Полночь.

С тех пор, как Гендзи стал киборгом, сон отпал для него как главная естественная надобность. Мозгу, конечно, время от времени требовалась перезагрузка: разложить полученную информацию по полкам, отдохнуть от её получения, освободиться. В этом ему помогала медитация, успешность которой была незначительна из-за нерегулярности. В конце концов, в их корпусе не нашлось специалистов по столь необычным восточным практикам. Иногда всё-таки человеческая природа брала верх, и он засыпал. Но это был недолгий беспокойный сон, после которого подчас он чувствовал себя ужасно разбитым. Ему снился родной дом, отец на смертном одре и кластерная стрела, разлетающаяся на части перед глазами. Очевидно, после таких видений спать совсем не хотелось. Он бродил по базе организации среди жилых отсеков и на тренировочной базе как большое металлическое приведение, выдавая себя лишь зеленоватым свечением — тихое, неслышное передвижение ниндзя всё ещё оставалось при нём. Хотя, признаться, для того, чтобы неслышно передвигать такое тело, приходилось много тренироваться. База спала. Дремали именитые герои и новобранцы, авантюристы и учёные, ещё юные и те, кто уже были научены опытом долгой жизни. Это создавало какое-то нереальное ощущение, будто Шимада охраняет их спокойный сон. И лишь в двух местах свет горел до самого раннего утра: на кухне, где шумела кофе-машина, и в кабинете доктора Циглер. — Пить кофе на ночь вредно. Она слегка вздрагивает, неловким движением вытирая разлитые капли молока, и оборачивается через плечо. — Подкрадываться со спины тоже. Можно довести человека до инфаркта или заикания. — Можно считать это моей особенностью? — Только на поле боя. Не в повседневной жизни. Ангела размешивает молоко и сахар в кофе, дует на горячий напиток и делает небольшой глоток, прислонившись бедром к столешнице. На кухне хорошо, просторно и горит приятный жёлтый свет. В её кабинете, конечно, тоже удобно, но там даже с кофе не получается и на секунду отвлечься от мыслей о работе. А отдых всё-таки требуется даже ей. Гендзи почти не снимает защитные пластины — в обычные дни лишь иногда показывает лицо. Да и на осмотре его приходится долго уговаривать. Циглер, конечно, не может его осуждать: не все могут смириться с такими значительными изменениями в своей внешности и, возможно, даже в своей человеческой сути. Со стороны ей всё просто и понятно — Гендзи всё ещё человек, пусть и с протезами. Но как он ощущает себя внутри — это то, что знает только он сам. — Если будете рассматривать меня так внимательно, потеряете бдительность. Ночами он не носит маску на лице, и сейчас она может видеть его улыбку, лёгкую и слегка насмешливую. Это, конечно, хороший знак. Значит, их попытки вывести его из состояния апатии, сменяющегося гневом, были не пустыми. — И что тогда? Она щурится. Шимада улыбается как победитель и неопределённо ведёт плечами. — Кто знает. Многое может случиться. Ангела не успевает отшатнуться вовремя: Гендзи в два лёгких шага пересекает расстояние между ними и наклоняется ближе, отпивая её кофе. Горячий и сладкий. Циглер смеётся, когда он выпрямляется и довольно морщит нос, пересечённый зарубцевавшимся шрамом. — Это нападение? — На кофе? Самое дерзкое. Они смеются, слегка устало, но беззаботно. Они хорошая компания друг для друга, особенно по ночам. В конце концов, Ангела единственная, кто засиживается на базе за работой допоздна. А Гендзи — единственный, кто может пить её кофе.