Конец?

Это был конец. Конец всему. Конец света. Да, именно он. Война мафий. Погибли все. Не осталось никого. Совсем. Только я и он. Сейчас я направляюсь к нему. Надеюсь, то здание ещё не разрушилось. А если и разрушилось, уверен, что так просто он не стал бы умирать. Я больше боялся того, что он выберется из-за решётки. Да, его изолировали от окружающих. Это ведь совсем неудивительно. Когда-нибудь это должно было произойти. Как сейчас помню: в наше поместье ворвались те люди, надели на него смирительную рубашку, изъяли всё оружие и так же быстро утащили. Никто ничего не успел сделать. Если быть честным, даже и не собирался. Все мы здесь никак друг с другом не связаны. Одиночки. Каждый сам за себя, понимаете? Несмотря на это я стал раз в месяц навещать его. Он сразу начинал беситься, как только видел меня. Это было забавно. Я присаживался на пол, опираясь спиной о прутья решётки и говорил, говорил, говорил. Готов поспорить, что он хотел убить меня самым жестоким образом. И убил бы, если бы не та смирительная рубашка. После моего очередного визита, он пытался разгрызть рукава зубами. После этого ему вставили кляп в рот. Странно выглядело. Даже при таком жутко унизительном виде он не снимал своей диадемы и вырывался, когда это старался сделать кто-либо другой. Это, наверное, ужасно. Проводить своё время вот так. Один со своими мыслями. Я бы сошёл с ума. Ах, ну, да, это заведение ведь для того и существует. Психиатрия. Вы, возможно, зададитесь вопросом, откуда в психиатрической больнице взялась камера. Ответ прост. Вне решётки он убил бы всех в первые же пять минут пребывания. Что ж, я на месте. Как я и думал, половина здания разрушена. Однако крыло, где находилась его «палата», более менее сохранилось. Прохожу внутрь. Везде трупы. Некоторые тела обезображены до такой степени, что вряд ли кто-нибудь смог бы их распознать. Да и некому было. Другие были погребены в развалины. Спокойно продолжаю путь. В конце коридора нахожу нужную дверь. Тяжёлая, металлическая, с несколькими замками. Всё-таки нахожу в себе силы и открываю её. Всего одна камера, ошибиться невозможно. Некоторые прутья были согнуты под тяжестью потолка и нескольких разрушенных этажей над ним. Можно было с лёгкостью выбраться. Но он остался здесь, я чувствую. Нутром чувствую. Иду вперёд. Гулкий звук шагов эхом раздаётся по всему помещению. Подхожу и по обыкновению сажусь на пол. Не было слышно ни единого шороха. Только глубокое и немного хриплое дыхание по ту сторону прутьев выдавало его. Вздохнув, начинаю говорить: - Как вам там живётся, семпай? Ни звука. Но я буквально ощущаю, как он вздрогнул от моего голоса, который сейчас кажется довольно громким. Обычно сюда вход воспрещён, поэтому он целыми днями проводит в тишине. - Вы там, наверное, уже дикарём стали. Всё-таки затворник в клетке. Наверняка, кожа да кости. Уверен, что вы плохо питаетесь. Может быть, косточку будете? – равнодушно спрашиваю я. Вместо ответа слышу лишь привычный шелестящий смех. Он зол. - Странно получилось, да? Вы ведь принц-гений, а с вами так обращаются. Нелегко справиться с такой ношей. Он осторожно подбирается ближе ко мне. Забавно, думает, что я не замечу. - Знаете, а снаружи красиво. Одни руины, повсюду кровь, трупы. Прямо, как вы любите. Я видел, как вырезали всю Варию. Сначала Луссурию, потом Леви-А-Тана, капитана. Босс держался до самого конца. Когда их осталось всего двое, это было похоже на дуэль. А потом буф! И всё. После этого я увидел Мармона. Он собирался удрать. Я сам убил его, - будничным тоном оповещаю я. Копошится прямо за моей спиной. Берет моё запястье. Не сопротивляюсь. Зачем? Звякает чем-то. Покосился вправо. Приковал меня к решётке. - Бел-семпай, где вы успели взять наручники? Впрочем, не это важно. Вам всё-таки удалось освободиться от этой рубашки. Жаль, она вам очень шла. Я хотел подарить вам такую на день рождения, когда вы выберетесь отсюда, - болтаю без умолку. Продолжает шипяще смеяться. И кляп вытащил. Что тут скажешь? Что-то гениальное в нём всё же было. С этим бесполезно спорить. Кроме этих звуков я больше ничего не слышал от него. Даже мурашки по коже бегают. Напоминает змею. - Семпай, нельзя же всё время молчать. Давайте, разомните язык. Или вы делаете это, когда я отсутствую? В этом нет ничего страшного, это место специально для тех, кто хочет поговорить сам с собой. - Мразь, - хрипит он, в голосе слышалась улыбка. - Вот, уже прогресс. Скоро вспомните остальные слова. Знаете, я пришёл к вам по очень важному делу. Как-никак конец света, а я остался живым. Это как из того американского фильма, ну, помните, я рассказывал сюжет? Остался только один человек во всём мире и какие-то твари, похожие на монстров или зомби, не помню уже. Так вот, вы очень напоминаете мне одного из них. Замечаю его руки с двух сторон от себя. Какие тощие. А цвет кожи отдалённо напоминал серый. Начинает водить ими по моим плечам, груди, животу. Чувствую его прерывистое дыхание у себя на шее. - Я убью тебя, - шепчет он. - Я знал, что вы не откажете мне, семпай. Просто я подумал, что одному здесь будет скучно, а вы скоро и так умрёте. Ну, не самоубийство же мне совершать? Это выглядело бы ужасно глупо, - рассуждаю я. Он ненадолго отрывается от меня, рыская в углу камеры, периодически шкрябая отросшими ногтями по камням. Найдя то, что искал, быстро возвращается на место и принимает то же самое положение, сзади меня. Из-за моей спины вновь появляется его рука, которая держит знакомый нож. Всё-таки один стилет он припрятал. Я беру холодное оружие в свободную руку и начинаю рассматривать. - Вы хотите, чтобы я тоже вас убил? – спрашиваю я. Шеей чувствую, как горячее дыхание перемещается сверху вниз и обратно. Кивает. - Нет, семпай, выкручивайтесь как-нибудь сами. Должен же я хотя бы каких-то несколько дней отдохнуть от вас в аду. Резко выхватывает острый предмет из моей руки и отбрасывает его к стене, позади себя. Снова начинает бродить руками по моему торсу. Я не знаю, зачем он это делает. Меня это не волнует. Я просто сижу и мерно дышу, наблюдая за его действиями. Кисти поднимаются всё выше и выше, вскоре, наконец, перебравшись на шею. Начинает гладить её. Задерживается на месте пульсации. Потихоньку царапает кожу ногтями. - Как некрасиво, семпай. Решили разодрать мне горло? Я думал, вы зарежете меня, - спокойно говорю я. Начинает просачиваться кровь. От царапин кожа начинает «гореть». Он тоже чувствует тёплую алую жидкость у себя на пальцах. Снова истерически смеётся. Громко. Даже слух режет. Молчу, стараясь не обращать внимания на боль рвущейся кожи. Через несколько мгновений шея истерзана, и я захлёбываюсь своей же кровью. Сердце бьётся последние три раза. В голове всё ещё звенит смех блондина. Это конец.