Притяжение

— Кагамиччи. Кагамиччи, Кагамиччи, Кагамиччи. Ни на секунду не замолкает, продолжает звать, пролезая под кожу. Кагами пытается закрыться музыкой, надевает огромные наушники и выкручивает громкость на полную, но голос Кисе все равно пробивается. Кисе находит его даже во сне. — Кагамиччи. — Да оставь меня уже в покое! — не сдерживается Кагами. — Нет больше никакого Кагамиччи! Он меряет шагами комнату, оборачивается в попытке поймать тот момент, когда Кисе вновь зашепчет ему на ухо. Ничего не помогает, он неуловим. Кагами думает, что Куроко позавидовал бы такой неуловимости. А вот себе Кагами совсем не завидует — он сходит с ума, он явно сходит с ума, как в тех мелодрамах, когда без какого-то человека уже никак. Мерещится повсюду, разговаривает, заполняя пустоту. — Кагамиччи. Нет. Не может быть такого. Раньше возможно, но не сейчас. Не через два года же после расставания, так не бывает. Кагами принял разрыв как данность, все давно прошло. Не сошлись — разбежались, вот и все. — К черту все. Кагами действительно посылает все к черту и садится в машину. Он следует правилам дорожного движения, оптимальной скорости и пропускает пешеходов ровно до того момента, пока не выезжает на трассу. Если не получается решить проблему, стоит позволить сделать все скорости, выдавить газ до упора и забыться. Первые сто километров Кагами ничего не слышит. Ему даже удается убедить себя, что это просто переутомление. Он много работает в последнее время, у него плотный график. Да, именно поэтому. А Кисе — это отголосок чего-то приятного, не более того. Память — мерзкая штука. — Кагамиччи. Кисе появляется в отражении зеркала заднего вида, материализуется из ничего и смотрит прямо Кагами в затылок. Его губы шевелятся, но ничего не получается разобрать. Он выглядит не как обычно — бледный как мел, словно призрак. Кагами давит на педаль тормоза так резко, что колеса машины начинают визжать. В зеркале Кисе больше не отображается, его нет и на заднем сидении — Кагами специально проверяет. Но спокойнее не становится. Теперь все хуже, намного хуже, хотя, казалось, куда еще-то. Кагами роняет голову на руль и несколько минут смотрит на мигающий поворотник. Он раздражает, его цвет почему-то кажется желтым. Наверное, именно поэтому и раздражает, думает Кагами. Пытается перевести в другое положение, переключить, но тот упорно зависает в положении «направо». Справа ответвление на шоссе. Черт с ним, снова решает Кагами, пусть будет шоссе. Он выворачивает руль и сдает назад, чтобы съехать на поворот. Спидометр отсчитывает только десяток километров, когда Кисе появляется снова — его отражение в зеркале все такое же неестественно бледное. — Кагамиччи. — Да что ты заладил «Кагамиччи, Кагамиччи»! — передразнивает его Кагами. — Кагамиччи, — снова говорит Кисе. — Поздно звать, я тебе не мамочка, — огрызается Кагами. Ему вдруг становится легче — выговориться, надо просто выговориться, и кошмар уйдет, понимает он. — Нам же обоим было очевидно, что все пошло по пизде. Нам давно стало это известно. Два помешанных на работе карьериста. Чего я вообще от всего этого ждал? Мы правильно сделали, что разбежались. Мне не о чем сожалеть. Так какого черта ты тут делаешь? — Кагамиччи, — повторяет Кисе, а потом вдруг добавляет: — Кагамиччи, я не знаю, что со мной происходит. — Что ты сказал? — не верит себе Кагами. — Что ты только что, блядь, сказал?! — Я не знаю, что со мной. Кагами прошибает холодным потом. Руки подрагивают на руле, отчего машина дергается, виляя по сторонам. Кагами не знает, куда он едет, зачем он едет, дорога ли вообще сейчас под колесами, — он только и делает, что пялится на Кисе в зеркальном отражении. — Я не понимаю, как все так получилось, — говорит Кисе. — Ты не галлюцинация? — Кагамиччи, мне нужна твоя помощь. Кагами понимает: если хоть на секунду поверит, что это не галлюцинация, то обратного пути не будет. Возможно, он спятил, ему надо к доктору, принимать препараты и сидеть в мягких стенах. Если допустит, что Кисе действительно может с ним разговаривать, там ему и место. — Блядь, где ты? — и Кагами делает выбор. Голос разума никому не нужен. Кагами нужен Кисе. Ему все еще нужен Кисе. — Не молчи! Кисе, говори со мной. Ты два ебаных дня не затыкался в моей голове! — Я не понимаю, что происходит. — Я знаю, что ты не понимаешь. Успокойся, просто успокойся, — говорит Кагами, хотя Кисе меньше всего похож на того, кто чем-то взволнован. — Вспомни, что с тобой случилось. С тобой ведь, блядь, что-то случилось? Вспоминай, Кисе, вспоминай. У меня получится тебе поверить. Никогда не верил, а сейчас получится, слышишь? — Кагамиччи, на меня что-то давит. — Ты за городом? Тебя чем-то завалило? Стройка? — Кагами понимает, насколько глупо пытаться просто угадать. Все глупо. Говорить с голосами в своей голове — тоже глупо. Кагами всегда был глупым, ему все это говорили. — Помнишь хоть что-нибудь? Кисе, дай мне хоть одну зацепку. Одну-единственную. Ну же, Кисе, давай! У тебя же всегда было что сказать, вообще не заткнуть, почему сейчас ничего не получается? — Это невыносимо, Кагамиччи, — жалуется Кисе. Его голос становится неестественным, он прерывается, как плохо пойманный канал радио. Кагами начинает бояться, действительно бояться, что тот исчезнет. Совсем исчезнет. Он два дня об этом мечтал, а теперь начал бояться. — Говори со мной, давай, пожалуйста, Кисе! Говори со мной! — Кагамиччи, я не понимаю, что со мной, — Кисе как заезженная пластинка, все повторяет и повторяет одно и то же. — Блядь! Кагами злится, его колотит так, что становится трудно дышать. Он матерится и отрывает поворотник, который продолжает мигать. А вот Кисе он так оборвать не может – тот все говорит, доносит до него то, что никак не поможет Кагами. Он его так не найдет, ничего не получится. Поворотник показывает «налево». — К черту, — Кагами посылает все – этот мир, себя, все отношения — и выворачивает руль налево. Хоть бы это было правильно, хоть бы это была подсказка, думает он. — Давай, давай, давай. — Кагами повторяет это как заклинание, он почти не отличается от Кисе. Спидометр отсчитывает еще пятнадцать километров, и поворотник показывает новое направление. Еще один поворот, потом еще. Чем дальше Кагами заезжает, тем больше начинает верить, что поступает правильно. Как полный безумец. Как полный безумец, но правильно. Кисе исчезает за минуту до того, как стрелки поворотника гаснут. Кагами оказался в полной глуши, перед каким-то старым разрушенным домом. Он не думает, когда выскакивает из машины, не думает, когда пробирается через обломки. Кисе где-то там, он в этом уверен. Неважно, что произошло – они потом это выяснят. Может быть, его похитили или что-то еще. Какая разница. Кагами просто должен найти Кисе. Никто другой не нашел бы, думает он. — Кагамиччи, — слышит он уже по-настоящему. Слабый, но настоящий голос. Притяжение — единственная в мире вещь, которую нельзя пересилить. Кагами знает, что между ним и Кисе оно особенное. Его не опишут в научных трудах, не будут говорить, как о чуде. Возможно, они просто будут говорить о Кисе. Потому что Кисе — это и есть притяжение, которое нельзя пересилить.