***
чарльзу исполняется десять, когда его израненных алыми маками рук касаются руки нежные, дымчато-белые. в церкви пахнет душным ладаном, потухшим пламенем и воском, и этот запах резко въедается в кожу, попадает в лёгкие и на кончик языка, но дольше всего запоминается в горле, щекочет, как рыбья косточка. юноша дышит воском и задувает чернильные свечи, когда очаровательная шарлоттта с иконы нарисованно смотрит на него своими круглыми глазами, и чарльз эйлер смотрит в её пустые акварельные зрачки в ответ. «искусственная», думает он. «глупый мальчишка», думает, что думает она. золотистая рамка - под цвет пятнышек в зрачках, перепачкана пылью и каплями воска, тогда как внутри заперта плачущая красавица с непонятными отростками на теле и светящимся нимбом над головой: солнце для этого мира прямо у самой макушки. красивое божество. но все парсуны с шарлоттами - одинаковые. все шарлотты с парсун — похожи на принцессу кью с его детских рисунков. другие иконы с фальшивой улыбкой на юношеских устах кажутся знакомыми до бегающих по телу мурашек, ловить их взгляд — боязно и виновато, как будто ты лжёшь своей родной сестрёнке. как будто ты в подвальной лаборатории мешаешь её кровь с восемьдесят четвёртым поллонием. чарльзу пятнадцать. чарльз — не убийца, не грешник. чарльз прячет в мальчишечьем сердце крест левиафана и покусанными в кровь устами шепчет молитву вместе со всеми; его Голос исчезает, смешиваясь с мириадами других, душными, одинаковых в своей бессмысленности. в этом удушливом сне хочется гортанно кричать. среди шёпота раздаётся смешок, и чарльз молится, что засмеялся не он. когда мальчишка оглядывается, эту нескончаемую мантру умерших душ прерывает истерический девичий смех: раскалённой сталью наполняет до краёв мрачную крошечную церковь, как алхимический сосуд.девичий смех.
дрожь по всему телу пробегает, когда он смятением чарльза отскакивает от святых стен: внутрь чёрной, как смоль, макушки болезненно ударяет. ударяет угловатой улыбкой, которая прячется под монашским одеянияем, когда чарльз смотрит на неприкрытую голову смеющейся девочки. (улыбается ей) прощальная улыбка на устах - алые искорки ребячества в глазах, и очаровательная слабость в груди, и девочка с античными белыми волосами убегает прочь, ступая по мерзкому дощатому полу босыми ногами. девятнадцатым элементом убегает прочь, заставляя чарльза синдромом сикстинской капеллы погрязнуть в отвратительных чернилах, и, захлебнувшись, утонуть, и побежать за ней. запыхавшийся чарльз сравнивает девушку с божественной шарлоттой, когда в белоснежные волосы кью вплетается весна. незапямятная и анемично-болезненная. — чисто-белая? — спрашивает грубо, вместо обмена приветствиями меняется с ним местами, теперь кью — алхимик, переливающий нутряные жидкости скарлетт и кровь в— на твоей голове прекрасно бы смотрелась корона, выдуманная, как будто ты та самая потерянная дочь умирающей бумажной королевы.
и—я верю тебе.
***
чарльзу в его семнадцатилетие клянётся на крови с бледнеющих багряной сукровицей запястьях, что она - главная героиня другого, вымышленного мира. кью улыбается, и ее уста подрагивают, и ее руки кровоточат под ржавыми ножницами, которые она протягивает чарльзу; юноша проводит поцарапанной лезвием кипариса рукой по дымчатым белым волосам. путается, как в аскезах наивный мальчик-левша из детской книги. — они не могут сломаться, алхимик. — смеётся, смеётся, смеётся и кладёт свою голову на тёплые колени юноши, — и светятся белым фосфором в темноте! — как звёзды по ночам? — как фонарики в день рождения.***
милой кью исполняется в о с е м н а д ц а т ь, когда чарльз притягивает кью к себе своими космически-пыльными руками из ночного неба, и касается её пухлых от поцелуев губ своими и дарит ей белоснежную куколку-шарлотту, и эос* щекочет её анемичную шею, и зажигает звёзды-фонарики на небе. их сотни, тысячи, сотканные капеллы из звёздочек ярче дневного солнца, а каждая маленькая шарлотта внутри фонарика похожа на очаровательную кью как две капли воды. запутанные астенией серебристые прядки на голове светятся чистейшим стронцием, и кью незапамятно счастлива. принцесса чернильно-бумажного королевства счастлива. — с днём рождения, принцесса, — чарльз шепчет, заканчивая юношеские стихи бескровно-чистыми крапинками в глазах кью.и чистейше-белой тяжестью под рёбрами молитвы она поёт.