Одиночество Нодамэ

      Одиночество Нодамэ следовало за ней повсюду. Она не видела его, но чувствовала цепкие когтистые пальцы на своих плечах. Оно давило, впивалось когтями в ключицы, от чего у неё немели руки, и она не могла играть на фортепьяно. Но правда в том, что ей больше и не хотелось.       Одиночество Нодамэ вынуждало её идти на улицу — к людям, — но это не приносило ни облегчения, ни радости. Она будто всё равно оставалась в стороне от бурлящей жизни. Гуляла часами, не в силах увидеть окружающую красоту, просто бесцельно брела вперед. А в ухо непрерывно вливался отравленный шепот проклятого одиночества. И эти слова словно разъедали Нодамэ изнутри. «О чем ты думала, глупая девочка, когда приехала в этот город огней из своей далёкой восточной страны? Ты никому здесь не нужна. Ни-ко-му. Посмотри, у всех своя жизнь: и у твоих новых друзей, и у Тиаки. Ты же не рассчитывала, что он будет с тобой нянчиться, правда ведь?». Нодамэ горько усмехалась — не рассчитывала, конечно, но кто же знал, что будет так тяжело. И даже музыка, которая всегда была верной подругой, больше не струилась из-под пальцев легко и задорно. Нодамэ заставляла себя садиться за инструмент, и её руки летали над клавишами, повторяя раз за разом энергичный и сложный трансцендентный этюд Листа. Она играла ужасно — в её музыке, кроме техники, ничего больше не было. Ни чувств, ни эмоций, ни жизни.       Одиночество толкнуло Нодамэ в кафе, где они часто завтракали с Тиаки до того, как он уехал в турне. Ей не хотелось туда, но ноги гудели от усталости, а официантка приветливо улыбалась и предложила присесть. У Нодамэ не осталось выбора, и уже через пару минут она жевала круассан, не ощущая вкуса. И только кофе темной горечью стекал в горло, не принося никакого удовольствия. Нодамэ соскучилась по японской еде, но суши, что она пробовала в Париже, были отвратительными. Жаль, что она сама была не способна вкусно приготовить даже простенькие онигири. Ей не хватало дома. Кто бы мог подумать? Незнакомые лица, другой язык, непривычная еда — среди всего этого Нодамэ чувствовала себя чужой.       Нодамэ ждала возвращения Тиаки — единственного, с кем она могла поговорить здесь на родном языке. Ей хотелось верить, что когда он вернется, ей станет немного легче и, возможно, пропадет это ощущение зияющей пустоты в груди. Она считала дни до его приезда, регулярно проверяла почтовый ящик. Успела за это время поссориться с профессором Оклером и окончательно пасть духом. А когда Тиаки наконец-то вернулся, ничего не изменилось. Одиночество Нодамэ громко хохотало ей в лицо. И тогда Нодамэ смирилась. В конце концов, раз она чувствовала цепкие пальцы на своих плечах, раз слышала этот жуткий голос, значит, она была не одна. С нею был лучший друг, который никогда её не оставит. «Нет, так не пойдет». Нодамэ вдруг накрыло оглушительной тишиной — одиночество исчезло, лопнуло как мыльный пузырь, не оставив после себя ничего. Нодамэ должна была бы радоваться, но у неё закончились силы. Только по щекам текли горячие слезы.       Ты никому не нужна, глупая девочка.