Мятные Конфеты / Боевые Шрамы

1 сентября, 2001 Майкл, Поздравляю, тебе достался я. Можешь считать себя везунчиком. Я не собираюсь заставлять тебя отвечать на идиотские вопросы, я не собираюсь говорить тебе следить за языком, и, скорее всего, я не буду осуждать твои отвратительные поступки, если только ты не сделаешь что-то совсем ебанутое. Когда я сам занимался этим, мне никто не отвечал; тебе повезло гораздо больше. Во-первых, твоя мать, кажется, сука— Она загибает верхнюю половину страницы, чтобы увидеть его лицо. — Нет. — Что нет? — Нет, ты не можешь это отправить. — Почему нет? Что с ним не так? Он стоит, прислонившись к раковине, яростно вытирает мокрую чашку и, кажется действительно не понимает, в чём дело. Она приподнимает бровь. — Тебе составить список? — Что? — он взмахивает полотенцем. — Я говорю честно. Прямо. Скорее всего, бедный несчастный Майкл Как-Его-Блять-Там в этом нуждается. Она не собирается опускать эту бровь. — Если ты хочешь, чтобы эта программа продлилась больше недели, тебе не стоит называть мать субъекта сукой, — она опускает взгляд на письмо, — и тебе надо значительно понизить уровень высокомерия. Он тоже приподнимает бровь и криво усмехается. — Какое высокомерие? Она фыркает и бросает тетрадь на кухонный стол. — Исправь его. Пока Кингсли не передумал. Драко закатывает глаза. — Это была, блять, идея Кингсли. Это не совсем правда. Кингсли, конечно, согласился, но придумал это сам Драко. Она часто говорит ему, что это была одна из его "немногих хороших идей" — потому что ей нравится, как он морщится в ответ на это. По правде говоря, она великолепна. Не просто работа на благо общества, но и какая-то цель. Связь с миром, который он решил оставить позади. Он всё ещё не может вернуться. Его палочка останется в хранилище Министерства; возможно, когда пройдёт достаточно времени, её вернут в поместье Малфой, но ему — нет. Но когда она нашла его, то почувствовала, что это до ужаса неправильно. Это было совершенно нечестно — то, что он выполнял чёрную маггловкую работу, единственную, на которую мог устроиться с его ограниченными знаниями о жизни магглов. Он, со всеми его талантами. Всё его великолепие осталось в Волшебном Мире. Поэтому она вернулась в Министерство. Рискуя оказаться арестованной, призналась, что искала его. Кингсли отнёсся к этому резко негативно, но затем она заявила, что это была полностью её вина. В конце концов, Драко никогда не просил её искать его. Скорее всего, он не хотел, чтобы она его нашла. Она старается не думать об этом. Не всегда справляется — однажды даже призналась в этом Драко посреди ночи, когда они лежали в темноте, обнявшись. Его ответ был кратким. Бескомпромиссным. — Не будь идиоткой, Грейнджер. В первую встречу с Кингсли она попыталась убедить его разорвать всю эту договорённость — против воли Драко — и расплатилась за это всей посудой на той маленькой кухне в Уэльсе. Он разбил всю её на части, когда узнал об этом; он кричал о своём "собственном, блять, выборе" пока швырял миски в стены. Они повторяли одно и то же по несколько раз, крича друг на друга ранним утром на кухне, пол которой был усеян осколками стекла. — Я не хочу возвращаться. — Я не хочу, чтобы ты всё потерял. Он ответил на это какой-то шуткой. Что-то о том, что теперь никому в Волшебном Мире не придётся читать его отвратительный дневник. Но затем он замолк, прекратил смеяться и задумался. — Что если — что если я могу помочь? Как выяснилось, Центр Реабилитации После Травм Св. Мунго находился в полном беспорядке. Отвратительно прописанные правила. Никакой ответственности. Ужасные результаты. И, конечно, их однобокая тактика лечения оказалась совершенно бесполезной. Благодаря небольшой поддержке со стороны Гарри, Гермиона смогла устроиться в Совет Министерства, который осуществлял надзор за этим центром. Она сразу же принялась преобразовывать его; её важнейший результат был идеей Драко. Инициатива Совместного Восстановления. Ему не понравилось название — "Никакой креативности", — но он вызвался одним из первых, конечно, под псевдонимом. И теперь она будет раз в неделю привозить ему письма от пациентов, включённых в программу, и возвращаться с полезными — хоть и чрезвычайно грубыми — мудрыми советами. Она проводит три дня в неделю в Уэльсе, а остальные — в Лондоне. Если честно, эти три дня обычно уходят на споры. О том, что, нет, он не знает о телевизионных антеннах больше неё. И нет, это не аль денте. И нет, она не позволит ему практиковаться в маггловской фотографии, снимая её обнажённой. Нет. Ни за что. Но эти три дня иногда также проходили на том каменистом пляже перед коттеджем; она учила его шить и пользоваться MP3-плеером. Проходили за просмотром отвратительных старых маггловских ужастиков; он очень гордился тем, что сам выбрал диван, на котором они сидели. Эти три дня всё налаживалось — перекалибровывалось, восстанавливалось. Она снова вспоминала, как дышать. Ей нельзя использовать магию в его присутствии, но она и не чувствовала потребности в этом. Понятное дело, в Волшебном обществе всем известно, что она его нашла. Ведьмин Досуг платил фотографам за то, чтобы они неделями ходили за ней после её первого возвращения из Уэльса, и в напрягающем количестве жёлтой прессы начали писать о том, что она выглядела больно хорошо для той, кто потерял возлюбленного. Они выпускали полностраничные статьи со сравнительным анализом — старые фотографии рядом с новыми. Даже она признаёт потрясающую разницу между ними. Но имя Драко по-прежнему вычеркнуто из всех записей, его местонахождение — тайна, охраняемая Нерушимыми Клятвами между несколькими избранными. Она сама, Министр, Нарцисса Малфой, Гарри и Тео. Тео... Так не могло продолжаться. После работы она провела весь вечер в Дырявом Котле, рассказывая Гарри об этом, не без помощи нескольких пинт сливочного пива. Потому что как она может бросить его? Как она может двигаться дальше, зная, что у него не получается? Разве это честно? Разве это человечно? Но Гарри — с глубиной сочувствия, не имеющей себе равных ни у кого из тех, кого она когда-либо встречала — предложил единственное, что он мог сделать. То, что он мог предложить только однажды. Что-то — возможно, то единственное — что могло вернуть Тео к жизни. И это должно случиться сегодня. — В Хогвартсе теперь очень осторожны насчёт того, кого и когда пускать на территорию, — сказал он. — Думаю, ты понимаешь, почему. Но я собираюсь осмотреть там всё с командой Авроров перед началом учебного года. Проверить всё на наличие потенциальных угроз. Можем сделать это тогда. Она с трудом смогла кивнуть; слёзы застилали ей глаза. Это было месяц назад. Месяц, который казался годом. И сегодня 1 сентября. — Когда он будет здесь? — Драко тянется убрать последнюю тарелку в верхнюю полку, и она ловит себя на том, что с восхищением смотрит на его длинную подвижную фигуру. Она, наверное, никогда не привыкнет видеть его таким полным жизни. Никогда не привыкнет к тому, как что-то тёплое расцветает в её груди при виде него. — Тео должен прибыть с минуты на минуту. Насчет Гарри я не уверена. Драко усмехается. — Конечно, Поттер появится, когда ему заблагорассудится. — Ты же понимаешь, что ради этого он нарушает как минимум дюжину аврорских протоколов. Он даже даст тебе пойти — думаю, ты знаешь, что это не просто нарушение, это незаконно. — Это действительно меньшее, что он мог сделать— — Малфой. Он поворачивается к ней, когда слышит этот тон, отбрасывает полотенце и подходит ближе, чтобы прислониться к столу перед ней. — Грейнджер, — отзывается он, сверкнув хитрой улыбкой, и легко щёлкает её по носу. — Расслабься, я просто пошутил. Она шумно выдыхает, только сейчас осознавая, как сильно она нервничает. — Что если что-то пойдёт не так? Его палец скользит вниз на с её носа к подбородку, приподнимает его, чтобы заставить её посмотреть ему в глаза. — Где-нибудь платят за беспокойство? Она слабо улыбается. Он это уже спрашивал. — Может быть, — говорит она. — Тебе следует изучить этот вопрос. — Хорошо. Стук в дверь пугает их обоих. Здесь никто никогда не стучит. — Не нервничай так, — говорит Драко, когда она встаёт. — Если ты будешь нервничать, он начнёт думать о том, что здесь, блять, происходит, и тогда он начнёт нервничать, и это заставит тебя нервничать ещё больше, и тогда Поттер тоже автоматически начнёт нервничать, а я не хочу остаться тут единственным вменяемым. Она усмехается и хлопает его по руке, направляясь к двери. — Как будто ты когда-то был вменяемым. Её рука всё ещё дрожит, когда она тянется к двери. Она не хочет надеяться на то, что нельзя гарантировать. Это одна из причин, по которым Тео ничего об этом не знает. Но она также не может думать о том, что, возможно, подведёт его. Снова. Как тогда, на полу поместья, когда она смотрела в эти отчаянные глаза и не знала, что сказать. Как помочь. Это не может случиться снова. Проглотив ком в горле, она открывает дверь. — Как это так получилось, что в Уэльсе уже так, блять, холодно? — спрашивает Тео с порога; он стоит, ссутулившись, выдыхает тёплый воздух в ладони. Она фыркает. Не может не улыбнуться. — Ну так заходи. И она отходит в сторону, распахивая дверь шире. Тео переступает через порог, вытирает ноги, а затем поднимает голову и видит Драко. Впервые за два с половиной года. Он так же красноречив, как была она. — Сволочь. Драко скрещивает руки, опираясь на стол в своей привычной манере, и приподнимает бровь. — Рыбак рыбака видит издалека. Они молча смотрят друг на друга добрых пятнадцать секунд, и Гермиона не знает, что с этим делать. Драко сдаётся первым, давится смешком и отталкивается от стола, а затем губы Тео медленно растягиваются в улыбке. Она притворяется, что это всё, что она видит. Что она не видит слёзы в его глазах. Не замечает, как сбивается его дыхание. Они встречаются посреди кухни, обнимаются грубо, почти агрессивно — притягивают друг друга за шеи и упираются лицами в плечи друг друга. — Ты мудак, что поступил так с ней, — бормочет Тео, когда хлопает его по спине. Драко просто снова смеётся. Расслабленно, с облегчением. — Она говорит мне это уже пять месяцев. — Правильно. Ёбаный идиот. Драко отталкивает его и указывает на него указательным пальцем; он всё ещё улыбается, даже когда говорит: — Следи за языком, хорошо? У меня достаточно причин, чтобы выбить из тебя всё дерьмо. Тео хмурится. Задумывается на секунду. Затем, осознав, на что намекает Драко, он бросает на Гермиону испуганный взгляд. Она, в свою очередь, смотрит на Драко, прищурившись. — Он не станет поднимать эту тему. — Да? — спрашивает он. Он звучит весело — но в то же время как бы совсем нет. И она не может даже передать, насколько она оказывается благодарна, когда снова слышит стук в дверь. — Уже вызвали за мной маггловских копов? — шутит Тео — и, боже, она может только надеяться, что он сохранит это чувство юмора. Она снова сглатывает, сжимает и разжимает кулаки, когда направляется обратно к двери. — Привет, Гарри. Он стоит в одеяниях Аврора, с палочкой и мантией-невидимкой своего отца. Она бы узнала этот узорчатый бархат где угодно. Он приподнимает брови, с шумом выдыхает пар. — Все готовы? Она чувствует, как Тео подходит к ней со спины. — Поттер? — растерянно выпаливает он. Сделав глубокий вдох, она поворачивается лицом к нему. — Прости. Я не хотела, чтобы ты думал об этом целый месяц. Растерянный, напряжённый взгляд Тео мечется от неё к Гарри и обратно. — Я...я пришёл не на чай? Гарри не разрешает им снять мантию, пока они не проходят метров тридцать в Запретный Лес. Тео проводит эту прогулку в полной тишине — разве что время от времени нервно выдыхает. Она проводит её в волнении. Драко в это время жалуется на то, что у Гарри нет мантии-невидимки побольше — и, возможно, это единственное, что сдерживает нарастающее напряжение. — Окей, — говорит Гарри, когда решает, что они ушли достаточно далеко. — О, блять, спасибо, — Драко тут же цепляется за бархат, сдёргивает его с них, словно он отравлен. В их лёгкие проникает освежающий воздух леса. — Все в порядке? — спрашивает Гарри, но его взгляд устремлён на Тео. Гермиона поворачивается и находит его совершенно окаменевшим. Он едва дышит — от его губ поднимаются маленькие облачка пара — и его взгляд расфокусирован. Он словно в шоке. Она переплетает их пальцы. Пытается вспомнить, что он говорил, когда она чувствовала себя так же. — Давай, Слизерин. Тео фыркает. Как будто немного приходит в себя. — Храбрость нам не свойственна. — Я не согласна, — говорит она. Драко вдруг подходит к нему с другой стороны, опускает руку ему на плечо. — А упрямство свойственно. Вперёд, Нотт. Драко толкает его вперёд, и сначала Гермионе кажется, что это было слишком. Слишком настойчиво. Но напряжённые плечи Тео, кажется, внезапно расслабляются, и она вспоминает, что не единственная здесь хорошо его знает. — Это немного впереди, — говорит Гарри; он уже наполовину поднялся на холм, возвышающийся перед ними. — Я удивлена, что ты помнишь, где это. Он сдержанно улыбается Гермионе через плечо. — Если честно, я бы предпочёл забыть. Его слова отзываются короткой вспышкой боли у неё в груди. Тео сжимает её руку, когда они добираются до вершины холма; сосновые иглы хрустят под их ботинками. — Ты можешь — можешь ещё раз объяснить? Как это...как это работает? Она сжимает его руку в ответ, изо всех сил старается не заплакать, когда слышит неуверенность в его голосе. Ей нельзя плакать. Она не имеет права. Если он не плачет. — На камень наложены чары. Тот, кто держит его, может на время связаться с теми, кого потерял. Из глубины горла Тео вырывается тихий звук. Он сглатывает и кашляет, словно пытаясь скрыть его. — Но...это по-настоящему? Гарри, остановившийся сразу перед ними, поворачивается к нему. Он серьёзно кивает Тео. — Это по-настоящему. Затем он суёт палочку в карман, наклоняется и просеивает руку сквозь сосновые иглы. Мгновение спустя он выпрямляется и отступает на несколько шагов. — Мне нельзя это трогать, — говорит он, указывая на нужное место. Гермиона снова косится на Тео. — Ну, вперёд, — мягко говорит она, прежде чем попытаться высвободить свою руку. Он не отпускает. Сжимает крепче. — Ты... Он кивает; его кадык дёргается, когда он нервно сглатывает. — Я в порядке. В порядке. Я...я просто... — Хочешь, мы оставим тебя одного— Он качает головой, не давая ей закончить. — Не уходите. Пожалуйста, не уходите. Сдерживать слёзы становится в тысячу раз сложнее. — Хорошо. Только тогда он отпускает её руку; он колеблется ещё мгновение, прежде чем сделать шаг вперёд. Она отходит в сторону — к Драко и Гарри, оставляя между ними достаточно свободного пространства. Он переводит взгляд на них, когда подходит к тому месту, где находится камень. — Мне нужно — сделать что-то особенное, или..? Гарри качает головой. — Просто возьмись за него и думай о ней. Он снова издаёт этот звук. Кажется, ничего не может с собой поделать, только прочищает горло, когда он вырывается наружу. — Сколько у меня будет времени? — Немного. Он кивает. Собирается с силами. Она видит, как в воздух поднимается большое облако пара, когда он выдыхает. А потом он наклоняется и поднимает камень. Где-то секунд двадцать проходит в тишине. Воздух вокруг них словно становится плотнее, холоднее. Наполняется чем-то вроде электричества. Чем-то живым. Волосы у неё на затылке встают дыбом, холодок пробегает по её спине. А затем сдавленный вздох Тео разрывает тишину. . . . — Привет. Пэнси здесь. На расстоянии вытянутой руки от него. Просто её тень — серый полупрозрачный отблеск. Но она здесь. Гермиона подносит руку ко рту, чтобы заглушить всхлип, и рука Драко тут же накрывает её ладонь. — Пэнси.... — едва слышно бормочет Тео. Она улыбается ему всё той же своей лукавой, игривой улыбкой; она такая красивая, даже сейчас, когда от неё осталась только тень. Её блестящие чёрные волосы, спадающие ей на плечи, кажутся невесомыми; её глаза такие яркие, живые. — Всё ещё жутко красивый, — говорит она. Её голос чистый, как звон колокольчика — но в то же время это не более чем эхо. Тео плачет. Давится слезами — безуспешно пытается сдержать их; его кулак прижат к губам, в его глазах стоят слёзы, и он неверяще улыбается, пока его грудь вздымается от рыданий. — Не рад меня видеть? — поддразнивает его Пэнси, она наклоняет голову, тихо смеясь, и Гермиона видит слабый отблеск слёз в ёё глазах. — Ты даже не представляешь, как я рад, — выдавливает он, шмыгая носом. Пытаясь сделать глубокий вдох. — Это было долго, Поттер, — говорит Панси, неожиданно переводя взгляд на них. Гарри тихо смеётся. Говорит себе под нос: — Она не изменилась, да? — Не изменилась, — говорит Гермиона, невольно улыбаясь, когда Пэнси смотрит на неё. — Так и не научилась укладывать волосы? — спрашивает она, скрещивая полупрозрачные руки на груди и выпячивая бедро, как она всегда это делала. Гермиона тоже смеётся. Качает головой. Пэнси переводит взгляд на Драко. — Ты. Всё ещё мудак? — О, конечно, — он звучит как всегда высокомерно, но когда Гермиона искоса смотрит на него, он грубо вытирает щёки. — Всё ещё сука? — Конечно. Она криво улыбается ему, затем снова смотрит на Тео — и просто удивительно, как эта улыбка так резко смягчается. Тает, словно лёд перед пламенем. — И ты, — говорит она, делая шаг к нему. Утренние солнечные лучи, пробивающиеся сквозь деревья, проходят точно сквозь неё. — Как ты? Он только качает головой, вновь всхлипывая. Он тянется к ней, но затем осознаёт и быстро убирает руку. Улыбка Пэнси тает. — Это так не работает. — Я знаю, — кивает он, вытирая нос. Изо всех сил стараясь держаться. — Я знаю. Несмотря на это, Пэнси делает ещё один шаг вперёд и тянется к нему сама. Делает вид, что убирает волосы с его глаз своей полупрозрачной рукой. — Я всё время слежу за тобой, — говорит она, и у него перехватывает дыхание. — Я ненавижу видеть тебя таким. — Пэнси... — Послушай меня, хорошо? У нас мало времени. Он кивает. Кивает снова и снова, трёт свои глаза. Теперь Пэнси тянется двумя руками. Она устраивает их возле его щёк; Гермионе интересно, чувствует ли он её энергию. Чувствует ли он её. Судя по звуку, который он издаёт, он чувствует. — Я бы не умерла за ни за кого менее достойного. Он кренится вперёд. Почти сгибается пополам, отчаянно плача. — Шшш... — шепчет она. — Успокойся и послушай меня, Тео. Послушай меня. Продолжая кивать, он заставляет себя выпрямиться. Заставляет себя посмотреть на неё; слёзы текут по его щекам. — Не трать свою жизнь впустую. Он закрывает глаза. Гермиона смотрит, как одинокая слеза падает с его подбородка и приземляется на землю под его ногами. Его рука, лежащая на Воскрешающем камне, дрожит. Большой палец Пэнси скользит вдоль его щеки, словно она действительно касается его. — Я хочу видеть тебя счастливым. Я хочу видеть тебя любимым. Ты слышишь меня? Он кивает и тут же качает головой. Словно он не может это себе представить. — Пообещай мне, — говорит она. — Я... — Пообещай мне. Он заставляет себя кивнуть. Заставляет себя открыть глаза. — Я обещаю, — выдыхает он. — Я обещаю. Я люблю тебя. Я обещаю. Она ярко улыбается, и призрачная слеза скатывается по её щеке. — Ну наконец-то. Он пытается накрыть её руку своей. — Мне жаль. Мне так жаль. — Нет, — она качает головой. — Нет. Мы оба знаем, что я тоже забыла это сказать. Она грустно усмехается. — Мы оба идиоты. — Идиоты, — повторяет он, яростно кивая. — Но я люблю тебя. И теперь я хочу увидеть, как ты любишь кого-то ещё. Я хочу осуждать каждую твою маленькую ошибку и хочу видеть, как ты снова влюбляешься. Хорошо? — Хорошо. — Обещаешь? — Я клянусь. — Хорошо, — она одаривает его совершенно ослепительной прощальной улыбкой. — Тогда оно того стоило. И она убирает руки с его лица в тот самый момент, когда камень выпадает из его дрожащей руки. — Веди себя прилично, хорошо? — просит она слабым голосом — растворяясь. Секундой позже она исчезает. Сглатывая слёзы, Тео поворачивается посмотреть на Гермиону. Проходит почти полминуты, прежде чем ему удаётся сказать хоть что-то. Но затем он шепчет: — Спасибо. Драко сжимает её руку. Последний груз исчезает с её плеч. Она вдыхает.