Если мы умрем, то только вместе

Сегодня была удивительно солнечная погода: дневная звезда пекла головы горожан столь сильно, что хотелось поскорее спрятаться в тенёк, а слабый, но прохладный ветерок лишь немного остужал разгоряченные тела. В такую погоду нет грязи, звучит в голове Риллиан ласковый мужской голос, лишь сплошная пыль. Мама говорила, что отец ненавидел дождь и грязь. Мама говорила, что он буквально вышел из грязи в князи. Риллиан не понимала тогда, не понимает и сейчас ее слов — отец ведь родился принцем, так? Она качает головой, пытаясь избавиться от навязчиво-смутных образов, сильнее прижимая к груди ладони. Любимая площадь родителей была переполнена, высокие часы показывали без пятнадцати двенадцать. Толпа гудела, смеялась и казалась такой счастливой, что ей хотелось заткнуть уши, закрыть глаза и не видеть-слышать их. Но нельзя. Сегодня состоится казнь. Ее казнь. Аллен — ее самый худший кошмар. Послушный, на первый взгляд, слуга посмел ослушаться ее приказов! Она — Риллиан — правящая принцесса Люцифен, ее приказы не смеют игнорировать. Из груди вырвался горький смешок. Свергнутая принцесса. Почти мертвая, по мнению горожан, принцесса. Аллен… Или, правильнее, Алексиэль, еще больший эгоист, чем она сама; она морила голодом народ, истощала их бесконечными битвами; он же лишал их отмщения по своим глупым, совершенно нелепым принципам. Какого же идиота ей послали небеса в роли младшего брата. Она хотела быть сильной, как когда-то была мать. Но в итоге спаслась бегством, испугавшись боли и смерти, испугавшись ярости и ненависти, которую никогда не замечала за пеленой своей гордыни. А потом Риллиан испугалась признаться, показать свое истинное лицо Жермен. Жермен — палач сегодня, Жермен теперь заняла пост Леонхарта, своего любимого отца. Сегодня Жермен казнит не принцессу, а названого брата. Интересно, а каким было ее лицо, когда она узнала об этом? Риллиан глубоко вздыхает, сильнее закутываясь в бесцветную ткань, которая щекотала обоняние запахом мыла и пыли. Она пробирается ближе к эшафоту сквозь толпу, где она с трудом узнает каких-то мелких слуг, которые на ее расталкивание лишь чуть удивленно шептали «Аллен?», но не успевали схватить за локоть, как Риллиан скрывалась за спинами других люцифенов. Нет, только не сейчас, никто не должен даже видеть ее лица, иначе весь это спектакль… Толпа загудела сильнее, словно разбуженный в разгаре спячки улей. Риллиан спотыкается, чувствуя толчок в бок, и сжимает зубы покрепче. Хотелось отправить эту чернь — каждую, что собралась здесь, — самих на эшафот вместо Алексиэля, но вот беда — она же сверженная, она вон, идет по аллее из людей следом за Жермен, взирает безразлично-горделиво на всех, улыбается чуть насмешливо и не опускает гордо вздернутого подбородка. Риллиан прикусывает губу до крови, замечая цепи на ногах и запястьях брата; грязно-серое рванье трепещет от каждого шага. Взгляд младшего скользит по толпе, Риллиан чувствует, как сердце падает куда-то в пятки, когда они сталкиваются глазами; Аллен даже не делает заминки, на лице не проскальзывает даже тени беспокойства и она была готова в отчаяние выкрикнуть его имя, если бы не заметила крепко сжатых кулаков. Гордая походка стала чуть напряженнее, но этого никто не заметил. Риллиан набирает в легкие под завязку воздуха, после чего глухо кашляет — в горле запершило от пыли. Пыль. Ее сегодня так много. Как же отвратительно. В голове звучит все тот же голос, но Риллиан лишь морщится, сплевывая комочки грязи. А Аллен уже стоит на эшафоте, смотрит на циферблат часовой башни с каким-то затаенным ожиданием, каким обычно ожидают чуда, и улыбается чуть по-детски, как она улыбалась при виде сладкого. Идиот, боже, какой же ее брат самоотверженный болван. Глаза защипало, Риллиан как можно сильнее растирала веки. Она не должна плакать. Не тогда, когда Алексиэль стоит на ее месте, беспечно улыбается и отсчитывает секунды до казни. Боится, хочет закричать, — она чувствует это по какой-то особенной связи, которая возникла между ними или всегда была, — но стоит упрямо, сжимая грязную рвань в ладонях. Один, два, три, четыре. Голос как-то излишне весело отсчитывает удары полудня. Гул нарастает, Риллиан дергается. Такое чувство, что ее окружил оркестр и вот-вот из разорванных перепонок польется кровь. Конечно же, это не правда; конечно же, это лишь преувеличение. Но, брат говорил, что у страха глаза велики. Пять, шесть, семь, восемь. Риллиан щурится, и лишь поэтому замечает, как трясет Жермен, когда Аллен — «Риллиан» — смотрит прямо на нее. У него теплый, ласковый взгляд, и Жермен трясет от ярости. Риллиан готова поспорить, что она чувствует себя облитой грязью, униженной — и лишь из-за столь мягкого взгляда ненавистной принцессы. Девять, десять, одиннадцать, двенадцать. Двое безликих стражника с силой ставят Алексиэля на колени, Риллиан видит, как он морщится от боли из-за содранной кожи. Его голову уже зафиксировали двумя досками с выемкой, а барашка сдерживала лишь крепкая хватка Жермен. Риллиан зажимает руками рот, боясь, что раздирающие горло всхлипы вырвутся наружу, выдавая ее с головой. Ноги приросли к земле. Риллиан перехватывает взгляд брата и не смеет даже моргнуть, боясь, что через мгновение встретиться с мертвенно-холодными омутами, а не с нежным огоньком. — Принцесса Риллиан Люцифен д’Отриш, — сильный, только дрожащий от ярости, голос Жермен разносится по площади, заставляя всех замолкнуть в ту же секунду. — Вы обвиняетесь в халатном обращении к своему народу и своим обязанностям правителя. Каковы ваши последние слова перед казнью? Риллиан в немом отчаянии не сводит с Аллена взгляда, а в голове звучит подобно эху звонкий, почти захлебывающийся в своем безумии, смех. — Ну же, склонитесь передо мной. Секундная слабость — сбивчивый шепот «нет!», показавшийся ей громче крика, — потонула в криках горожан. Голова не успела коснуться деревянных досок эшафота, как поднялся сильный ветер и тело Алексиэля — «Риллианы» — превратилось в пыль. Сыпучий песок ослепил люцифенцов из первых рядов, а серое рванье попало какому-то стражнику прямо в лицо. Риллиан опустила глаза на руки, почувствовав внезапно накатившую слабость и противоречивую ей легкость. От кончиков пальцев до пяток ее тело покрывалось небольшими трещинами — такими обычно покрываются мокрые песчаные замки, сделанные криворуким создателем. Какая отвратительная грязь. Риллиан тихо засмеялась, наблюдая, как медленно опадает на кучку грязи, быстро превращающейся в пыль под палящими солнечными лучами. Люди вокруг гулко кричали о том, что она была не иначе, как истинным злом — ведь люди не обращаются в пыль после смерти. Принцесса подняла глаза к эшафоту, сталкиваясь взглядом с Жермен. Улыбка стала шире. — Алексиэль, если мы умрем, то только вместе, верно? Жермен спрыгнула с эшафота, устремляясь туда, сквозь толпу, бесцеремонно расталкивая людей. Когда последний мешающий человек был грубо отодвинут с ее пути, девушка замерла, чувствуя, как от злости скрипят зубы. На том месте, где стоял Аллен — Риллиан? — осталась лишь рваная одежда да грязь. А над площадью все раздавался безумный смех отчаявшейся грязевой куклы. Сегодня Арт наблюдал за смертью своих детей.