Groupie love

      Она боготворит его.       Моя ладонь сильнее сжимает бутылку светлого лагера, его же — округлое бедро, обтянутое тонкой тканью черных колготок в вызывающий горошек.       Уже через минуту после того, как «Queen» полным составом вваливаются в нашу съемную квартирку в двух кварталах от колледжа, я забываю имя смазливой девицы. То ли потому, что мозг сразу же идентифицирует полученную информацию как бесполезный мусор, то ли потому, что Тейлор сам не может с первого раза вспомнить, как зовут его длинноногую спутницу. Не то чтобы меня это удивляет, вообще-то. Как, впрочем, и саму девчонку. Она совершенно не злится, поправляет Роджера без тени недовольства и кокетливо усаживается к нему на колени, тут же принимаясь накручивать на тонкий пальчик светлые волнистые пряди. А еще игриво проводит ноготочками по его щеке, чуть надавливая, возвращая все внимание Тейлора на себя.       Делаю очередной глоток пива прямо из горлышка и тихонько хмыкаю, потому что, в отличие от неумело флиртующей бедняжки, знаю, как Роджер не любит показушные прикосновения к своему лицу. Но, к моему удивлению, он не отдергивает голову, а уголки его губ лениво ползут вверх.       Неужели нашел себе любимицу?       Тейлор улыбается ей как чертова обольстительная сволочь, словно невзначай вскидывая подбородок, и его голодный взгляд из-под полуопущенных пушистых ресниц оказывается красноречивее любых слов. Потерпи, детка, вечер скоро закончится. Девица невинно хлопает глазами и заливисто смеется, запрокидывая голову назад, когда Роджер подается вперед, чтобы что-то сказать ей на ушко, а затем коротко целует в шею, прежде чем с благодарностью принять из рук Брайана банку отборного стаута.       Не знаю, от чего тошнит больше — от напускной идиллии напротив или от того, что пиво, будучи открытым еще до начала вечеринки, заметно выдохлось.       Квартира забивается до отказа уже к девяти, и я мысленно проклинаю Крисси за то, что она, само собой не спросив моего мнения, отдала наше скромное жилище на растерзание однокурсников, с самого утра искавших место для тусовки в честь возвращения «Queen» из их первого тура по Америке. Сама соседка вовсе не переживает о том, что уровень шума при довольно тонких стенах значительно возрастает, нежась в объятиях Брайана и с лучистой улыбкой слушая, как Мэй и Тейлор наперебой рассказывают о сумасшедшем концерте в Питтсбурге.       Фредди вальяжно разваливается на диване рядом со мной, закидывает ногу на ногу и, перекрикивая стоящий в гостиной гул, спрашивает, как дела. Мычу в ответ что-то об изматывающих репетициях в танцевальной студии и усиленной зубрежке перед летними экзаменами, тут же получая вполне заслуженную реакцию — Фредди закатывает глаза, иронично фыркает и бросает небрежно: «лучше бы поехала с нами». Снова украдкой смотрю на Тейлора — прости Господи, он что, действительно собирается закурить прямо здесь? — и думаю, что уж лучше бы меня переехало катком.       Конечно, Фредди просто не знает всей правды, а потому искренне удивляется, как мне только в голову взбрело остаться в Лондоне и отпустить Роджера аж на другой конец света без привычного сопровождения.       Прикрываю ладонью глаза и устало тру переносицу. На обратной стороне век — отпечатки прошлого, где Тейлор вытворяет поистине грандиозные вещи за ударной установкой, а я стою в первых рядах — как всегда — и пытаюсь рассмотреть из-за тарелок его белобрысую макушку. Каждая вторая девушка рядом со мной визжит его имя в перерывах между куплетами. Каждая вторая девушка сходит с ума от его неземного фальцета, хотя даже не догадывается о том, насколько сексуальна его хрипотца сразу после сна. Каждая вторая девушка мечтает по окончании концерта оказаться в туристическом фургоне «Queen», пусть и зная, что с утра Роджер бесцеремонно выставит ее на улицу. Если, конечно, она не надоест ему гораздо раньше.       Им всем кажется, что любить звезду — это классно.       Им всем кажется, что выстанывать имя Роджера Тейлора, вжимаясь голой грудью в потертую кожу заднего сидения — это классно.       Им всем кажется, что быть групи — это классно.       Меня трясет, пока я, не привлекая к себе лишнего внимания, стойко терплю разыгравшуюся мигрень и пытаюсь не затеряться в толпе окончательно. После концерта Тейлор всегда находит меня взглядом, хитро прищуривается и подмигивает. А после — смотрит.       И каждый раз, когда он смотрит так — мне в жизни не подобрать слов, чтобы описать то помешательство, что отражается в его бесстыжих глазах — я знаю, о чем он думает.       Сейчас все иначе.       Тейлор упрямо игнорирует меня — тоже мне выискался выпендрежник — и крутит головой, переводя взгляд с Джона на Брайана. Зажатая между пальцами сигарета потихоньку тлеет, пока он, чуть склонив голову, раздумывает, куда бы на этот раз послать Дикона с его дурацкими шуточками про «I’m in love with my car». Девица беспечно играется с его подвеской, и я невольно опускаю глаза на вздымающуюся грудь Роджера, выглядывающую из-под неизменно расстегнутой на несколько пуговиц узорчатой рубашки. Практически слышу, как бьется там, под ребрами, горячее сердце, и на мгновение хочется зажать уши руками, потому что оглушает как раньше.       Он наклоняется, тушит скрюченный бычок о край пустой жестянки, бесхозно валяющейся на журнальном столике, и, облизнув нижнюю губу, делает глоток своего пива. Несколько темных капель стекают вниз по подбородку, ползут вдоль проступивших на шее вен и теряются под темно-синей тканью.       Я вспоминаю, как в полумраке фургона наливала ему водку с лимоном, а Тейлор устало водил кончиками пальцев по моей пояснице.       Его подружка в разговоре грязно называет Роджера «папочкой», после чего получает отменный шлепок по заднице и полушепотом: «осторожнее, крошка». Мне совершенно не хочется смотреть, но по-другому просто не получается. Тейлор приковывает к себе взгляды слишком легко и одергивает края своей кожаной куртки небрежно круто, пробивая броню в моем подсознании, мол, смирись, мне все равно чертовски идет красный цвет. И правда идет. Особенно когда с приставкой «дьявольский». Особенно когда совсем рядом.       Особенно когда пахнет лаймом, парфюмом и концертами.       Роджер после нескольких месяцев в турне не меняется совершенно. Разве что теперь добавляет «гребаный» практически к каждому произнесенному существительному.       Гребаный Роджер Тейлор.       Фредди предлагает выпить за успех «Queen», и все охотно его поддерживают. Я выставляю перед собой почти пустую бутылку, абсолютно не горя желанием допивать ее содержимое, и тянусь к остальным, когда пальцы Тейлора вдруг задевают мои. В гостиной становится ужасно душно, а потому невозможно. Или невозможно потому, что он слишком близко и наконец смотрит мне прямо в глаза. И выражение лица его такое сосредоточенно-потерянное, что дыхание сбивается и сознание мутнеет. Хотя, может, дело лишь в алкоголе.       Боюсь разорвать зрительный контакт, потому что короткий взгляд на его приоткрытые губы — и все рухнет, как карточный домик. Роджер знает это, а потому дразнящее облизывается, и я предаю саму себя, когда пристально слежу за каждым движением его языка. Тейлор порывисто отстраняется, врезаясь спиной в мягкую обивку кресла, выпивает, а затем неторопливо оскаливается. Замечает на брюках пепел и резким движением мизинца смахивает его на пол, продолжая сжимать в руке пивную банку. Я тяжело сглатываю, когда его вторая ладонь, чуть надавливая, скользит к внутренней стороне девичьего бедра.       Собственная кожа горит от воспоминаний о пальцах Тейлора на моем теле, и воздуха катастрофически перестает хватать.       Вскакиваю как ошпаренная, задев локтем Фредди и едва не выбив у него из рук бутылку. Сумбурно извиняюсь и проталкиваюсь через толпу к выходу из квартиры, пока перед глазами — слегка расширенные зрачки Роджера, в которых отчетливо видны два силуэта.       Как самое опасное наваждение.       В подъезде никого, и со стороны пожарной лестницы ощутимо тянет сквозняком. Смахиваю непрошенные слезы и направляюсь к приоткрытой двери, жадно хватая ртом спасительный кислород. Усаживаюсь на ступеньки и смотрю вниз, замечая припаркованный неподалеку Альфа Ромео, принадлежащий Роджеру. Хочется выскоблить из стены увесистый кирпич и, как следует замахнувшись, швырнуть его прямиком в дорогущий корпус. Или — что еще лучше — Тейлору в лицо.       Потому что он не имеет права лобзаться со своей новой шлюхой, чье имя он даже не считает нужным запомнить, прямо у меня на глазах.       — Накануне мне приснилось, что мы трахаемся.       Вздрагиваю от звуков его голоса за спиной и резко оборачиваюсь, сердито хмуря брови.       — Если это такой своеобразный способ спросить, скучала ли я, то сразу иди на хер, — голос срывается ближе к концу фразы, и я поспешно прокашливаюсь, добавляя: — Кстати, нет, если тебе интересно.       — Жаль, потому что я, определенно, скучал.       Роджер засовывает руку в карман куртки, вытаскивает смятую пачку и выуживает оттуда сигарету. Прикуривает от зажигалки, вскидывает голову, отбрасывая назад волосы, и делает первую затяжку. Молчит так, сука, громко, что в ушах звенит. Лишь выпускает изо рта поганый дым, который нагло проникает в мои легкие, наполняя их Тейлором до самых краев. И снова смотрит так.       — Как танцевальная студия?       — Не делай вид, что тебе интересно.       Тейлор цокает языком и закатывает глаза.       — Когда ты успела стать такой стервой?       — Сразу после того, как ты решил, что я могу быть твоей шалавой.       Роджер морщится, как от пощечины, громко выдыхает и отворачивается. Его взгляд устремляется куда-то поверх соседских домов, пока он сам продолжает курить и стряхивать вниз дымящийся пепел. Его присутствие давит на меня почти физически, хотя он все еще стоит на достаточно приличном расстоянии и не делает попыток приблизиться.       — Я знаю, что все испоганил, если ты об этом.       — Ты использовал меня.       — Мне жаль.       — Не смеши меня.       — Это то, как я живу. Я не привязываюсь.       — Меня это больше не касается.       — Тогда почему ты ревнуешь?       Спрашивает так просто и буднично, словно интересуется о погоде на завтра. От возмущения несколько раз открываю рот, но оттуда не вылетает ни звука. Нервно усмехаюсь и мотаю головой.       Ревную? Все что угодно, только не это.       — У меня нет времени на такие глупости.       Тейлор ухмыляется нарочито громко, мол, сама то веришь в то, что говоришь? Слышу, как хрустят мелкие камушки под подошвами его кед, пока он медленно приближается ко мне и присаживается на корточки прямо за спиной. В ноздри бьет запах хмеля и табака.       А еще лайма, парфюма и концертов.       — От меня балдеют все девчонки, но здесь и сейчас есть только ты и я.       Я закрываю глаза, когда теплые подушечки пальцев невесомо поглаживают открытый участок шеи. Тело прошибает мелкая дрожь, но я слишком хорошо осведомлена обо всех его изощренных приемчиках, чтобы позволить Роджеру подчинить еще и свой разум.       — Я знаю, о чем ты думаешь, — слова срываются с губ тихим шепотом, и ветер подхватывает их, унося с собой далеко в тишину ночи.       — М? — Тейлор ведет кончиком носа вдоль моего виска и увереннее обхватывает мои плечи.       — Каждый раз, когда ты смотришь на меня, я знаю, чего ты хочешь, — резко открываю глаза и напряженно замираю, когда мягкие губы оставляют за ухом короткий, почти невинный поцелуй.       — Скажи это, малышка.       Поворачиваю голову, и Роджер закусывает губу, сталкиваясь с доселе невиданным сопротивлением в моих некогда покорных глазах.       — Чтобы и я любила тебя так, как умеют любить только ошалелые фанатки.       И все-таки Тейлору чертовски идет красный цвет. Особенно когда он румянцем ложится на вечно бледные щеки.