Excommunication is the new black

      Джон настолько увлекается, что в итоге заполняет эскизами ещё несколько страниц скетчбука.       Приоткрытый вход во Врата Веры… возможно, это он сделает на предплечье. Один из Судей Иакова — Джон до этого не работал с цветом, но добавить красные полосы поверх чёрно-белой картинки, должно быть, не так уж сложно. Армейские жетоны Иакова — возможно, вокруг шеи. Рогатый череп, увитый цветами — исключительно чтобы поддразнить Салагу. Его он сделает на животе, используя цветные чернила, которые так давно хотел попробовать. Наберётся опыта, прежде чем переходить к Судье. Маленький контур летящей птицы — грач, которого он пустит вдоль своей ключицы, как только выполнит свою миссию по обращению в веру помощника шерифа.       Незадолго до обеда перед его камерой появляется маршал Бёрк с самоуверенной улыбочкой на лице. Капельницы больше нет, но в руке у маршала бутылка воды — видимо, лекарство добавили туда. — Выглядишь довольным, — говорит Джон. Это не сулит ничего хорошего. — Потому что я доволен, — Бёрк выглядит действительно радостным. — Пришло время отрабатывать своё проживание здесь.       Тьфу. Бёрк, похоже, убедил шерифа повесить на него какие-нибудь обязанности. Удивляться нечему — все говорят, что Джон садист, но федеральный маршал Бёрк в этом плане гораздо хуже.       Вопреки распространённому мнению, Джону не нравится причинять людям боль... ну, хорошо, в этом есть определённая эстетика. Частично — удовольствие, когда грешники наконец познаю́т Божью благодать, и немного воодушевления, когда они корчатся и стонут… Но маршал Бёрк, несомненно, любит заставлять людей страдать. Он наслаждается, подавляя всех своим авторитетом. Ему нравится чувствовать свою правоту и быть в центре внимания. Пожалуй, именно это сделало его прекрасной игрушкой для Веры: её методы — накачать своих последователей Блажью и непрерывно пичкать своей нежностью и любовью — идеально подходят таким, как Бёрк.       Джон снимает и аккуратно сворачивает пальто. Бёрк, не надевая на него наручников, ведёт его в душевые и там выдаёт метлу. В углу стоит ведро с тряпкой в нём, а в одной из раковин сложена куча всего, что может пригодиться: отбеливатель, чистящие средства и дезинфектор, губки, щётки, влажные салфетки… — За работу, — высокомерно говорит маршал, усаживаясь на стул около двери. — Не поможешь? — Предписания врача, — Бёрк скрещивает руки на груди и выжидающе смотрит на Джона.       Ага. Конечно. Мудак.       Джон медленно моргает. Да, это не так весело, как вести Салагу и Пратта через собственный бункер, но он хотя бы не в клетке. И это шанс завоевать хорошее отношение шерифа Уайтхорса: его цель — заставить шерифа думать, что Джон Сид «довольно неплох, как для одного из этих эдемщиков», а не «больной ублюдок-садист». — Можно мне перчатки? — спрашивает Джон, смиряясь со своей судьбой. Он убьёт Бёрка позже. Пожалуй, сначала он его поцелует — просто чтобы вызвать отвращение, а потом ударит ножом, чтобы тот медленно истёк кровью. — Нет.       Он бросает на маршала сердитый взгляд. За две недели от его маникюра не осталось и следа, и он правда не хотел бы ухудшать ситуацию. — Ты вообще слышал про закон об охране труда? — аргумент так себе, он не наёмный рабочий, но, возможно, угроза предстоящего судебного разбирательства немного осадит Бёрка. — А ты слышал о внутригосударственном терроризме? — отвечает маршал. — Когда всё это закончится, сухие руки будут наименьшей из твоих забот. Я буду настаивать на обвинениях в государственной измене.       …Или не осадит. Джон фыркает и берёт метлу в руки. Бёрк может настаивать на чём угодно, но у него ничего не выйдет. Даже если бы Коллапса не было, а правительство не было занято решением текущего ядерного кризиса, Джон знает все законы до последней буквы. Ни один суд присяжных в этой стране не признает его виновным — не после того, как он разнесёт в пух и прах любые обвинения, которые Бёрк попытается предъявить.       Джон аккуратно сметает весь мусор к центру помещения, находит пакет и кладёт его в раковину в качестве импровизированной мусорки. Теперь чистящие средства — он читает этикетки, раздумывая, стоит ли сперва заняться очищением плитки от грязи и разводов или лучше разобраться с растущей везде чёрной плесенью? Наверное, то, что предназначено для выведения плесени, более едкое, а значит, справится и с остальной грязью. Он обильно распыляет средство на стену в самой дальней душевой кабинке и чувствует, как жгучий запах хлорки проникает в нос и горло. — Открой окно, — подаёт голос маршал, — мы же не хотим задохнуться тут. Или ты всё же хочешь?       Окна здесь расположены почти под потолком. Каждое из них размером с обувную коробку, с решёткой снаружи и старомодным рычажным механизмом для открывания. Справиться с ними довольно проблематично, особенно с херовыми советами от Бёрка, которыми он «помогает», но Джон в итоге открывает три из них, и в воздухе плывут отдалённые звуки стрельбы и рёв автомобильных двигателей. Честное слово, как только он вернётся на ранчо, то подготовит иск против тех, кто спроектировал и построил это здание — если они до сих пор живы. В этом месте неприемлемо всё.       Температура падает ещё на пару градусов — в тюрьме и так холодно, а сейчас в помещении ещё и сквозняк. Тем не менее, хотя бы можно дышать и в горле почти не жжётся. С какой стороны ни посмотри, он не любитель активного отдыха, но он так давно последний раз был на улице, что почти скучает по ощущению прохладного ветерка.       Джон берёт губку и начинает наобум тереть стену, пытаясь избежать попадания химикатов на кожу. Эффект не настолько хорош, как он ожидал, но под слоем грязи всё равно постепенно проступает синева плитки, а часть чёрной плесени смывается под действием раствора.       Хм-м. Это… приятно, когда твой труд приносит плоды. Как решить лёгкую головоломку или перебрать документы в кабинете. Если бы его не заставляли это делать, на руках были перчатки, а Бёрк не стоял над душой, это занятие могло бы даже принести удовольствие. Он вытирает остатки химикатов со стены и переходит ко второй стене. Трёт глаза чистым закатанным рукавом — от едких испарений глаза слезятся, от чего на периферии зрения пляшут искорки.       Джон заканчивает возиться с этой кабинкой и переходит к следующей, когда сзади него слышится громкий скрежет. Он поворачивает голову и видит — маршал стоит, слегка покачиваясь. — Что? — спрашивает Джон. — Я же всё делаю правильно. Если есть возражения, можем поменяться.       Бёрк не отвечает. Это странно. Обычно он использует каждую возможность, чтобы поиздеваться над Джоном.       Джон щурится, снова вытирая глаза. Бёрк не злится или не… ещё что-то. Его лицо необычно пустое, а глаза…       Блядь.       Затуманены Блажью. Почти белые радужки со зрачками-точками. Джон смотрит в ближайшее зеркало — оно всё в разводах, но даже сквозь них видно, что его собственные радужки слишком бледные. Вот что значили те искорки.       Вера поняла, что случилось с Бёрком, и пришла за ним.