Дрожью по коленкам

Америка — тот ещё засранец. Россия втягивает табачный дым, как-то отстраненно поглядывая на сладкую парочку стран неподалеку. Япония и США. Кто бы мог подумать. Две разные личности, идеально подходящие друг к другу. Два костра, горящие ослепительно ярко, обжигающие, такие смазливо-счастливые. Наверняка понимающие, какой вид мороженого второй половинке нравится больше, знающие, о чем лучше не говорить и... В тот момент, когда Япония привычно обнимает США и трётся носом о его подбородок, Россия молчаливо воет, отчаянием разрывает изнутри бронхи и крошит хребет. Зачем, зачем ты снова смотришь на них? Он опять натягивает ушанку на голову полностью. Чтобы не видеть их, и чтобы не видели они. Россия не телепат, не умеет считывать мысли, как считывает с ценника водки цифры. Но вот в такие моменты он действительно хотел бы знать, что в голове у беспечного американца. О чем он думает, когда податливый Япония скрещивает их руки вместе? Сраный пендос улыбается. Неосознанно комкает душу Раши. И от этого Федерации так тошно, может, даже грустно. Внутри разворачивается Третья Мировая, но в действительности он невесело усмехается, закрывает в усталости слезящиеся глаза. США наблюдает за ним, хрипло выдыхающим где-то в стороне прокуренный воздух. Россия думает, что он его не заметил? Пусть будет так. Наблюдать даже легче, когда об этом никто не подозревает. Россия — тот ещё засранец. Весь нестерпимый, непробиваемый, заставляющий постоянно от раздраженности стискивать зубы. Невыносимый русский упрямец, которого многие страны вообще не переваривают. Для Аме он — знакомый незнакомец, которого ты вроде долгое время знаешь, но даже не подозреваешь, какой его любимый цвет и, тем более, какие у него тайны. Америка очень хочет узнать Рашу лучше. И у них с Аме, признаться, слишком много недопониманий и ссор. Кажется, иногда их разборки ранят Россию — Аме видит это и порой старается не попадаться Федерации на глаза, чтобы не пройтись по едва зажившим шрамам снова. Но ведь Штаты тоже не железный. Да, сверхдержава, но не железная. Обычная — из плоти и крови, из рушенных надежд и постоянных сомнений. Из желания быть тем, кем являешься в действительности. Япония, в каком-то смысле, помогает отвлечься от тяжёлых мыслей. Херово поступать Америка привык, но признаться, что использует Японию, просто не может — что-то в желудке тут же скребёт неприятно. Япония слишком невинный, милый и прекрасный пример тех персон, которые Штаты никогда не понимал. Да и взгляд Аме всё ещё прикован к тонкой тени от дыма на шерстяном свитере, временами пустому лицу России. Может, пришло время снова испытать судьбу? Решительный США тянет удивленного Японию за предплечье прямо к сверхдержаве, полный воодушевления от предстоящей встречи с ним лицом к лицу. Америка, в каком-то смысле, взволнован. Как отреагирует Россия, если к нему внезапно подойдёт его, в каком-то роде, враг? Аме надеется, что не слишком плохо. Ведь он просто не перенесет, если Раша его снова пошлет. «Улыбайся, просто улыбайся». Мечтающая улыбка тает, и Америка с сожалением смаргивает влагу с ресниц, когда на въевшееся в кожу «Hi, Russia» встречает только леденящий кости взгляд. Без слов. Не говоря совершенно ничего. Россия просто тушит грёбаный окурок, натягивает шапку на глаза и спокойно уходит. Просто, блять, проигнорировал. Америка сжимает от обидной злости запястье Японии слишком сильно — парень болезненно пищит, пытается вырвать руку. США на секунду опоминается, в каком-то лёгком испуге отшатывается на пару шагов. Смотрит на дрожащие ладони и понимает, что закипает, взрывается атомной бомбой. США боится причинить ещё больше боли другим и, развернувшись на пятках, уходит в противоположную от России сторону. Без слов. Не извиняясь за причиненную боль японцу, не слушая его возгласы. Америке просто нужно успокоиться, где-то отсидеться и... Черт, глаза так сильно щиплет. Аме трёт кулаками щеки, чтобы прийти немного в себя, но это не слишком помогает. Он плюхается на какую-то старую скамейку, уныло скрипящую под весом тела. Терпи, терпи, не смей выпускать эмоции из-под контроля тогда, когда это вообще не нужно делать... Голова, падла, словно бы трещит по швам, и в зрачках сыпятся снопы искр. Обида, едкая, колющая, ввинчивается комком в глотку и шурупом в сердце. Почему, почему Россия просто промолчал? Если бы он произнес хоть пару слов, хоть слово, хоть что-нибудь — Америка обрёл бы крылья. В конечном итоге, недавнее воодушевление уже валяется у его ног и даже не собирается подниматься вновь. США прерывисто выдыхает. Ленивая поступь раздаётся где-то рядом, и по знакомому хмыку парень определяет — это Раша. Ну почему именно сейчас? Почему Федерация появляется именно в те моменты, когда Америке плохо до одури...? — Пендоос, тебя Япония зовёт. Чёт важное, походу, — у Рашки кулаки сжимаются и сердце яростно бьётся, но голос — максимально флегматичный. «Никогда не давай понять, что чьи-то поступки тебя словно иглами жалят». Америка неосознанно вскидывает голову, но снова опускает, опомнившись. Лучше не смотреть на того, кто одним только видом мнёт чувства. «Не смотри на меня так внимательно, иначе мой мир рухнет просто от твоего взгляда». Россия фыркает, решая всё-таки двинуть американца с места к волнующемуся япошке, да вот только его останавливает сжатый вид парня и его пальцы, сжимающие края черной футболки. — Пендос, ты чё...? — и Раша прерывается, растерянный. За темными очками слез не видно, а вот трясущиеся плечи выдают парня с головой. Америка пытается восстановить дыхание, но в итоге всё только становиться очевиднее — шумный прерывистый вдох он сдержать не смог. Россия судорожно сглатывает, скорее интуитивно вскидывая руки и наклоняясь корпусом к сидящему США. Он через стекла очков пытается разглядеть что-то в Аме, в чем-то удостовериться, и в итоге чуть завороженно, беспокойно сжимает его плечи. «Почему ты не отталкиваешь меня?» — Тш-ш, Аме, тихо, — Россия так трепетно-осторожно поддерживает его, пальцами успокаивающе гладя виски, что Америке только сильнее хочется взорваться эмоциями, уткнуться ответно в крепкую грудную клетку. — Что случилось? — Уйди, — надрывно шепчет США. Уйди, уйди, не заставляй снова верить в то, что ты относишься ко мне не как к врагу... Одна из самых бесящих почти всех стран черт характера Рашки — упёртость. Ни то, что с места не сдвинулся, так ещё и едва раздражённо потрепал США по макушке. — Завались, — тихо шипит Раша и садится на скамейку рядом, почти вплотную, что их коленки даже соприкасаются. На такую внезапную вспышку заботы Штаты озадаченно фыркает, но не отодвигается. «Пока ты в таком состоянии, я не уйду». Россия действительно просто остаётся рядом. Молчит, как обычно, сканируя взглядом состояние Аме. Но сейчас — всё же не так, как обычно. Сейчас США буквально физически ощущает его немую поддержку, беспокойство, текущее наравне с кровью по венам. Ох, так стыдно предстать настолько жалким перед тем, от кого по всем органам проходит дрожь восхищения. Америке стыдно, и потому он рваными движениями закрывает глаза поверх очков. «Не смотри на меня, когда я уязвим. Я так хочу, чтобы ты видел меня сильным». У России ладони крепкие, немного сухие — Аме понимает это, когда пальцы Раши мягко, но настойчиво оттягивают его руки от лица. — Ты меня ненавидишь, Раш? — Америка тут же прикусывает нижнюю губу, жалея, что не смог держать рот на замке — тут же получил подзатыльник от Федерации. Серьезное выражение лица России и его ласково задержавшаяся на шее Аме рука почти всё объясняет. — Нет? — уточняет Штаты, ощущая, как изнутри что-то начинает порхать и ошалело стучать. — Нет. Россия улыбается уголками губ, впервые за долгое время так легко и беззаботно. Федерация скидывает с головы шапку, вдыхая полной грудью и осознавая — в эти несколько мгновений можно и перестать притворяться сильным и независимым. У сверхдержав дрожью по коленкам проходит облегчение. Они слишком долго держали в себе то, что их медленно съедало. И у Аме словно бы воздух весь из легких вышибло. Возможность дышать возвращает, неожиданно, Раша — стянув с носа Штатов скрывающие грусть очки, неуверенно обвивает в объятиях его плечи. Америка так тронут. Он задевает носом кадык русского, щекой жмется к мягкой ткани свитера и едва заставляет себя не прижаться полностью, бесцеремонно. И лишь бы не нарушить эту хрупкую гармонию, маленький кусочек понимания между ними... Россию заполняет беспокоящее чувство эфемерности. Возможно, через несколько минут они снова закроются друг для друга, надевая привычные маски холода и веселья. Возможно, забудут всё произошедшее, сотрут из памяти как мимолётный сон. У Америки переживания похожи, но он почему-то уверен — раз они смогли справиться с этим дерьмом, то почему бы не попробовать и нечто большее?