***
В один из тех случаев, когда Элиот уходит за водой, он находит недалеко за их домом большую поляну. Она прямо посреди чащи леса, укрыта бесконечным количеством цветов всевозможных оттенков. — Святое дерьмо, — тихо говорит Элиот, останавливаясь. — Как мы могли не заметить этого… В его голову ударяет идея, не самая лучшая, конечно, но Элиот падкий на такие вещи. Ему нравится чувствовать запах цветов, особенно таких, поэтому он оставляет кожаную флягу на земле и принимается срывать цветы охапками. Вандализм в чистом исполнении. Он срывает абсолютно каждый минимум по одному разу, но цветов почему-то не становится меньше. Возможно, они магические или само поле пропитано магией, Элиота это как-то не сильно заботит. Закончив, он понимает, что прошло уже много времени, а Квентин, наверное, начал беспокоиться. Элиот быстро добирается до родника, наполняет их флягу холодной водой и возвращается обратно. — Где ты был так долго? — тут же спрашивает Квентин, замечая его. — Я уже собрал мозаику. — И как? Сработало? Элиот прячет огромный букет за спиной. Квентин все еще сидит на земле, уставший и с пылью на лице. Его глаза тусклые, а на щеке небольшая ранка после утреннего бритья. Его голова опущена, и он выглядит даже немного сонным. — Нет. Блять, — он откидывает от себя тетрадь с листами схем и заправляет волосы за ухо. — Все, как и раньше. Элиот думает, что это самый подходящий момент, чтобы показать ему цветы. Он все еще не понимает, как Квентин не заметил их, потому что вокруг стоит отчетливый запах пыльцы и свежести. Элиот может чувствовать в своих ладонях небольшое покалывание. Все-таки цветы и вправду оказались волшебными. Или ядовитыми. — Я тут нашел кое-что, — он вытаскивает букет из-за спины. — Вот. — Где ты… откуда они? Квентин смотрит на него обеспокоенно. — Тут недалеко от нас поляна. Там этих цветов куча. Квентин смотрит на него, потом на букет, потом снова на Элиота и его губы расползаются в улыбке. — Ты, идиот, вообще в курсе, что половина из них может быть опасна, а? — Ну да. Элиот держит букет так, чтобы Квентин мог понюхать его. На фоне собранной мозаики, неухоженной земли вокруг и усталости, Квентин с цветами у своего лица выглядит необычно ярко. Он улыбается и запускает свое лицо в огромную охапку цветов, вдыхает полной грудью, наслаждаясь приятными покалываниями в своих легких, будто сделал затяжку сигареты. — Они волшебные? — спрашивает он, поднимая взгляд. — Наверное. — Господи, надеюсь мы не умрем от них. Элиот оставляет букет на столе с зеркалом, где они обычно бреются. Пара цветов падает на землю, еще пару уносит вместе с собой ветер. Квентин и Элиот не обращают на это внимания, вновь собирая мозаику.***
Погода в Филлори непостоянная. Еще вчера они укрывались от холодного ветра и закрывали все окна в хижине. Сегодня они уже сидят на распалённой солнцем земле, их штаны закатаны до колен и Элиот мечтает о холодном коктейле из рома. У них перерыв, Квентин снова перебирает листки с записанными вариантами мозаики, и Элиот может видеть, как грязная капля пота стекает по его лицу. — Кью, может мы поищем озеро? — Зачем? — спрашивает он, не отвлекаясь от схем. — Да действительно, — Элиот закатывает глаза. — Зачем. Квентин поднимает на него свой взгляд. Он разочарованный и обозленный, и это начинает раздражать Элиота. Если бы они оставили эту дурацкую мозаику хотя бы на пару часов, то могли бы вспомнить новые моменты, напоминающие красоту жизни; ничего, совершенно ничего бы не случилось с ней, никакой дурак не стал бы решать ее дольше чем они. Этот квест их, и решить его тоже должны они, так что Элиот совершенно не понимает, почему Квентину нужно беситься из-за подобных предложений. Элиот никогда не скажет ему, как сильно он ненавидит подобные моменты. Он смотрит на него в немом вопросе. — Если ты хочешь поискать озеро, иди, — Квентин указывает рукой в сторону леса. — Я не держу тебя тут насильно. «Можно подумать этот ключ только тебе нужен», думает про себя Элиот и тут же удивляется собственной агрессии. Квентин вздыхает и поднимается с земли. Он останавливается возле стола, где лежит их фляга с водой. — Мы не мылись с того момента как оказались тут, — продолжает Элиот. — Если ты хочешь подцепить себе что-то, то удачи. Элиот закипает и его интонация в голосе полна яда. — Я не понимаю, почему ты злишься? Я же сказал тебе, делай что хочешь. — Да ладно, — Элиот поднимается. — Не делай вид, будто ты единственный кому важен этот ебаный квест. Квентин стоит к нему спиной. Он устал, а судя по солнцу, сейчас всего середина дня. У него уже нет сил на очередные вариации мозаики и тем более на ссору с Элиотом. Он потирает глаза и разворачивается. — Я собираюсь решать его дальше, — говорит он спокойно, — но если ты вместо этого хочешь потратить время на поиски озера, то пожалуйста. У меня нет желания его искать. Если честно, будь на месте Квентина кто-то другой, Элиот пошел бы искать озеро назло. Он бы съязвил что-то болезненное, махнул рукой и ушел бы до конца дня в чащу леса. Он бы сделал это демонстрационно, прекрасно осознавая, что может почувствовать человек от подобного жеста. Но тут не кто-то другой, а Квентин. Квентин, который своей целеустремленностью напоминает Элиоту бушующий океан, тайфун и ураган вместе взятые. Этот Квентин не остановится ни перед чем и ни перед кем; он заглянет своим противникам прямо в глаза, лишний раз напоминая о своей храбрости. Элиот прикрывает глаза на какое-то время. Квентин устало садится на стул рядом со столом и делает несколько больших глотков прохладной воды. — Подай мне, пожалуйста, — говорит Элиот неторопливо, — чистый листок. Они проводят весь оставшийся день в тишине. Пачкают руки в мелках, перекидывают друг другу плитки и меняются местами: со стремянки на землю и наоборот. Квентину не хочется оставаться здесь, но перед сном он лишний раз уясняет, что тут они надолго.***
Ментальное состояние Элиота не было самой стабильной вещью в мире. Он пытался это контролировать, не давать эмоциональным ситуациям воздействовать на него, а при любом удобном случае глушить последствия от них в алкоголе, наркотиках или сексе. В Филлори у него нет такой роскоши. Однообразная работа сперва вогнала его в тоску, потом пошла беспричинная агрессия и злость буквально на каждый предмет, который окружал его. Его раздражало собственное дыхание, на зубах казалось, постоянно был привкус мела; его ментальное состояние трещало по швам и тут не было Марго со своим плечом, в которое он мог выплакаться и пожаловаться часок-другой. Тут был только Квентин со своими красивыми грустными глазами. И Элиот был осведомлен о его депрессии и больнице, и он бы не стал вываливать свои проблемы на него, как бы сильно ему этого не хотелось. Эмоции начинали гнить внутри. Разъедать его и пытаться вырваться наружу. Элиот, стараясь закрыть их в мысленном ящике, не замечал, как они увиливают от него самого, разнося при этом грязь по разуму. Все становилось только хуже с каждым днем. Оставалось только следить за отчетом времени, дожидаясь взрыва бомбы. — Я блять не могу так больше, — рычит он, швыряя тетрадь на землю. Квентин вздрагивает. — Меня тошнит уже от этой тупой мозаики, от этой хижины, от этой рубашки, — он поднимается, в надежде найти какой-нибудь подходящий предмет, который он может пнуть или ударить хорошенько. — Мы должны найти ебучую красоту жизни! Кому блять вообще взбрело в голову просить о таком? Квентин внимательно наблюдает за ним. За тем, как лицо Элиота краснеет, как он сжимает ладони в кулаки и громко шагает. — Эл. — Я устал. Я блять устал делать одно и то же каждый сука день, я не понимаю, что от меня хотят и это бесит меня! — из его рук случайно вырывается заклинание, сбивающее стол на землю. — У меня складывается ощущение, что я обдолбался и ловлю самый ужасный трип в своей жизни, блять! Элиот пинает плитки, аккуратно сложенные в стопку так, что те разлетаются по всему их двору. Он задирает голову и тяжело дышит. Небо над головой кажется безграничным, оно вот-вот начнет показывать им несуществующие созвездия, мерцающие как гирлянда. В его глазах скапливаются слезы, и он очень тихо произносит: — Я не могу так, Кью. — Я понимаю тебя, — тут же отзывается он. Квентин поднимается с земли, не обращая внимания на разбросанные плитки под ногами. Он уверенно подходит к Элиоту, не зная куда деть свои руки. — Меня самого уже воротит от нее, — он останавливается напротив него, чувствуя все это отчаяние слишком хорошо. — Я каждый день просыпаюсь с мыслью о том, сколько еще вариантов нам нужно будет собрать и честно? Мне кажется они никогда не закончатся, но, — Квентин прикасается грязными пальцами к запястью Элиота, сжимая его, — нам нужно просто пройти через это, Эл. Это наш квест и это наша с тобой мозаика, и… Знаешь, это смешно, но возможно вселенная выбрала нас не просто так. — Ха-а, — Элиот выдыхает, прикрывая глаза. — Звучит по-идиотски. Вселенная выбрала нас. — Ну, это единственное объяснение, которое приходит мне в голову. — Вселенной насрать на нас. Богам насрать на нас, абсолютно всем насрать на нас, Кью. Я не верю в то, что мы, самая посредственная кучка волшебников, как-то отмечены, это глупо. — Возможно. Никто из нас не может знать наверняка, — Квентин медленно ведет большим пальцем по запястью. — Иди сюда. Он притягивает Элиота в объятья. Шепчет о том, что с ними все будет хорошо, и сильней стискивает свои руки вокруг его тела. Они справлялись со многим дерьмом, чего стоит какая-то мозаика. По сравнению с предыдущими проблемами она не выглядит пугающей или смертельно опасной. Элиот отпускает его первым. Ему хотелось бы простоять в объятьях Квентина хоть целую жизнь, но на сегодня он уже эмоционально вымотан и не хочет давать себе дополнительных поводов для самоанализа перед сном. Квентин улыбается ему, его глаза все еще грустные и красивые. — Нужно разводить костер. — Да, — Квентин отходит, принимаясь складывать поленья в кучу.***
Квентину нравится наблюдать за Элиотом со стороны. То как он небрежно откидывает вьющиеся волосы назад, как творит заклинание для зажигания костра в их дворе; у Элиота грязь под ногтями и бездонная фляга с красным вином, про которую он вспоминает утром. На мгновение он задумывается, что если рано или поздно вино в ней кончится, то что он тогда будет делать? Элиот решает, что он будет брать от нахождения в Филлори все. Поэтому он позволяет себе забить на мозаику и наконец решает навести порядок в хижине. Он говорит об этом Квентину утром, словно предупреждая о том, что сегодня у него выходной. Квентин немного злится на него, ведь они решают этот пазл вместе, но перечить не начинает; кто он такой, чтобы указывать Элиоту, что ему делать со своей жизнью. В итоге, Элиот разгребает хлам, который вечно мешался под их ногами: старые деревяшки, куски ткани, гвозди. Он находит деревянную посуду и метлу в углу; возле разрушенного камина замечает сундук, в котором есть плед и веревка; подметая пол он видит, что их кровать вот-вот развалится и чинит ее при помощи магии, будто в этом есть какой-то смысл. Они тут второй месяц и о подобных вещах еще слишком рано думать. Элиот не знает, для чего он аккуратно расставляет тарелки и чашки на полку, которую только что соединил со стеной дома, зачем он колдует заклинание для окон, чтобы те были чистыми. Элиот не знает, зачем занимается этим, потому что желание оказаться дома никуда не исчезает. — Наша кровать полнейший пиздец, — говорит он, выходя их хижины. Он поправляет закатанные рукава рубашки и подходит к Квентину. — Я это знаю, спасибо что напомнил. — Я попытался ее починить, — Элиот опускается рядом с Квентином на незавершенную часть мозаики. — Вроде получилось. — Ага. Клево. Квентин подставляет плитку желтого цвета к остальному рисунку. Элиот кладет руку на его плечо и спрашивает: — Что мы собираем в этот раз? — Очередную версию заката, я думаю. Поможешь? Элиот кивает. Они проводят время вместе, заканчивая ее. Квентин не выглядит воодушевленным, и Элиот это замечает. Возможно в этом есть и его вина со своей уборкой и попытками превратить их жизнь тут в что-то нормально. — Сколько мы еще сегодня соберем? — Нисколько. — Ты рехнулся? Мы перебрали сегодня всего три варианта. «Я перебрал сегодня всего три варианта» — думает Квентин, чувствуя обиду. У него пропадает желание абсолютно ко всему и ему хочется вернуться в их настоящее, закрыться в своей комнате на втором этаже и не быть рядом с Элиотом хотя бы несколько секунд. Он не думал, что это будет так тяжело, проводить время буквально двадцать четыре на семь рядом с одним человеком и не иметь возможности отвлечься хотя бы на секунду от того, что им нужно решить эту блядскую мозаику. — Я устал, Эл. Считай, что сегодня у нас с тобой у обоих выходной. Квентин резко поднимается, оставляя Элиота одного на улице. В глаза это бросается сразу. В хижине стало намного уютней. Появилось больше пространства, скорее всего Элиот применил какое-то заклинание, связанное с иллюзией. Стало не так пыльно и тускло. На их столе лежит тот букет цветов, завядший, но все еще слишком яркий на фоне всего остального. Квентин садится на кровать и прячет лицо в ладони. Ему нравится тут. Ему нравится их рутина, плавно перетекающая изо дня в день, палящее солнце и приятный привкус магии буквально на каждом участке этой земли. Она везде, куда бы ты не посмотрел, такая мягкая и привычная, без перебоев, в полном своем размере. Дрянь в том, что Квентину будто и этого мало. Ему будто мало комфорта вокруг себя, хотя пожелай, что хочешь и просто наколдуй себе это. Ему мало места, воздуха и возможностей, но ведь он сам вдолбил себе в голову то, что им нужно как можно быстрей разобраться с этой частью квеста. — Какой же я идиот, — шепчет он. Он думает о том, застыло ли время в их настоящем или оно продолжается, и все их друзья понятия не имеют куда они пропали. Он думает об Элис и об их сложных натянутых отношениях, будто это имеет значение здесь — в Филлори прошлого. Они застряли тут и Квентин даже боится представить насколько. Элиот оставляет его одного до самого вечера. Он разбирается с овощами вокруг их дома, не в состоянии удержаться от спасения портящихся кабачков и моркови под своими ногами. Даже будучи без магии, он знал немного о селекции овощей и что именно нужно для каждого, спасибо отвратительным воспоминаниям с фермы. Но с магией у него получается создать нужные условия для почвы и привести в порядок землю вокруг. Квентин выходит из хижины сонный как раз к тому моменту, когда Элиот греется возле костра. На его лице играют оранжевые тени, приятно обрамляющие его лицо, его голова откинута назад, и он сам весь выглядит довольно расслабленно. — Привет, — тихо говорит Квентин, останавливаясь возле него. — Привет. Квентин берет второй стул и садится рядом с Элиотом. Он вытягивает ноги вперед, позволяя ступням греться возле огня. Вечер тихий и прохладный; две серебристые луны уже начинают появляться на небе. — Чем ты занимался? — Да так, — Элиот взмахивает ладонью. — Прибирался в огороде. — У нас осталась какая-нибудь еда? — Да. На столе твоя порция. Что-то щелкает в голове у Квентина. Такой незначительный, простой и искренний жест напоминает ему о заботе. Элиот, по правде говоря, всегда старался заботиться о нем и очередное прикосновение к плечу, говорит ему об этом, подтверждая. — Давай поищем завтра озеро? — просит Квентин перед сном. Элиот, улыбаясь, соглашается.***
Элиот возвращается к хижине с пойманной дичью и небольшим букетом цветов. Они маленькие, большинство из них белые; он собрал их по краю тропинки, пока шел обратно с охоты. Встречая его, Квентин тепло ему улыбается, от чего в уголках глаз собираются морщинки. Он помогает Элиоту разделать птиц и наколдовать пару заклинаний, чтобы те не испортились. После, они возвращаются к мозаике; обмениваются колкими фразами, Квентин грозит, что толкнет стремянку, если Элиот очередной раз саботирует их работу. — Это ты невнимательно меня слушаешь. — Просто ты настолько высокий, что до меня звук твоего голоса не доходит. — Передвинь зеленую влево! — кричит Элиот, наклоняясь вперед. — Так слышно!? Квентин смеется и двигает зеленую вправо. — Нет! Последние два ряда Квентин собирает на свое усмотрение. Они перебирают один и тот же вариант мозаики, меняя только нижние ряды, используя это как отмычку для замка. Идея бредовая, но лучше испробовать ее, чем потом гадать, подходящая она или нет. Бредовая она еще и потому, что они понятия не имеют является ли расположение верхних плиток правильным. Им как-то не до этого теперь. Разгадывание мозаики становится развлечением, досугом и приятным времяпровождением. Элиот знает, что это на пару дней. Потом, кого-то из них накроет осознание, что занимаются они этим уже пятый месяц, их одежда заметно потрепалась, на руках появились мозоли, а от мелков осталась пыль в чашке. Не обращать внимания на это становится немного легче, но они ведь прекрасно знают, зачем они здесь. Элиот перебирает цветки на своих коленях, сплетая их в аккуратный венок. Квентин внизу уже заканчивает и спокойно поставив последнюю плитку, с небольшим смешком произносит: — Не может быть! Снова не получилось! — Будем меняться? — Нет! Мне удобней, когда ты сверху. Незаметный эвфемизм, задевающий только Элиота. Ох, он рад бы не давиться от подобной фразы, но хриплый смешок вырывается из его рта из-за чего Квентин, там внизу непонимающе на него смотрит. — Блять, — шепчет он самому себе, замечая дурацкую улыбку Элиота. — Подержи стремянку, я спускаюсь. Квентин надеется, что его выражение лица невозмутимо, а щеки не покраснели. Ему не пятнадцать, и он не девственник в конце концов; у него был секс и с парнями, и с девушками, и с Элиотом. А это, наверное, важнее всего. Он дожидается, пока его друг спустится на землю и тут же увиливает в сторону. — Кью, — Элиот подходит к нему со спины, и кладет ладонь на плечо. — Посмотри на меня. Квентин, подняв глаза к небу и облизнув губы, разворачивается. — Что? — Вот, померь, — Элиот аккуратно надевает венок на его голову. Волосы Квентина грязные и затянуты в хвост сзади. — М-м, хорошо. Тебе идет. — Серьезно? — Да. Выглядишь еще милей. Квентин не знает, в какую игру они играют, но Элиот не похож на того, кто будет издеваться над ним. Элиот улыбается ему, поправляя венок немного, и возвращается к мозаике в самом обычном настроении, легко и просто. Он всегда совершал любые прикосновения легко и просто. Мог положить ладонь на плечо, на голову, прижать к себе ночью или уткнуться носом в его голую спину. Элиот касался его при любой возможности, невесомо и нежно, так как никто раньше не касался. Иногда Квентина пугают собственные чувства, но он тут же успокаивает себя тем, что они вдвоем уже очень долгое время и дело даже не в мозаике. Элиот стал его первым знакомым и первым другом в Брейкбиллсе, у них ведь и до этого была связь. Квентин из тех людей, кто переживает обо всем и о каждом, но об Элиоте он всегда переживал немного сильней. Элиот чуткий и внимательный; он предлагает составить для них график, чтобы им было легче находится здесь. Они решают, когда работать одним, чтобы другой мог побыть в хижине со своими мыслями, но для Квентина это чаще всего заканчивается провалом, потому что он привык находится с Элиотом рядом. Он привык сидеть с ним в тишине, засыпать под его сопение и наслаждаться его компанией. В последнее время они говорят очень часто. Особенно перед сном. — Эл, ты боишься оставаться здесь? Элиот немного ворочается. — Иногда, — его голос тихий и расслабленный. — Но потом я вспоминаю, что ты где-то рядом и мне становится спокойней. — Правда? — С чего бы я врал тебе, Кью. Ты единственный здесь, кому я действительно могу доверять.***
Квентин прекрасно ориентируется в лесу. Он слышит плеск воды еще до того, как Элиот успевает подумать о приятном прикосновении воды. — Нам сюда, — он сворачивает направо, перепрыгивая через корни деревьев. Они идут налегке, даже в мыслях. Квентин широко улыбается, его в последнее время не так беспокоит их нахождение здесь, и Элиот пытается быть таким же как он. Он пытается стать лучшей версией себя, учится у Квентина прислушиваться к самому себе и быть немного откровенней с ним, чем раньше. — Когда мне было пять, — начинает Квентин, — я обожал показывать фокусы своему отцу. С монетками, картами, металлическими кольцами. Я был так ужасен во всем этом, но ему всегда они нравились. — Какой твой любимый? — Выстрел картами. Я любил делать его у себя в комнате, когда только поступил в университет. — В Брейкбиллс? — В Колумбийский. У меня тогда еще не было соседа, и это было моим, — Квентин усмехается, — единственным развлечением. — Само очарование. И когда этот трюк стал твоим коронным на вечеринках? — С чего ты взял что я вообще ходил на вечеринки? — Боже, не могу поверить, что ты был настолько скучным. — Эй! — Квентин пихает его в плечо. — Я не был скучным. — Ну да. Значит мне просто показалось, когда я увидел тебя, прячущегося за коктейлем. — Хочешь проверить? — его голос уверенный. Он смотрит на Элиота, и каждая его клеточка кричит о вызове. Элиот останавливается и дожидается, когда Квентин посмотрит на него. Вздернув подбородок, он отвечает ему: — Если я хоть на секунду заскучаю, ты делаешь мне массаж спины всю следующую неделю. Квентин раскрывает рот. — Не-ет. Нет, Эл, это не честно. Моя спина страдает точно так же. — Значит, ты скучный, — говорит Элиот, проходя мимо него. Он надеется, что Квентин согласится, но если он откажется, то попытка стоила того. — Нам в другую сторону! Квентин окликает его. Элиот ругается себе под нос и догоняет его, мечтая поскорей окунуться в воду. Природа вокруг завораживала. Будучи королем, у него не было возможности гулять по собственным владениям так часто, как он делает это сейчас. Элиот осматривает каждое дерево, замечая, что от солнца магическим образом блестит каждый листок, будто их кто-то посыпал блестками до этого. Над их головой летает пух, путаясь в волосах и Элиот никогда не любил ходить по лесам; он вспоминает про опиум в воздухе и ощущении магии вокруг, но тут же меняет свое мнение на счет наркотического опьянение, предпочитая ту версию, в которой он просто счастлив находится в компании Квентина. — Я согласен. Когда вернемся, я покажу тебе, что могу быть не только скучным. — Одолжить тебе вина для храбрости? — Ну я не собираюсь веселиться на трезвую голову. — Хорошо-хорошо. Обеспечу тебя всем, чем смогу. Они находят озеро. Элиот первым раздевается до гола и ныряет в него, не проверив ни воду, ни глубину. Он так давно мечтал об этом ощущении; сама мысль о том, что он толком не мылся пять месяцев кошмарна, и ни одно заклинание чистоты не заменит того, что он испытывает сейчас. Это похоже на метафору, — думает он. Все те маленькие таблеточки, партнеры на одну ночь, вечеринки до утра не сравнятся с той искренней радостью, которую он ощущает, видя, как Квентин ныряет вслед за ним, видя, как вода под его руками блестит и ударяет своими брызгами по лицу. Элиот смеется и подплывает к Квентину, чтобы окатить его водой. Они дурачатся, напоминая своим поведением детей; беззаботность и легкость пропитывает их обоих и Квентин удивляется, вспоминая какой же тусклой была его жизнь до этого. Они находятся в воде до того момента, пока кожа на их пальцах не начинает напоминать изюм. Элиот выходит первым, чистит свою одежду заклинанием, жалуясь между делом, что ему срочно нужна новая рубашка. — Можешь походить в моей футболке. — Она черная. — И? — Это твоя футболка. — Да ладно тебе. Возьми. Потом обменяемся, — говорит Квентин, все еще находясь в воде. Он старается игнорировать тот факт, что Элиот стоит перед ним абсолютно голый всеми возможными способами, но когда тот поворачивается к нему спиной, то не может оторвать взгляд от нее. К хижине они возвращаются к началу заката. Их волосы влажные, у Элиота в руках очередной букет и Квентин не может перестать рассказывать истории из детства. Они расслаблены, разводят огонь вдвоем и готовят суп вдвоем тоже, споря из-за того, стоит ли им кидать мяту в бульон. Элиот незаметно подкидывает еще какую-то траву, напоминающую по запаху петрушку. Даже если Квентин заметит, будет уже поздно. Да и против он как-то тоже не будет. Когда Квентин просит принести ему флягу, то Элиот сперва отнекивается. — Может, в другой раз? У меня не то настроение, чтобы пить. — С каких это пор Элиот Вог отказывается от выпивки? — шутит Квентин, шевеля поленья веткой. То как он произносит его имя, то как игриво смотрит на него, то как в его глазах отражаются угольки или звезды, Элиоту это не важно, он и без того знает, что его глаза красивые; то как он шутит, то как он рассказывает истории и то, с какой заботой он поправляет его одеяло, когда думает, что Элиот спит. Все это заставляет предательски сжаться его сердце. Вот бы вырвать его и кинуть в этот огонь, вместе со всеми чувствами, которые он испытывает к Квентину. — Эл? — Прости, я… задумался. Ты все еще хочешь выпить? Ничего не меняется, — думает Элиот. Он выносит с хижины флягу, два деревянных стакана и подает это Квентину с небольшой робостью. Когда спустя четыре тоста их щеки красные, а разум затуманен, Элиот позволяет своему распущенному языку говорить первое что придет в голову. Он лежит на коленях у Квентина, тот перебирает его волосы; они оба наблюдают за тлеющими угольками рядом с собой. — Кто был твоей первой любовью? — спрашивает Элиот. — Я имею в виду, ту самую, о которой все рассказывают. Квентин отвечает не сразу. — Раньше я думал, что Джулия, потом что Элис. Если честно, то сейчас я даже не смогу самому себе ответить на этот вопрос. — Почему? — Ну знаешь, — Квентин закидывает кудрявые волосы Элиота набок. — Все было как-то не так. — Моей первой любовью было лето. Квентин усмехается. — Почему? — Мне было десять, когда я задумался об этом. Подумай: летом нет никакой учебы, людей, много солнца. Ты можешь гулять сколько тебе захочется. Плюс мой отец разрешал мне не работать на ферме, так что, наверное, все из-за этого. — Ты работал на ферме, когда тебе было десять? — Ага. Мой отец с самого начала был козлиной. — Ты скучаешь по кому-нибудь из своей семьи? — Только по маме. А ты? — По своему отцу. Пальцы Квентина в волосах чувствуются приятно. Он водит ими медленно; медленно перекидывает на другую сторону, медленно разделяет на пряди. Элиот прикрывает глаза, наслаждаясь. Он никогда бы не думал, что Квентин Колдуотер, разрешит ему лежать на своих коленях и будет таким нежным. Элиот никогда бы не подумал, что однажды влюбится в него и не сможет успокоить это чувство внутри себя, но он там, где сейчас. Он лежит на скамейке, его волосы перебираются руками любимого человека, который даже не знает об этом, а воздух вокруг пропитан магией. Элиот считает, что все относительно в порядке.***
Квентин, проснувшись первым, замечает, что его ноги зажаты. Ему не хочется отодвигаться на миллиметр или даже вставать, нет. Его руки удобно прикасаются к теплой спине Элиота, это приятно и совсем не отталкивает. Он утыкается носом куда-то в шею и медленно вдыхает, надеясь, что этим он не разбудит его. Внизу живота скручивает приятный спазм. Сам момент, состояние комнаты и ощущения отпечатываются в памяти клеймом, Квентин надеется на это. Их ноги спутаны, а в окна врезается филлорианское солнце, припекая. Такое положение их тел чувствуется по-новому; совершенно не так, как после той ночи, когда у них был секс втроём. У Квентина нет на душе тяжести, его голова не раскалывается от похмелья и у него совершенно нет чувства сожаления. Все что ему хочется, так это прижаться к Элиоту еще сильней, возможно оставить поцелуй на его лопатке, с несколькими родинками на ней. — Кью, — его голос хриплый. — Что ты делаешь? — Сплю. Сердце Квентина стучит громко. Элиот может почувствовать его ритм. Он спутывает их ноги еще сильней, поправляет плед и откидывает голову немного назад, так, чтобы она прикасалась к телу Квентина. — Хорошо. Квентин утыкается лбом в его спину и ждет какое-то время, пока Элиот заснет, чтобы закинуть свою руку ему на талию. Он ждет недостаточно, потому что у самого Элиота сон пропадает до конца дня, видимо; он не может прийти в себя от эмоций, которые испытывает от подобных объятий и незаметно вздыхает, когда рука Квентина медленно ложится на его бок. Пыль в воздухе подсвечивается солнцем. Квентин засыпает с мыслью, что поцелует Элиота.