mission complete

Дженне комфортно одной, она никогда не была привязана к людям, как все её одноклассники, да и зачем, когда под мышкой самая настоящая книга с проклятьями, а в голове мысли только об одном — вызвать какую-нибудь нечисть под покровом ночи, пока подвыпившая мать пускает слюни на старом диване (ей всегда было плевать на дочь, но той только на руку — никто не будет следить, контролировать и мешать). Дженна не знает, чего хочет от жизни, кем она станет после школы и её совершенно не заботит собственное будущее. Живёт одним днём, лентяйничает, даже не думая о том, как будет сдавать экзамены, да и вообще, ей до исключения рукой подать, но учителя зачем-то тянут, тянут, надеясь, что Дженна сдаст эти треклятые экзамены и пойдет уже на все четыре стороны. Ей бы туда, в Ад, к одному бесячему, но такому очаровательному демону, который от одного только неправильного слова в свою сторону вспыхивает, как спичка, хоть зефирки на нём жги, больше пользы от рогатого несчастья будет (она смеётся, вспоминая забавный случай, когда действительно пыталась подогреть нанизанную на палочке зефирку над его головой, а тот полдня орал на неё). Боже, ну и почему он так долго не появляется? Тупой дьяволёныш… Девушка сидит перед кровавой пентаграммой (кровь раздобыла у одного знакомого охотника, даже не спрашивайте — как) и дряхлой книжкой по призыву, но круг пустовал. Свечи постепенно таяли, кровь оленя начала вонять, а раздраженная Дженна вздыхала и закатывала глаза, не понимая, как можно опаздывать в такие моменты — на собственные призывы! Однако спустя пятнадцать секунд в кругу образовалось пламя, из которого моментально вылез и сам Том, так привычно сложив руки на груди и трезвоня своё: «Чего вам надобно, смертные?! Зачем нарушили мой покой?!» Ордония хрюкнула в ладонь, когда на неё посмотрели три скучающих красных глаза — он привык к таким частым призывам, уже наперёд знает, кто там балуется с тёмной магией. — Серьёзно? Что на этот раз, Дженна? — вздыхает Люсайтор, устало потирая лоб и переносицу; та молчит, лишь смотрит на него с озорством вперемешку со странным спокойствием, полузакрыв глаза. — Что за холодный приём, приятель? — девушка театрально выгибает брови в печальном жесте, но совсем скоро возвращается в свое привычное состояние, ухмыляясь. — Я думала, мы неплохо подружились за эти пару недель. — Прошёл месяц, — неутешительно сообщает демон, но все-таки спускается к горе-подруге, цокая каблуками своих неизменных сапог. — И не надоело? — говорит он уже с лёгкой улыбкой, показывая клык, затем скептически оглядывает круг, из которого появился. — Боюсь спросить, где ты находишь столько крови. Не человеческая, надеюсь? — Смотреть с тобой старые ужастики и заваливать вопросами о подземной жизни, слушая потом нескончаемое нытьё про Стар? Я тебя умоляю, — она уже повернута к демону тощей спиной, пальцами проходясь по старым кассетам, пытаясь найти подходящий, тот, который они еще не смотрели. — Кому это может надоесть? Насчет крови — секрет фирмы, и вообще, у меня связи, — говорит она с заговорческой улыбкой, схватив, наконец, подходящую кассету с полки, что-то про любовь и сопли, но зато с жуткими дракулами! Демон молча кивает и плюхается на диван, как у себя дома, разведя руки в стороны. Мать Дженны опять куда-то слиняла, видимо, потусить со своими такими же подружками-разведёнками-которым-немного-за-тридцать на недельку-другую, поэтому дом полностью в распоряжении этой чокнутой девушки. Она даже и не думает стирать пентаграмму с пола и убирать свечи. На самом деле, Тому хочется выговориться насчет Стар ещё раз (десяток сотен раз), взамен лениво рассказав Дженне какую-нибудь ерунду из своего подземного мира, и ей плевать, что именно — всё интересно, даже самые незначительные вещи. Девушка врубает кассету, свой старый видик (как он ещё до сих пор работает?) и плюхается рядом с рогатым другом, держа в руках пульт. Юноша чувствует щекотку от её коротких волос на своей коже; молчит. Она близко, но её саму это нисколько не смущает — в ней нет ни капли женственности. Кино начинается — черно-белое, с небольшими помехами, жуткой музыкой за кадром и пыхтением самого видика, видимо, он держится из последних сил. Классика. Дженне нравятся такие вещи. — Насчёт Стар… — Ага-а, — без особого интереса хмыкает Дженна, полностью сосредоточившись на фильме; в её руках огромная миска с солёным поп-корном и она явно не настроена на разговор, но Люсайтору и правда нужно это с кем-то обсудить. И Ордония была идеальным вариантом; он доверяет ей, как себе, несмотря на то, что они знакомы лишь месяц и пару дней (он почему-то считает). Да и вообще, кто, если не она, его поймет? Розовый кролик? Навязчивый психолог, к которому он перестал ходить уже долгое время? — Она… заметно отдалилась от меня, — он не успевает ничего сказать, так как его в сию же секунду перебивает Дженна своим расслабленным, хриплым голосом, будто они обсуждают не отношения, а погоду за окном. — Ты говорил об этом пару дней назад, у меня, вроде как, всё в порядке с памятью, — она не говорит это со злобой или раздражительностью, лишь опять ухмыляется; его руку придавило её головой, Том чувствует, как напрягся из-за этого, казалось бы, простого движения, но ничего не сказал, выдохнул только судорожный смешок. — Как думаешь, у неё остались чувства к… Марко? — Том всё это время хмурился, свободной рукой сжимая что-то шелестящее в своем кармане. Ордония молчит подозрительно долго, словно на самом деле задумалась над вопросом, но, к сожалению, её просто увлекла сцена из фильма, что было видно по её напряженным плечам и сияющим глазам; вопроса она будто и не услышала. Люсайтор уже было хотел возмутиться, мол, «да как ты смеешь не вникать в суть моих слов?!», впрочем, девушка вскоре ответила, запихивая в рот горсть чертовски солёного поп-корна: — Правду сказать или утешить? — сухо произнесла Ордония, и Том понимает, что это плохо. Очень плохо. — Правду, — его голос тише шепота от понимания того, что Дженна сейчас произнесет. — Она влюблена в него. До сих пор. По уши, — она кривится, чуть ли не выплёвывая поп-корн обратно в салатовую миску, когда на экране парочка целовала друг другу лица под ночным фонарем. — Когда мы устраиваем ночёвки, она говорит только о Диазе, однако ей тут же становится совестно за это, отличная зная, что у неё уже есть ты, — она кидает на него взгляд; пустой, но на дне тёмных зрачков можно разглядеть сочувствие и печаль к бедному демону, который, как ни крути, будет влюблён безответно. — Ей… и правда тяжело, чувак, но она не может тебя бросить. Первой, по крайней мере, — разглядывая совершенно беспомощное лицо собеседника, эти его усталые глаза и обветшалые остроконечные уши, Дженна продолжает, пытаясь простодушно улыбнуться. — Ты определенно дорог ей, Том, но любит она тебя по-другому. Не той любовью, какой тебе бы хотелось. Ордония внезапно тяжело вздыхает и отворачивается, морща лоб, в пальцах она перекатывает одну воздушную кукурузинку, задумчиво разглядывая её со всех сторон. Ей, на самом деле, не завидно — завидует здесь только Келли, каждый раз сжимая кулаки и стискивая зубы, стоит только Марко и Тому в очередной раз поссориться из-за волшебной принцессы, а не из-за неё самой. А чем она хуже? Вот только Дженне, в отличии от неё, не завидно совсем — ей грустно и тоскливо, а черные облезлые кошки скребут на душе, когда она смотрит на его совершенно потерянное лицо. Том — эгоистичный, вспыльчивый и заносчивый демон, но… Господи, даже он не заслуживает к себе такого наплевательского отношения. Ведь иногда, особенно с Ордонией, Люсайтор показывает одну из своих лучших сторон: такую веселую, добрую, понимающую… Парочка на экране уже вовсю отдавалась своим чувствам под покровом ночи, запихивая руки под одежду друг другу и Дженну передёргивает, ей хочется отмотать эти тошнотворные моменты до появления дракулы, который их сожрет, но отчего-то не берёт в руки пульт, лишь слегка краснеет, пытаясь не смотреть в сторону друга. — Я был для неё всего лишь заменой? — Люсайтор как-то невесело усмехнулся, не отрывая глаз от экрана (всего два, третьим он продолжал смотреть на Дженну). — Всё это время? — Не говори так, — девушка качает головой, зная, что Стар бы так никогда не поступила. — Она благодарна за твои усилия… справляться с гневом, я думаю, — она неловко жестикулирует руками. — Просто её отчего-то тянет к этому придурку с начос, тянуло и тянет до сих пор, так что, прости, но мы ничего не можем с этим поделать. Встречаясь с тобой, она лишь продолжает обманывать себя и убегать от собственных чувств, — Ордония затихла; никак не ожидала таких слов от себя, слов про чувства, отношения, в которых совершенно ничего не соображает; ей бы про нечисть всякую и проклятья поговорить, а не об этом вот… Всём. — В общем, смирись, дружок. Ордония поворачивает голову в сторону Тома и замирает, понимая, что всё это время он смотрел прямо на неё: серьёзно и совершенно не моргая. У него не пылали ладони, глаза не светились ярко-красным, да и вообще, её дом все ещё не превратился в обломки — это значит, что юноша совершенно спокоен и даже не собирается истерить. Вау. Да он и правда делает успехи в управлении гневом, отмечает про себя любительница нечисти. — Я хочу, чтобы ты, глупый демон, был счастлив и не страдал из-за этих дурацких отношений. Отпусти её, Том. Ты заслуживаешь большего. — …Дженна? Стоны, раздавшиеся с экрана, тут же привели их в чувства; Дженна моргнула и раскраснелась, даже не до конца понимая, что происходит, а Том сглотнул, тоже чувствуя на своих щеках жар — не из-за гнева, а смущения и неловкости ситуации. Фильм делал только хуже своими ненужными постельными сценами — где обещанные дракулы?! Ордония не успела произнести ни слова, так как её тонкие загорелые запястья оказались в обжигающих пальцах с крашенными в черный ногтями. Том не знал меры и сжимал их до боли, до красных отметин на коже, и девушка сморщилась, громко ойкнув. — Что ты меня теперь, за правду убьешь? — саркастически отметила она и замолкла, разглядывая серьезные глаза собеседника, которые, — не может быть! — казались ей все ближе, и ближе. Она не успела ничего понять, только почувствовать на своих губах что-то горячее и влажное, — кажется, это был чей-то язык — а затем на щеке, на шее — тут она окончательно поняла, что происходит и со всей силы оттолкнула от себя Тома. Телевизор она быстрым щелчком пульта выключила, и теперь, в первый раз в жизни испуганная и сконфуженная, уставилась на Люсайтора, который спиной ударился об пол, скинутый с дивана. Он выглядел не лучше — краснел и прятал взгляд, будто в самом деле не понял, что сделал. — Ты сдурел?! — громко крикнула Дженна, вскакивая с дивана, тем самым опрокинув миску с поп-корном. — Черт возьми, да ты… Ты чокнутый! Убирайся, дьявольщина! — Том не понял, откуда, но она взяла старую метёлку и принялась выгонять его из дома, словно не могущественного демона, а старого бездомного кота или крысу. Тот и не был особо против — выпорхнул за входную дверь, словно птичка, слушая, как орёт Дженна ругательства в его сторону, даже немного поругалась на латыни в сердцах, щёлкая всевозможными замками — видимо, забыла, что Том с легкостью может оказаться у неё лишь щелчком пальцев, необязательно через дверь. Демон глубоко вздыхает, всё ещё красный от смущения, затем суёт руку в карман и достаёт оттуда фотографии Стар и Марко в будке (помятая и слегка обгорелая), долго рассматривая. Он знал. Давно знал, но всё ещё ничего никому не сказал. За пушистыми кустами около дома Дженны раздался низкий голос одного из приспешников Тома. Юноша кивком головы подзывает маленького дьяволёнка с фотокамерой в руках к себе. — Я сделал всё, как вы просили, сэр — произнёс он, дрожащими лапками вкладывая в ладони Тома три фотографии с Дженной — где он целует её в губы, затем в щёку, затем и в шею. Блин. Он хотел вовсе не этого — все вышло само собой. Дьяволёнок даже сам краснеет от пикантности ситуации. — Мне подкинуть эти фотографии Мисс Баттерфляй? — Нет, ни в коем случае! — тут же взмахивает руками Люсайтор, краснея ещё пуще прежнего. — Но вы же хотели вызвать у мисс Баттерфляй ревность… — недоумевает он. — План отменяется. Свободен. Ни слова об этом, — отрезает Том, взмахнув рукой, и дьяволенок, не желая разозлить хозяина, откланивается и удаляется. Том долгое время молчит, рассматривая фотографии с Дженной… затем бережно сворачивает их и суёт в карман, так же он поступает с фотографией Стар, которую нашёл в её комнате под подушкой. Ему нужно разобраться в своих чувствах, но для начала — поговорить со Стар о Марко.