Там, в хлеву

— Я уже не ребёнок! Артур закатил глаза. С тех пор, как несколько месяцев назад Моргане исполнилось десять лет, она вела себя так, будто стала взрослее всех. Даже самих взрослых. — Кроме того, все знают, что это выдумка. Верить в ангелов и Иисуса — всё это не лучше, чем… чем верить в Санта Клауса! — Она сердито покосилась на брата. Артур отвернулся, делая вид, что ничего не заметил. Однако он не мог сдержать румянца, залившего щёки, вспомнив о том, как хрипло плакал в прошлом году, когда окончательно убедился, что Санты не существует. Конечно, это Моргана просветила его. Он нахмурился, глядя на то, как дождь стучит по окнам машины, а мимо проносится унылый серый Лондон. Лучше бы шёл снег. Ему бы хотелось провести Рождество в деревне, как собирался сделать его лучший друг Мерлин. Но отец погряз в работе. Снова. — Ничего не желаю слышать, Моргана, — приказал он с переднего сиденья. — Будь добра к отцу Джеффри и делай, что тебе говорят. Моргана фыркнула в знак согласия. Через несколько минут они остановились перед старой церковью. Отец высадил их у тротуара и велел позвонить, когда они закончат — сегодня днём у него было важное заседание кабинета министров. Артур и Моргана побежали под моросящим дождём к боковой двери церкви. Она была открыта, так что шум и хаос изнутри просачивались наружу. Нырнув внутрь, Артур окинул взглядом сцену. Вивиан Кинг, самый избалованный ребёнок из всех, кого знал Артур, краснела и в буйстве топала ногой, возмущённо глядя на отца. — Не хочу я быть овцой. Я хочу быть Марией! Леон стоял в другом конце зала рядом с измученной женщиной, держащей перед ним белый костюм. — Ну уж нет! — канючил он, скрестив руки на груди в упрямом вызове. — Ни за что! Вы меня не заставите. Гвейн пронёсся мимо, крича как банши и размахивая пастушьим посохом. Мерлин погнался за ним. — Отдай! Это моё! Чтобы помочь другу, Артур поставил Гвейну подножку. И это сработало великолепно: Гвейн с грохотом рухнул на пол и уронил посох Мерлина. К его чести, Гвейн совсем не плакал. Он мгновенно вскочил и повалил Артура на пол, где они провели следующие несколько минут, размахивая кулаками, коленями и локтями. Время от времени Артур чувствовал новые удары локтем, когда Мерлин пытался разнять их. — Мальчики! Мальчики! Как вы могли? Это же место поклонения! — негодовал отец Джеффри, и этого оказалось достаточно, чтобы оттащить Гвейна от Артура. Артур, который до сих пор отлично проводил время, внезапно почувствовал себя виноватым, увидев разочарование на лице старого преподобного. — Простите, святой отец, — пробормотал он и услышал, как Гвейн делает то же самое. — Я прощаю вас. И надеюсь, что такого больше не повторится. А теперь, Гвейн, не пора ли тебе примерить костюм? — Конечно, отец. — Гвейн бросился к костюмерше. А Леона в конце концов заставили надеть его костюм — длинное платье с оборками. — Что касается тебя, Артур Пендрагон, дай-ка подумать… — отец Джеффри сверился с блокнотом, который держал в руке. — Твоя сестра рассказчица, а ты будешь… «Что угодно, только не платье», — в отчаянии умолял Артур. Он скрестил пальцы на удачу. — Ослом, — объявил отец Джеффри. Мерлин расхохотался. — Заткнись, Мерлин. — Артур ударил бы и его, если бы пастор не стоял рядом. — Животные собираются там. — Отец Джеффри указал на небольшую нишу рядом со сценой. — Иди и присоединись к ним, мой мальчик. А тебе, Мерлин, не пора ли вернуться к пастухам? Артур отвернулся от всё ещё хихикающего Мерлина, чтобы в последний раз взглянуть на Леона — тот пытался сорвать с себя платье, пока Гвейн безумно хохотал — прежде чем он смог заставить себя подойти к «амбару», как он решил его прозвать. Там уже была Вивиан, а рядом с ней лежал её овечий костюм, пока она плакала, вопила и корчилась на полу. Маленькая Елена смотрела на неё широко раскрытыми глазами. Лицо Елены было таким же грязным, как обычно, из носа у неё текли сопли, а нечёсаные волосы были только частично скрыты под коровьим костюмом. Елена повернулась к Артуру, когда он сел рядом. — Не понимаю, чего она плачет. Я корова. Я всегда корова. Каждый год я прошу у них роль ангела, и каждый год они делают меня коровой. — Она с громким хлюпаньем втянула носом слизь, а остатки вытерла рукавом. — Ну а ты кто? — Осёл, — пробормотал Артур к тому моменту, как ещё одна измученная женщина набросила ему на голову шапку с двумя длинными и мохнатыми серыми ушами. Елена хихикнула. Артур метнул на неё свирепый взгляд, а затем забился в угол, желая исчезнуть и моля о том, чтобы этот дурацкий день поскорей закончился. Моргана в основном несла полную чушь, но в одном он с ней согласен — лучше бы они остались дома. Он услышал голос Морганы и увидел, что она идёт за отцом Джеффри. Она трясла пачку бумаг в руке. — Но это же абсурд! Как мог Иисус родиться в декабре, если пастухи ещё работали в полях? И вся эта чепуха о следовании за звездой — да звёзды в миллионах световых лет отсюда! Они могут помочь вам найти направление, но они не укажут конкретное место на земле. Это просто смешно. Отец Джеффри вздохнул с облегчением, когда к нему подошёл Олаф Кинг. Пока отец Вивиан не начал просить его поменять роль дочери. — Кастинг окончателен, никаких исключений. — Проповедник отошёл от разочарованного Олафа и разгневанной Морганы, которая достала ручку и принялась вычёркивать строки из своего сценария. Гвейн присоединился к Персивалю и Элиану. На всех были яркие накидки и золотые короны. Артур ощутил внезапную волну зависти из-за того, что ему не досталась роль одного из трёх царей, которая только усилилась, когда Гвейн понял, что его золотой подарок на самом деле — шоколадные монеты. — Привет, Артур. Артур посмотрел на улыбающегося мальчика прямо перед ним. Это был Ланселот, новенький. Он был одет в простую коричневую рубашку — не столь впечатляющую, как у королей, но и не такую унизительную, как платье ангела. Или ослиные уши. — Привет, Ланс. Ты кто, пастух? — Нет, я Иосиф, — гордо ответил Ланселот. — Везёт. — Артуру вдруг захотелось пнуть его в голень. Ослы ведь лягают людей, верно? — Ланселот, нас ждут на сцене. — Гвиневра протянула ему руку. Она была одета в синее с головы до ног. Не нужно было спрашивать, кто она. Артур ещё в начале понял, что Гвиневра Томас, самая добрая и — хотя Артур никогда не признался бы в этом ни одной живой душе — самая красивая девочка из всех, кого он знал, играла Деву Марию. А Ланселот был Иосифом. Артур пожалел, что не пнул его. — О, привет, Артур. Пойдём, Ланс. — Она нетерпеливо потянула его за руку. Пожав плечами и помахав рукой, Ланс последовал за ней в конюшню, расположенную в центре сцены. Вивиан остановила свой припадок и посмотрела на удаляющуюся спину Гвен. — Я бы смотрелась в этом платье гораздо красивее, чем она! — Лицо у Вивиан было всё в пятнах, красное и опухшее от слёз, и выглядела она так очаровательно, прямо как гнилой помидор. Артур ей так и сказал. Её лицо сморщилось в новой волне страданий, и она закричала: «Я всё расскажу папе!», прежде чем убежать в слезах. Плач Вивиан был далеко не единственным шумом в зале, когда Гвен и Ланс пытались репетировать на сцене. Судя по количеству золотых обёрток на полу, мудрецы съели весь шоколад, и младенцу Иисусу не хватало одного рождественского подарка. Элиан и Персиваль играли в пятнашки между скамьями в зрительном зале. Гвейн схватил другой пастуший посох — не Мерлина — а Мерлин, казалось, делал вид, что у него есть волшебная палочка, и задирал с её помощью платье Леона. Моргана громко читала лекцию всем, кто соглашался слушать, о том, что Рождество — это ложь и сплошной обман. Елена чихнула рядом с Артуром, забрызгивая слюнями все тележки. Для Артура это стало последней каплей. Он бросил свои ослиные уши на пол, растоптал их и подбежал к Мерлину, схватив с пола посох. — Хватит корчить из себя Гарри Поттера, Мерлин. Давай сразимся на мечах! Мерлин застонал, но послушно превратил свою палочку в меч. Артур упорно отбивался, загоняя своего друга к стене, пока чей-то голос не заглушил шум… — Хватит! «Меч» Артура со звоном упал на пол. Наступила тишина, и все посмотрели на источник команды. Гвен стояла перед сценой с микрофоном в руке и смотрела на застывший бедлам. — Вы хоть понимаете, как неуважительно вы себя ведёте? К отцу Джеффри? К волонтёрам? Или к тем из нас, кто старается всё сделать правильно? — Она вздохнула и покачала головой. Артуру стало ещё стыднее, чем когда отец Джеффри застал его за дракой. — Элиан, Перси, Гвейн, соберите фантики. Сейчас же. Элиан сразу же поддался команде сестры. Персиваль вскоре последовал за ним, его высокая фигура поникла от смущения. Сначала Гвейн презрительно усмехнулся и скрестил руки на груди в знак протеста, но, поймав на себе пристальный взгляд Гвен, он отбросил посох и зашагал вслед за остальными с несчастным: «Да иду я!». — Моргана, или читай как написано, или вообще ничего не говори. Моргана покраснела от ярости, но, как ни странно, промолчала. Артуру придётся спросить Гвен, как она это делает. — Леон, прекрати жаловаться. Это не платье. Ты ангел. Это мантия. — Платье, — прошептали Артур и Мерлин в унисон, и оба рассмеялись. Их несвоевременный смех привлёк внимание Гвен, и они тут же замолчали. Артур смущённо заёрзал и уставился в пол. — В «Рождестве» нет поединков на мечах. Мерлин, иди посиди с пастухами. Артур, что случилось с твоим костюмом? Артур вернулся в амбар, а отец Джеффри взял у Гвен микрофон и пошутил, что в следующем году сделает её постановщиком. Артур подумал, что это неплохая мысль. До конца репетиции он делал всё в точности так, как ему говорили: он не бегал, не баловался и не пинал Ланселота в голень — хотя ему хотелось этого каждый раз, когда Ланселот держал Гвен за руку. А когда другие дети дурачились, одного взгляда Гвен было достаточно, чтобы усмирить их. Когда пришло время репетировать путешествие в Вифлеем, отец Джеффри и его помощники обсуждали, как его организовать: должна ли Гвен идти позади Артура и не нужно ли им поставить какие-то растения впереди. Вдруг Артур заговорил: — Я сильный, а Гвиневра маленькая. Она может сесть мне на спину. — Он гордо выпятил грудь и не удержался от самодовольного взгляда на Ланселота. На том и порешили. Гвен сидела на спине Артура, пока он проползал небольшое расстояние от входа на сцену до конюшни. Он едва ощущал её вес и очень убедительно ревел. Оказавшись в конюшне, он свернулся в клубок рядом с Гвен — гораздо ближе к ней, чем «Иосиф» по другую сторону кормушки. Артуру нравилось быть ослом, пока не вошли три царя и Гвейн громко не объявил: — Ты вылитый ишак, Пендрагон! Все на сцене покатились со смеху, и Артур разом впал в краску. Если бы Гвейн был достаточно близко, он бы точно пнул его. И тут он кое-что заметил: один человек не смеялся. Гвиневра улыбнулась, протянула руку и почесала его фальшивые ослиные уши. — А по-моему, ты выглядишь мило. В тот момент Артур не променял бы роль осла ни на чью другую. Тем более Леона.