***
Как же Бурцев ждал прихода лета: наконец будет тепло, на улице светло, а в душе спокойно. Он мог бы все время сочинять музыку, делать то, что нравилось ему, что вдохновляло его и избавляло от усталости, накопившейся за весь учебный год. Но пока идет серая осень, мечты о лете так и останутся мечтами, а потрескавшуюся душу будет некому и нечем излечить. Как страшно становится, когда такие слова звучат от столь юного и светлого создания. Вот он, Даня. Мальчишка только что перешел в десятый класс — пришло время для тусовок с друзьями, года без экзаменов, но нет же, нет! Бурцев поперся на ту злосчастную вечеринку, где напился в ебеня и полез на незнакомца. Тогда ему почудилось, что он знает этого высокого темноволосого парня. Так и оказалось: Олег учился в выпускном классе его же, блять, школы. И черт, надо быть величайшим дураком, чтобы на первой своей вечеринке лезть с поцелуями к малознакомому парню, а потом чувствовать, как тот успокаивающе гладит его по спине, пока он «изливает душу белому другу» в какой-то крохотной квартире на окраине Москвы. Терновой казался таким понимающим, но потом что-то изменилось: он стал агрессивным, огрызался на каждую реплику, сказанную Даней в его адрес. Русоволосый не понимал, что происходит, ведь они же сдружились, а потому пытался выяснить причину подобного поведения. Олег каждый раз его отталкивал, поливая дерьмом и покрывая матом, отчего Бурцеву хотелось буквально выть от обиды и непонимания. И все было бы хорошо, ведь он парень молодой, все еще впереди. Пообижается немного, да отпустит. Но у Дани не может быть все, как надо: ему нужно было влюбиться. Влюбиться в гребаного Олега. В его глубокие карие глаза, в его лицо, в его некогда дружеские прикосновения, в его губы (Бурцеву все еще казалось, что они тогда целовались), в его улыбку, смех, жесты, мимику, в его привычки, агрессию, нападки и взрывной характер, — в него всего. Может, это был юношеский максимализм, но он упорно отметал всю логику, что было для него неестественно, и поддавался чувствам, поглощавшим его с каждым днем, с каждым взглядом все больше и больше. Даня был мазохистом? Он задавался этим вопросом каждый день. Неужели он так любит испытывать такое отношение на себе, такой тотальный пиздец? Именно тотальный пиздец, ведь эта влюбленность практически превратила солнечного мальчишку в серое угрюмое существо, находившее отдушину лишь в музыке. И черт, он мог бы наверняка уже отказаться от Тернового, но тот словно решил привязать его к себе, и когда Бурцев, наконец, решился отступиться, попросил о встрече. Они увиделись в пустом сквере, наполненным сухими опавшими листьями и обшарпанными скамейками. Дул холодный ветер, было пасмурно и тускло. Даня опоздал, а Олег уже ждал его на одной из желтых деревянных скамеек, кутаясь в кожанку. Они говорили недолго. Все это время Терновой хмурился, смотря на русоволосого, пытающегося согреть руки своим дыханием. Бурцев уже собирался было завершать тот, казалось, бессмысленный разговор, сбежать, как последний трус, но Олег притянул его к себе, стискивая в теплых объятиях, грея его руки своими. И Даня мог бы уйти от него, но не получилось, потому что тогда слово в л ю б л е н н о с т ь стало приговором, а Терновой — личным кошмаром, но, как не парадоксально, он был сладким и воздушным, и Бурцев молился, чтобы он никогда не закончился. А посему он продолжал ходить в школу, хоть и нехотя, но ведь Олег просил его, поэтому он приходил, но опаздывал, вваливаясь в ненавистное здание уже после начала уроков. Терновой к тому времени обычно ждал его в раздевалке, где они целовались и обнимались, а потом кареглазый молча уходил, лишь усмехаясь. Он не отвечал не сообщения неделями, а Даня каждый раз чувствовал себя какой-то дешевкой, которую использовали только тогда, когда нужно было. Бурцев смотрел на очередную красотку, таявшую в объятиях Олега, буквально светившуюся от счастья, а ведь он мог быть на ее месте… — …а потом мы пошли по магазинам, Макс купил мне ту самую книгу, о которой я мечтала, — щебетала Крис о том, как она провела воскресенье со своим другом, — Дань, ты тут? — А? Да, — пробормотал русоволосый, продолжая испепелять взглядом Тернового, сидящего в другом конце зала. — Ты меня слушал? — Слегка грустно спросила Кошелева, посмотрев на Бурцева. — Какую книгу подарил тебе Анисимов? — Виновато спросил тот, на мгновение переведя взгляд на подругу. — Которую я хотела, — выдохнула Крис, — Дань, что с тобой происходит? — Девушка вновь окинула русоволосого обеспокоенным взглядом, сжав в руках тяжелые учебники. — Все, хорошо, Обезьянка, — натянуто улыбнулся Бурцев, отчего Кошелева недоверчиво прищурилась. — Что за чушь ты мне тут рассказываешь? Я спрашиваю, что происходит? — Грозно повторила девочка с каре, буравя парня взглядом. Только вот он смотрел вовсе не на подругу, а все также на Олега. Кареглазый с усмешкой уставился на него в ответ, показушно покрывая поцелуями лицо шатенки, сидящей у него на коленях. Спокойный и прилежный Данька был готов подойти к Терновому и выбить из него все дерьмо. Как он мог поступать так с ним? Бурцев буквально ненавидел его в этот момент, ненавидел за то, что он целовал его также, обнимал его также, держал у себя на коленях. А теперь что? — Даня?! — Воскликнула Кристина, — какого черта ты на них уставился?! — Бушевала она. — Тихо! — Попытался успокоить ее парень, приложив палец ко рту, умоляя замолчать. — Какого черта ты туда смотришь?! — Да никуда я не смотрел! — Попытался оправдаться Бурцев. Олег Твоя маленькая подружка спалила тебя? Неловко.Даня Иди к черту.
Олег Аккуратнее со словами.Даня Что тебе надо?
Олег Ты, я, кладовка.Даня Я тебе сказал, пошел к черту!
Олег Сейчас ты идешь за мной в кладовку, понятно? Если тебя там не будет, пеняй на себя. — Дань, пойми, я просто переживаю за тебя, — тихо начала Крис, украдкой смотря в телефон парня, — если ты захочешь, сам расскажешь, ладно? — Хорошо, — кивнул Бурцев, ловя взгляд Тернового, оставившего свою красавицу и направившегося к лестнице. — Иди давай, — улыбнулась Кошелева, кивнув в сторону удаляющегося Олега. — Спасибо тебе, Кристинка, ты лучшая, — Даня широко улыбнулся, обнимая девушку. — Только ты мне потом все расскажешь! — Конечно! — Крикнул Бурцев, уже шагая в сторону лестницы. Девочка с каре лишь печально улыбалась ему в след, наблюдая за скрывающемся в толпе учеников парнем. Девушка вовсе не обижалась на друга, ведь понимала его, но тем не менее переживала. Вздохнув, она поудобнее взяла учебники и направилась в нужный ей класс, подозревая, что русоволосый пропустит так ненавистную ей химию. Тем временем Даня уже поднимался по лестнице, поправляя белую рубашку и черный шарф, закрывавший лиловые отметки на шее. Когда он вошел на этаж, вдали показалась чуть приоткрытая серая дверь захламленной кладовки. Уж ему ли не знать какой она была внутри, ведь они часто прогуливали там, сидя на потертом диване, смотря друг на друга, обнимаясь или же целуясь. — Сколько можно ходить непонятно где? — Спросил Олег, захлопнув дверь, как только Бурцев вошел в помещение. — Сколько можно использовать меня? — Фыркнул Даня, оказавшись прижатым к той самой двери. — Ну как ты мог подумать, — усмехнулся Терновой, прикусив губу, — ты особенный. — Это ты будешь той шатенке заливать, — грозно ответил Бурцев. — Ты сегодня не в настроении, — улыбнулся кареглазый. — Интересно, почему?! — Рубашка помялась? — Рассмеялся Терновой, наклонившись к уху русоволосого, — выглядишь хорошо сегодня, не переживай. — Меня это не волнует! — Даня дернулся, как только Олег провел носом по его щеке. — А что же ты тогда без шарфа не пошел, раз я тебе водолазки запретил носить? А что бы было, если бы твоя подружка заметила засосы? Если бы она поняла, что ты принадлежишь мне? — Она и так уже знает, — приподняв бровь, ответил Бурцев. — Да что ты говоришь! — Рассмеялся Олег. — В смысле, — русоволосый запнулся, осознавая, что сказал до этого, — я не твоя собственность. — Так иди, — усмехнулся Терновой, целуя щеки и лоб парня, — я тебя тут не держу. — Да конечно, — выдохнул Даня, притягивая кареглазого ближе, вдыхая аромат его парфюма. — Ты же сам приходишь ко мне, ты сам играешь со мной, слышишь? — Шептал ему в губы Олег, — я тебя ни к чему не принуждаю, заметь. Ты сам поддаешься мне, а я еще и виноват? — Ты меня шантажируешь! — Как? — Спросил Терновой, развязав шарф Бурцева, — как, Дань? А Даня все молчал, гладя поясницу Олега, забравшись по белый свитшот. Он тихо вздыхал, ощущая руки парня на своей шее, его губы на своих щеках. — Ответишь? Вопрос в пустоту, ведь ответа, казалось очевидного, так и не последовало. Бурцев, словно в забытьи, проводил языком по шее Тернового, ожидавшего услышать ответ. — Молчишь, — хмыкнул Олег. Он подхватил Даню на руки, относя на кожаный потертый диван. Опустив его, он прижал его к прохладной поверхности, целуя. Русоволосый когда-то хотел ему ответить, но слова сами собой забылись. Остались только теплые губы Тернового, которые он ощущал на своих покусанных, его вздохи, больше похожие на рык. Бурцев приподнялся, повалив на диван Олега, нависая сверху. И черт, он же и вправду сам пришел, а теперь снял с Тернового свитшот, покрывая его плечи поцелуями. Он каждый раз сам загоняет себя в эту ловушку.***
На удивление скоро резко похолодало, даже пошел первый снег. Падая на землю и серый асфальт, он таял, погружая Москву в моря из луж и грязи. Даня не любил это время: приходилось надевать кучу одежды, а затем и доставать зимние ботинки; руки мерзли, их приходилось согревать горячими стаканчиками с кофе, наполненным всякими сиропчиками и посыпками, именованный зимним или рождественнским. В такое время Бурцев не мог не впасть в какую-то тоску, вызванную кучей домашних заданий и полным отсутствием вдохновения для написания новых песен. Даня хотел было все бросить и пойти на улицу, чтобы замерзнуть там к чертям собачим, заболеть и не видеть Олега, как минимум неделю. Благо Терновой всегда появлялся тогда, когда его не ждали! Он предложил Дане провести время вместе, смотря какой-то новый сериал. И Бурцев вновь наступил на те же грабли, мигом пригласив Олега к себе домой. Пока парень был в пути, русоволосый носился по дому, прибирая все, что криво лежит, вытирая несуществующую пыль. От прежнего уныния, казалось, не осталось и следа. Буквально через полчаса послышалась трель звонка домофона. Даня побежал в прихожую, бросив так и не убранные учебники на столе. Как только он открыл Терновому дверь в подъезд, сразу же принялся придирчиво осматривать себя в зеркале, находившимся в помещении. Наконец, послышался звонок в дверь, и Бурцев сразу же отворил ее. Олег моментально накинулся на Даню с поцелуями, прижав его к себе. От его кожанки веяло холодом, но сам он был все таким же теплым, даже горячим, словно солнце. Бурцев покусывал его нижнюю губу, зарываясь пальцами в пахнущие ментолом волосы, вздыхая. — Привет, — прошептал Терновой, продолжая целовать юношу. — Привет, — тихо ответил он, сжимая парня в своих объятиях. — Давно не виделись, — сказал Олег, отстранившись. — Ты замерз наверное, — протараторил Даня, немного смущаясь. — Там не очень холодно. Забавно было слышать подобное, ведь уши и нос кареглазого покраснели, отчего он становился похожим на какого-то старичка, потерявшегося в огромной Москве в двадцатиградусный мороз. Русоволосый чуть было не засмеялся от такого милого зрелища. — Да конечно, — усмехнулся Бурцев, забирая кожанку у Олега, вешая ее в шкаф. — Прости, что я с пустыми руками, торопился… — чуть было не сказав «к тебе», кареглазый запнулся. — Ничего, у меня есть что-то, наверное, — задумчиво ответил Даня, — пойдем на кухню, чего-нибудь приготовим, ноут я уже настроил. — Спасибо, — ответил Олег и, войдя в теплое светлое помещение, съежился. — Говорил же, что ты замерз, — покачал головой Бурцев, — сейчас принесу тебе что-нибудь. Он вернулся с большой черной толстовкой в руках. Протянув ее Терновому, он быстро отвернулся, краснея. — Прости, есть только чай и печенье, — сказал Даня, осмотрев все ящики на кухне, — твое любимое. — Я с радостью, — улыбнулся Олег, усаживаясь на стул, рассматривая русоволосого, следя за его движениями: за тем, как тот готовит чай, раскладывает печенье на тарелке, поправляет очки. — Ну что? — Парень резко развернулся, замечая пристальный взгляд Тернового, — пойдем? Олег кивнул, когда Бурцев протянул ему тарелку. Он направился вслед за юношей в его комнату. Она была небольшой, но довольно уютной: возле стены расположился бежевый диван с множеством цветных подушек, перед ним был небольшой кофейный столик с ноутбуком, неподалеку стоял черный рабочий стол со стопкой так и не убранных учебников, большой зеркальный шкаф, а также небольшая деревянная тумбочка, заваленная нотами и текстами песен, рядом с ней же, прямо перед окном, было белое фоно. В целом в помещении царила творческая атмосфера и некий уют. Поставив кружки на стол, Даня уселся на диван. Как только Терновой присоединился к нему, он укрыл их серым пледом, «чтобы теплее было». Наконец, они принялись смотреть сериал, попутно поедая печенье и попивая горячий чай. Только вот Бурцев никак не мог сосредоточиться на действиях персонажей, на их диалогах. Его волновал Олег, который, казалось, полностью погружен в происходящее на экране. Даня никак не мог спокойно сидеть, все его не устраивало, но он боялся помешать Терновому, а потому сидел тихо, чуть ли не дыша. — Да успокойся уже, — мягко сказал кареглазый, обняв юношу, взяв его за руку, переплетая их пальцы. — Прости, — он покраснел. Кто бы мог подумать, что парень, не отвечавший на его сообщения, почти полностью игнорируя его уже неделю, сам придет к нему, а потом будет обнимать. Никто. Да и Даня, который явно ничего не понимал: Олега то раздражает его присутствие, то забавляет. И это, блин, плохо, потому что Бурцев-то все еще влюблен, а Олегу, возможно, все еще наплевать. Но Дане было так хорошо, ведь Терновой был таким теплым, таким мягким и таким близким, что все прошлые унижения и его абсолютно мудацкое поведение, сами собой забывались, оставляя какое-то сладкое, тянучее, словно нуга, ощущение легкости и спокойствия. — Ну что, — начал русоволосый, посмотрев на часы, — уже поздно. — Черт, уже час ночи, — разочарованно сказал кареглазый, — мы один сезон посмотрели. — Я считаю, что это рекорд, — улыбнулся Даня. — И мы потом должны побить его. — Останешься? — Тихо спросил Бурцев, опустив взгляд. — Ну, у меня ничего нет, — задумчиво произнес Олег. — Одежду я тебе дам, а щетку я себе новую купил, так и не открыл. — Похоже, что все указывает на то, что я должен остаться, — улыбнулся Терновой, чмокнув парня в губы. А ведь и правда, обычно Дане так сильно не везет. Что за совпадения такие? — Олеж, а почему ты вдруг решил увидеться? — Внезапно спросил Бурцев. — Не знаю, — мрачно ответил кареглазый. — Вот и я тоже, — усмехнулся русоволосый. — Ты меня выгоняешь? — Рассмеялся парень. — Дурак, — улыбнулся Даня, смущаясь. — Я тебе говорил, аккуратнее со словами, — выпалил Олег, повалив Бурцева на диван, откидывая плед. — А что ты мне сделаешь? — А ты не знаешь? — Прошептал Терновой, прикусив мочку уха. — Нет, — громко выдохнул Даня, почувствовав руки парня под футболкой. Его пальцы очерчивали ребра, отчего русоволосый покрылся мурашками. — Точно? — Снова спросил кареглазый, аккуратно целуя его шею. — Хватит говорить, достал, — шикнул Бурцев, стянув свою же толстовку с парня. — Вот же нетерпеливый, — буркнул Олег. — Сам виноват, — сказал русоволосый, целуя его. — Да конечно, — хмыкнул Терновой, сняв футболку юноши, прикусив ключицу, — чего сдерживаемся? Не в школе же. — Удостоил меня великой чести, — фыркнул Бурцев, покрывая плечи парня поцелуями, пока тот стягивал с него спортивные штаны. — Все для тебя, Дань, — проговорил Олег, вздохнув, когда тот прошелся ладонями по прессу. Кажется, соседи спать этой ночью не смогут. Ну, они же не в школе.***
Русоволосый проснулся от яркого солнечного света и поглаживающих его живот теплых рук Олега. Даня улыбался, ведь Терновой был так близко. Он боялся, что тот уйдет, но ведь он остался с ним, не бросил, ведь так? — Ты правда тут? — Еле слышно спросил Бурцев. — Да, — пробормотал кареглазый, опаляя его шею своим дыханием. — Зачем ты накрыл нас? — Глупый вопрос, учитывая то, что на дворе далеко не лето и даже не весна, — сказал Олег, сопя Дане в плечо. — Но зачем ты вставал? — Ты сразу же уснул, мне надо было забить на это, чтобы ты замерз нахер? — Чуть грубо спросил Терновой. Начинается. — Прости. — Да ладно тебе, я тебя загонял, — выдохнул кареглазый, поцеловав Бурцева в шею. — Олеж, почему ты так странно относишься ко мне? — Задал вопрос юноша, затаив дыхание. — Давай не сейчас, — строго ответил Терновой. — Нет, сейчас, — настоял на своем Даня, — почему ты так ведешь себя? — Ну зачем ты начинаешь? — Устало спросил Олег, приподнявшись, оставляя Бурцева. — Ох извините, но это не я покрываю тебя матом, втаптываю в грязь, игнорирую, отношусь как дерьму и периодически имею, как дешевую шлюху, — возмутился юноша. — Не беси меня, Дань, давай потом об этом поговорим, — нахмурился парень, повернувшись спиной к нему. — Хватит уходить от этого разговора! Ты у-уже достал своими закидонами. Я уже и так и этак, а ты все продолжаешь материть меня и злиться, а я не понимаю, чем заслужил такое отношение. Какого хера, Олеж? — Выругался русоволосый, — ты понимаешь, что это невозможно? Зачем я тебе нужен, если за тобой толпы девочек ходят?! Иди к ним! — Умный ты, блять. Бесишь меня этим. Ты бесишь меня, Дань. Какого черта, когда я слышу твой голос, словно схожу с ума? Почему ты такой весь правильный, все тебя хвалят. Многие пускают по тебе слюни, а тебе вообще все равно. Ты ходишь весь такой светлый и чистый, такой красивый, что невозможно не смотреть на тебя, — говорил Терновой смотря в стену, — я никогда даже и не думал, что буду целовать парня, но как только вижу тебя, все сразу же меняется, и меня это бесит. Ты везде, Дань, куда бы я не пришел. Куда бы я не позвал, ты примчишься ко мне, и меня это безумно раздражает. Но вместе с этим так нравится. Нравятся наши поцелуи и прочее, что ты мне подчиняешься, но также я терпеть не могу это чувство. Меня это раздражает, слышишь? — Бормотал Олег, буквально чувствуя взгляд Бурцева на себе. Юноша не знал, что и ответить. Он искренне полагал, что сделал что-то не так, что он ему просто не нравится, не нужен и прочее, но ведь это, получается, не совсем так, да? — И что мне с этим делать? — Тихо спросил русоволосый, приблизившись к парню, сидящему к нему спиной. — Я не знаю, Данька, не знаю. Я не хочу обижать тебя, но и не могу этого не делать. И я не знаю, как мне быть. Может, нам просто стоит отпустить друг друга, ведь у нас еще вся жизнь, и какой смысл ранить себя в таком возрасте? Я не хочу, чтобы ты страдал от этого, — говорил кареглазый. — Я же терплю это, Олеж, значит и дальше справлюсь. Уже поздно говорить об этом, понимаешь? — Спросил Бурцев, — ты мне нужен. Вопрос в том, нужен ли я тебе. — Я тебя ненавижу, Дань, но вместе с тем не могу понять, почему же ты мне так сильно нравишься, — грустно улыбнулся Терновой. Русоволосый обнял его, уткнувшись носом в плечо, делясь своим теплом. И почему же они так и не смогли друг друга отпустить? А сильнее ли любовь ненависти? Им только предстоит это узнать.«Every time we lie awake After every hit we take Every feeling that I get But I haven't missed you yet Only when I stop to think about it I hate everything about you Why do I love you I hate everything about you Why do I love you Only when I stop to think About you, I know Only when you stop to think About me, do you know»