— Терпение, громадное терпение

— Вот скажи честно, что ты ко мне испытываешь? — спросила Ламбо, покачиваясь на задних ножках стула и краем глаза смотря на киллера. — Терпение… Громадное терпение, — сказал Реборн лишь, не желая смотреть на девчушку. Ламбо было всего пятнадцать лет, но она уже была красиво оформленной в нужных местах девушкой, и с каждым ее провокационным действием мужчине было все сложнее и сложнее сдерживаться. Хотелось сжать это тонкое тельце в объятиях, прочувствовать пальцами все ребра и позвонки, поцеловать, в конце-концов! Но он же взрослый и ответственный, киллер номер один, он должен следовать законам! Реборн бы плюнул на эти законы и запреты с высокой башни, если бы не само опасение, что это всего лишь подростковая блажь. Блажь, когда хочется чувствовать внимание мужчин, хочется всегда и везде сиять и знать, что ты привлекательна. У Ламбо как раз этот возраст, когда хочется побыть в центре внимания, ловить обожающие и влюбленные взгляды, уж Реборну-то не знать? Поэтому он, с поистине фонговским спокойствием буддиста, старался не обращать внимания на все выкрутасы этой взбалмошенной девчонки. Но она, как назло, так и вертится под носом: то в новой маечке, настолько облегающей, что может считаться за вторую кожу; то в новых ультра-коротких шортиках в коровью расцветку. Иногда эта дурында даже не надевала лифчик, будто в насмешку приходя на завтрак без него. Все стеснялись, отводили глаза. Все — это Тсунаеши, невинная душа. Тот же Гокудера сразу же лез к Лабмо с руганью и приказами пойти переодеться, а Ямамото мягко укорял девушку — благо, ни одного, ни второго, девушки не интересовали. Хибари, как всегда, игнорил раздражающую и шумную особь женского пола. И Реборну нравилось знать, что никто на ее потуги внимания не обращает. — Реборн, может, отвлечешься от своей ящерки и поможешь мне? — раздался крик по всему этажу. Реборн нехотя поднялся и пошел в сторону комнаты Бовино. — С чем тебе по… — Мужчина остановился на полуслове, смотря на юную барышню в платье с голой спиной. — Я молнию не могу застегнуть, — проныла она. Реборн молча подошел в девушке и застегнул молнию, следя за тем, чтобы не зажать ненароком мягкую и нежную кожу. — Все. — Голос отчего-то был хриплым. Ламбо резко развернулась, локоны ее красиво пролетели на другое плечо, и подняла голову вверх — посмотреть в глаза брюнету. — Что? — спросил тот, когда молчание начало затягиваться. — А что? — вопросом на вопрос. Реборна это зацепило, и он уже думал развернуться и уйти. Но девушка не дала ему этого сделать, обняв его, прижимаясь к его торсу своей довольно-таки большой грудью. У Реборна было много любовниц, но никто не заставлял его сердце биться как сумасшедшее только из-за одних объятий. — Прекрати, — смог он выдавить из себя. — Не хочу. — Она обиженно надула свои пухлые губы. — А я заставлю, — сказал Реборн и прикрыл ее чертовы губы рукой, несильно отталкивая. В глазах малявки начали собираться слезы, но Реборн не обратил внимание и, развернувшись, вышел вон из комнаты. Вечером Тсунаеши позвал его к себе в кабинет. Подойдя к приоткрытой двери, он услышал сдавленные рыдания: — Почему? Тсуна, почему он меня не замечает? — Заглянув внутрь, киллер увидел Ламбо, которая сидела на коленях Десятого Вонголы и закрывала лицо руками. Взгляды мужчин встретились, но Тсунаеши тут же ласково посмотрел на девушку. — Не плачь из-за дурака, Ламбо, он просто сам всего не знает. Думает, что ты несерьезно его воспринимаешь, — говорил он, поглаживая черную макушку. Бовино всхлипнула. — Правда? Думаешь, он все поймет, если я ему скажу прямо? — Конечно, — ласково улыбнулся он, стрельнув жестоким взглядом в киллера. Реборн отошел от двери. Ему надо многое переосмыслить.

***

Он подошел к ней, когда она сидела на диване, не замечая его присутствия, погруженная в просмотр документального фильма о акулах. Легко склонился к ее уху и прошептал: — Я люблю тебя. Банальные слова, но именно этой девушке хотелось сказать их. Хотелось, чтобы она знала, что важна для него. Кудрявая макушка вздрогнула и Ламбо повернулась, желая удостовериться, правда ли это он. — Реборн? — удивленно и смущенно. Реборн почувствовал гордость и умиление, когда увидел, как на ее щеках расцветает румянец. — Он самый. — Ты же… знаешь, что я лю… — Он прервал ее, не желая смущать и ставить в неловкое положение. Приблизившись, он склонился близко-близко к ее лицу, почти касаясь губами губ. — Знаю. Теперь знаю. И нежно поцеловал. Невинно, как сама девушка, не напористо и очень-очень нежно. Так, что у Ламбо чуть сердце из груди не выпрыгнуло.