Джорно Джованна и его мечта

      Время Турнира Трёх Волшебников — это такое время, когда в свободные от уроков часы учеников могли в срочном порядке куда-нибудь созвать, и никакие возражения не принимались. Вот и сейчас, утром выходного дня, всех позвали в Большой зал, толком ничего не объяснив. Все столы и скамьи в зале были убраны, поэтому ученики кучковались на полу вдоль стен. На подмостках, где обычно стоял преподавательский стол, располагались резной столик с граммофоном и огромное кресло, в котором разместился преподаватель по уходу за магическими существами. Массивная фигура профессора Неро была абсолютно статична, и лишь его жутковатые глаза с чёрными белками и алыми радужками время от времени устремлялись в сторону часов. Время шло, но в зале так ничего и не происходило.       — Угощайтесь! — Мелоне и Гьяччо, плюхнувшись на пол рядом с Джорно и компанией, разложили перед ними свёрток с какими-то странными плодами.       — Это чего такое? — Наранча с подозрением потыкал пальцем в один из них.       — Понятия не имеем, — честно ответил Мелоне. — Мы с Гьяччо случайно их на травологии вывели и подумали, что… ну, выглядят вроде красиво, пахнут вкусно, значит должны быть съедобными.       — Ага, и именно поэтому вы не стали пробовать их сами, а притащили нам, — фыркнул Наранча, складывая руки на груди. — Нет уж, я пас.       — Я что-то тоже желанием не горю, — недоверчиво протянул Джорно, разглядывая не то фрукты, не то ягоды размером с небольшие сливы, выглядящие как стеклянные ёлочные игрушки.       — А давайте жребий бросим? — предложил Миста. — На кого Фортуна укажет, тот первый и пробует.       Идея была принята, и, накрутив фантов из бумажек, ребята вытянули по одному. Помеченный достался Фуго.       — Ну, чертяки, если я из-за вас отравлюсь и умру, буду вас призраком по ночам преследовать и запугаю если не до смерти, то хотя бы до потери рассудка, — вздохнул он, взяв один плод, покрутив его перед глазами и отправив в рот. Плод хрустнул на зубах Паннакотты, как тонкое стекло, и из его рта и ноздрей вырвались облачка густого холодного пара. — Слушайте, а прикольная штука! На вкус как… как дыня в жидком азоте!       — Что такое жидкий азот? — поинтересовался Гьяччо.       — Оу… — Фуго почесал затылок, прикидывая, как бы объяснить человеку, выросшему в мире магов, научную штуку из мира маглов без использования магловской терминологии. — Ну… это такое вещество, которое может моментально заморозить любой предмет, если им его облить.       — А-а… — протянул Гьяччо, состроив задумчивую мину. — Типа… как замораживающее заклинание, только без заклинания?       — Ага, как-то так, — кивнул Фуго, хрустя уже вторым плодом. Остальные, убедившись в безопасности чудо-фруктов, последовали его примеру, и вскоре уже вовсю веселились, воображая себя ледяными драконами и дыша друг в друга морозным паром.       — Слушай, Гьяччо, а как мы назовём-то своё детище? — спросил Мелоне, облизывая пальцы, на которых остался сладкий сок.       — Так… — задумался Гьяччо. — Раз эти плоды, по сути, гибрид льда и дыни, то мы назовём их…       — Ледыни! — воскликнул Мелоне с видом учёного, совершившего великое открытие.       — Идеально! — поддержал его Гьяччо, доедая последний плод из свёртка. — Блин, вкусно, но мало.       — Да уже наверняка новые созрели, я на них Гербивикус наложил, — сказал Мелоне, лениво привалившись к боку товарища. — И если нам сейчас не объяснит уже кто-нибудь, наконец, зачем нас здесь всех вообще собрали, предлагаю сбежать в теплицы жрать свежие ледыни прямо с грядки.       — Если вам не дорога честь школы и ваша собственная самооценка, можете бежать прямо сейчас, я никого не держу насильно, — внезапно раздался холодный голос за спинами ребят, заставив всех синхронно вздрогнуть от неожиданности.       Этот голос, несомненно, принадлежал профессору Прошутто — преподавателю по трансфигурации и заместителю директора Хогвартса, — который всегда всё обо всех знал и славился умением внезапно появляться буквально из ниоткуда и заставать этим врасплох. Как он это делал, всегда оставалось для учеников тайной, покрытой мраком.       — Задерживаетесь, профессор Прошутто, — подал голос Неро, красноречиво косясь на часы.       — Простите великодушно, — ответил тот с лёгкой полуулыбкой. — Никак не мог отыскать свои карманные часы, которые, как оказалось, кто-то трансфигурировал в клочок пергамента. Ума не приложу, кому вздумалось так надо мной пошутить.       Последние слова Прошутто произнёс максимально ядовито, сверля глазами вжавшего голову в плечи Мелоне, который изо всех сил пытался сделать вид, что он тут не при чём. Гьяччо, не сдержавшись, прыснул в кулак, за что тут же схлопотал от профессора невербальный подзатыльник.       — Когда-нибудь он вас точно прибьёт, ребята, — тихо прошептал Джорно, с трудом сдерживая смех.       — Что ж, надеюсь, все в сборе, и мы можем начинать, — продолжил тем временем говорить Прошутто, проходя в центр зала. — Я собрал вас здесь для подготовки к Святочному Балу, который традиционно проходит во время Турнира Трёх Волшебников, с самого его основания. В ночь перед Рождеством мы вместе с гостями соберёмся здесь, в Большом зале, где будем веселиться, как подобает воспитанным людям. Как представители принимающей школы вы обязаны не ударить в грязь лицом и показать себя с самой лучшей стороны. Прошу отнестись к этому серьёзно, потому что Святочный Бал — это, конечно же, прежде всего, танцы.       По залу прокатились недовольные возгласы учеников.       — Чего-о? Какие к жмырам танцы? — прошипел Формаджо, заставляя своих друзей вздрогнуть от неожиданности второй раз. Вот уж кто мог посоревноваться с Прошутто в неожиданных появлениях, так это он.       — Ты-то здесь когда взяться успел?! — шикнул в ответ Гьяччо, раздражённо зыркнув на товарища.       — Да только что на Пиппо прискакал, — усмехнулся Формаджо, усаживаясь поудобнее.       — Ох уж эти твои шуточки с уменьшающими чарами, — хмыкнул Гьяччо. — А Иллюзо где?       — Дрыхнет, — махнул рукой Формаджо, тихо вздохнув. — Всю ночь с кем-то по сквозному зеркалу протрепался.       — Ой, ревнушечки, — захихикал Мелоне. — Хочешь кричалку ему отправим? Уверен, он сразу проснётся и прибежит потанцевать с тобой.       — Да иди ты знаешь куда! — пробурчал Формаджо, несильно стукнув товарища кулаком в плечо. — И танцы эти ваши туда же. Это же скука смертная! Развлечение для старпёров. Ну и для снобов вроде Прошутто ещё.       Мнение Формаждо по поводу танцев разделяли многие ученики. В зале поднялся жуткий галдёж.       — Тихо! — рявкнул Прошутто, заставляя всех тут же замолчать, а затем продолжил говорить уже ровным, но всё ещё строгим тоном: — Хогвартс пользуется уважением волшебников всего мира вот уже десять столетий, и я не допущу, чтобы вы всего за один вечер опорочили ваш второй дом, ведя себя как маловоспитанные и плохо соображающие грубияны! Профессор Неро, музыку, пожалуйста…       Ризотто протянул руку к граммофону и завёл пластинку. Зазвучала приятная мелодия вальса.       — Так… Мне нужна партнёрша, чтобы я мог показать вам, как правильно вальсировать, — обратился Прошутто к залу, но никакой инициативы в ответ на его просьбу не последовало. — Или партнёр, неважно. Ну же, кто-нибудь? Не нужно стесняться.       Ученики не столько стеснялись, сколько просто боялись даже приближаться к Прошутто, а уж о том, чтобы ещё и танцевать с ним, не было и речи. Он, конечно, был не настолько жёстким в вопросах воспитательной работы, как тот же профессор Аббаккио, но всё же было в ауре, которая его всегда окружала, что-то убийственное. Поэтому составить ему компанию в мастер-классе по бальным танцам не решился никто.       — Ну что ж, раз никто не хочет… Профессор Неро, может тогда вы мне поможете? — попросил Прошутто, глядя прямо в глаза полувеликана.       — Ох, я… Даже не знаю… — пробубнил Ризотто, замявшись. Танцевать он, конечно, умел, благодаря всё тому же Прошутто, но чтобы вот так сразу, да ещё на глазах у почти всей школы… Однако, Прошутто продолжал смотреть так внимательно и требовательно, что Неро всё же сдался под этим не терпящим возражений взглядом. — Ну хорошо, хорошо.       Поднявшись с кресла, он в несколько широких шагов пересёк зал, останавливаясь в его центре напротив Прошутто и лёгким кивком давая тому добро на продолжение занятия.       — Итак, начать нужно, прежде всего, с приветствия, — начал вещать Прошутто, комментируя последующие их с Ризотто действия. — Вначале кавалер подходит к даме, приветствуя её лёгким наклоном головы. Дама отвечает реверансом.       Решив взять женскую партию на себя, Прошутто склонился перед Ризотто в реверансе с почти аристократическим изяществом, а затем, выпрямившись, с той же утончённостью в движениях подал ему руку.       Аккуратная ухоженная кисть Прошутто в широкой, мозолистой, покрытой сеточкой мелких шрамов ладони Ризотто смотрелась странно и необычно, но Неро находил этот контраст красивым и знал, что его партнёр того же мнения. Вторая его ладонь легла на талию Прошутто, и они закружились по залу в ритме старого вальса.       — Раз-два-три, раз-два-три, — отсчитывал такты Прошутто, неотрывно глядя Ризотто в глаза. — Шаг. Поворот. Свободнее, не зажимайтесь. Танцевать — значит, дать телу возможность дышать.       Неро, кажется, наоборот, забыл, как дышать — уж слишком тон голоса Прошутто в этот момент был чарующим. Захотелось прижать его ближе к себе, утонуть в ярко-синих озёрах глаз…       Мелоне присвистнул и ткнул локтем в бок Гьяччо:       — Тебе не кажется, что это уже не вальс, а аргентинское танго какое-то?       — Ага, точно, — усмехнулся тот.       — А танго — это, как известно, вертикальное выражение горизонтального желания.       — А это значит, что…       — Что и эти тоже ебутся, — закончил за друзей Формаджо, вызвав у тех с трудом сдерживаемый ржач.       Профессоры, впрочем, и сами заметили, что слегка увлеклись, и быстро опомнились, продолжив вальсировать как надо. Вскоре к ним подключились и ученики, и неловкость была благополучно замята и забыта.

***

      Очередной рабочий день был окончен, и можно было с чистой совестью расслабиться и отдохнуть. Ризотто Неро жил особняком ото всех, в уютном домике возле замка — поближе к природе. Вечера он всегда любил проводить на свежем воздухе, независимо от времени года, но не в этот раз. Зима выдалась холодной, да и снегопад за окном совсем не располагал к прогулке, поэтому Неро решил посидеть дома в кресле у камина за книгой и кружкой глинтвейна из рябинового вина собственного приготовления. Традиции традициями, а простудиться и заболеть не хотелось совершенно.       Кстати, о традициях…       Аккурат в тот момент, когда Неро дошёл до самого интересного момента в главе, погрузившись в чтение с головой, кто-то начал настойчиво скрестись в окно. Ризотто уже догадывался, кто это мог быть, поэтому, как бы ни хотелось дочитать до конца, книгу пришлось отложить. Подойдя к окну, он открыл форточку, впуская в дом вихрь колючих хлопьев снега и ушастого кота, такого же белого, как снег.       — И охота тебе было тащиться ко мне в такую погоду? — вздохнул Неро, поспешно закрывая окно, преграждая холоду путь в нагретую комнату, и возвращаясь в кресло.       Кот, как следует отряхнувшись, невозмутимо последовал за Ризотто и запрыгнул к нему на колени, ластясь, урча и лукаво щуря ярко-синие глазищи.       — Неужели так сильно соскучился? — Неро тихо усмехнулся, приглаживая мягкую шерстку хвостатого гостя и жмурясь от щекотки, когда тот, вытянувшись на задних лапах, лизнул его в шею.       — Ужасно соскучился… — прозвучал ответ у самого уха, и Ризотто невольно вздрогнул, распахивая глаза и обнаруживая на своих коленях вместо кота Прошутто, продрогшего, но явно довольного своей маленькой шалостью.       — Ты замёрз, — не вопрос, а констатация факта.       — Нальёшь мне своего чудо-зелья — отогреюсь, — тихий бархатный смешок, от которого мурашки вдоль спины почище, чем от холода.       Неро уговаривать не нужно, и в следующую минуту Прошутто уже сидел в кресле, заботливо завёрнутый в плед, потягивающий горячий ароматный глинтвейн из огромной кружки и едва не мурлыкающий от удовольствия, пока сам полувеликан, стоя за спинкой кресла, распускал по одному пучки на его затылке и мягко массировал уставшую за день от такой тугой причёски голову. Этот маленький ритуал уже стал их общей традицией, которую не разрушит никакая погода.       Магозоолог и анимаг — они были просто созданы друг для друга. И спроси их, в какой момент их деловые отношения перетекли в нечто большее — ни один не сможет ответить точно. Может, в тот, когда Прошутто впервые увидел, как обычно всегда серьёзный Ризотто улыбается, ухаживая за своими волшебными питомцами, и влюбился в его ямочки на щеках, морщинки в уголках глаз, которые уже не казались такими жуткими, и эту нежную заботу, с которой он относится к живым существам. А может, в тот, когда Ризотто в уже достаточно поздний час понадобилось одолжить кое-какое оборудование из кабинета трансфигурации, и, застав там обычно всегда строгого и собранного Прошутто, который, сняв пиджак и шейный платок, расстегнув верхние пуговицы рубашки и распустив волосы, танцевал сам с собой под тихую музыку, двигаясь с поистине кошачьей грацией, Неро понял, что пропал.       Танцы, к слову, были настоящей страстью Прошутто, поэтому, когда Ризотто попросил дать ему несколько уроков, тот согласился без уговоров, и даже ничего не прося взамен, хотя среди других преподавателей ходили целые легенды о его меркантильности. Сначала он обучал Неро исключительно классике: вальсу, мазурке, менуэту — словом, всему тому, что обычно танцуют на балах. А потом он признался, что, вообще-то, не любит гетеронормативности в танцах, и решил познакомить Неро с основами квир-танго.       Собственно, в ходе одного из уроков квир-танго их вертикальные желания и перетекли в горизонтальное исполнение, обозначив тем самым серьёзность их чувств друг к другу. Но, разумеется, свои отношения они не афишировали, хотя и едва не спалились на сегодняшней подготовке к Святочному Балу.       Кстати, об этом…       — До сих пор стыдно за то, что я так бессовестно отвлёкся, — выдохнул Прошутто, закрывая глаза ладонью. Уже согревшись и слегка захмелев от выпитого на голодный желудок глинтвейна, он выбрался из пледа и закурил, нагло развалившись в просторном кресле. Ризотто не курил и не любил, когда кто-то курит рядом с ним. Особенно в доме. Особенно в его доме. Но Прошутто в этом доме позволялось всё, потому что если в доме появился кот — права хозяина безапелляционно переходят к нему. Даже если этот кот периодически принимает человеческое обличие.       — Да брось, спорим, что никто, кроме нас, и не заметил. А даже если кто и заметил, то тут же и забыл, — усмехнулся Неро, устроившийся на полу возле кресла, и, немного помолчав, добавил: — Ты был идеален, как и всегда.       Прошутто сделал глубокую затяжку и выдохнул сизый дым тонкой струйкой, задумчиво пялясь в потолок и ероша свободной рукой волосы Ризотто.       — Знал бы ты, как я устал быть всегда и во всём идеальным, — тихо произнёс он после недолгой паузы. — Я бы даже сказал, заебался. Ходить всегда прилизанным и застёгнутым на все пуговицы, будто я канцелярская крыса какая. Натягивать маску строгого препода и шпынять учеников, будто сам в школьные годы вёл себя лучше… А ученики, тем временем, можно сказать, ничего особенного и не делают. Послушать жалобы, которые мне постоянно поступают… «Гьяччо воспользовался замораживающим заклинанием, чтобы создать изо льда горку, ведущую с третьего этажа на первый, по которой удирал от профессора Буччеллати, и по которой же впоследствии катались младшекурсники, прогуливая уроки»; «Мелоне превратил колючку обыкновенную в табуретку и загадал профессору Скуало загадку про два стула»; «Мелоне и Гьяччо сорвали экзамен по зельеварению, накормив половину факультета Слизерина так называемыми забастовочными завтраками». И смех, и грех…       — По-моему, ты этой сладкой парочке просто завидуешь, — ответил Неро сквозь смех.       — Да не сказал бы, — хмыкнул Прошутто, снова затягиваясь и произнося на выдохе с ностальгической ноткой в голосе: — Я в их возрасте половину башни Рейвенкло Бомбардой разнёс… Чудом не исключили. Так что, я этой сладкой парочке мог бы и получше идей для настоящего веселья подкинуть, но… Я ж замдиректора, надо лицо держать. А так хочется хоть раз сделать что-то, чего от меня здесь никто не ожидает…       Тяжко вздохнув, Прошутто затих, молча докуривая свою сигарету. Ризотто также молчал, задумавшись. Внезапно в его голову пришла безумная идея, и он улыбнулся собственным мыслям. Кажется, он знает, как разнообразить скучные преподавательские будни Прошутто.

***

      Большой зал в рождественском убранстве выглядел волшебно — насколько вообще это слово было применимо в мире, где и так ни дня не обходилось без волшебства. Преподаватели и ученики в нарядных костюмах и платьях буквально впитали в себя атмосферу праздника и лучились ею в ожидании одного из самых красивых событий в истории школы — Святочного Бала. Казалось, даже стены замка вибрировали в предвкушении.       Чемпион Хогвартса Джорно Джованна сильно нервничал, поскольку открытие праздника и первый танец были за ним. Партнёршу сам он себе найти не смог, поэтому к нему в пару приставили дочь Доппио, Триш, которая училась на Хаффлпаффе и была одного с ним возраста. И не то чтобы Джорно был против — нет, Триш была славной девушкой и даже время от времени зависала с компанией Джованны. Просто было во всём этом что-то не то.       — Эй, Джорно, не трясись, — прошептала Триш, когда её кавалер вздрогнул, услышав первые звуки музыки. — Мне самой страшно.       — Сложно оставаться спокойным, когда впервые в жизни танцуешь на всамделишном балу, перед такой толпой народу, да ещё и из разных стран, — неловко усмехнулся Джорно, безуспешно пытаясь скрыть нервное подрагивание конечностей.       — Понимаю, — вздохнула Триш, так же нервно дёргая рукав Джованны. — Давай попробуем как профессор Прошутто учил. Отвлечься на приятное, расслабиться и отпустить себя.       — Отвлечься на приятное, да… Попробуем, — кивнул Джорно, с трудом собираясь с духом.       Начался вальс, и Чемпионы трёх школ со своими парами закружились в центре зала под взглядами сомкнувшейся вокруг них кольцом толпы. Джорно завертел головой, выискивая в этом разнообразии взглядов единственный нужный. Он уже начал было паниковать, но, наконец отыскав в толпе Мисту и встретившись с ним глазами, успокоился. Гвидо поднял вверх обе руки с оттопыренными большими пальцами и широко улыбнулся. От этого жеста у Джорно тут же потеплело на душе, и он почувствовал, что вот теперь ему совсем не страшно. Теперь, кажется, всё то, и всё так. Теперь он точно не облажается.       Постепенно к танцующим Чемпионам присоединились другие ученики и преподаватели. Прошутто вальс не танцевал — ему важнее было проследить за тем, чтобы те, кого он учил, исполнили этот танец как надо. Поэтому он стоял в стороне, внимательно наблюдал, потягивая огневиски из красивого резного стакана, и подмечал, кто попадал в такт, а кто нет, чьи движения скованные и ломаные, а чьи, наоборот, чересчур манерные и тягучие, кто повернул голову не в ту сторону, а кто наступил партнёру на ногу, и прочие мелочи, неважные для простых обывателей, но имеющие огромное значение для него. К счастью, вальс в итоге закончился без грубых ляпов. Выдохнув с облегчением, Прошутто отставил опустевший к концу танца стакан и пробежался глазами по разбредающейся толпе, ища кого-нибудь, кого можно пригласить на следующий танец. И тут его взгляд зацепился за Ризотто, которого, в силу его роста, и так было сложно не заметить, но он, кажется, намеревался привлечь к себе ещё больше внимания, куда-то решительно пробираясь сквозь толпу. Наконец, добравшись до центра зала, Неро остановился, прочистил горло и чётко, повелительно и громко, так, что его услышали все и каждый, произнёс:       — Оркестр, либертанго!       В воцарившейся на миг в зале звенящей тишине заиграли скрипки — сначала едва слышно, а затем всё громче, приливной волной, как и постепенно накатывающее на Прошутто осознание.       «Что ты творишь, дубина?» — пронеслось у него в голове.       Ризотто, будто прочитав его мысли, развернулся прямо к нему, озорно улыбнулся и протянул руку, приглашая.       К скрипкам присоединилось фортепиано, подхватывая порывистый ритм, отдающийся эхом в беспокойно колотящемся сердце Прошутто.       «На нас же вся наша школа смотрит, и не только наша!» — продолжал вещать его внутренний голос.       «Ну, сам ведь хотел сделать что-то, чего от тебя никто не ожидает — получи и распишись», — вдруг вмешался другой голос, почему-то звучащий в голове Прошутто с интонациями Ризотто. — «И только не ври, что не рад воспользоваться такой прекрасной возможностью раскрыть все свои лучшие стороны в танце!»       Зазвучал аккордеон, выводя чувственную мелодию танго свободы, и то ли этот голос, несомненно принадлежащий внутреннему демону, захватил голову целиком, не давая никаким другим голосам ни малейшего права высказаться, то ли в неё просто ударил огневиски, то ли Ризотто был так хорош в своём парадном костюме и с этой завлекающей улыбкой на лице, что в буквальном смысле сводил с ума, но одно Прошутто было ясно точно — прямо с этого момента плевать он хотел на все рамки и правила с астрономической башни. Растянувшись в ответ в улыбке бывалого искусителя, он двинулся навстречу Неро, соблазнительно покачивая бёдрами. Рука в руке, тело к телу, глаза в глаза. Из лёгких вышибает весь воздух, но только затем, чтобы с новым вдохом они наполнились снова — другим воздухом. Будто в то же тело вселяется совсем новый дух — более молодой, более смелый, более страстный.       Ризотто позволяет Прошутто вести первым, в который раз восхищаясь и поражаясь тому, насколько легко тот справляется с партией ведущего, вопреки их немаленькой разнице в росте. А затем они плавно меняются ролями, и Неро ведёт так же уверенно, читая в синих глазах напротив одобрение и гордость — не зря учил так долго и упорно.       Ризотто довольно усмехается, отступая от партнёра на пару шагов назад, чтобы исполнить сложное и красивое па, которое разучивал целую неделю, а затем снова привлекает его к себе. Прошутто отточенным движением вычерчивает на полу полукруг носком своей лакированной туфли и закидывает ногу на бедро Ризотто, притираясь настолько близко, насколько это вообще возможно. Из груди невольно вырывается полувыдох-полустон, которого, впрочем, не слышно за музыкой. Неро вопросительно ведёт бровью. Прошутто лишь кусает губы, осознавая, что возбудился в этом торжестве срыва тормозов, и изо всех сил стараясь не выдать себя. По крайней мере, никому, кроме Ризотто. А Ризотто, как раз-таки, и понимает всё сразу, и смеётся своими глазами-безднами с раскалёнными алыми огоньками в них. В следующий миг он легко, как пушинку, подхватывает Прошутто и кружит его, а затем перекидывает через колено. Прошутто по-кошачьи выгибает спину и опять едва не стонет, когда Ризотто снова притягивает его к себе, так близко, что они почти сталкиваются губами. Сдерживаться становится всё труднее, но, к счастью, на этой ноте мелодия заканчивается.       В воздухе на пару мгновений повисает такая тишина, что в ней слышно тяжёлое дыхание Прошутто, а потом зал взрывается бурными аплодисментами и овациями.       — Ну точно ебутся, — шепнул Формаджо стоящему рядом Иллюзо, который, кажется, вообще лишился дара речи.       — Да прекратите вы уже тупить и поебитесь тоже! — бросил на ходу мимо пробегающий Мелоне, утаскивая с собой в направлении выхода из зала хихикающего Гьяччо и заставляя товарищей ошарашенно уставиться им вслед, а потом смущённо — друг на друга.       Прошутто тоже отчаянно хотелось ретироваться из зала и где-нибудь уединиться с Ризотто, но их задержал директор.       — Кхм… Прошу внимания! — обратился Доппио к залу, когда аплодисменты стихли. — Обычно мы выбираем Короля и Королеву Бала в конце Бала, но, думаю, на этот раз можно сделать исключение из правил и объявить их уже сейчас. Полагаю, все вы будете солидарны со мной в том, что ярче звёзд, озаривших сейчас своим сиянием этот зал, сегодня не засияет уже никто. И, впервые в истории Святочных Балов, у нас два Короля!       Зал снова аплодирует, Доппио лучезарно улыбается, Ризотто мило смущается, а Прошутто, нетерпеливо переступая с ноги на ногу, хочет лишь одного — чтобы эта глупая мишура с «коронацией» поскорее закончилась.       Сдерживаться было уже физически больно и, когда их, наконец, отпустили с миром, Прошутто едва ли не пулей вылетел из зала. Ризотто, даром что шаги делал шире, едва за ним поспевал.       Коридоры были тихи и пусты — все, даже те, кто был изображён на картинах, находились сейчас в Большом зале. Поэтому Прошутто не отказывал себе в удовольствии ругаться в голос на бегу. До своего кабинета он боялся уже не дотерпеть, поэтому потащил Ризотто к ближайшему чулану для швабр. Однако, распахнув дверь, профессора обнаружили, что чулан уже занят двумя шестикурсниками-слизеринцами.       Мелоне и Гьяччо так самозабвенно целовались, что не сразу заметили это нечаянное вторжение в их личное пространство, а когда всё-таки заметили, воззрились на спаливших их преподавателей с таким ужасом в глазах, будто их сейчас, как в старые дремучие времена, прямо здесь подвесят за большие пальцы.       В воздухе повисло неловкое молчание, нарушить которое первым решился Гьяччо:       — Когда отбываем наказание? — обречённо вздохнул он, поправляя съехавшие очки. Но ответ на этот вопрос и его, и Мелоне поразил до глубины души.       — Вы и правда считаете меня таким тираном? — произнёс Прошутто, вскидывая брови в искреннем удивлении. — Может я и бываю чересчур строг с хулиганами вроде вас, но я всё же не настолько изверг, чтобы запрещать двум юношам достигшим возраста согласия приятно проводить время в компании друг друга. Развлекайтесь, синьоры. Мы с профессором Неро поищем другой чулан.       С этими словами Прошутто недвусмысленно усмехнулся и, схватив смутившегося Ризотто за руку, утащил его дальше по коридору.       Гьяччо уставился профессорам вслед с расширившимися от изумления глазами. Мелоне вначале проводил их таким же взглядом, а потом, будто что-то для себя поняв, расплылся в довольной улыбке, которую обычно можно было наблюдать у него каждый раз, когда какой-либо из его безумных экспериментов заканчивался удачно.       — Очень хорошо… — протянул он, продолжая глядеть удаляющимся профессорам вслед, пока те не скрылись за поворотом.       — А? Ты о чём? — Гьяччо непонимающе уставился на Мелоне.       — Ледыни! — ответил тот, разворачиваясь к товарищу с всё той же довольной улыбкой. — Мне что-то вдруг захотелось узнать, как они будут сочетаться с алкоголем. Ну и… пока Прошутто во время вальса был занят созерцанием танцующих, я незаметно подкрался и подлил ему в огневиски сок ледыни. И, судя по его состоянию…       — Оу… — выдал Гьяччо, и его лицо озарилось пониманием. — Хочешь сказать, что этот дикий коктейль действует как афродизиак?       — Именно, — усмехнулся Мелоне, прикусив губу.       — Хм… Слушай, а сколько у нас ещё спелых ледынь осталось? — протянул Гьяччо, и его глаза лукаво заблестели.       — Пара ящиков, или около того. А что? — поинтересовался Мелоне, хотя уже понял, к чему клонил его собрат по хулиганствам.       — Значит так, — заговорщически зашептал Гьяччо. — Берём сейчас эти два ящика ледынь, технично тыбзим литр огневиски, литр смородинового рома, и хереса ещё чуть-чуть, и тащим всё это в Выручай-комнату.       — Отрываться, так по полной, да? — хихикнул Мелоне, запуская пальцы в плотные кудри Гьяччо.       — Один раз живём, — произнёс тот, усмехаясь в ответ.       — Я тебя обожаю, — промурлыкал Мелоне, награждая Гьяччо коротким поцелуем-укусом и тут же утягивая его к выходу из чулана навстречу приключениям.