И лепестки цветов

— Гизборн! Мне нужна эта девушка! — вскричал отважный Робин Гуд, обнажая меч. — Она моя, мерзавец! — Гизборн оттолкнул несчастную Сару в сторону и выхватил клинок. Два непримиримых врага стояли друг против друга, готовые к битве. — Ах ты ж кобель! Два непримиримых врага рефлекторно вздрогнули и втянули головы в плечи. На лицах у них появилось одинаковое выражение покорной обреченности. — Так вот ты где шляешься! Кобелина! — Марион проломилась через кусты и яростно пнула некстати попавшийся под ноги камень. Гизборн с облегчением выдохнул. — Это не то, о чем ты думаешь, дорогая! — Робин попытался было вложить меч в ножны, но клинок не шел, причем ни вперед, ни назад. — Да чтоб тебя! — Что, руки трясутся? Ты пил?! Я кого спрашиваю?! Давай-давай, сломай меч! У нас же таких навалом! Это же так, железяка, а не священная реликвия предков! Давай, дерни еще раз! — Да что ж такое-то! — возопил Робин, выдернул наконец заклинивший меч из ножен, растерянно уставился на него и спрятал за спину. — Дорогая, не начинай! — По-моему, у него тут засос на шее, — наябедничал Гизборн и быстренько отскочил в сторону. Марион шла быстро, а лук держала так, что сразу становилось понятно: лук — это здоровая палка. А что к нему тетива привязана — так она ничему не мешает, если правильно взяться. Марион взялась правильно. — Какой засос? Ах ты ж… — задохнулся от возмущения Робин. Смертельные враги стали еще более смертельными. — Не верь ему, дорогая! Это царапина! Веткой хлестнуло! — Веткой, говоришь? Ну надо же, как у меня муж неловкий. То ветка его хлестнет, то кусты спину поцарапают. Прям одно за другим, одно за другим. И как ее звали, эту ветку? Дженни? Мери? Энни? — Ну что ты, любимая… Не было никакой Энни. Мне нужна только ты! — Ах, так теперь я, значит, любимая. Теперь тебе нужна я. А буквально пять минут назад ты говорил совсем другое! Кто эта лахудра? — лук обвиняюще ткнулся в Сару. — Первый раз ее вижу! Она с Гизборном! Гизборн, скажи! — Робин кружил по дороге, не позволяя любимой женщине сократить дистанцию. Любимая женщина очень старалась. — Да, была со мной. А потом пришел ваш супруг, леди Марион, и сказал, что ему очень нужна женщина. — Он врет! — Клянусь гробом Господним, так и сказал. Этими вот самыми словами. — Сука ты, Гизборн! — лук свистнул в воздухе, и Робин с трудом увернулся. Марион взяла поправку на ветер и замахнулась еще раз. — Значит, тебе женщина нужна! И ты пошел искать ее в лесу. Отличная же идея! Если долго бродить по Шервуду, какая-то баба да попадется. Сволочь! Марион сделала выпад. Робин уклонился. — Дорогая, мне нужна только ты! Ты ведь знаешь, как я тебя люблю! — Правда? Знаю? Вчера у тебя болела голова, позавчера ты грустил и думал о судьбах Британии, на выходных ты был на совещании у Херна. А потом ты каких-то девок на дороге цепляешь. И что я должна знать? А? — Ай! — в унисон пискнул Робин и потер бедро. Лук наконец-то достиг цели. — Дорогая, это просто работа! — Конечно, работа! А как же! Дорогая, у нас совещание, я на всю ночь, не жди меня… И ты козел, и Херн твой козел! — Олень! — Что ж я, козла от оленя не отличу? Козел! А чучело оленя на голове таскает, это да. — Мы боремся с норманнским игом! — О! Так это в ходе непримиримой борьбы тебе спину расцарапали! Норманнки? — Я не сражаюсь с женщинами! — Что, норманны?! — Бля! — хлопнул себя по лбу Гизборн. — Так вот чего ты меня топил! — В смысле? — Робин опешил, замедлился, получил луком по спине, ускорился. — В прямом. То ты меня раздеваешь и через коня перегибаешь, то связываешь и в озеро макаешь. А я-то удивлялся, что за странные фантазии. Другой бы давно убил. Нет, насчет норманнов — это многое объясняет. Ошеломленная новыми горизонтами, Марион сбилась с ритма. Робин воспользовался промедлением и шмыгнул за дерево. — Дорогая, ну ты же понимаешь, что это бред?! Дорогая задумчиво вытирала пот со лба. Грязная рука оставляла на лице полосы, более всего напоминающие боевую раскраску. — Бред, говоришь… А почему ты Джона называешь маленьким? — Потому что это шутка! Он большой! И если его назвать маленьким, это смешно! — Кому? — Всем! — Мне — нет. И Джон ни разу не смеялся. — Мач смеялся! — Вот именно. Мач. А еще он в детстве жуков ел. — Что, правда? — заинтересовался Гизборн. — Да! Нет! — получил он одновременные, но несколько противоречивые ответы. Гизборна передернуло. — Нет, я знал, что саксы — примитивный народ, но чтобы настолько… — Не смей критиковать нашу культуру! — ткнула в его сторону луком Марион. Гизборн нырнул за дерево. Женщин он понимал слабо, а вот с принципом работы лука был знаком хорошо. — Эксплуататоры! — Да если бы не мы, ты бы вообще безработной была! — выкрикнул из-за дерева осмелевший Гизборн. — И домохозяйкой! Никакой эмансипации, никаких сражений и погонь. Сидела бы дома и суп из капусты варила! — А может, я хочу супа! И капусты! У меня эти олени поперек горла уже! Лесная, мать его, романтика! Ни отпуска, ни выходных, и спать на земле холодно. Сучки эти проклятые. Муравьи. Крапива. Ты что, думаешь, жить в крапиве — мое призвание? — Призвание любой женщины — грабить мужчин. Ты хотя бы делаешь это открыто, с оружием в руках. И даешь возможность обороняться. — Диаметр дубового ствола придавал Гизборну уверенности. — Так ты еще и шовинист! — возмутилась Марион. — Да-да, домостроевец! — поддержал внезапную смену курса Робин. — И расист! — Я расист?! Да я на еврейке жениться хотел! — Все так говорят! А потом посватаются разок в кустах, и ищи ветра в поле. — Не надо делиться со мной опытом своей интимной жизни, Локсли. Это ты девиц под кусты таскаешь. А я, как порядочный человек, в церковь! Правда, дорогая? Ошеломленная Сара кивнула, перебинтованные косички качнулись в такт. — Во ты дурак! — поразился Робин и даже высунулся из-за дерева, что посмотреть на дурака повнимательнее. Не каждый день встречаешь человека, который обещает жениться — и правда женится. Гизборн смутился, покраснел, но взгляд выдержал. Марион задумчиво прищурилась. — Так. Значит, Гизборн вез девицу жениться. — Да, — не чуя подвоха, согласился Робин. Разговор о Гизборне казался ему более перспективным, чем разговор о кустах, норманнах и свадьбах. — Рыцарь. Еврейку. Вез жениться. — Ну да же. — Тогда у меня вопрос, любовь моя. Кому и в чем ты хотел помочь? Гизборну жениться, или этой вот лахудре — замуж выйти?! — Протестую! Жениться я и сам могу, без помощников! — оскорбился Гизборн. Самый главный элемент женитьбы он репетировал неоднократно и был полностью уверен в себе. — Но она не хотела за него замуж! — попытался аргументировать Робин, еще не осознавая всей губительности выбранной стратегии. — Да-а-а-а? Правда? А ты откуда знаешь? — Но ее папа… — А при чем тут папа? Мы что, о папе говорим? Я тебя спрашиваю: откуда ты знаешь, что эта лахудра не хотела замуж за Гизборна? Ты с ней знаком, да? Вы это обсуждали? То есть с какой-то там Сарой ты женитьбу обсуждаешь. А со мной уж который год недосуг. — Но нас обвенчал Херн! — Над нами что-то бубнил укурок с чучелом оленя на голове! Гизборн, ты вез Сару к чучелу оленя? — Я бы никогда этого себе не позволил, миледи, — воспрявший Гизборн даже вспотел от избытка искренности. — Свадьба! Торжественный хор! Лепестки цветов под ногами! Праздничный стол! Платье для невесты! Каждое восклицание отдавалось в голове Локсли погребальным колокольным звоном. Марион задумчиво кивала в такт, стремительно мрачнея, а на слове «платье» потянулась за стрелой. — Дорогой, нам нужно кое-что обсудить… — Сука! В следующий раз точно утоплю! Сволочь! — выкрикивал Робин, петляя между деревьями. — Будьте вы прокляты, норманны! Дорогая, я был не прав! Будет тебе платье! И свадьба! И лепестки цветов! Все будет! Марион не слушала. Марион клала стрелу за стрелой — ровненько, как на стрельбище, выцеливая мелькающую в перелеске коричневую куртку. А Гизборн, о котором все забыли, тихонько отступал к лесу. И думал, что никогда, никогда не женится на женщине, умеющей стрелять из лука.