Часть 26
8 июля 2019 г. в 10:45
Через несколько секунд Салага достаёт рацию, что-то тихо в неё говорит, осторожно опускаясь на кушетку и вытягиваясь на ней. Доктор Линдси заканчивает уборку и что-то пишет в блокноте — похоже, он ему заменяет планшет для врачебных заметок. Уайтхорс по-прежнему сидит у постели Бёрка, Аделаида опять увлечена своими ногтями, а Минклер засыпает, когда все перестают спорить.
Джон откидывает голову на стену за спиной. Слишком хорошо чувствуется, как болят мышцы, а к одежде присохла кровь и ошмётки мозгов Ангелов. Вероятно, он ещё и пахнет отвратительно — Блажью, несвежим потом и Бог знает чем ещё. Наверное, он должен чувствовать голод — Вера напала на тюрьму прямо перед тем, как Джона должны были покормить, — и жажду — он не выпил ни глотка воды с тех пор, как Бёрк зашёл в его камеру днём. Но он не чувствует. Прямо сейчас он чувствует себя настолько уставшим и измотанным, каким не был уже очень давно. А пляшущие искорки неприятно напоминают причину такого самочувствия — Блажь.
О, Блажь. Иосиф огорчится, когда узнает, что Джон с Салагой уничтожили машины для её производства во Вратах Веры. Но он огорчился бы больше, если бы они разрушили Врата полностью.
Внезапно Джон понимает ужасную вещь: Иосиф обязательно посмотрит записи с камер наблюдения. Увидит, как Джон ведёт Салагу по бункеру, помогает освободить маршала и шерифа. Увидит, как Джон помогает уничтожить производство и убивает невинных верующих. Увидит, как Джон предаёт его доверие и любовь, вместо того чтобы быть великомучеником.
Неужели спасения одной души достаточно, чтобы искупить эти грехи?
Джон закрывает глаза. Ему определённо придётся заново вырезать «лень» на своей коже — это же так можно назвать «трусость» и «измену»? «Лень» или «гнев». Возможно, «гордыню» тоже, если Иосиф очень разозлится. И Джону нужно будет как-то искупить своё предательство: как минимум, он должен помочь подготовить и похоронить тех, кого убил. Он не удивится, если Иосиф скажет ему пройтись по тайникам Врат Эдема, найти все запасные детали для машин и собственноручно починить их, чтобы восстановить производство Блажи. И после второго (или третьего — да кто считает-то?) Искупления, его грехи наверняка станут основной темой проповедей Иосифа на ближайшие несколько недель — а то и месяцев или лет.
И о чём он только думал? Надо было отпустить помощника во Врата Веры одного. Тогда бы у Джона не было столько проблем. Салага бы вернулся, как обычно — может, чуть более избитым и умирающим, но… Нет. Нет, это было бы неправильно.
Салаге пришлось бы куда хуже, если бы Джона там не было. Эти Ангелы сожрали бы его живьём и даже если бы он смог привезти Рэйчел сюда, то точно бы не прошёл Врата Веры в одиночку. Он бы просто умер, не оставив Джону никакой надежды.
Иосиф обязательно поймёт, решает Джон. Он просто обязан. Джон будет плакать у него в ногах, умоляя о прощении и Иосиф признает, что брат поступил правильно, что это был единственно возможный вариант. Сосредоточенность Иосифа на Салаге только усилилась с момента смерти Иакова, а с тем, что и Джон, и Вера теперь гипотетически мертвы, остаётся только представлять, насколько углубится Иосиф в своё личное задание по спасению помощника шерифа.
Отец не смог спасти Иакова. Отец не смог спасти Веру. Он не остановится ни перед чем, чтобы спасти того, кто обрёк их всех на это — предвестника Коллапса. Так что всё в порядке. У Джона ещё есть шанс.
Аделаида тихо цокает языком, выдёргивая Джона в реальность. Он открывает глаза и смотрит на неё. В лазарете тишина.
— Бедняжка, — шепчет она, не отрывая глаз от Салаги. Он лежит с закрытыми глазами, всё ещё сжимая в руке рацию. Она поворачивается к Джону. — Иди принеси ему одеяло, лапуля. Ему нужно хорошенько отдохнуть.
— Что? — спрашивает Джон и Аделаида мгновенно прижимает прохладную ладонь к его губам.
— Ти-и-ише, — шипит она, неодобрительно нахмурившись — прямо как мамочка.
Джон пялится на неё, поднимая руку, чтобы убрать её пальцы со рта. И почему он должен это делать? Прежде чем он успевает спросить, Уайтхорс уже подходит к помощнику с большим шерстяным одеялом в руках. Быстро разворачивает его, накрывает спящего, аккуратно забирает рацию из расслабленных пальцев и кладёт на комод рядом.
— Спи, Салага, — бормочет шериф, а затем смотрит на Аду и Джона и подходит ближе. — Вы уже ели хоть что-нибудь?
Джон качает головой, пока Ада подмигивает шерифу, убирая руку со рта Сида.
— У меня недавно была бо-ольшая сосиска, если ты понимаешь, о чём я, — говорит она и ухмыляется Джону. — Но не откажусь перекусить…
Это двусмысленный намёк? Констатация факта? Приглашение? Джон не знает, что думать, поэтому смотрит на шерифа в ожидании помощи.
— Пойду поищу нам немного еды, — бормочет шериф и Джон заставляет себя подняться на ноги, хоть и чувствует себя абсолютно измотанным. Если он останется здесь с Аделаидой, то начнёт терять самообладание. Она кошмарна — вся эта похоть, гордыня и весь этот разврат… Джон не хочет заразиться.
— Можно мне новую одежду? И в душ, наверное… — тихо просит Сид. Он чувствует себя отвратительно, покрытый с ног до головы грязью и пылью. О, как же ему хочется снова стать чистым…
— Одежду можно, а вот с душем придётся подождать, — шепчет Уайтхорс. — Пойдём.
Джон кивает и уходя вслед за шерифом, он видит, как Аделаида идёт в кабинет в конце лазарета, где за дверью видно силуэт доктора Линдси. Пусть лучше она достаёт его, а не Джона.
Уайтхорс ведёт их через командный центр, в котором сидят несколько человек, обрабатывающих свои травмы. Одна женщина чистит винтовки и пистолеты, другая — пересчитывает патроны и метательное оружие. Тела куда-то унесли и какой-то парень оттирает с пола засохшую кровь и внутренности. Шериф идёт в коридор, ведущий к душевым, и открывает какой-то шкафчик — видимо, с чистой одеждой — достаёт наугад какие-то вещи и сгружает их Джону в руки.
— Иди переоденься, — говорит шериф, укладывая сверху на стопку пару носков. — Я найду нам что-нибудь поесть. Встретимся в командном центре, как закончишь.
Джон кивает и возвращается в свою камеру. Там он пытается привести себя в порядок настолько, насколько это возможно с тем, что у него в распоряжении: маленькая металлическая раковина с холодной водой, жалкие остатки мыла, которое ему выдали по прибытии, грязная посудная тряпка и слишком мягкая зубная щётка.
Когда он заканчивает, то переодевается в выданные Уайтхорсом вещи — дешёвая куртка цвета хаки и поношенные коричневые брюки-карго. Он бросает взгляд на свои ботинки, перепачканные кровью и грязью. Стоит ли пытаться спасти их? Наверное, нет. Можно попробовать потом, но, вероятно, восстановлению они не подлежат. Надо будет выкинуть их, когда он вернётся к прежней жизни.
Уайтхорс, как и обещал, сидит за одним из небольших столиков в командном центре, когда Джон спускается туда. На столе стоят две дымящиеся миски с рагу и две чашки с апельсиновым соком из пакета.
— Спасибо, — благодарит его Джон, прежде чем приступить к еде. Рагу, как и ожидалось, ужасно — консервированный картофель, кукуруза и морковь, с кусочками консервированного же мяса и густым наваристым бульоном. Обычно похожей фигнёй питался Иаков. Но еда есть еда и Джон знает, что ему нужно поесть, хоть и не очень голоден. Поэтому он ест, не жалуется и не перебивает Уайтхорса, когда тот заговаривает.
— Ты же мог всё испортить. Мог отвезти нас к своему брату, а не в безопасное место. Мог помешать Салаге спасти нас, — шериф делает паузу. — Скажи, это ты хотел спасти свою сестру?
Джон качает головой.
— Нет, это Салага. Он решил пощадить её ещё до того, как я смог вмешаться.
Это не совсем ложь. Джон как минимум попросил бы Салагу не убивать её, если бы он собирался. Впрочем, он не встал бы грудью на её защиту. Потому что она — не Иаков. А ему слишком нравится жить.
Шериф кивает и поджимает губы.
— Я так и думал, — печально говорит он. — Джон, твоя сестра — чудовище. Даже больше, чем остальные члены вашей семейки.
Джон кривится. О, ну разумеется. А он только решил, что они сдвинулись с мёртвой точки. И все его усилия, вся помощь, сотрудничество, любезность и героические поступки… всё напрасно. Уайтхорс убедил себя в том, что Джон — чудовище, вероятно, ещё даже до того, как они встретились лично. И явно не собирается пересматривать это… это предубеждение.
Джон глотает последнюю ложку рагу, запивая её последним глотком кислого сока и встаёт. Шериф ошарашенно замирает, не донеся ложку до рта.
— Я иду спать, — заявляет он и идёт. Не обращает внимания на удивлённое «Джон?», поднимается в свою камеру, падает на койку и сверлит взглядом стену, кипя от злости и разочарования, пока сон наконец не приходит к нему.
Он приходит быстро: туман, клубившийся в сознании всё это время, быстро поглощает его разум. Он окончательно вымотан и не видит снов этой ночью.