После съемок

— Милая, я ненадолго, — дождавшись кивка, Игорь легко улыбается и выходит из студии. Лицо начинает гореть от одной только мысли, как убого и жутко он выглядит, как он совершенно не на своем месте. Но Серега знал, на кого давить, а Кате идея понравилась до такой степени, что, казалось, мнение Игоря никого не волновало. Зайдя в туалет и закрыв дверцу на замок, он прячет горящее лицо в ладонях. Тело начинает бить мелкая, пока едва ощутимая дрожь, но кончики пальцев уже заметно дрожат. Акинфеев пытается достать телефон из кармана джинс, однако руки не держат, и аппарат летит на кафельный пол. Чертыхнувшись, он торопливо поднимает его, с облегчением понимая, что тот цел. Ему нужно всего лишь услышать голос. О том, что Артем может быть занят или недоступен, мысли нет, кажется, он просто не переживет тогда. Гудки въедаются в уши, десятками тонких гвоздей загоняются в мозг, добавляя еще больше боли. Игорь не замечает, как съезжает по стенке вниз, утыкаясь лицом в колени. — Да, Игорек? — из горла вырывается лишь хрип, он задыхается, не может вдохнуть. — Игорь! — Артем явно паникует, слышен грохот какого-то предмета, упавшего на пол. — Игорек, тише-тише, я здесь, что случилось? Артем несет откровенную чушь, успокаивая его и, что удивительно, это работает. Паника отступает, перестает так отчаянно трясти, хотя пальцы сжимают несчастный телефон до хруста. — Забери меня… — первое, что он говорит, что может сказать. Ему так осточертели эти съемки, беготня всех, кажется, на одном и том же месте. И если Катя попала в свою родную стихию, то для Игоря эта суматоха сродни мукам, но он терпел. Просто теперь больше не может. В рассудок бьет сцена, где их с Катей снимали на кровати и Акинфеев был готов провалиться от страха и стыда. Но женщина лишь улыбнулась в ответ на панику в его глазах, приняв это за легкий мандраж. Она не Артем, который как-то научился на расстоянии и за короткие встречи считывать Игоря, как открытую книгу. Он чувствовал Игоря как себя и умел подстроиться, помочь. — Куда подъехать? Игорек, прошу, не молчи, — слышится шорох вещей, Акинфеев знает, что Артем в Москве: совпадение это или чуйка того же Дзюбы, но он не уехал вместе с командой, решив остаться в столице еще на пару дней. — Катя… Катя знает твою машину… — он предупреждает, а следом диктует адрес студии, зная, что просто не сможет выйти и поехать куда-то еще. Его силы кончились. — Понял, возьму другую. Надо что-то придумать, иначе тебе проблем не избежать. — Я не знаю, Тема… не знаю… просто забери меня отсюда… — его снова начинает крыть. Он не боится выходить и стоять в раме против именитых футболистов, но это все… это выше его сил. — Я скоро буду, родной, держись. Ты у меня сильный, пожалуйста, дождись меня, хорошо? У Игоря хватает сил, чтобы коротко промычать согласие и обессиленно опуститься на пол. Позорно хочется закрыться в этом туалете и дождаться, пока Артем не приедет и не заберет. Такое было когда-то давно, когда он боялся после крупных поражений выходить на улицу, прячась под одеялом, сжимаясь в комочек и надеясь, что позор с него когда-нибудь смоется. Усилием воли он заставляет себя подняться, умыться, с кривой ухмылкой смотря на свое отражение. Взгляд затравлен, нижняя губа едва уловимо трясется, выдавая его состояние с головой, но он же сильный, верно? К тому же скоро приедет Артем… Игорь себя одергивает: это Москва, а значит, минимум через час. Еще час унижения и позора. Его нервозность замечает Сергей, отводит в сторону и просит успокоиться и расслабиться. Акинфеев нервно усмехается. Будь это так просто, он бы давно это сделал, но это банально невозможно. Серега говорит еще о чем-то — много, быстро, сумбурно. Он в этом помещении — рыба в воде, как Игорь на футбольном поле. Мысли о поле лениво перетекают в мысли об Артеме. Интересно, скоро он приедет? Игорь кивает, совершенно не слушая друга, и идет дозаписывать сцену. Слава Богу, дальше не его работа и, тем более, ему не надо смотреть на то, что получилось, ему хватило пары мгновений, чтобы понять, что это дурацкая затея от и до. Когда все закончено и Катя сидит, увлеченно болтая с Сергеем — технически тут сидит и Игорь, да только все силы уходят на то, чтобы ноги не дрожали — в комнату заходит девочка-помощница и сообщает о посетителе. Все существо против воли дергается в сторону выхода, всё, что занимает сознание, — это соблазнительная картинка, как он вылетает из этой клетки и просто повисает на шее Артема, пряча лицо. Дзюба наверняка бы подхватил его и попросту унес отсюда, в тепло машины и их квартиры. Где тихо и спокойно. — Пусть проходит. — Он говорит, что это срочно. И ему нужен Игорь Владимирович. — А кто он вообще? — Катя хмурится. — Представился как Сергей Борисович, говорит с Ватутинок, там что-то случилось. Говорит, Гончаренко прислал. Игорь моментально понимает задумку, Сергея Борисовича у них и в помине нет, а значит, это Артем. Раз приплел Виктора — значит, и он в курсе. Тренер с пониманием отнесся к их отношениям, спалив их целующимися в раздевалке ВЭБ Арены и после неоднократно прикрывал. — Странно, что Витя не дозвонился, — Игорь спешно одевается, пока не посыпались вопросы, которые могут их уничтожить. — Тут связь не ловит, — звуковик, сам того не понимая, спасает Акинфеева от дальнейшего вранья. — Игорь, — Голос Кати останавливает, — Ты успеешь вернуться? Самолет через четыре часа. Акинфеев едва сдерживается, чтобы не схватиться за голову. Ну почему все именно сейчас? Он совершенно забыл о том, что Катя улетает сразу после съемок к своей маме, где уже несколько дней гостят дети. Ситуацию спасает Жуков. — Я могу тебя проводить, Кать. Однажды я пытался его дождаться, пока он закончит дела на базе, но это же гиблое дело, ты знаешь, — Серега смеется, вспоминая случай двухлетней давности. Игорь благодарит его, жмет руку, и, поцеловав жену, вылетает из студии, слегка запнувшись о порог. Он слышит краем уха немного недовольную интонацию Кати: «Совсем с детьми этими помешался», но она волнует его так ничтожно, что выветривается из головы за мгновение. У охраны внизу никого нет, зато на парковке у неприметной машины стоит высокая, знакомая до каждой мелочи фигура в цска-шной шапке и куртке и, заговорщицки улыбаясь, садится на водительское. Едва Акинфеев захлопывает дверцу, усевшись на пассажирское, как машина срывается с места и везет их по направлению к общей квартире. Купленной невероятно окольными путями. Но их. Про нее никто не знает, кроме них двоих, они обставили её по своему вкусу, создав пусть и локальную, но иллюзию семьи. Где они только вдвоем. Всю дорогу Артем тревожно косится на Игоря, выхватывая детали, которые беспокоят его все больше и больше. Но останавливаться сейчас — значит подвергнуть весь их план опасности, банально спалиться. Поэтому он гонит, благодаря всех богов, что дороги Москвы сегодня пусты. Заехав на подземную парковку под их домом, он осторожно выводит Игоря, который, кажется, уже ничего не соображает, лишь цепляется за его куртку побелевшими пальцами. Они и искали подобный дом, где парковка имела лифт наверх, где не нужно лишний раз светиться. Артем уже обжигался на подобном и повторения не хотел. Слишком ценен был Игорь. Квартира встречает теплом и уютом, он вытряхивает Акинфеева из кофты и несильно трясет за плечи, вынуждая посмотреть в глаза. — Игорек, все хорошо, мы уже дома, расслабься… Это «расслабься» действует спусковым крючком, Акинфеев судорожно хватает ртом воздух, а затем заходится почти в судорогах, прижимаясь к Артему теснее. Дзюба осторожно подхватывает его на руки и несет в ванную, где наполняет ее горячей водой, добавляя цветочной пены, зная, как она успокаивает его Игорешу. Сам Игорь просто обнимает его, значительно затрудняя весь процесс, но Артем даже не думает жаловаться. Пока вода набирается, взбивая пену, он оборачивается и притягивает к себе мелко дрожащего Акинфеева, поглаживая по волосам и спине. Что-то шепчет на ухо, пытаясь успокоить, но зная, что Игорь восстанавливается постепенно, расслабляясь в его руках, медленно снимая все маски и оковы. Когда ванна наполняется больше, чем наполовину, он осторожно раздевает несопротивляющегося Игоря, раздевается сам, и, осторожно залезая в воду, помогает ему устроиться, прижимая к своей груди. Размеры, благо, позволяют им уместиться вдвоем: это была идея Артема, но и Игорю, судя по тому, сколько раз они проводили здесь вместе время, идея пришлась по душе. Он гладит по бокам и животу, несильно надавливая, растирая мышцы, ощущая, как расслабляется тело вратаря, а сам он откидывает голову на Темино плечо, прикрыв глаза. — Все то же? — для него не секрет: эти съемки, которые с самого начала не понравились ни ему, ни Игорю, отняли добрую половину нервных клеток у них обоих. — Все то же, — согласно кивает, разворачиваясь в объятиях, чтобы уткнуться носом в изгиб шеи. — Мне плохо, а этого никто не видит… А я…просто не могу уже… — Ещё много осталось? — Сегодня последний день. — Ну вот видишь, — Артем не без удовольствия от этой новости гладит поясницу, игриво царапая ногтями, — ты справился, ты огромный молодец. Игорь приподнимает лицо, хитро прищурив глаза. О, эту улыбку и этот взгляд Дзюба узнает из тысяч и ему слишком хорошо знакомо это настроение Акинфеева. — И, конечно же, — пальцы скользят ниже, поглаживая, вынуждая Игоря слегка прогнуться, — ты заслуживаешь награду. Тело в руках слабо дергается, Игорь приподнимает одну ногу, давая больше доступа, и, потянувшись, целует Артема в губы, слегка покусывая. На место расслабленности и спокойствию приходит игривость, распаляющееся с каждой секундой все сильнее и сильнее желание. Дзюба обхватывает Акинфеева свободной рукой за талию, укладывая на себя, и проникает внутрь пальцами, растягивая медленно и тягуче, не отрываясь от губ ни на миг. Изначально Артем планировал взять Игоря на кровати и от плана отступать не намерен, особенно учитывая, что один раз они все же несильно травмировались, занимаясь сексом в ванной. Поэтому сейчас лишь растягивает, плавно двигаясь внутри, стараясь игнорировать пальцы, впившиеся в плечи и стоны в поцелуй. Игорька же происходящее мало волнует, он хочет здесь и сейчас, особенно чувствуя возбуждение Дзюбы и потираясь об него в попытках получить как можно больше. — А сейчас мы идем в постельку, — разорвав поцелуй, однако не прекращая движений внутри. — Дзюба! — Не спорь, — коротко чмокнув в губы, — пойдем-пойдем, там получишь всё, что захочешь, — Артем стонет, ощущая, как сжался внутри Игорь в ответ на эти слова. Акинфеев наедине превращался временами в капризного кота, которому надо, чтобы все вокруг бросили свои дела и занимались только тем, что его гладили. И не сказать, что Артем был против, наоборот, он с удовольствием бросал все и ласкал Игоря. Чувства, вспыхнувшие между ними давно, не угасали вопреки логике и расстоянию, и, пройдя вначале через ссоры и упреки, только укрепились. И сейчас, вытирая полотенцем совершенно не помогающего ему в этом процессе Акинфеева, Артем никак не мог понять, за что ему такое счастье свалилось. Свалилось и ответило взаимностью, когда он пришел и выложил всё как есть, просто устав бороться с этим. Кареглазое счастье тогда широко улыбнулось и смущенно пробормотало «Я тоже, Тем». И никакие расстояния, жизнь на два дома и, фактически, на две семьи не могли заставить его отказаться от Акинфеева. Он был будто призом, наградой, к которой он шел много лет. Шел, набивая шишки и сбивая в кровь ноги и руки. Поэтому куда-либо отпускать от себя Игоря он не собирался, а Акинфеев сам жался к нему, найдя в его детском характере нужную и родную душу, человека, рядом с которым можно не быть сильным. Закончив сушить вратаря, Артем не успевает среагировать, как тот, игриво дернув бровью и стрельнув глазами, поворачивается, и, виляя задницей, уходит в сторону спальни. В голову невзначай лезут мысли о том, будет ли Игорь настолько же игрив перед камерой, если рядом будет Артем. Намеренно медленно и основательно он вытерся сам, дразня Акинфеева ожиданием. Правда, результат сделал хуже ему же: войдя в их спальню он замер в дверях, не дыша уставившись на кровать. Игорь коротко усмехается и запрокидывает голову, застонав от особо удачного движения своих же пальцев внутри. Воздуха сразу и резко перестает хватать, все, что занимает сознание, — соблазнительная до одури картинка этих прекрасных пальцев, ритмично погружавшихся в выгибающееся тело. — Если будешь там так стоять, то… — договорить Игорь не успевает - его прижимают к кровати, добавляя к его двум собственным третий, двигая чуть жестче и резче. — Игорь, — Артем широко и влажно лижет шею, помня, что меток ставить нельзя, однако Акинфеев и здесь его удивляет. — Можно, Тем, можно, — запрокидывая голову, давая больше доступа к шее, где заметно бился пульс. Зарычав, он набрасывается на чувствительную кожу, терзая ее зубами, засасывая, постанывая от мысли, сколько меток он может сейчас понаставить на этом прекрасном теле, показывая и доказывая всем и каждому, что этот мужчина принадлежит ему. — Артем… Тема… — просяще, чуть растягивая гласные, пока не превращая их в полноценные стоны, — хочу тебя, пожалуйста… Глаза заволакивает пеленой возбуждения, когда Игорь просит его таким голосом, резко становится неважно все, кроме одного — доставить удовольствие ему. Дзюба отстраняется и тянется к тумбочке, где клишированно, но так удобно хранились смазка и презервативы. Заметив квадратик фольги, Игорь мягко накрывает его своей рукой и, глядя в глаза, шепчет: — Без. Хочу тебя всего чувствовать. Целиком. Артем гортанно стонет, отшвыривая презерватив, заваливая Игоря, вжимая в подушки почти до боли. Пытаясь руками обхватить всего, заласкать каждый сантиметр кожи, влажно выцеловывая ключицы. — Тема… — раздвигая ноги, приглашая. Поцеловав поочередно колени, Артем выдавливает смазку, распределяя её по члену. — Темочка… Он всегда старался входить медленно, внимательно следя за эмоциями на лице Игоря. Собственные размеры обязывали следить, чтобы его партнеру не было больно. Но выдержка летит ко всем чертям, когда Акинфеев зовет таким сладким голосом, кажется, еще чуть-чуть и он приглашающе коснется себя пальцами, раскрывая и зовя. Артем входит двумя резкими, немного грубыми толчками и тут же испуганно замирает, увидев складку боли между бровей Акинфеева, но тот обхватывает его бедра ногами, скрещивая за спиной, и притягивает еще ближе. — Сильнее, Тем…хочу…хочу тебя… — и рассудок слетает напрочь. Акинфеев стонет от каждого толчка, принимая в себя максимально глубоко, раскрывается сильнее. Выгибается, насколько позволяет навалившийся сверху Артем, и уже жалобно вскрикивает, когда тот находит нужный угол и задевает при каждом толчке простату. Цепляется руками за плечи, царапая короткими ногтями почти в кровь, и Дзюба перехватывает руки, прижимая их к постели, фиксируя. Результат оказывается потрясающим — Игорь запрокидывает голову, теряется в ощущениях полностью, сжимаясь внутри. Шипит сквозь зубы от легкой боли, закусывая губы. Артем перехватывает руки, переплетая пальцы, и с силой кусает доверчиво подставленную шею. Он буквально всем телом чувствует, как Акинфеева начинает бить предоргазменная дрожь, тот мечется, пытается то ли уйти от зубов Артема, то ли подставиться сильнее. Дзюба отрывается от кожи, жадно и рвано толкаясь внутрь, вылизывает место укуса, выдыхая короткое: — Кончай. И Игорь послушно кончает, ни разу не прикоснувшись к себе, сжимаясь внутри до боли, отбрасывая Артема следом за собой в удовольствие. Кричит громко и надрывно, пока его тело бьет судорога. Дзюба отпускает руки, обнимая выгнувшееся навстречу влажное тело, и кусает вновь то же пострадавшее ранее местечко. В голове царит полнейшая пустота, расцепить руки кажется невыносимой задачей, внутри Игоря мокро от его собственной спермы и Артем урчит большим котом от одной мысли об этом. Внутри разгорается сумасшедшее желание, и Дзюба сдается ему, выпуская Игоря из объятий, позволяя тому обессиленно рухнуть на мокрые от пота простыни. Он осторожно выходит из тела и тут же спускается вниз, закидывая ноги Игоря, складывая его почти пополам. — Артем, что ты… — Акинфеев стонет от ощущения влажного языка, вылизывающего его. Усилием воли он приподнимается на локтях, потому что он хочет видеть это. Видеть, как довольно зажмурившись, Артем лижет его, лаская покрасневшие стеночки, скользит языком внутрь, собирая свое семя. — Тема… Тема в ответ лишь открывает глаза, влажно и пошло смотря на него. Он едва отстраняется, лишь затем чтобы спросить: — Ты насколько здесь? — Неделя, Катя улетает к бабушке и детям. — Прекрасно, — ухмылка, которая не обещает ничего хорошего и от которой сводит все внутри. — И больше я это имя слышать здесь не хочу. Только «Да, Тем» и «Сильнее, Темочка», понял? — улыбнувшись, он прикусывает кожу около входа, вновь ныряя языком внутрь. — Да, Тем…