Часть 1
11 мая 2019 г. в 15:19
Примечания:
вместо ответа на вопрос wtf?!?!
https://youtu.be/gkRkRmx_l4Y
и да, они бы никагда, зуб даю.
По мнению Ромы, Дима переигрывает.
Он сам так сказал — выплюнул, — когда так сильно дергал заведенными за спину руками, что содрал кожу на запястьях. Дима обещал, что за это тоже его накажет, потому что не давал ему разрешения на селфхарм.
— Ты же понимаешь, — Дима ласков и всепрощающ, — что я не хочу, чтобы ты вредил себе, в том числе физически?
У Ромы глаза превращаются в два алых уголька — ну точь-в-точь как на артах его Стаи. Диму это смешит. Он аккуратно смазывает ссадины на запястьях бепантеном, а потом стаскивает латексные перчатки — черные, как у тату-мастеров. Дима во всем предпочитает стиль.
Он не переигрывает, он тщательно воплощает созданный им же самим образ.
Именно этому он и пытается обучить Рому. По его, Ромы, просьбе.
Кто бы знал тогда, в конце августа прошлого года, что через некоторое время они оба окажутся /здесь/.
-х-
Дима знает толк в красоте. Он любит красивые вещи, любит красивых женщин — и может по достоинству оценить красивого мужчину.
Рома красивый. Особенно такой, как сейчас — полностью обнаженный, стоящий на коленях, покорно склонивший голову. Дима подходит ближе, чтобы властно, но безболезненно потянуть его за едва-едва отросшие волосы, вынуждая чуть приподнять подбородок — так лучше видно дорогой кожаный ошейник, обнимающий горло.
— К истинному величию можно прийти только через смирение, — назидательно говорит Дима. — Прежде чем управлять другими, направлять их, указывать путь, необходимо начать контролировать хотя бы себя. Понимаешь, Ром?
У Ромы желваки вздуваются от напряжения, но он молчит. Прежний Рома уже разразился бы бранью, нынешний не говорит ни слова. Ему все еще хочется, и сдерживаться невероятно трудно, но у него получается, и Дима искренне им гордится.
— Какой. Хороший. Мальчик, — медленно, тягуче шепчет он, склоняясь к Роме близко-близко, указательным пальцем подцепляя ошейник. Это заставляет Рому дернуться и заметно сглотнуть, глаза на мгновение расширяются, но ему удается сдержаться.
Ошейник, слегка натягиваясь, делает их еще немного ближе друг к другу. От Ромы пахнет сигаретами и чаем с бергамотом. Он плотно сжимает губы, словно... словно с них мог бы сорваться непрошеный стон.
Дима думает, что это было бы восхитительно.
-х-
О чем Дима и подумать не мог, так это о том, что ему начнет все это по-настоящему нравиться. Он уже думает не столько о том, чтобы /научить/ и /воспитать/, сколько о Роме, который подчиняется. По своей воле. Не ломается, нет — это было бы неинтересно. Он просто опускает какие-то внутренние барьеры и постепенно по-настоящему передает контроль в руки Димы.
Дима уверен: в случае Ромы, чтобы научиться доминировать, сперва нужно прочувствовать, что такое подчинение и сдержанность.
У власти металлический привкус и запах новенького кожаного стека.
Сначала Дима собирался купить плетку, но потом почему-то передумал, решил, что для Ромы нужно что-то... потверже. И явно не ошибся: вести кончиком от солнечного сплетения выше, к груди, скользить по шее, едва надавливая, чтобы в конце вынудить задрать подбородок, открывая беззащитное горло — это бесценно.
Взгляд у Ромы пустой и мутный, и Диму захлестывает осознанием, что сейчас он может сделать что угодно — и Рома позволит. От предвкушения покалывает кончики пальцев, но Дима не отклоняется от плана, потому что последовательность важна. А по плану у них наказание за то, что Рома опять ввязался в глупый спор в твиттере, скорее даже срач — ни одного аргумента, зато эмоций у его участников хоть отбавляй.
— Ты понимаешь, за что твое наказание? — Дима прекрасно знает, как гипнотически звучит его голос, и вовсю этим пользуется. — Скажи вслух.
— Я должен быть сдержаннее. Должен думать, — прерывисто и хрипло отзывается Рома.
— Молодец. Будет пятнадцать ударов.
Можно, конечно, заставить Рому считать, но Дима решает, что это уже излишне. Он считает сам — медленно, ритмично, мучительно медленно, и точно так же вздымается и опускается его рука. Еле уловимый свист стека в воздухе кажется дивной музыкой, и на краешке сознания мелькает мысль, что неплохо бы его засемплировать для трека, будет колоритно.
...но, конечно, не так колоритно, как выглядят сейчас Ромины ягодицы. Это правда безумно красиво, и Диме, только что сделавшему финальный удар, так хочется провести по красной коже губами и языком, обвести по контуру оставшиеся следы.
Рома дрожит, и это заметно невооруженным глазом. Дима вынуждает его перевернуться на бок, не на спину, чтобы не проехаться горящим задом по диванной обивке — и давит удивленный вздох. У Ромы стоит, а взгляд у него бешеный, и короткие секунды Дима не сомневается, что сейчас ему по-звериному вцепятся в глотку. Но момент проходит, и Рома отводит взгляд, и такая покорность заслуживает поощрения, разве нет?
Дима чуть улыбается, прежде чем погладить Рому по щеке. А потом обхватывает пальцами его член и деловито ему отдрачивает.
-х-
Рома буравит тяжелым взглядом ни в чем не повинную чашку чая, и у Димы есть подозрения, что жидкость в ней сейчас вскипит повторно.
— Я не могу так больше, — в итоге выдыхает он, тарабанит пальцами по столу.
Дима, спокойный как удав, вежливо уточняет:
— Что именно не можешь?
— Все... вот это, — рявкает Рома в ответ. Потирает подбородок. Тянется к сигаретной пачке, но тут же вспоминает, что Дима запретил ему курить в квартире. — Что бы это ни было и какое название ни носило.
Посидев в тишине еще какое-то время, Рома резко и шумно отодвигает стул, неловко поднимается на ноги, чуть не сшибает так и не тронутый чай.
— Мне пора. Я захлопну дверь, не провожай.
Дима задумчиво смотрит на опустевшее место, слушает шуршание в прихожей, щелчок, с которым захлопывается входная дверь. Окна выходят во двор, и через какое-то время Рома вылетает из подъезда — Дима готов спорить на что угодно, он не стал ждать лифт и торопливо сбежал пешком.
Дима знает, что Рома вернется. Не для того, чтобы продолжить их уроки послушания и контроля, вовсе нет. Теперь — чтобы применить полученные знания на практике.
Дима будет готов. И, пожалуй, все-таки купит ту плетку.