9 Мая

- Чем? - Вспомни, ты сам сказал это. Ты – актер. Весна зеленеет по всей стране, нежной дымкой листвы, первой травкой, свежей краской скамеек… а с началом мая – разом вспыхивает вдруг бело-розовым, алым и голубым. Бело-розовым цветом цветущих яблонь. Алыми флагами. И голубым – мирным небом. День Победы. 9 Мая. Он с каждым годом – всё ярче. Всё новей города. И дети на плечах у отцов машут красными флажками, и в небо улетают розовые и красные шарики. Дети мирного времени, родившиеся под чистым небом, рисуют в школе красками рисунки ко Дню Победы: ветка яблони с бело-розовыми цветами, ярко-голубое майское небо и треугольник фронтового письма, изображенный довольно-таки неумело. Его собственный внук, дети соседей, школьники на концертах и встречах. Теперь 9 Мая все смотрят парад на цветных телевизорах, и девочки в огромных белых бантах и алых галстуках, немножко стесняясь, на майских, полных народом улицах подносят цветы седым людям с колодками орденов. Тюльпаны – алые, как знамена, а внутри, глубоко в сердцевине – черный цвет гари и золотой – как Звезда Героя. Немолодые люди, такие же, как и все, такие же, как он сам, с палочками, со шрамами и без, в пиджаках, звенящих от военных наград. Те люди, что когда-то, уже давно и не так и давно – отстояли всё это. В этот день, полный алым, бело-розовым и голубым, самый праздничный день в году, Мишка… Михаил Артемьевич каждый год ощущает счастье. Огромное-огромное счастье, словно он – не он один, целый мир! - обрел крылья, ощущает гордость, ощущает грусть со всплесками отчаянно-острой, перехватывающей сердце горечи… и горестный стыд. За то, чего уже не изменить и не исправить. Стыд перед этими седыми людьми, такими же, как и он. Перед стенами домов, на которых написано «эта сторона улицы наиболее опасна при артобстреле», и выщербиной в колонне собора, перед жарким, почти бесцветным в солнечном свете огнем у подножия обелиска. Во всех городах, куда приводила его судьба. Перед крылом самолета, вертикально вкопанным на горном склоне. И простым стендом «Работники завода, не вернувшиеся с фронта» среди тенистых кустов сирени. Ты – актер. И потому ты сможешь рассказать об этом. Рассказать уже на ином, новом, более высоком уровне. На уровне искусства. Об этих людях, на фронте, в госпиталях и на пепелищах, археологах и токарях, а ныне – солдатах, которые в эту самую минуту сражаются и умирают, защищая своих и твоих близких, и тебя самого, и меня, и наш фильм, и много того, о чем они не ведают сами, но за что готовы драться и отдать жизнь. И ты расскажешь о них. Ты сохранишь память о них. Их подвиг – ты сохранишь в памяти людской. В этот день, в сорок третьем, когда еще ничего не было решено, ни для страны, ни для мира, ни в самой Мишкиной судьбе. Когда бесчисленные алма-атинские яблони были окутаны белым снегом, точно цветами. Ты – актер. И вот почему Мишка… Михаил Артемьевич… стыдится и не стыдится. И вот почему когда Кузнецову звонят со студии и приглашают на пробы, он спрашивает: «Какой фильм?», - и ему отвечают: «Военный». И Кузнецов коротко кивает, хоть этого и не видно в трубку: «Да». Вот почему он раз за разом надевает шинель, аккуратно подпаленную пиротехникой. Подняв воротник, щурясь от ветра и брызг, вглядывается из-под фуражки в приближающиеся серые скалы. Плачет, прижимая к лицу цветы, вспоминая разбомбленный Киев, чтобы вскоре навеки остаться в далекой чешской земле. Белой ночью на Соловках – снова ночью! как когда-то в Алма-Ате – ждет команды «Мотор!» на берегу пронзительно-голубого, атласного Белого моря. С добродушной хитринкой улыбается мальчишкам в алых погонах. Вот почему. Рассказать. Сохранить. Их подвиг и память. Этих лет и этих людей. Это то, что он может сделать лучше многих других. А значит, и должен. Именно это. И вот почему. Он кладет каждый год у подножия обелиска восемь алых гвоздик. Или алых тюльпанов. Или лиловой сирени. Куда занесет его актерская жизнь, в какой город. Кладет без стыда, с чистым сердцем. И вспоминает тот день среди заснеженных яблонь. И другой, 9 мая, когда обнимались незнакомые люди, и мир – целый мир! – наконец-то расправил крылья. Когда в мир вошла Жизнь, одержав победу над смертью. Смертию смерть поправ. Как пишется в старых книгах. Как сказал в тот день Эйзенштейн, и подмигнул: будем жить, а, Мишка? И даже хорошо, что этот день оказался в самом расцвете весны. И что треугольники писем на детских рисунках так неумелы. Что мы живем. Что мы будем жить.