***
Тики проснулся как обычно с утра, улавливая с кухни потрясающие запахи чего-то невероятного. Микк никогда не понимал, как его мальчишка умудрялся из раза в раз готовить кулинарные шедевры практически из говна и палок, в том плане, что порой блюда, приготовленные Алленом, были просты настолько, что с ними мог справиться и школьник, но всегда выходило нечто потрясающе вкусное. Так было и сегодняшнем утром: на столе стояли три тарелки с элементарным омлетом, но Аллен туда порубил зелени, порезал помидорок и огурчиков, а кофе уже был сварен и пах шикарно. Тики на кухню не шел, а практически плыл на аромате завтрака, как в одной рекламе кофе. А ларчик стряпни Аллена открывался довольно просто: любимому мужчине будет вкусно все, пока за столом есть кофе и что-то горячее. Так что с одной стороны Аллен не заморачивался с завтраком, а с другой старался даже в самые примитивные блюда добавить что-то особенное, чтобы было не так скучно. – Как ты день за днем умудряешься соблазнять запахами стряпни, хотя ты готовишь одно и то же практически? – поинтересовался Тики, обнимая улыбающегося омегу со спины и целуя в шею. – Просто я добавляю капельку моей любви, а ты ешь сквозь призму своей, – Аллен облизнулся и добавил, когда услышал урчание. – А еще сквозь призму голода, как я мог забыть, – и расхохатался, выключая плиту, выпутываясь из объяти супруга и садясь за стол. – Приятного аппетита, Тики, – пожелал Аллен Микку, который только что-то невнятно мычал, жуя омлет. Вскоре к утренней трапезе присоединился Лео. Впервые за два с половиной месяца, так что удивлены были все. На самом деле удивлен был даже Лео: он не думал, что все придет на круги своя настолько быстро. – Аллен, – начал Тики ежедневные уговоры остаться Уолкера дома. – Тебя не смущает, что ты на тридцать восьмой неделе идешь работать? Нормальные люди уже минимум неделю сидят в декрете, а то еще и больше недели. – Вообще не смущает, Тики – как ни в чем не бывало бросил Аллен и продолжил есть. По упертому лицу Микка Аллен понял, что то не удовлетворен подобным ответом. Начинались очередные дебаты, с которых Лео благоразумно свинтил есть к себе. – Е-мое, Тики, ну мы с тобой каждый день это обсуждаем. Ты думаешь, от того, что ты продолжаешь день за днем убеждать меня в том, что мне надо остаться, что-то изменится? Спойлер: нет, не изменится. Так что давай, доедай, я мою посуду, собираемся и едем работать, – сообщил ему Уолкер. Микк был мрачнее тучи. Он буравил взглядом взбалмошного мальчишку, который никак не хотел понять, что Тики делает это исключительно для его блага. – Хорошо, – прибавил в конце Аллен, – если тебя это успокоит, то я договорился с администрацией, что я работаю последнюю неделю и ухожу в декрет. Идет? Тики и рад бы сказать, что ему такой расклад все равно не нравится, но, кинув взгляд на время, он понял, что того самого времени на препирательства просто нет. Он глубоко выдохнул, положил на ситуацию болт и ушел одеваться. А Уолкер, довольный своей очередной победой в этой войне, встал к раковине мыть посуду. Лео к тому моменту уже собрался и был на низком старте, ожидая, когда его родители наконец сядут в машину. Он даже стырил ключи у отца, завел его черный джип и включил печку, экономя время им всем троим.***
По приезде в школу Тики все не отпускало чувство, будто вот-вот должно было случиться что-то фатально-непоправимое. Он все еще думал о фейерверках и смерти Аллена; каким-то непонятным образом эта мысль засела в его сознании, будто пророчество.Помню утренний свет в окно,
Помню в зеркале злой двойник...
Однако шли уроки за уроками, и все было нормально, даже хорошо. Это, кстати, настораживало: обычно обалдуям-ученикам физика не сдалась ни в одном ее проявлении, так что на уроках зачастую был бедлам, хотя и были хорошие деньки, когда школьникам то ли лень было бедокурить, то ли энергию тратили на что-то другое, но бывали дни спокойствия и тишины на его занятиях. Сегодня день был даже не хорошим, а каким-то нереально потрясающе хорошим: была тишина, а дети что-то отвечали. Даже больше того, дети рвались отвечать ненавистную им физику. Мир сошел с ума, не иначе. Микк просто не мог найти другого объяснения такому течению учебного дня.Кофе, кеды, приклад, пальто.
Я сегодня не взял дневник...
У Аллена дела шли подобным же образом, хотя и не так радужно. Его предметом, биологией, интересовались либо во время изучения половой системы и изменений в организме подростка с наступлением первой течки или гона, либо во время подготовки к экзаменам. Вот только в понедельник у него не было старшеклассников, за исключением класса Лео последним уроком. То есть, интересоваться его дисциплиной было некому. Однако же было тихо и, можно сказать, дети хотели учиться. Чудеса да и только. Седьмой урок, как раз с классом, в котором учился Лео, наступил относительно внезапно: вот они с Тики только что приехали в школу, а вот уже и получасовой обеденный перерыв. Вообще про этот класс можно говорить отдельно. Аллен никогда не поднимал эту тему на уроках, но было кое-что, что беспокоило с самого начала работы в этой школе. Жесткая классовая неприязнь, если можно так выразиться. В их выпускном классе было почти тридцать человек, из которых у половины были достаточно состоятельные родители, а у другой не очень. И на этой почве "богачи" считали чуть ли не своим долгом всячески издеваться и унижать менее богатых одноклассников. Из тридцати человек только Лео не был частью этой войны по понятным причинам. И не только он сам не участвовал, но и его никто не трогал. Тоже вполне по понятным причинам. Так вот. Среди детей, над которыми издевались, были разные экземпляры: кто-то давал постоянный отпор, а кто-то ничего не мог поделать с издевками. Охх, некоторые очень бойкие девчонки, которые давали отпор обидчикам, были настолько обаятельны, что порой Аллену казалось, что их продолжают задирать лишь ради этого отпора. Это было достаточно забавно наблюдать. Все-таки дети бывают очень разные. Было еще кое-что, за чем наблюдать было не весело. Мальчишка, имени которого Аллен вспомнить не смог бы вот так сразу. Он никогда не защищался или сопротивлялся, он только лишь терпел. И это очень и очень беспокоило Уолкера. Как много терпения у человека? Аллен этого не знал. Но он всегда боялся, что однажды этот забитый мальчишка взорвется от давления, оказанного на него. Боялся, что это заденет остальных и в первую очередь Лео. А давление на мальчонку только лишь усиливалось день ото дня: дети глупы и не понимают, что может наступить реакция на их шалости. Страшнее всего было осознавать, что жестокость детей не имеет границ, а значит реакция наступит соразмерно насилию. Аллен боялся этой реакции, но ничего не говорил ни Тики, ни классу, ни директору. Хотя прекрасно понимал, что необходимо сказать, иначе последствия будут необратимыми. К сожалению, обеденный перерыв закончился, а значит, надо было возвращаться к своим непосредственным обязанностям. Прозвенел звонок, Аллен вернулся в класс. Того мальчишки еще не было, но Аллен знал, что тот частенько опаздывает. Знает также, что его опоздания являются еще одним поводом для издевательств. У Уолкера сердце сжималось, наблюдая все это. Трус, неспособный вмешаться. Или садист, наслаждающийся в глубине души мучениями пацана. Лицемер. Его душевные метания прервал стук в дверь, а затем появившаяся в просвете голова того паренька. Аллен кивнул, позволяя ему пройти в класс. Безымянный мальчишка вошел в кабинет с лыжами в чехле, хотя на дворе был дай бог октябрь. Это обстоятельство несколько напрягало Аллена, зато одноклассников позабавило. – Хей, очкарик! – крикнул основной зачинщик всех издевательств. – На дворе конец сентября, тебе нахуя лыжи сдались? – он мерзко заржал под шепотки и смех остальных. Аллен не успел сделать ему замечание. Он был освобожден от этого, потому что Лео дал ему подзатыльник. Уолкер тихо-тихо сказал: "Ты заслужил, урод". Смешки возобновились. А дальше началось что-то совсем невероятное. Такого не бывает в реальности. Мальчишка остался стоять у входа в кабинет. Он кинул рюкзак подальше, снял лыжи и стал медленно расстегивать чехол. Смешки, наполнявшие классную комнату, мгновенно стихли, а Аллен закрыл рот рукой, боясь, что его вырвет от страха. В чехле оказались далеко не лыжи. Ружье. Длиннющий ствол, деревянный приклад. Двустволка. Лицо парнишки исказила маниакальная усмешка победителя. Он направил ствол на заводилу. Тот от страха упал на пол, сжимаясь в клубок и дрожа всем телом. – Прошу прощения, мистер Уолкер, за причиненне неудобства, – извинился мальчонка. А дальше начался ад наяву. – Всем лечь на пол! – парень кричал, срывая связки. – Все улеглись на пол, суки, собрались в углу, где стоит мистер Уолкер! – он перевел оружие на Аллена. Тот мог только прикрывать живот, в надежде, что мальчишка не прикончит их с Тики ребенка. Он просто не мог себе позволить этого. – Билл, мальчик мой, – наконец Аллен вспомнил имя мальчишки, но ему не дали договорить. – Заткнитесь, мистер Уолкер! – прикрикнул на него Билл. – Эти скоты заслужили такого конца, разве нет? Да и вы тоже! Вы же всегда все видели! – парень не прекращал кричать, отчего кровь стыла в жилах. – Вы всегда видели, как они издевались надо мной! Видели и никогда ничего не делали! Вы заслуживаете смерти наравне с ними! – мальчишка целился в Аллена, выбирая место первого выстрела. Лео, все это время стоявший за спиной Аллена, невероятным шестым чувством ощутил, что медлить нельзя. За секунду до того, как раздался выстрел, он потянул Аллена на себя и прикрыл его живот собой. Первый выстрел не достиг своей цели. Билл расхохотался. Маниакально и пугающе. – Посмотрите-ка, кто у нас герой! – сквозь смех рассуждал мальчишка. – Да это же сам Лео Микк! А-ха-ха, – продолжал смеяяться он. – Или тебя стоит называть Лео Уолкер-Микк, м? – он кинул ружье на пол, открыл дверь класса и заорал на весь коридор: – Быстрее, на помощь! В кабинете биологии какой-то псих прострелил ученику живот! Стоит ли говорить, что быстрее всех примчался Тики? Он влетел в класс и чуть не озверел, когда увидел свою семью в крови. Лихорадочно и дрожащими руками он достал из кармана телефон и хотел было набирать номер скорой, но ему помешали: – Не-а, мистер Микк, – Билл нацелил ружье уже на Тики. – Так не пойдет. Если вам так угодно, считайте, что это теракт. Я позволю вам вызвать копов, но куда же без моих требований, м? Вы все мои заложники, ребята, – он рассмеялся, а потом затих, мурлыча себе что-то под нос, придумывая свои требования.В нашей школе стрельба, пиф-паф.
Грустный парень с ружьем отца
Всем покажет, кто был неправ.
Не удрал - ожидай конца.
А Тики не мог вызывать копов, он был занят тем, чтобы не позволить его сынишке умереть у него на руках. Он снял свою черную рубашку, разгрыз ее с третьей попытки, чтобы получился длинный лоскут, стал оборачивать его вокруг раны. Он мог думать только о том, что он понятия не имеет о том, как оказывается первая помощь в таких ситуациях. а еще о том, что его предчувствие пиздеца оправдалось. Копов и скорую вызывал Аллен. Тики был настолько поглощен остановкой крови, что даже не слышал, что говорил Аллен или какие требования выдвигал Билл. В его сознании мантрой крутилось: "Не дать умереть!". У него получилось. Тики не знал, сколько времени прошло, возможно, минут двадцать, но сумасшедшего мальчишку повязали, а Лео везли в скорую. У того было обильное кровотечение, его нужно было срочно оперировать. А у Аллена из-за стресса начались схватки. События закрутились с невероятной скоростью, Микк не успевал следить за ними. Он не понимал, с кем должен находиться сейчас, но с этим ему помогли врачи, когда сообщили, что Лео нужно оперировать, а затем он еще какое-то время проведет в послеоперационной и туда отца не пустят. Так что Тики поехал в роддом с Алленом.***
Тики точно не мог сказать, сколько он сидел в приемном покое, слушая крики боли Аллена. Вся боль мальчишки отдавалась и Микку, тяжело было им двоим. Иногда наступали несколько минут или секунд сладостной передышки, но эти минуты были слишком редки. Так прошло несколько часов. Может, три, а может, все десять, Микк потерялся во времени. А когда очнулся, понял, что за окном рассвет нового дня. Прошло более двенадцати часов. В палате, куда доставили рожать Аллена, больше не слышались его крики и болезненные стоны. Дверь открылась и оттуда вышел изможденный врач, снял с себя осточертевшие перчатки, смахнул со лба пот и выдохнул. – Вы мистер Микк? – поинтересовался врач, обращаясь к Тики. Тот кивнул. – Славно, – произнес акушер, – ваш супруг родил здорового малыша-альфу, сейчас, думаю, беспокоить их не стоит, пусть поспят. А вообще к ним можно, – сообщил доктор и удалился. Следом за врачом вышла такая же уставшая медсестра с белым свертком на руках. – Вы папаша? – когда Тики кивнул, она расплылась в улыбке, будто это был ее собственный ребенок, и протянула сверток Тики. Микк встал и принял сына на руки. Младенец выглядел скукоженным, но забавным, он спокойно спал и посапывал. Тики стал дважды отцом. Его грела эта мысль. Он присел на лавку, медсестра забрала малыша. Он надеялся хоть немного вздремнуть: бессонная ночь сказывалась, как-никак, но планы поменялись. Телефон в кармане Микка завибрировал, звонили с неизвестного номера. Тики насторожился, но трубку взял: – Да? – поинтересовался он. На том конце провода был врач из больницы, куда увезли Лео. Альфа готовился к неутешительным новостям, но, на его счастье, с Лео было все хорошо. Операция прошла успешно, сейчас он был стабилен. Вот теперь Тики точно мог выдохнуть спокойно. Он мог бы сказать, мол, он же предупреждал Аллена, что нужно остаться дома, но он понимал, что это бессмысленно. Его семья в порядке, а это главное.***
Вечером того же дня Тики написал Дену и рассказал про ситуацию в школе. Даниель чуть не поседел от страха за его омегу, но Тики каким-то невероятным образом смог его успокоить и убедить, что все закончилось хорошо. И все-таки Ден после известий стал ежедневно навещать Лео, как впрочем, и Тики. К Аллену Тики тоже заходил на огонек, но тот был в лучшем состоянии, чем его сын: ему даже кесарево не делали, так что Уолкер только лишь сиял любовью и теплотой. Посовещавшись, сына Аллен с Тики назвали Джеймсом в честь Джима Хокинса. Обоим это показалось достаточно забавным, зато Лео, когда узнал, по какому принципу родители назвали его братишку, еще около полутора часов отчитывал их обоих, потому что: "Ну офигеть, забавно им! А о ребенке вы подумали? Что если над ним будут издеваться? Ну вы даете, конечно! И ладно еще отец, это я еще понимаю, но Аллен, ты-то куда смотрел?" По итогу Аллен и Тики просили прощения у Лео и Джима еще столько же, сколько их отчитывал Лео. Уолкера с сыном выписали через четыре дня после родов; за это время ему успели рассказать все о детях и уходе за ними, так что выходя из роддома Аллен почти не боялся предстоящего отцовства. Ну, а если что-то случится, то у него есть Тики и на крайняк Неа, а они это все уже проходили. Лео, к сожалению, не смог присутствовать на выписке, потому что к тому моменту не выписали его самого. Это обстоятельство крайне расстроило юношу, но Аллен с Тики зашли к нему сразу же после выписки, так что все хорошо. Самого юного омегу отпустили из больницы где-то через две недели после операции, прописав минимальные физические нагрузки и покой. На его выписку, помимо родителей пришел еще и Даниель с Кирой. И Лео точно не мог сказать, кому он был рад больше. Постепенно жизнь налаживалась, все возвращалось на круги своя. Аллен привыкал быть папой для новорожденного сына, Лео с отцом ходили в школу. Билла судили, но признали его больным и поместили в психиатрическую лечебницу. Про теракт не прекращали сплетничать до самого нового года, постоянно спрашивали у Тики о его самочувствии и самочувствии мистера Уолкера. О самочувствии Лео спрашивали у самого Лео. Одноклассников же, которые стали жертвами террористического акта, направили на психологическое лечение. Некоторые восстанавливались чуть лучше, некоторые чуть хуже. Постепенно Микк-младший сам забывал о случившемся, постепенно его перестали мучить кошмары. Постепенно он стал засыпать в начале первого и не просыпаться в холодном поту до самого утра.