Двадцать страниц

Весь день Уотсон просидел за своим столом. Он исписывал страницу за страницей, а потом с досадой рвал бумагу и швырял в камин. Холмс с недоумением наблюдал за этой деятельностью, пока её однообразие не утомило его, и он задремал. Когда он снова открыл глаза, Уотсон, что-то тихо бормоча, всовывал в конверт целую стопку бумажных листов. Изумленный количеством написанного за столь короткий промежуток времени, Холмс встал с дивана и прошел мимо стола Уотсона якобы для того, чтобы взять свой табак. — Можно ли узнать, куда вы это посылаете? — Моему редактору. — Но, мой дрогой Уотсон, это ведь чистые листы. — Он настоял на том, чтобы непременно получить что-нибудь от меня уже сегодня, невзирая на то, в каком оно состоянии. Поэтому я ему и отправляю то, что имею. Я даже придумал заглавие для этого произведения: «Двадцать страниц». — Значит, вы посылаете ему двадцать чистых листов бумаги, — удивлённо резюмировал Холмс, с беспокойством задаваясь вопросом, в своём ли уме его друг. — Я думаю, что это одна из моих лучших работ, — сказал Уотсон с явным удовлетворением и запечатал конверт. Затем он взглянул на Холмса и расхохотался: — Дружище, видели бы вы сейчас своё лицо! — У редактора будет такое же, когда он получит ваше послание. С вами всё хорошо, доктор? — Да, вполне. Я просто даю понять, что когда я говорю, что мне нечего ему показать, именно это я и имею в виду. — Что ж, очень хорошо, — сказал Холмс, но в его голосе была тревога. Он продолжал пристально наблюдать за Уотсоном в течение следующей недели, но тот не продемонстрировал никаких признаков душевного расстройства. А редактор Уотсона больше никогда не заставлял его писать к назначенному сроку.