**ГОД СПУСТЯ**
— Фесилия! Фесилия, дорогая, я пошёл! — голос Нерона, как всегда, достиг всех углов дома, и вскоре жена вышла проводить его. — Удачи тебе, мой бравый капитан, — лукаво молвила она, — иди и снова спаси этот город. — Только если ты меня дождёшься вечером, — Нерон приобнял жену и долго и нежно поцеловал. — Я люблю тебя, дорогая. Будь осторожна. — Да что со мной случится? — усмехнулась та. — Разве что погребёт под тонной бумаги! — после чего оба супруга разошлись по своим работам. Фесилия лукавила, поскольку должность главного редактора газеты «Вороной курьер», в которой печатались только «угодные» Совету Старейшин новости, могла доставить достаточно неприятностей, в том числе и смертельных. — Матильда! — окрикнула она коллегу (и по совместительству лучшую подругу) по приходу в центр печати. — Что по той статье о войне в Скайриме? — Совет заблокировал её, — печально отозвалась та. — Ещё одну. Говорят — нечего сеять панику и упаднические настроения в связи с затянувшейся войной. Велели на главную страницу вывести вчерашнее выступление Верховного канцлера. Там про последние налоговые реформы… — Ясно… — Фесилия тяжело вздохнула. И так было уже не в первый раз. Давление на газету со стороны Совета и канцлера лично только усиливалось с каждым месяцем, но не это волновало её. Фесилия прожила в столице всю жизнь, и всё чаще ощущала эту давящую атмосферу паранойи. После смерти императора Тита Мида II Верховный канцлер принял правление в качестве регента и с каждым годом всё сильнее и сильнее утягивал путы. Главный редактор зашла в кабинет, чувствуя, что уже растеряла весь настрой. И его не добавил даже родной вид заваленного бумагами стола, шкафа с документами высотой в два метра, множества картин по стенам и вытертого ногами множества посетителей ковра. Фесилии казалось, что она попусту тратит время, рассказывая про какую-то ерунду, игнорируя важные политические события. И атмосфера тотального контроля, всеобщей напряжённости, уже просочилась на улицы. Нерон рассказывал, что участились случаи доносов, в том числе и ложных (впрочем, капитана это не волновало, ведь это его работа). Альтмерских шпионов искали чуть ли не супе, а четверо членов Совета Старейшин уже отправились в «бессрочный отпуск», потому что имели неосторожность открыто заявлять о возможности союза с альтмерами. Сама Фесилия знала обо всём этом не только потому, что была главным редактором пропагандистской газеты, но и потому, что её отец был членом Совета Старейшин. Поэтому она практически сразу узнавала обо всех «перестановках». И больше всего её поражало, что отец защищал канцлера. По словам Декимиуса Декарсиуса регент был чуть ли не Талосом во плоти, потому что «наконец-то показал проклятым альтмерам, бюрократам и коррупционерам» и так далее в таком же духе. Да, канцлер действительно избрал прямо противоположную политику, нежели Император Мид, и даже возможно, что она начала давать плоды. Но Декимиус, подобно другим советникам никак не желал взглянуть на Имперский Город, который уже до краёв заполнился паранойей и нетерпимостью. Дошло до того, что некогда прозванная «Городом десяти национальностей» столица опустела примерно наполовину, а альтмеров, босмеров или каджитов теперь можно встретить разве что в талморском посольстве или за городской линией в трущобах Песчаного квартала. А хуже всего пришлось данмерам. Поскольку они не приняли ни одну сторону в конфликте, то и гнали их вообще все. И Фесилия чувствовала себя в какой-то степени виноватой во всём этом. Ведь именно она, пусть и с подачи Совета, выпускает в свет статьи с новыми пропагандистскими лозунгами, а граждане Империи даже не подозревают, что на севере полным ходом идёт гражданская война! А она, как главный редактор, содействует действующей власти, в лице канцлера, помогая прикрывать слишком жестокие методы канцлера, которого в народе уже прозвали узурпатором. «И почему канцлер не может вести дела более мирно? Почему на Алиноре чиновников массово не «уходят в отпуска», а народ не чувствует себя, словно на допросе? Почему именно в Империи всё идёт не по-людски?!» За множеством дел незаметно наступил обеденный перерыв, и Фесилия снова, который уже день подряд, почувствовала, что тратит время впустую, что она застыла в какой-то каше из липкой паранойи и не может сдвинуться, не может на что-то решиться. От не слишком весёлых мыслей её спас, как это ни странно, её муж. Заглянув в сумку, Фесилия обнаружила аккуратно завёрнутые в пергамент половину буханки хлеба и кусок копчёного мяса. Рядом была приложена записка, написанная твёрдым ровным почерком капитана: «На случай, если опять забудешь сходить в трактир». «Боги, ну вот и как он так делает? — несмелая улыбка тронула губы Фесилии. — Как он одним действием, сделанным, скорее всего, ещё вчера, поднял настроение мне сейчас?!» — Спасибо, Нерон, — тихо прошептала она и подумала про себя: «Мой любимый капитан…» — Чего, Нерон, очередной скучный денёк? — окликнул старого друга Горцелиус, боевой маг на службе Легиона. У него выдалась свободная минутка, и он решил перекурить. Удивительно, но в Бастионе он застал именно Нерона. — Заполняешь бумажки, проставляешь печати и всякую прочую бюрократическую дрянь? Личный кабинет Нерона выглядел неброско и непритязательно, а большое обилие пыли даже на столе указывало на то, что хозяин появлялся тут довольно редко. Помимо оружейного шкафа, манекена для брони, собственно, письменного стола, нескольких стульев и одинокой безвкусной картины с каким-то праздником больше ничего там не было. — Горцелиус, — Нерон не поощрял панибратства, но в случае с его старым другом все его попытки потерпели неудачу, — если я сижу и заполняю бумаги, то это значит, что сегодня не произошло преступлений. А это значит, что свою работу я выполняю хорошо! — Ну ещё бы, — фыркнул тот. — Если так надрываться и работать по семь дней в неделю, то у нас Принцы даэдра переведутся, не то, что воры. А после того, как ты женился, так вообще кажется, что скоро восьмой день в неделе работать будешь. Нерон вздохнул и отодвинулся от стола, слегка осуждающе взглянув на товарища. — Не подумай чего, я не осуждаю, — тут же начал оправдываться Горцелиус, — просто твой идеализм по отношению к работе в один день вгонит тебя в гроб. Или разрушить брак… Ты когда свою ненаглядную в последний раз видел? — Я уже говорил, что делаю это ради неё, — покачал головой Нерон и хрустнул затёкшей шеей. — Я хочу, чтобы Имперский Город стал безопасным, а сейчас это особенно важно. Ситуация слишком напряжённая, и кажется, что шпионов и убийц стало больше, чем обычных воров. Я не хочу, чтобы моя жена жила в таком опасном месте. Но наверное ты прав… Мы так давно никуда не выходили. — А вот это настрой что надо! — поддержал друга Горцелиус. — Главное, чтобы супруга не забыла, как ты выглядишь! Хотя мне иногда хочется, чтобы моя Адель подзабыла меня… Совет в очередной раз отклонил статью об ухудшении продовольственной ситуации в Бруме, но даже это не особо расстроило Фесилию. Она уже давно стала догадываться, что Нерон что-то задумал, но вчера он всё-таки пригласил её в Империал — самый дорогой и шикарный ресторан в столице. Он сказал, что корпус расследований Легиона так наградил его за слишком большие переработки. «Наконец-то мы побудем вместе, а то я последнее время чувствую, будто только впустую трачу время…» — с упоением думала Фесилия, когда в её кабинет внезапно вошла Матильда. — Здравствуй, подруга! — счастливая жена была готова дарить сегодня улыбки просто так. — Есть новости по посл… — Я увольняюсь, Фес… — выложила она. — Ч-что?!. — опешила Фесилия. — Но… почему? — Я так больше не могу! — было видно, что Матильда чем-то невероятно подавлена. — С тех пор, как этот ублюдок канцлер узурпировал трон… — Не говори так, прошу! — начальница вскочила и обеспокоенно заозиралась. — Мало ли, кто может тебя услышать! — Вот так мы и живём, — грустно продолжила подруга. — Боимся сказать слово в собственном кабинете, говорим ложь и не замечаем того, как наших же граждан медленно убивают! — Да что с тобой случилось?! — воскликнула Фесилия, не узнавая подругу. — Хиндарил… его убили, — со слезами сказала Матильда. — Мы с ним виделись только вчера, часов восемь назад… а сегодня его уже убили! — Не может… — Фесилия подошла к подруге и хотела обнять, чтобы утешить. Она завела, что Матильда завела роман с альтмером, но не знала, с кем именно. — Мне так жаль… Но убитая горем женщина ушла от объятий и крепко свела руки вместе. Было видно, что она отчаянно борется с желанием разрыдаться прямо здесь. Стены кабинета сразу стали слишком тесными, захотелось выйти на улицу. — Стражник проломил ему череп… когда тот отказался пройти на допрос, — закончила рассказ Матильда. — Видишь, до чего мы докатились?! Альтмера убили за одно слово против! — Мне очень жаль, Матильда, я соболезную тебе, — Фесилия хотел хоть как-то утешить подругу, но, поскольку она никого никогда не теряла, то и подобрать слов она не могла. В первый раз за всю её карьеру. — Но… зачем уходить отсюда?.. — Не хочу больше принимать в этом участие! — взмахнула руками Матильда и начала яростно ходить по комнате. — Мы ведь покрываем их, Фес, мы!!! Мы оправдываем всё, что этот ублюдок совершает! Мы говорим горожанам, что хорошо, а что плохо, а ненужное скрываем. Хватит!!! Я больше не буду участвовать в этом преступлении! Если я не могу искоренить это зло, то хотя бы не буду его делать! Фесилия попыталась переубедить подругу, но та была непреклонна. Когда она ушла, главный редактор опустилась в кресло и положила голову на стол. Хорошее настроение как рукой сняло. «Ведь Матильда практически во всём была права. Да, Хиндарил поступил глупо, когда полез на рожон, но убивать за это… Уверена, завтра опять придётся печатать стать об очередном разоблачении альтмерского шпиона. Но что я могу сделать?..» Фесилия ушла с работы в тот вечер в ужасном настроении и с чувством, что её застукали за чем-то мерзким и неестественным. И если раньше она думала, что просто впустую тратит время, то теперь её стало казаться, что стала соучастницей преступления. Роскошный зал Империала звенел вилками и ложками, полнился голосами политиков и видных деятелей искусства, с небольшой сцены тихонько лилась скрипичная мелодия, ненавязчиво вившаяся где-то на фоне. Меж столов сновали официанты и разносили еду, на свободном от столов пространстве около сцены кружилось в танце несколько пар, и во всём этом многообразии чувствовалось величие Империи… её остатки. — Тебе здесь не нравится? — вдруг спросил Нерон, которого с самого их прихода беспокоило унылое выражение лица жены. Места в Империале ему достались в качестве награды от руководства. В ином случае простой капитан не мог даже забронировать столик в самом престижном заведении столицы. Нерон надеялся немного сменить обстановку и поднять настроение жене, которая вот уже третий день была сама не своя. — Нет, дорогой, что ты, — тут же стала оправдываться Фесилия. — Я просто… — не найдя оправданий, она сделала глоток вина и уткнулась в тарелку с уткой. — Может, потанцуем? — протянул руку Нерон. Этот способ действовал безотказно: его жена просто обожала танцевать. — Хорошо, пойдём, — ответ звучал как-то вяло и неуверенно. Они вышла к сцене и закружились под звуки бретонского вальса. Когда-то именно под неё они танцевали на собственной свадьбе, с той лишь разницей, что тогда Фесилия была куда счастливее. — Дорогая, что случилось? — напрямик спросил прямолинейный капитан. — Ты сама не своя последние несколько дней. — Просто, Нерон… У тебя никогда не было чувства, что ты бессилен, что хочешь изменить ситуацию, но не можешь. И от этого тебе очень плохо, — путано объяснила Фесилия, повернувшись вокруг оси, и снова вернула руку на плечо супруга. — Каждый день, — серьёзно ответил Нерон, поддерживая жену за талию. — Всякого сброда никогда не становится меньше. Каждый раз, когда преступник уходит, я чувствую себя плохо, потому что отчасти я в этом виноват. — И что ты делаешь? — Выхожу сверхурочно, — слегка нахмурился капитан. — Обещаю работать лучше. Ты расскажешь более конкретно? — Возможно, позже, — чуть улыбнулась Фесилия, отступая на шаг. — Конечно, дорогая, — кивнул Нерон, делая шаг вперёд. Он никогда не давил на супругу, когда дело касалось её работы. Подобно мужу, она очень щепетильно относился к своему делу. — Ноя не считаю, что есть невыполнимые дела. Если ты не видишь способа что-то сделать, то смени подход и попробуй по-другому. И, стараясь сделать лучше, беря на себя ответственность за поступки, каждый может изменить мир к лучшему. Так что улыбнись, дорогая, ничего ещё не кончено! И Фесилия, как всегда, словно по волшебству, улыбнулась. «И как ты только делаешь всё это, Нерон?! Как ты всегда можешь сказать именно то, что мне нужно…» — Спасибо, ты меня подбодрил! Но, кажется, мелодия закончилась… — Спасибо за прекрасный вечер, дорогая! На следующий день Фесилия направилась к Матильде. Остановившись перед дверью, она настойчиво забарабанила по ней. «Спасибо тебе, Нерон. Я поняла… попробовать по-другому. Верно! Пора заняться чем-то по-настоящему новым!» — Да, что такое… Фес?! — изумилась Матильда при виде подруги. — Привет! — уверенно ухмыльнулась гостья. — Впусти, пожалуйста, у меня есть идея, как сделать Имперский Город лучше! Хочешь мне помочь?**ДВА ГОДА СПУСТЯ**
Вечер опустился на Портовый район столицы, но жизнь тут только начиналась. Обычно стража убиралась отсюда после захода солнца, но сегодня было исключение. Неприметными кучками, иногда без опознавательных знаков, стражники стягивались к ничем не выделяющемуся складскому помещению. Среди вот таких «слоняющихся ни при чём» гуляк затесались и Нерон с Горцелиусом. — Вот этот? — тихо поинтересовался второй, кивнув в сторону двери. — Не выделяйся, — тихо бросил первый. — Да, этот. Если, конечно, Пенитус Окулатус ничего не напутали. «Надеюсь, что нет… Это… революционное движение «Новая Империя» уже достаточно попортила Легиону кровь, а когда они начали выпускать эти свои листовки, то развернулись не на шутку», — от одной мысли, что проклятые преступники целых два года получали закрытую информацию из самой Белой Башни, Нерон начинал хмуриться. — Надеюсь, это действительно их типография, — прошептал Горцелиус. — С тех пор, как «Новая Империя» стала разбрасывать эти дурацкие листовки с дезинформацией, авторитет Легиона и канцлера совсем упал. Только бы эти олухи с чёрного хода не подвели… — Не подведут, Горцелиус, если ты не выдашь нас! — снова шикнул Нерон. — Всё, мы на месте, ждём… Потянулись томительные минуты ожидания, в течение которых два старых боевых товарища старались как можно более незаметно наблюдать за закатом. Капитан быстрым взглядом окинул местность вокруг и сразу узнал нескольких «замаскированных» стражников, с переменным успехом выдававших себя за рыбаков. Как только отряд на заднем дворе так называемой «типографии» будет готов, они подадут сигнал. — Эй, дружище, — тихо окликнул Горцелиус, — ты своей сказал? — Нет, конечно, — покачал головой Нерон. — Не хочу, чтобы она волновалась. Соврал, что поехал с тобой на ночную рыбалку на другую сторону Румаре. А ты? — Ах-ха-ха, — захохотал боевой маг, что аж слеза проступила. — Я то же самое сказал! И даже не договариваясь! — Надо будет как-нибудь по-настоящему на рыбалку съездить, что ли? — полуспросил-полузаметил Нерон. — Ага, когда прижмём этих скамповых революционеров. К Нерону приблизился незнакомый ему мужчина с пустым мешком. Поскольку даже капитан не был посвящён во все подробности плана, то с удивлением взглянул на пришедшего. — Ну, где овёс? — грубовато бросил пришедший ключевую фразу. — Скальный наездник унёс, — сухо ответил Нерон. — Серьёзно? Кто у нас такое придумывает? — саркастично заметил его товарищ. — Отряд на заднем дворе готов, — отрезал Нерон. — Давай. — Как же я мечтал это сделать!!! — воскликнул Горцелиус. В его руках появился огненный шар, который немедля полетел в сторону двери. Раздался взрыв, разворотивший проход на склад. «Рыбаки» немедленно выхватили из песка мечи, неприметные прохожие тоже достали оружие из самых неподобающих мест, и вся улица пришла в движение. В одно мгновение хаотичная улица превратилась в организованный отряд, немедленно протаранивший дверь склада. Нерон с Горцелиусом тоже не отставали. Разведка не ошиблась, и внутри действительно оказалась обустроенная типография. Члены «Новой Империи» попытались защищаться, но что могли сделать четыре человека против двадцати шести? — Здание захвачено, капитан! — отрапортовал один из стражников. Внутри всё было обставлено с невероятным шиком: настоящие дорогущие печатные аппараты, тонны чистой бумаги, банки с чернилами. Было видно, что «Новая Империя» обладала не только средствами, но и доступом к продукции. — Боги мои, Нерон, смотри! — Горцелиус ткнул на неприметную надпись на печатном станке. — Это та самая машина, которую украли два года назад из здания «Вороного курьера». — Я так и говорил всем, что это «Новая Империя», — довольно улыбнулся Нерон. — То-то Фесилия обрадуется. К капитану притащили одного из захваченных членов шайки — худого и небритого данмера. Судя по его виду, он и не собирался сражаться, сдавшись сразу. — Капитан, — к Нерону снова обратились с докладом, — он хочет рассказать что-то. — Слушаю, — мрачно обратился капитан к преступнику. — Я всё-всё расскажу, только прошу, не надо меня бить! — заскулил данмер. «Мерзкие данмеры… — Горцелиусу стало тошно от этих жалких просьб. — Как же я ненавижу этих напыщенных эльфов. Вечно городят тьму чуши про эту свою честь, так кичатся ей, а стоит прижать — так скулят, как четырнадцатилетние девочки! Этот вон, немедленно забыл про честь, как попался… Тьфу ты, как же меня они раздражают!» — Капитан… — со второго этажа спустился стражник с докладом. — Там ещё одна задержанная… Вам надо это увидеть. И тут, огорошив всех присутствующих, со второго этажа привели Фесилию, закованную в наручники. Но её лице не было ни одной эмоции, только гордое презрение… ровно до тех пор, пока она не увидела мужа. — Нерон… — ахнула она. «Что?! — Нерон не проронил ни слова, только лишь безмолвно смотря на жену. — Это… невозможно!» — Э-э-э-э-э, — протянул Горцелиус. — Ты что тут делаешь?! — Это она, добрый господин капитан!!! — тут же заверещал данмер. — Она и её подруга Матильда тут всё устроили! Печатали листовки!.. — Заткнись, ничтожество! — Горцелиус приложил ненавистного данмера по уху, и тот заскулил, как побитая шавка. «Я просто в это не верю… Зачем?! — проносилось в голове капитана. — Зачем ты поступила так, любимая?» Фесилия взглянула на бывшего подчинённого не менее презрительно, но потом перевела глаза на мужа, и на её лице появилось испуганное… и виноватое выражение. — Нерон… я, я просто хотела, чтобы в городе стало лучше жить… «Неужели… всё это время, — капитан всё ещё продолжал молчать. — Ограбление редакции, постоянные утечки информации, эти мерзкие листочки… Это всё время была ты?! Зачем?!» — Так, уведите пленных, её пока что оставьте, — приказал за друга Горцелиус. А проходящему мимо стражнику тихо прошептал: — Данмера можете по дороге уронить… — Вот именно за это я и боролась! — возопила Фесилия, услышав последнюю фразу. — Да что с нами всеми случилось, если мы теперь любого не-имперца считаем шпионом и относимся к нему плохо?! — Да он же тебя только что с потрохами сдал, Фесилия! — возмутился Горцелиус, чью нелюбовь к данмерам задели за живое. — И разве распространение дезинформации этому бы помогло?! «Всё это время ты предавала, предавала и предавала снова и снова! Меня, канцлера и страну!!! Да как ты только могла пойти на такое?! — ярость так и клокотала в Нероне, но внешне его лицо не изменилось ни на мускул. — Зачем ты заставила меня выбирать?..» — Не было никакой дезинформации! — возмутилась Фесилия, забыв, что она всё-таки преступница. — Я больше не печатаю дезинф… — Хватит, — ровно молвил Нерон, и все в помещении тут же замолчали. — Уведите её. Заприте в Бастионе до выяснения обстоятельств. — Э-м-м, — протянул Горцелиус. — Нерон, ты уверен? Её ведь казн… — И что?! — резко повернулся капитан. — Ты хочешь сказать, что я должен относится к ней как-то по-другому?! Она преступница, и заплатит за измену по закону. Уведите, теперь ей займётся корпус расследований Легиона. Фесилию потащили два стражника, а она никак не могла поверить в то, что произошло. Словно она не верила, что её муж сделал именно этот выбор. На её глазах выступили слёзы… — Нерон, пожалуйста… Пожалуйста!.. — и её голос стих за дверью. Горцелиус лишь кивнул и вышел следом за ней, оставив Нерона одного. Никто не заметил, что из прокусанной губы стекает капля крови, а сведённые вместе ладони уже стали белыми от того, как сильно их сжали. И в его голове громыхала, словно колокола Храма Единого, мелодия бретонского вальса.