***
Разомкнув сонные глаза, Рейх слышала множество голосов, которые исходили с разных сторон. Заторможенно моргая, немка еле повернула голову, чтобы посмотреть что тут за шум и гам. — Проснулась уже? — раздалось тихое над ухом, на что наци только кивнула, переводя взгляд на Союза. Тот держал её на руках как в молодости, а вокруг них горлопанило множество молодых стран. Поморщившись, фюрер прижалась плотнее к Совету, пытаясь заглушить весь этот хор в своих ушах. — А ну заткнулись все! — басисто гаркнул большевик, от чего все сразу замолкли и надуто посмотрели на отца. — Ну бать! — недовольно протянул Россия, который стоял ближе всех к революционеру. — Не батькой мне тут. Вам с первого раза не ясно что-ли было сказано? Тихо и мирно, а вы? — раздражённо ответит СССР, рефлекторно прижав Третью к себе ещё ближе, от чего та уткнулась мужчине в ключицу, опаляя её дыханием. Покраснев, Рейх попыталась привлечь внимание Союза к себе, но так как тот был занят разборкой с семьёй, то её никто не слышал. Поэтому пришлось пойти на крайние меры. Переборов своё смущение, нази укусила коммуниста за выпирающую косточку, заставив того прокашляться и перевести недовольный взгляд на фашистку. Уже по одному виду сведённые к переносице бровей хватило, чтобы понять на что та намекает. Но видневшийся румянец на бледных щеках заставил Совета ухмыльнуться и опять посмотреть на детей. — Так, всё, все разговоры потом. Идите на кухню, я скоро приду. — строго сказал большевик, и не дожидаясь ответа ушёл на второй этаж, преодолев лестницу так легко, как будто груз в его руках почти ничего не весил. Дойдя до комнаты в конце коридора, СССР спокойно открыл дверь и прошёл во внутрь, осторожно уложив свою ношу на кровать. — Кхм, давай для начала я обработаю тебе раны, а потом ты обязательно отправишься в ванную, чтобы смыть всю грязь с себя. — размеренно говорил Союз, параллельно доставая аптечку из шкафа, и подойдя к Рейху сел рядом с ней на кровать. — Совок, ответь мне на один, Ай! вопрос. Ehrlich (только честно). — попросила немка, смотря на то, как революционер обрабатывает её руку и дует на раны, когда девушка начинала шипеть. — Конечно, спрашивай. А теперь давай мне свою ногу, надо посмотреть что с ней. — ответил партийник, подождав пока фюрер положит больную конечность ему на колени. Потом аккуратно снял военный сапог, а следом и задрал штанину, открывая вид на глубокую, средних размеров рану, которая всё ещё кровоточила. — Великий Сталин. Как ты вообще ещё ходишь? — с недоумением спросил мужчина, сразу начиная дезинфекцию и обработку. — Хех, я наверное тебя сейчас вообще удивлю. Я ещё и бегала, ну, по крайней мере хромая. — усмехнулась фашистка глупо хлопнув ресницами, а потом что-то вспомнила и помрачнела, смотря остекленевшим взглядом куда-то в сторону. — Что? Рейх, ты хотя бы понимаешь что ты ноги могла спокойно лишишься? А если бы рану не обработали во время и в неё попала какая-нибудь инфекция? Да чёрт знает, может быть ты и вовсе бы умерла или же попала в кому. Если тебе и придёт время подыхать, то только от моей руки. — со злостью говорил СССР, резко, но без нажима и боли перевязывая бинтами ногу. Но на свои слова получил лишь пугающе пустой взгляд и сжатые в тонкую линию губы. — А зачем ты мне тогда помогаешь? Лучше бы я сдохла, а не сидела здесь с тобой в тепле и уюте, следя за тем, как мой бывший лучший друг, а в нынешнее время бывший враг обрабатывает мои раны? — грубо спросила фюрер и попыталась отдернуть ногу. Но у неё это не получилось, а в следующую секунду немка была опрокинута на кровать с заведёнными над головой руками. А Союз устроился между её ног, нависая сверху, не давая и шанса на сопротивление и попытку, чтобы выбраться. — Если я ещё раз, услышу что-то подобное с твоей стороны, то поверь мне на слово. Я за себя не ручаюсь и только чёрту будет известно, что я с тобой сделаю. — в тон ответил русский, скаля зубы и в упор смотря на Рейха, следя за её эмоциями и реакцией. Нацистка ответила не менее злобным оскалом и обнажила острые клыки, но явная усмешка и лукавство во взгляде выдавали её с головой, заставляя коммуниста улыбнуться уголками губ. — Вот же ж, псина сутулая. — ухмыляясь сказал большевик, незаметно наклонившись ещё ближе к девушке. — Чёртов коммунист. — не смогла сдержать улыбки немка, высвободив руку и проведя ею по плечу СССРа. — Ты намекаешь на то, чтобы повторить тоже самое когда мы подписывали пакт Молотова — Риббентропа? — поинтересовался Союз, хитро блеснув лазурной радужкой. На это Рейх задумчиво прикрыла глаза, а потом вовсе обняла коммуниста за талию, осторожно сцепив ноги у того на пояснице, от чего таз мужчины немного опустился ниже. — Почему бы и нет? Как помню, тебе понравилось. — тихо засмеялась наци, чувствуя на шее горячее дыхание, а потом мягкие губы. — Правильно помнишь. — улыбаясь сказал Совет, проведя мокрую дорожку от мочки до конца шеи, на что получил томный вздох. — Шея всегда была у тебя самым чувствительным местом. — шёпотом проговорил Совок той на ухо, прикусив мочку и оттянув её вниз, заставив немку замычать и отвернуть голову в сторону. — Эй, папочка! Ну ты скоро спу.? — неожиданно, в дверном проёме раздался голос Беларуси, от чего оба дёрнулись и перевели недоуменный взгляд на девушку. Та стояла красная как рак и не знала куда деть глаза, бегая взглядом по комнате. — Беларусь, я, это. Сейчас спущусь, иди вниз. — с запинкой сказал СССР, видя как дочь быстрее молнии ретировалась из комнаты, а потом перевёл осуждающий взгляд на Дитриха, которая пыталась сдержать рвущийся наружу смех. — Ты виновата в том что увидела Белка. Не стыдно? — укоризненно спросил Союз, поглядывая на Рейха и на то, как та смешно морщит нос, сдувая волосы со лба. — Поверь мне на слово, ни капли. — улыбнулась уголками губ арийка, от чего коммунист невольно покрылся тусклым румянцем, но ответил слабой улыбкой. — Ладно, я и вправду лучше пойду к этим сорванцам, а то они мне точно взбучку устроят. — улыбнулся Совет и отстранившись от фашистки, направился на выход, но остановившись около двери, повернулся обратно. — И да, твоя одежда лежит на кресле. Ванная комната прямо напротив моей, так что в данный момент можешь делать что душе угодно. — оповестил большевик и вышел из комнаты, закрыв напоследок за собой дверь. — Хах, душе? А она разве у меня есть? — невесело усмехнулась Третья, осторожно поднимаясь с постели и ищя взглядом предназначенные для неё вещи. Как и было сказано, одежда оказалась на кресле, которое находилось рядом с сосновым рабочим столом. — Что? Im Ernst (серьёзно)? А не великовато ли будет? — сама себя спросила Рейх, прикладывая огромных размеров футболку к груди и немного повертевшись на месте. — Хотя, из чего мне выбирать? — опять же поинтересовалась немка, и прихватив остальные вещи, направилась в ванную. Помещение оказалось оформлено в белых, коралловых и тёмно-синих тонах. Как не странно, но эта на вид пестрая расцветка не раздражала, а наоборот притягивала и создавала уют. — Даже обычная ванная комната сделана так, что чувствуешь полное спокойствие. Что за подстава? — нервно улыбаясь промямлила фюрер, постепенно стягивая с себя грязную военную форму и поворачивая кран с водой.Кухня
— Что? Бать, ты серьёзно? Она не может у нас остаться. Ты забыл, кто именно объявил тебе войну? Кто издевался и убивал все эти четыре грёбаных года обыкновенных людей? Ты хотя бы понимаешь, во что себя втягиваешь, скрывая и защищая эту дрянную фашистку? — на повышенных тонах чуть ли не кричал Россия, встав со своего места и оперевшись обеими руками на стол. СССР находился в том же состоянии, но был более спокойный в отличии от своего сына. — Ты хочешь чтобы я тебя всё разжевал? Или сам поймёшь? — слишком резкий и непрошающий тон Союза припугнул всех сидящих в данный момент на кухне, в том числе и Федерацию, но тот старался этого не показывать. — Если не понимаешь, то я объясню. — всё тем же голосом говорил коммунист, прикрыв глаза и садясь обратно на стул, сцепляя пальцы в замок. — Рейх у меня остаётся и точка, и это не обсуждается. То, что она объявила мне войну как видишь знаю и даже догадываюсь почему. По поводу убийств я надеюсь ты знаешь. Без смерти, это не война. А если ещё раз так её назовешь, щенок, то я тебе язык подрежу. Поверь мне. — в конце тон СССРа поменялся на грубый и хриплый, от чего РФ поёжился и трусливо опустил голову, садясь на своё место и признавая поражение. — Ребята, я не хочу принуждать вас терпеть её, но скажите, вы же помните то время до войны? Только не говорите мне, что не понимаете о чём я. — устало вздохнул Совет, окинув взглядом всех своих детей. Те сразу стыдливо отвели глаза в сторону или куда-то ещё, но не на мужчину. — Я помню, как мама Рейх играла со мной в куклы и заплетая мне косы, напевала мелодии на немецком. — первой голос подала на удивление Беларусь, скромно посмотрев на отца и теребя подол своей юбки. — А я помню когда залез на дерево и не смог слезть. Тогда тётя Рейх меня уговаривала чтобы я спрыгнул, а она меня поймает. И я тогда всё-таки согласился и соскочил с ветки, потрапивши їй чітко в руки, але тітка оступилася і впала зі мною на руках (попав ей четко в руки, но тётя оступилась и упала вместе со мною на землю). Я тогда долго просил у неё прощения, так как тётя Рейх получила пару синяков. Но, она меня успокоила и перевела всё в шутку. — так же сказал Украина, пройдясь рукой по русым волосам. — Я помню когда учился летать около реки, а тётя Рейх за мной тогда присматривала, расположившись под деревом. Но один раз я неудачно взмахнул крыльями и с криком полетел вниз. Но Рейх меня спасла, и если бы не она, то я бы наверное не смог бы летать. Тётя, когда увидела что я падаю, сразу ринулась с воплем ко мне и я не знаю каким образом, но она как будто пролетела, ловя меня в прыжке и погружаясь в воду по самые колени. — так же сказал Казахстан, переведя добродушный взгляд на отца и получив в ответ такой же. — Кхм, у меня тоже есть что вспомнить. Я тогда в одиночку осушил ящик водки, помнишь бать? — спросил старший сын, на что увидел лишь фыркнувшего Союза. — Ну так вот. Я думал что батя меня убьёт и не пожалеет, но спасибо боже что в тот день Рейх была у нас в гостях. Благодаря ей я тогда не отхватил по голове, так как она меня защитила. С того дня я её уважаю. — рассказал свою историю Россия, при этом не заметив как смягчились его черты лица и он сам легонько улыбался, от нахлынувших воспоминаний. После этого, все остальные так же решили рассказать свои моменты и коммунист с интересом их слушал, пока на часах не пробило полдвенадцатого ночи. — Ёбушки воробушки, так мелкотня. Все спать и чтобы завтра были как огурчики, поняли меня? — показушно нахмурив брови спросил СССР и получив в ответ совместное «есть!», со спокойной душой ушёл в ванную, радуясь что взял с собой спальную одежду. Ополоснувшись, Союз направился в свою комнату, периодически широко зевая и не прикрывая рта. Зайдя в помещение, перед большевиком предстала очень милая на его взгляд картина. Рейх спала свернувшись калачиком в обнимку с подушкой и иногда хмурилась, а раскинутые по всей подушке и простыне пепельно-чёрные волосы переливались серебром на лунном свете. Улыбнувшись, Совет как можно тише прошёл к кровати и стянув с себя футболку, оставаясь только в спальных шортах, заполз на постель и устроился рядом с немкой. Та видать почувствовав рядом с собой тепло, не задумываясь прижалась к коммунисту и уткнулась носом тому в ключицу. На губах Совка появилась мягкая усмешка, и поэтому обняв фашистку за талию, невесомо поцеловал ее в лоб, чувствуя как девушка расслабляется и обнимает его в ответ. — Спокойной ночи, Рейх. — прошептал СССР, закрывая глаза и отправляясь в царство Морфея.***
Утро началось спокойно. Все спят, никакого шума и разговоров. Абсолютная тишина и ничего больше. Лёжа в одной кровати, СССР и Рейх мирно спали в обнимку. Первой проснулась немка, поэтому разлепив сонные веки попыталась сфокусировать взгляд. И первое что бросилось ей в глаза, оказалась обнаженная грудь Союза с ярко выпирающимися ключицами. Густо покраснев, фюрер осторожно подняла голову и начала рассматривать лицо мужчины. Точеный нос, пухлые, персикового цвета губы, длинные ресницы и густые брови. Улыбнувшись, фашистка продолжила свой осмотр. Глянув на волосы, которые находились в творческом беспорядке, наци растянула губы в ещё большей улыбке. Золотую шевелюру всегда скрывала ушанка, а сейчас волосы были свободны и спадали на глаза, обрамляя лицо и делая его мягче. Не удержавшись, Дитрих провела пальцами по щеке, постепенно поднимаясь ко лбу и отодвигая пряди в сторону. И стоило девушке это сделать, как её взору предстал тонкий, длинный шрам во весь лоб. Это было неожиданно, но Третья грустно посмотрела на напоминание о войне и невесомо поцеловала его, выражая своё сожаление. — Не надо меня жалеть, Рейх. — раздался тихий голос коммуниста, заставив немку отстраниться и виновато заглянуть Совету в глаза. — Прости, это из-за меня у тебя шрам. — также тихо ответила та, возвращая взгляд на светлую полоску. — Какой же я была бесчувственной тварью, раз подняла на тебя руку. В чём был смысл моего спасения… Раз я… — не смогла договорить фашистка, сжимая кулаки до побеления костяшек и не выдержав, быстро отворачивается, смотря на ковёр. Но чувствуя на подбородке чужие пальцы и то, как её лицо повернули обратно, фюрер встретилась взглядом с лазурными омутами. — Рейх, не называй себя так. Всё уже в прошлом, а смысл есть всегда. Если бы тебя не стало, то я даже не знаю что бы со мной было. — говорил СССР, укладывая Дитриха себе на грудь и кладя ладони девушке на щёку и шею. — Хах, а ты знал что тебе прямой путь в поэты? — усмехнулась немка, невольно потеревшись об тёплую ладонь. — Правда? Ну, тебе виднее. — улыбнувшись ответил коммунист, отпуская Рейх и позволяя той слезть с себя и встать с постели. И взору Союза сразу предстали длинные ноги и подтянутые ягодицы, которые немного выглядывали из-под футболки. — Ты на что уставился, а, старый извращенец? — ухмыляясь спросила фюрер, специально вильнув бёдрами и направилась к вчерашнему креслу, беря с него шорты. — Ты кого старым назвала, псина? — возмутился большевик, приподнимаясь на локтях и смотря на девушку с явным недовольством. — Значит тебя не смущает что я назвала тебя извращенцем? — поинтересовалась фашистка, собирая волосы в неряшливый пучок и быстро ретируясь к двери, от чего подол футболки взметнулся вверх. — Что? А ну-ка стоять! — прикрикнул Совет, соскакивая с кровати и убегая вслед за Дитрихом. Пролетев всю лестницу, оба оказались на кухне. СССР остановился в дверном проёме, а Рейх рядом со столешницей и раковиной. Усмехнувшись, русский спокойно направился к немке, в итоги предотвращая любой способ сбежать. Врезавшись в стол, наци хотела было рвануть в сторону, но была зажата между Союзом и гарнитурой. Прижав девушку к столешнице, революционер поудобнее расположил руки по бокам и ухмыляясь посмотрел на неё с высока. — Ну что, доигралась? — спросил коммунист, приблизившись к лицу наци и выдохнув в самые губы, заставив себя и её облизнуться. — А я и не играла, у каждого своё представление побега, Совок. — растянула губы в пошлой улыбке Третья, приподнимаясь на носочках и потянувшись СССРу на встречу. Оба слились в страстном поцелуе, сминая губы друг друга. Не разрывая поцелуя, Союз усадил фюрер на столешницу, прижавшись к ней сильнее, но продолжая держать руки по бокам от женских бёдер. Обняв революционера в ответ за шею, Рейх притянула мужчину к себе ещё ближе, обнимая ногами за поясницу. Отстранившись, оба тяжело дыша посмотрели в глаза напротив и не видя ограничений, перешли к более уверенным действиям. Подхватив немку под колени, Совет развернулся и повалил Фрица на стол, впиваясь губами той в шею и оставляя яркий багровый засос. Запрокинув голову назад, фашистка открыла полный вид на тонкую шею и приглушённо застонала, стоило СССРу пройтись рукой по чувствительным точкам тела. Ухмыльнувшись, русский оттянул ворот футболки и укусил за ключицу, из-за чего Дитрих поморщилась и рефлекторно махнула рукой, стараясь отогнать от себя большевика. Но тот её перехватил и завёл над головой, ловя на себе недобро блеснувшие глаза цвета голубого опала. — Думала отобьешься? Смешно. — улыбнулся коммунист, опалив дыханием нежную кожу и невесомо поцеловав за ушком. — Я и не собиралась wehren (отбиваться). У тебя сложилось об мне мнение, что я буду драться и убегу? — поинтересовалась Рейх, проведя ногой сверху вниз по крепкому бедру, на что Союз даже бровью не повёл, лишь устроившись поудобнее между раздвинутыми ногами. — Просто я очень хорошо тебя знаю, поэтому так и сказал. Тем более, ты сама знаешь что не сможешь мне долго противостоять, уже проходили. — ответил революционер, стянув с немки футболку и кинув вещь в сторону. — В этом ты прав, не поспо… Ах-ха! — не успела договорить нацистка, и чуть не задохнулась от ощущений, когда русский поцеловал оголённую часть груди, проведя по коже языком и зацепив сосок. — С-Совок! — прошипела девушка, закрывая глаза и царапая ногтями голую мужскую спину, оставляя на ней множество царапин. Чувствуя реакцию тела, СССР вобрал в рот твердую бусинку и начал её посасывать, вырывая из фюрера обрывчатые стоны и мычание. Но стоило им разойтись, как на втором этаже послышались голоса и звуки шагов, направляющиеся к лестнице. Застыв на пару секунд, Совет и Рейх пытались понять что вообще происходит. Но спустя мгновение, революционер оказался откинут с силой назад, а немка рывком поднялась на столе и спрыгнув на пол, подхватила потерянный верх и надела на себя. — Бля. — прокряхтел коммунист, потирая ушибленное место и оглядел себя в целом. Всё в порядке, если конечно не считая отсутствия майки и расцарапанной спины. — Я, это. Прости что толкнула. — извинилась фашистка, поправляя волосы и искоса поглядывая на лестничный пролёт. — Да ничего, всё нормально. — улыбнулся в ответ мужчина, притягивая Рейха к себе, на что та захихикала. — Как твоя нога кстати? Не болит? — спросил СССР мягко улыбаясь и глянул на перебинтованную голень. — Знаешь, как не странно, но не болит. То есть, нет той боли которой я ожидала, да и вообще которая должна быть. — ответила немка, бережно убирая непослушные золотые пряди с лица. — Видимо ты волшебник. — усмехнулась фюрер, из-за чего один клык выглянул из-под верхней губы, делая девушку милее чем обычно. — Наверно да, раз вылечил тебя всего лишь за день. Хотя… — протянул последнее слово мужчина, видя как нацистка заинтересованно подняла на него взгляд. — На собаках всё быстро заживает. — нагло сказал Союз, следя за морем эмоций на лице Дитриха. — Ч-Что ты сейчас сказал? — взвизгнула та, чуть не оглушив своим воплем стоящего рядом Совета, от чего тот даже уши прикрыл. Уже было открыв рот, большевик хотел что-нибудь сказать в свою защиту, когда его толкнули в грудь и припечатали к стенке, а чтобы не рыпнулся между ног поставили коленку. — Как ты меня назвал? — поинтересовалась Рейх, мило улыбаясь, но за этой улыбкой скрывалась неплохая такая угроза. — Что? Ты о чём? Тебе наверное послышалось, я сказал — на такой девушке как ты, всё быстро заживает. — оправдывался мужчина, чем вызывал приступ смеха у немки. — Правда? А мне вот совсем другое послышалось. — решила немного поиздеваться та, положив подбородок коммунисту на грудь и хитро улыбнулась. — Не имею понятия о чём ты. — большевик видимо понял чего добивается фашистка, поэтому принял правила её игры. — Хм, может мне тогда тебе это надо объяснить? — её голос так и сквозил хорошим настроением, показывая блеск глаз. — Россия, Украина! Хватит уже, мы же папу можем разбудить! Поэтому прекратите. — послышался строгий голос Беларуси где-то в районе двери, но это очень смешно сочеталось с её ещё детским голосом, что заставляло улыбаться. Но этот момент привёл в чувства Рейха и СССР, от чего оба встрепенулись и приняли непринужденный вид, когда дети зашли на кухню. — О, батя! А ты чего так рано подскочил? У тебя же вроде выходной, а сейчас десять часов только. — улыбаясь спросил Россия, но увидев своего отца с немкой, то сначала даже как-то растерялся, но потом пришёл в себя и пытаясь скрыть искренней улыбки, спокойно кивнул и девушке, получив в ответ тоже самое. — Доброе утро. У меня к вам тоже вопрос. — совершенно спокойно проговорил мужчина, но намек поняла только Рейх, от чего приложила ладонь ко лбу и отвела взгляд в сторону. — Какого лешего, вы ещё дома? — прорычал Союз, уже собираясь сделать шаг к детям, но вовремя поймавшая его нацистка предотвратила неизбежное. — Сейчас же воскресенье, бать. Ты чего? — недоуменно спросил Федерация, покосившись на Украину, как тот на Беларусь. — Сейчас же воскресенье, правда? — с надеждой переспросил РФ, нервно улыбаясь и смотря на негодующего отца, которого пыталась успокоить фюрер. — Нет ребята, es ist Montag (сейчас понедельник). — одно только упоминание с уст Рейха об этом, а Совет опять завёлся, пытаясь добраться до детей. Но в который раз Дитрих удержала того на месте, сделав подножку и когда коммунист начал заваливаться назад, то подхватила его под мышки, после чего стало держать куда легче. — Отпусти меня! Я их сейчас прибью! — возмущался революционер, брыкаясь в стальной хватке. — Живо успокойся. Ты что, ребёнок что-ли или взрослый мужчина, умеющий держать себя в руках? — пыталась приструнить русского Фриц, бросив короткий взгляд на молодежь. — Я успокоюсь только тогда, когда эти паршивцы получат от меня хороших пиздюлей и отправятся в школу. — тем же тоном ответил СССР, но после чего с грохотом упал на пол, лишившись опоры. — Значит так, вы трое сейчас же идёте наверх и сидите там, пока мы вас не позовём. Позже с вами отец поговорит. — угрожающе спокойно сказала немка, проследив за тем, как республики, поджав хвосты убежали вверх по лестнице. — А теперь ты. — развернулась к Союзу та, видя как мужчина уже сидит за столом. — А что я? Как раз таки, я ничего и не сделал. — раздражённо проговорил Совет, проводя рукой по взъерошенным волосам. — Ох, Совок. Ты же понимаешь, что твои дети уже не маленькие? Они сами могут решить свои проблемы, даже если это касается их учёбы в училище. — укоризненно сказала фашистка, садясь Советскому на колени и обнимая за шею. — Будь с ними помягче, они не заслуживают такого к себе обращения. Вон, даже мои оба, и то меня уже умнее и самостоятельные, что и говорить, когда тот и другой выше тебя чуть ли не на пол головы? Представляешь? И когда только… — не закончила свою речь наци, вовлеченная в мягкий поцелуй. Улыбнувшись, Третья ответила, зарываясь пальцами в густые локоны и несильно оттягивая их назад. — Ладно, на этот раз, так уж и быть они выговор не получат. — отстранившись сказал коммунист, продолжая обнимать Рейха за талию и прижимать к себе. На свои слова он получил лёгкий поцелуй в лоб и заметную лёгкость на коленях. Поняв чужие намерения, партийник быстро схватил немку за руку и дёрнул обратно на себя, заставив этим её вскрикнуть и прижаться спиной к сильной груди. Собираясь уже было возмутиться, фашистка открыла рот, но её наглым способом перебили. — Россия! Беларусь! Украина! Идите сюда, быстро! — крикнул СССР, а после уже шепотом добавил. — Ты весь наш разговор будешь сидеть у меня на коленях, так что никуда не сбежишь, псинка. — на такое заявление Фриц пораженно посмотрела на русского, пытаясь понять высоту его наглости. — Да бать? — подавленно спросил пришедший Россия, даже не заметив в каком положении находятся старшие страны, так как смотрел вниз. — Сегодня вы остаётесь дома, НО, если такое ещё раз повториться, то ты сам знаешь что будет. Понял? — услышанная новость заставила РФ радостно посмотреть на отца, но увиденное заставило его прикусить губу, пытаясь хоть так сдержать рвущийся наружу смех. Фюрер сидела у Совета на коленях скрестив руки на груди и надув щёки, а русский в то время удобно расположил подбородок на её макушке, в наглую обнимая стройную фигуру. — Россия, иди к брату и сестре, нечего на нас смотреть. — подала голос молчавшая до этого момента наци, из вредности пихнув Советского в живот, от чего тот поперхнулся. Федерация, смотря на эту парочку добродушно улыбнулся, довольный тем, что отец опять стал счастливым. — Хорошо… Мам. — в конце добавил Росс и быстро выскочил из кухни, по пути чуть не врезавшись в Беларусь. — Раша! Ну что? Что папа сказал? — сразу начала допрос Белка, с надеждой смотря на старшего брата. Украина также заинтересованно посмотрел на парня. — Всё хорошо. Батя мало того что простил нас, так ещё и разрешил дома остаться! — радостно сказал Российская Федерация, видя как младшие восторженно ахнули, переглянувшись между собой. — Прекрасно! Но вот мне одно интересно, почему он нас так быстро простил, так ещё и дома оставил? — задала интересующий всех вопрос Беларусь, посмотрев на братьев. — Знаешь Бел, мне кажется что это благодаря тёте Рейху. Потому что батя бы и вправду не сказал нам такого, если бы не участие кого-то со стороны. И этот кто-то очень убедительный, раз смог уговорить такого человека как наш старик. И мне даже чисто любопытно, каким способом? — ухмыльнулся в конце Федерация, заставив Украину и Беларусь одновременно покраснеть. — Ну ти і збоченець, брат. — усмехнувшись сказал украинец, после чего словил по голове от белоруски как и РФ. — Ды вы абодва такія! — возмущению девушки не было предела. — Как вам только в голову такое пришло? — Ну сестрица, а по твоему как это могло произойти? Отец над нами бы не сжалился при любых обстоятельствах. — продолжал упираться русский, на что получил осуждающий взгляд от сестры и уже скептический от Украины. — Господи, Россия. Если кто-то и может переубедить папу в этой жизни, то только… — не успела договорить Белка, посинев от испуга. — Во-первых, вы ещё недоросли чтобы обсуждать такие вещи. Во-вторых, что вы тут до сих пор стоите и горлопаните на весь дом, тем более о таких вещах, м? Видать кое-кто захотел по шее получить как я погляжу, да? — строгий и глубокий голос отца за спиной заставил детей содрогнуться всем телом. — Я даю вам десять секунд на то, чтобы вы уже были наверху и я вас до самого обеда не слышал. Я понятно, объясняю? — командирским тоном говорил коммунист, видя как мелкие испуганно посмотрели на него. — Есть сер. — дрогнувшим голосом ответил Федерация, заметив за спиной родителя мирно стоящию Рейх, которая томно следила за всем этим. — Время пошло. Один. Два. — начал отсчёт революционер, проследив как республики унеслись вверх по лестнице. — И за что мне такое наказание? — устало спросил толи у себя, толи у немки русский, облокотившись об стенку. — So ist das Leben, mein lieber (такова жизнь, мой дорогой). — легко ответила Фриц, огладив напряжённые плечи. — Ты всегда знала как меня успокоить. — на выдохе сказал СССР, притягивая Дитриха к себе.Спустя пять месяцев
Спокойное утро выходного дня. Гуляя по парку, СССР с Рейхом спокойно разговаривали, а Россия, Украина и Беларусь носились на перегонки, а если точнее, то Росс с Укропом. — Они как дети малые, ей богу. — мягко усмехнулась немка, поправляя тёплый шарф и смотря на резвящихся детей. — Хах, это точно. Вроде бы уже взрослые, а детство в одном месте все равно играет. — подтвердил Союз, осматривая покрытые белой снежной шапкой улицы и доставая из кармана шинеле пачку сигарет с зажигалкой. — Опять куришь? Ты же обещал мне бросить. — безнадежно вздохнула фашистка, заметив как Совет поджог сигарету и втянув в себя едкий дым, выдохнул через нос, блаженно прикрывая глаза. — Да, обещал. Но наверное я от этой привычки никогда не избавлюсь. Например как от тебя. — съязвил Советский, на что получил недоуменный и раздраженный взгляд в свою сторону. — Не обижайся, Рейх. Ты же знаешь, я любя. — добродушно улыбнулся мужчина, приобняв наци за талию и поцеловав в щёку. — Ага, конечно. Любя он, наверняка ждёшь не дождешься когда я от тебя уйду. — фыркнула Фюрер, обиженно смотря перед собой. Русский на такое заявление даже опешил, не зная что и сказать. — Да что ты такое говоришь? Если бы я хотел от тебя избавиться, то сказал бы об этом ещё на собрании. Но как видишь, мы вместе. — улыбаясь говорил коммунист, разворачивая Третью к себе лицом. — Я тебе не верю. — твердо ответила Фриц, упирев руки в бока. — Да? А если я сделаю так? — после своих слов революционер втянул Рейх в долгий поцелуй, на что та сначало сопротивлялась, но потом сдалась, позволяя делать с собой что угодно. — Если бы я тебя не любил и хотел избавиться, то такого бы не сделал. А я тебя по-настоящему люблю, дурашка. — ласково сказал СССР, зарываясь лицом девушке в макушку, вдыхая запах мороза и еле уловимый шоколада. — Дурак ты, но мой. — ответила немка, обнимая Союза в ответ и утыкаясь носом в ворот шинели, чувствуя привкус дыма и меха, с нотками мяты. — Только твой и не чей больше. — подтвердил Советский, обнимая фюрера и не собираясь отпускать её больше никогда.