежала до вечера, то рассматривая вышитых на рукаве кимоно птиц, то вновь начиная плакать. Она заставила себя открыть дверь в каюту только тогда, когда Муцу, стучавшая в неё уже добрых полчаса, пообещала её высадить.  - Прошу прощения, Муцу-сама, я не хотела Вас пугать. Я спала и не слышала, как Вы стучали, - солгала Мусаши. Хоть глаза у неё и опухли от слёз, она заметила, что у Муцу распухла верхняя губа, и вообще она держится как-то очень осторожно, словно у неё что-то болит и она боится потревожить больное место. - Муцу-сама… Есть новости? - Утром в воздушном бою пострадал Куджо, вражеский самолёт так и не догнали. Авианосец тоже не обнаружен, так что они задержатся на пару дней, чтобы прочесать этот квадрат как следует, - Муцу поставила поднос с едой и принялась поправлять цветы в вазе. Рукав её кимоно сполз, и Мусаши увидела на её запястье россыпь багровых пятен. - Он опять Вас избил, да? Это из-за меня?  - Нет, что ты, я… Я сама виновата, - ответила Муцу глухо. Тут взгляд её упал на бумажного котика, по-прежнему стоявшего у вазы. - Если… если ты так любишь своего амэко, вот, возьми, - и она достала из-за оби маленький тёмный предмет. – Если ты правда его любишь… В протянутую ладонь Мусаши лёг короткий кинжал в простых тёмных ножнах из кожи ската. Когда Мусаши обрела дар речи, Муцу уже ушла.

***

Соединение действительно вернулось поздно вечером спустя два дня. Авианосец амэко словно ушёл на дно вместе со всеми своими самолётами, и Мусаши даже не знала, радоваться этому или огорчаться. Дни потянулись своим чередом. По вечерам Мусаши доставала из тайника кинжал и подолгу рассматривала его, но воспользоваться им так и не решилась. Кинжал был острым, очень острым, одного точного удара было бы достаточно… Мусаши не знала, чего она боялась больше – крови или боли. Она с раннего детства была приучена к мысли, что кораблю престала одна смерть: от огня и воды. Она смирилась с тем, что когда-нибудь, возможно, будет лежать глубоко на океанском дне с развороченным бортом, и это не пугало её. Так было правильно. Правильнее, чем лежать в своей постели или ванной с перерезанным горлом. Мусаши вздыхала и прятала кинжал обратно. И никогда не заговаривала об этом с Муцу. Муцу не спрашивала. Она вообще сделалась тихой и печальной и с Мусаши держалась холодно. Мусаши, в свою очередь, чувствовала себя виноватой и старалась не огорчать её по пустякам.  Однажды вечером дверь распахнулась, и на пороге вместо Муцу показался Нагато, сияющий ослепительной улыбкой от уха до уха. - Смотри, что я привёз тебе, Мусаши-чан! И он помог топтавшейся сзади Муцу протащить в каюту вешалку-распорку с белым, как снег на вершине Фудзи, свадебным кимоно – сиромуку. Следом парочка взмокших эсминцев протащила ещё одну вешалку, с распятым на ней ярко-красным расшитым учикакэ. И в каюте разом стало тесно. - Ручная работа, шилось на заказ из лучших материалов лучшими мастерицами, - Нагато гордо указал на вешалки с нарядами. – Моя дочка будет самой красивой невестой Японии! - Благодарю Вас за заботу, отец, - Мусаши склонилась низко-низко, потому что у неё сами собой побежали слёзы. - Не плачь, дочка, всё будет хорошо, - Нагато потрепал её по опущенной голове и внезапно тоже хлюпнул носом. – Совсем большая стала, скоро покинешь папочку, а давно ли я учил тебя плавать… Не бойся, дочка, я сам боюсь…  И он порывисто обнял замершую Мусаши. - Всё будет хорошо, вот увидишь, - выдавил Нагато и поспешно ретировался. Муцу вышла следом, осуждающе покачав головой. Мусаши не знала, что именно не понравилось Муцу, но почему-то решила, что огорчила её своей нерешительностью. От свадебных кимоно в каюте стало душно и неуютно. Они словно пожирали ту немногую свободу, что ещё оставалась у Мусаши. Послезавтра она, завёрнутая в этот дорогущий – хватило бы на целый эсминец, наверное, - ворох ткани, произнесёт клятву, которая навсегда лишит её будущего, лишит надежды, лишит самой себя, примотав к нелюбимому цепью потолще якорной. Чуда не произошло, никто не пришёл её спасать. А может, и приходил, но увидел, как охраняется её золотая клетка, и повернул восвояси, поискать более доступное счастье поближе к дому. И осудить его за это было сложно. Дверь в каюту тихонько приоткрылась и внутрь шмыгнула Ико. - Не пугайся, сестрёнка, это я, Ико, - ради разнообразия она даже не вопила в полный голос. – Я слышала, тебе свадебные кимоно привезли, можно, я посмотрю? Я никогда не видела их в жизни, только на картинках. Мусаши безразлично махнула рукой. Сама она не стала рассматривать свои наряды даже из чисто женского любопытства. Ей было всё равно, как они сшиты и как вышиты, ей было бы всё равно, даже если бы отец привёз ей в качестве свадебного кимоно мешок из-под провизии. Ико охала, ахала, восторгалась, бережно расправляя рукав или полу, зачарованно разглядывала тончайшую вышивку и даже поводила пальчиком по особенно понравившемуся узору. - Это обалденно! – выдохнула она, хлопнувшись на кровать рядом с Мусаши. – Как же я завидую тебе, сестрёнка! Это ведь настоящая свадьба, в настоящих прекрасных кимоно! - Хочешь – возьми, сыграете с господином Меервольфом свою свадьбу, - всё так же безразлично откликнулась Мусаши. В груди у неё было пусто, а на душе – темно, как на океанском дне, на таких глубинах, куда даже Ико нырять не доводилось.  - Но они же твои! В чём ты будешь замуж выходить? - Мне всё равно. Ико досадливо покачала головой. - Нагато-сан не позволит. Я уж его и так, и эдак уговаривала, даже две свадьбы предлагала сыграть, чтобы тебе не скучно было, он ни в какую. Не хочет счастья нам с Уруриху-сама… А разве ты, сестрёнка, не хочешь замуж?  - Не хочу. - Но Киришима-сан такой классный! Он красивый, серьёзный, храбрый, готовить умеет – мечта, а не муж. Вспыльчивый, правда, но, значит, в постели страстным будет, - Ико хихикнула. – Это тоже немаловажно. Тебе очень повезло, сестрёнка. Роскошная свадьба, завидный жених – это же так здорово, об этом каждая девушка мечтает! А вы уже гуляли вместе? Свидания устраивали? - Один раз выходили вместе в море, - с неохотой ответила Мусаши. Ну, сейчас Ико себе навоображает. Ико не заставила себя ждать. - Здорово!! О чём разговаривали? Или, - она хитро покосилась на Мусаши, - не только разговаривали? - Ни о чём мы не разговаривали. Мне просто захотелось выйти в открытое море в истинном обличье, и отец отпустил меня только с тем условием, что меня будут сопровождать Киришима-сан и эсминцы. - У-у… Ну а потом, когда вы вернулись? Неужели он тебя не поцеловал на прощание? - Но мы же ещё не женаты! - Но вы уже были помолвлены! Почему бы и нет? Но хоть поговорили? - Пожелали друг другу доброй ночи и разошлись. - Ну как так! – всплеснула руками Ико. – Неужели вам обоим совершенно всё равно? Ведь это же от-но-ше-ния! Это же так интересно! Сначала вы просто гуляете и разговариваете, присматриваетесь друг к другу, потом узнаёте друг друга получше, потом начинается романтика, потом вы целуетесь… Ну как можно быть такими скучными? Я помню, когда мы с Араси-куном начинали встречаться, мы могли проболтать день напролёт! Жаль, что в итоге у нас ничего не вышло… «Неудивительно, - подумала Мусаши про себя. – Кто же выдержит бесконечную пустую болтовню?» - А танец ты уже выучила? Мусаши досадливо поморщилась. - Выучила. - Покажешь? Ну пожалуйста, мне так интересно! – Ико умоляюще сложила руки перед грудью. - Нет, не хочу. - Я никому не скажу, честно-честно!  Мусаши отрицательно покачала головой. - Ну, сестрёнка, ну что ты такая кислая? Неужели тебе не хочется перед зрителем отрепетировать? Ведь это же такая важная часть ритуала! - Больше всего мне сейчас хочется, чтобы ты оставила меня в покое, - отрезала Мусаши. - Уходи, я хочу побыть одна. Ико надулась. - Я для тебя же стараюсь, - обиженно протянула она. – Я думала, мы посидим, поболтаем о своём, о девичьем, ты хоть немного развеешься. А ты… Мусаши пожала плечами и промолчала. Если Ико надеялась, что она устыдится и передумает, то она глубоко ошибалась. Пошли Король-Дракон нескончаемого терпения бедному господину Меервольфу, он-то вынужден терпеть Ико почти круглосуточно. - Ну и ладно, - Ико фыркнула и наконец-то ушла. Наверное, стоит пожаловаться на её поведение Муцу-сама… А может, и не стоит. Примерно полчаса Мусаши сидела неподвижно, уставившись в одну точку, и прислушивалась к тому, что творилось у неё в душе. И когда её решимость приобрела твёрдость палубной брони над артиллерийскими погребами, она встала и бесшумно выскользнула на палубу. Никто не встретился ей по пути. Крадучись, она проскользнула на нос. Тёмная вода негромко плескалась за бортом. На этот раз Мусаши решила не затягивать. - Братик, отец, Муцу-сама, простите меня, пожалуйста, - тихо-тихо шептала она, карабкаясь через ограждение. – И ты, котик-сан, прости меня, мне так жаль, что мы больше не увидимся. Прости меня, Король-Дракон, и прими мою жертву. Я стану твоей невестой в твоём дворце, а ты пощадишь моих близких в своих морях. К Королю-Дракону, конечно же, надо было спускаться в свадебном кимоно, но Мусаши надеялась, что сойдёт и так. Хотя уж свадебное-то кимоно наверняка бы утянуло её на дно своим весом, да вот беда – без посторонней помощи его не наденешь. Она глубоко вдохнула и разжала руки. Тёмная вода радостно бросилась ей навстречу, жадно распахивая свои объятия… Внезапно Мусаши ощутила резкий рывок и повисла в воздухе – чья-то рука ухватила её за ворот кимоно. Она слышала, как наверху кто-то чертыхнулся, а потом её медленно начали втаскивать обратно на борт. Мусаши брыкалась, но наверху держали крепко и постепенно втащили её обратно.  - Да что ж вы все пытаетесь самоубиться-то?! – сердито воскликнул Киришима, оправляя сбившийся форменный китель. Потом поднял с палубы кепи, отряхнул его и водрузил на голову. – Вам, Мусаши-сама, должно быть стыдно за своё поведение. Где Ваши дзори? Мусаши покраснела и поджала пальцы на ногах. - Я… я босиком вышла, чтобы тише было, - прошептала она и расплакалась. – Зачем, зачем Вы меня вытащили, Киришима-сан? - Поверьте, Ваше самоубийство не поправило бы изрядно подмоченную Вашими стараниями репутацию Японского Императорского флота. Для меня эти слова – не пустой звук. Но даже если подобные материи мало Вас интересуют, Вы могли бы подумать о своих родных и близких, о том, каково будет им, - Киришима всё ещё злился: Мусаши не видела его лица, потому что смотрела в пол, но ясно слышала гневные нотки в его голосе. - Я подумала о них, - чуть слышно ответила она. – Я подумала, что без меня отцу и брату будет лучше: я не оправдываю их ожиданий. Киришима негромко фыркнул. - А о Муцу-сама Вы не подумали? Ей поручили заботиться о Вас, и пока Вы не замужем, она отвечает за Вас головой. Вы не подумали о том, что с ней будет, если окажется, что она не уследила за Вами? Мусаши подумала про себя, что уж Муцу-то давно всё решила, иначе не принесла бы ей кинжал, но решила промолчать. Наверное, Акаги-сан действительно бы её убил. - Поверьте мне на слово, Мусаши-сама, я тоже не в восторге от всей этой истории. Женитьба никоим образом не входила в мои планы на ближайшие несколько лет. Но раз уж таков наш долг, мы с Вами вынуждены его исполнить. Если Вам будет так спокойнее, то я клянусь, что я Вас и пальцем не трону без Вашего согласия, наш брак будет чистой формальностью. А сейчас возвращайтесь в свою каюту, я не хочу, чтобы кто-то застал нас здесь. Доброй ночи. Мусаши судорожно кивнула, пролепетала: «Доброй ночи, Киришима-сан» и почти бегом пустилась к себе. Мешком рухнув на кровать, она долго лежала без сна, уставившись в потолок, и у неё не было сил даже заплакать. Утро выдалось серым и промозглым, и Уилл, дожидавшийся Гермеса на крылечке маленькой церквушки, успел порядком продрогнуть. Сам Уилл религиозным никогда не был и в Бога особо не верил: как мог тот, кто по определению добр и всеблаг, допускать то, что творилось на земле? К тому же, жизнь и душу таким как они с братом даровали люди, а не какой-то там абстрактный дедушка на небесах. Так что, даже если признать его существование, ещё неизвестно, найдёт ли он у себя в раю местечко для незапланированных творений, созданных людьми для убийства, или нет. На этот счёт Уилл обольщался не слишком, чем каждый раз вызывал у брата бурю возмущения. - …и когда пойду я долиною смертной тени, то не убоюсь зла, ибо Ты со мной, - бубнил Гермес, и голос его эхом отдавался от стен и просачивался сквозь приоткрытую дверь наружу. Уилл подул на озябшие дрожащие пальцы и от всей души попросил Господа, если он есть, конечно, помочь ему в сегодняшнем деле.  - Я даже уверую в тебя, если ты поможешь мне спасти Мусаши, - шёпотом пообещал он. На крыльцо вышел Гермес, зевнул, потянулся и хлопнул брата по плечу. - Ну что, надерём задницы этим япошкам? Как в нём уживались фанатичная вера и потрясающее наплевательство на все возможные библейские заповеди, оставалось для Уилла загадкой.  - Давай попробуем. Б-29 ждал их у входа на аэродром. - Эй, Дэйв, всё как договаривались? – окликнул его Гермес. Тот утвердительно кивнул. Как обычно молча. Б-29, в миру Дэйв Боинг, вообще отличался редкостной неразговорчивостью и почти полным отсутствием эмоций. Что-то там его конструкторы в спешке, похоже, перемудрили.  - Запасы-то уже проверил? Там мороженого на любой вкус и цвет, даже с коноплёй есть. Ну да, на этот холодильник ушло всё их с Гермесом жалование за последний месяц. Даже больше, потому что Гермес, как всегда, пропил половину своего жалования в день выдачи, и Уиллу пришлось потрошить заначку. - Наркотики – это плохо, - сухо заметил Дэйв. – Ещё не пробовал, я сегодня иду с полным загрузом, обожрусь – не взлечу. - Как у джапов погодка? - Ясная. - Отлично! – Гермес даже подпрыгнул от воодушевления. – Бойтесь котов, суки, мы идём! * * * - Я считаю, это несправедливо: у них праздник, а мы на боевом дежурстве. И фиг нам что-нибудь перепадёт с их банкета. Так что вот, - Куджо развернул объёмистый свёрток и принялся расставлять на полу мисочки и подносы со всякой снедью. – От них не убудет. - Ты что, украл еду со свадебного банкета? – с почти суеверным ужасом спросил Нана, глядя на импровизированный стол. - Совсем чуть-чуть, они даже не заметят – там столько жратвы, что нам троим бы на год хватило, - про себя Куджо с удовлетворением отметил, как разгорелись глаза Рейдзи при виде суши и сашими. - Слушай, Куку, но это уже перебор. Одно дело – воровать еду с кухни, но со свадебного стола – уже совсем другое. Нам сильно попадёт, если нас поймают. И у нас боевое дежурство… - Да брось ты, Нана, кому мы тут нужны? Болтаться в воздухе без дела – так хоть не с пустым брюхом, - Куджо взялся за палочки. – И сестрёнкину свадьбу отпразднуем. «Не хочешь – не ешь», - накарябал в своём блокноте Рейдзи и присоединился к Куджо. Нана попытался было ещё что-то возразить, но его никто не слушал, и в конце концов он сдался и подключился к друзьям. К тому же еда стремительно убывала: Рэйдзи принялся за дело с таким энтузиазмом, что и дураку было ясно – ближайшие пару дней в воздух он не поднимется. Что-что, а чувство меры в еде у него отсутствовало напрочь, как у маленького котёнка. «Когда амэко явятся за своей добычей, он сможет только шариком перекатываться по палубе. И так будет лучше для всех нас», - подумал Куджо, подсовывая Рэйдзи ещё парочку якитори. …Мусаши не узнавала себя в зеркале. Сколько она ни вглядывалась в своё отражение, она не могла найти в нём себя. Из зеркала на неё равнодушно смотрела красиво раскрашенная и разодетая кукла-марионетка в человеческий рост – Мусаши однажды видела таких кукол на каком-то празднике. Сейчас кукла изображала невесту, подготовленную к торжеству по всем правилам: высокая причёска, пепельно-белое личико с лёгким оттенком розового на щеках, роскошное сиромуку, отливающее серебром и волочащееся следом по полу с лёгким шелестом, сумочка-мешочек на поясе, закрытый веер за поясом… Ещё через пару часов этого дурацкого представления кукла преобразится из невесты в законную жену в алом учикаке, расшитом журавлями и соснами, и будет искусственно улыбаться гостям и подливать им сакэ. А потом… А что – потом? Наверное, всё и в самом деле закончилось, и место Мусаши заняла чужая, неживая, безвольная и бесправная кукла, а сама Мусаши исчезла, растворилась, словно след от торпеды, не попавшей в цель. И всё же, покидая каюту, Мусаши, сама не зная, зачем, сунула за широкий пояс свадебных одежд кинжал, который дала ей Муцу. Небо над бухтой было затянуто лёгкой дымкой полупрозрачных облаков, похожих на цуно какуси, покрывавшую сейчас голову Мусаши, и в мягком, рассеянном свете всё вокруг приобретало сказочный, нереальный оттенок. Мусаши глядела по сторонам, насколько позволял тяжеленный шиньон, мешавший ей высоко поднять голову, но не узнавала ни пейзажей, ни лиц, не слышала или не понимала слов, что ей говорили. Катер плавно причалил к берегу, кто-то подал ей руку, чтобы помочь ей выбраться, - вроде бы и отец, а вроде и не он: слишком уж гладко выбрит, - кто-то, уже стоящий на берегу, поприветствовал, кто-то легонько подтолкнул в спину – эта красивая женщина немного похожа на Муцу, но у Муцу никогда не бывает такого жёсткого лица, - и Мусаши покорно засеменила рядом с кем-то, одетым, как и она сама, в традиционные одежды.  Протяжно загудели эсминцы, провожая свадебную процессию, - нескольким из них пришлось остаться на боевом дежурстве, а потом утренний воздух разорвал надрывный рёв сигнала воздушной тревоги, сухо и нестройно рявкнули корабельные зенитки, и на берегу всё смешалось. Мусаши не понимала, что произошло, куда её тащат, почему эсминцы стреляют, и только растерянно вертела головой, насколько ей позволяло свадебное убранство. А потом она услышала рокот мотора, увидела бегущую по воде крылатую тень и словно очнулась. Не было больше раскрашенной безвольной куклы, была живая Мусаши, и она немедленно вырвала свою руку из руки Муцу и, подобрав полы кимоно, бросилась к воде. - Мусаши! Я здесь, я пришёл за тобой! … Уилл быстро снижался. Тридцать мтров, двадцать, десять – набережная внизу достаточно длинная и ровная, он подхватит Мусаши и взлетит. Он обязательно взлетит, он больше никогда не отпустит её, больше никогда не оставит её одну. Любой, кто встанет у него на пути, получит пулю в лоб. А один, посмевший покуситься на самое дорогое, что есть у него, Уилла Груммана, получит пулю в лоб обязательно. И прямо сейчас. … Вода в центре бухты взметнулась в небо: это Хэллкэт сбрасывал тайком прихваченные с собой бомбы, отвлекая противника от брата.  - Блядь, надорваться можно… А ты, сука, куда полез? На-ка ещё одну в подарок! О, как, блядь, полегчало-то… – он показал целившемуся в него эсминцу неприличный жест и легко увернулся от залпа. - Ну всё, джапы, вам пиздец!! … Мусаши не увидела, чей шальной выстрел сбил с ног бегущего к ней Уилла. Только что он мчался по щиколотку в воде, протягивая ей руку, - и вот он уже зарылся лицом в песок. Она слепо рванулась к нему, но кто-то поймал её за рукав. - Не вмешивайтесь, Мусаши-сама. Я сам с ним разберусь, - Киришима вытащил из ножен саблю – и где только успел её достать? – и начал спускаться к воде. Мусаши в ужасе наблюдала, как Уилл попытался подняться, но не смог встать даже на четвереньки. Песок и вода вокруг него стремительно становились алыми. Уилл с ненавистью смотрел на приближавшегося Киришиму и из последних сил трясущейся рукой пытался поднять пистолет и прицелиться. Грохнул выстрел, но пуля пролетела мимо Киришимы, а в следующую секунду он одним ударом выбил пистолет из пальцев Уилла. В солнечном луче, невесть как прорвавшемся сквозь дымовую завесу над бухтой, коротко сверкнул занесённый для последнего удара клинок. - Не надо, Киришима-сан! Пожалуйста, не надо!! – Мусаши даже не подозревала, что умеет кричать так громко. – Я Вас прошу, я вас умоляю – не надо!! Пожалуйста! Она бросилась к воде, спотыкаясь и путаясь в полах кимоно. - Не надо! Не надо его убивать! Пожалуйста! – задыхаясь, она повисла на руке Киришимы, щедро заливая рукав его хаори слезами. Киришима легко стряхнул её с себя, как медведь стряхивает вцепившуюся в него собаку, и снова занёс саблю… И Мусаши, вне себя от ужаса и горя, выхватила из-за пояса кинжал и по самую рукоять воткнула его в бок Киришимы. Вырвала и ударила ещё раз. И бессильно осела прямо на красный от крови песок. Вокруг ещё продолжался бой, кто-то кричал, ругался Киришима, зажимая израненный бок, истошно матерился Хэллкэт, вызывая на подмогу Дэйва, но Мусаши ничего этого не слышала и не видела. Перед глазами у неё стояло только бледное, облепленное песком лицо Уилла с замерзающей на губах страдальческой улыбкой.