Сын гангстера

Питер знал, что он ёбнутый. Скорее, правильнее было бы сказать — охренеть, какой ёбнутый. Глубоко вдыхая запахи вечернего города, он показушно протянул охраннику удостоверение личности и без особых проблем прошёл внутрь клуба, оставляя позади толпу ожидающих в очереди людей. Всё же сынку главы преступного мира позволялось гораздо больше, чем следовало бы. Помещение встретило его витающим ароматом дорогущего кальяна, стреляющими в глаза неонами и кучей развязных молодых людей приблизительно схожего возраста. Питер не стал долго задерживаться у входа и сразу же направился к стойке, где, подтанцовывая под басы громко орущей музыки, подбрасывал в воздух шейкер молодой бармен. Стоило только подойти, тот сразу же широко заулыбался и кивнул на список алкогольных напитков, как бы спрашивая, чего бы хотел гость. Паренёк Питеру сразу же показался вполне миловидным, ещё и довольно симпатичным с этими голубыми глазами и витиеватой татуировкой на широкой шее. — Хэй, почему у меня ощущение, что я тебя откуда-то знаю? — весело вскинул бровь бармен, пододвигая к нему несколько заказанных стаканов с виски и забирая оставленные купюры. — Питер Старк. Слышал, наверное, — хмыкнул он, будто это мелочь. Бармен расширил в удивлении глаза и на секунду остановился, перестав выполнять движения руками. — Старк? Чёрт. Ну и занесло тебя, парень, — захохотал он после, однако нерешительно глянул на выступающие из-за рукавов куртки устройства и нож, блеснувший во внутреннем кармане. Питер только любезно улыбнулся ему, отсалютовав стаканом, затем легко повернулся на вращающемся барном стуле и принялся рассматривать толпу. В ухе пиликнуло маленькое устройство, доказывая свою исправную работу. Алкоголь ожидаемо обжёг горло, но он хотел это ощущение. В доме отец всегда следил за малейшим его поползновением в сторону запасов чего-нибудь крепкого, потому если и получалось чуть выпить, так только на праздниках друзей, и то под присмотром Хэппи. Сейчас же рядом не было никого. И это чертовски привлекало. Потянувшись к новому стакану, Питер бросил короткий взгляд на второй этаж, где ожидаемо за столиком восседали двое его друзей, по его просьбе прошедших внутрь на двадцать минут раньше. Те не подавали особого вида, но при этом тоже продолжали следить за танцующими под сумасшедшие басы людьми. Питер приподнял уголки губ, чувствуя переполняющее предвкушение от дальнейшего развития событий. Сколько он уже повидал единоличных миссий, но в некоторых требовались отчаянные помощники в лице Неда и ЭмДжей. Теперь Питер вздохнул и за раз осушил второй стакан с виски. Подумать только — сынок главы преступного мира подался в добровольные помощники нуждающимся. Он не шёл вразрез законам отца, не пытался что-то доказывать. Просто делал. Просто по-своему наказывал. Просто не давал в обиду друзей и старых знакомых. И, видит бог, он пытался быть незаметным. Как подобало абсолютно любому гангстеру. Терялся среди толпы, выполнял поставленное перед самим собой задание и исчезал, будто ничего и не происходило. Временами накатывал интерес, что бы сказал отец, вернись он из Лос-Анджелеса? Оставил бы Питер тогда своё занятие, подчинившись чужому желанию, уехал бы вместе с ним или остался? Пожалуй, тогда навсегда бы забыл, что такое «дай мне немного свободы». Правда, вряд ли отец бы оставил его совсем без присмотра. Но раз уж пока ни слова не говорил про сыновью деятельность, может, и правда не знал? Или делал вид, что не знал. Как только Питеру стукнуло двадцать один, отец временно решил перебраться подальше из Нью-Йорка, а в личные планы включать мнение сына на этот счёт не собирался. Он до сих пор помнил, каких трудов стоило выбить капельку свободной жизни, где у дверей не будет поджидать охрана, где можно гулять с друзьями до поздна и не думать, что любой шаг в городе открыто контролируется. Тони не хотел ничего слушать, однако даже извечно хмурый Хэппи тактично намекнул, что парень-то явно взрослый, пускай хоть раз сам поживёт. Питер согласно на это покивал, отец недобро поглядел на них двоих и, скрипнув зубами, всё же разрешил с пятого раза. А потом был скандал, сразу спустя пару недель после отлёта. Самый отвратительный из всех, которые только могут быть — по телефону, среди людной улицы и рядом с собственными друзьями, перед которыми ему до сих стыдно за то, что им пришлось это слушать. Питер тогда решил прогуляться дольше нужного и нечаянно влез в драку ради спасения бедной девушки, где его неудачно порезали ножом в области талии. Ничего глубокого и опасного для жизни, но шов наложить пришлось в тот же день, отшутившись про крайне странное пользование кухонным прибором. Однако Тони узнал всё быстрее нужного, и серьёзная угроза забрать его с собой сорвалась с языка первее, чем замечание сына «пап, мне уже двадцать один, бывает». Они оба раскричались, вспылили, и Питер, пожалуй, впервые так бесцеремонно нагрубил отцу. Потому что он хотел самостоятельности, безрассудств, коих у него никогда не было, и, может, чуточку авантюризма. — Да прекрати ты опекать меня, я сам о себе позабочусь! — выпалил он, сильно сжав сотовый в ладони. — Пап, хватит перекрывать мне кислород, чёрт возьми! Я хочу дышать, понимаешь?! Мне нужно просто дышать! Собственные слова долго отдавались эхом в голове, пока по ту сторону трубки царило гробовое молчание. — Дыши, дорогой, — раздалось убийственно спокойное в трубке, а затем послышались гудки. Питер тогда глубоко вздохнул и едва не отбросил телефон в сторону. Так больше быть не могло. Он слишком зависел от отца, слишком тянулся к нему даже несмотря на желание стать взрослым. Однако мысль, что тот всегда будет видеть в нём просто нуждающегося в опеке ребёнка, долго убивала его. Отец не видел в нём взрослого, способного разобраться со своими проблемами без помощи. Соответственно, сам Питер не мог это доказать. Целый год пролетел, как один долгий день. Недели вмещали в себя учёбу в университете, небольшие патрули по ночам, бесконечные гулянья с Недом и Мишель, которых он не хотел оставлять, и скребущее желание по утрам проснуться в постели не одному. Но Питер не из тех, кто отступал от своих решений, потому перебарывал руку, тянущуюся к экрану сотового телефон, и поднимался с кровати без лишних «но». Хотя, конечно, от этого менее горькой не становилась. Он скучал по отцу, потому что безумно любил. Совсем не той любовью, которой любят родителей. Оставляя стакан обратно на барную стойку, Питер пару раз покачнулся из стороны в сторону, будто пританцовывая широкими плечами, а после усмехнулся. Да уж, помнил он себя год назад — щупленький дохляк по сравнению с нынешним атлетически сложённым телом. Постаравшись незаметно проверить работоспособность устройств на обоих запястьях, он также проверил наличие подручного средства в кармане и глянул наверх, в сторону столиков. — Так, чувак! — послышался в ухе голос Неда, активно перекрикивающего музыку. Питер чуть вздрогнул, не ожидая его резкого появления в эфире. — Наша цель движется к выходу. — Где ты его видишь? — Питер прищурился, не понимая, где среди всего может находиться один единственный человек. — Да прямо в центре. А тебе разве не видно? — Если бы он с нами на втором этаже сидел, то конечно, гений, — фыркнула на фоне Мишель, вызывая тем самым усмешку у него на лице. — Ладно, ладно, понял, — тут же сдался Нед. — Короче, сейчас помогу. — Веди давай, навигатор, — улыбнулся Питер, кивнув в благодарность бармену и направившись к двигающейся под определённый ритм толпе. Слушая указания, он наконец натолкнулся на того, кого искал, и остановился совсем недалеко, удачно вписавшись в танцующую компанию молодых людей. Изобразить хорошенько выпившего не составило труда — просто делать вид, что пол приблизится быстрее, чем успеешь сказать «ой». Цель ничего не заподозрила, махая кому-то рукой и неспешно собираясь покинуть вечеринку через чёрный выход. Питер протиснулся между двух людей и едва заметной тенью пробрался вслед за ним. Как отец не умел всегда уступать, так и он не умел бросать затею, раз уж взялся. Гены всегда дают о себе знать, тем более — такие. Питер едва не споткнулся, когда в ухе послышалось громкое «подожди, он что-то заподозрил!», посему тут же притянул к себе не успевшую возмутиться девушку, изрядно выпившую и чертовски хорошо прикрывшую его лицо. Голос Мишель скептически напомнил, что «маска явно для идиотов была сделана, да, Старк?». Видать, да — он таки охуеть, какой идиот. Чудеса, как Тони ещё ничего не сказал. Выдавив любезную улыбку и невнятное «прости, малясь перепутал», Питер добрался до выхода и, вытащив из кармана чёрную маску, прикрыл ею половину лица. Бармен, может, и узнал его, но вот этому типу лучшего ничего не успеть разглядеть в темноте переулка. Так просто сподручнее работать. При свете дня кто угодно запомнит лицо, глаза, приблизительное телосложение, а вот ночью внешность мало заботила. Главное — остаться в живых, остальное — мелочи. Оказавшись на улице, он первым делом нащупал пальцами устройство — так ему было гораздо спокойнее на душе. Отец не представлял выход из дома без пистолета, Питер без своих самодельных устройств. Человек не успел далеко пройти, однако бросаться на него со спины было опрометчиво. Чуть подождать следовало бы. — Эй, а у тебя коктейль вкуснее! — вдруг раздалось удивление Неда в ухе. Питер мрачно глянул в небо. Вот, значит, как… Он тут следит, а они там пьянку-гулянку устроили? — Тьфу ты, я уж думала, что-то умное скажешь, — ответила ему ЭмДжей. Питер тяжко вздохнул. Время проходило, а их совместные миссии не менялись от раза к разу. Точнее, его миссии, но в которые волей-неволей приходилось втягивать и их. Как навигатора и единственного здравомыслящего человека. Попутно слушая весьма «важный» диалог цивилизованных личностей, Питер мелкими шагами следовал прямиком за мужчиной, держась от него на некотором расстоянии. Стоило тому остановиться, он тоже застыл, будучи готовым в любой момент применить в ход собственное оружие. И, как оказалось, не зря. Когда мужчина скрылся за углом дома, Питер не спешил сразу же нырять за ним. Тихо шествуя к месту, он активировал на одной руке веб-шутер, а ладонью другой залез во внутренний карман за ножом. Нахмурившись, он как можно тише выдохнул и сделал последние шаги на свой страх и риск. От резкого удара спасло то, с какой скоростью Питер успел пригнуться и отскочить в сторону. Мужчина не остановился и постарался ухватить его за шею, однако год тренировок прошёл не впустую: он без погрешности избежал столкновения и со стеной, и с чужим захватом. В этот момент в ухе раздалось саркастичное «ты там кого-то прижал, что ли?». Если бы Питер не был занят, он бы обязательно сказал «да у меня тут самый разгар!». — Притормози-ка, слушай! Я не собираюсь с тобой тут сумо выплясывать, — не удержался от весёлого комментария он, перехватив чужую ладонь. — Что тебе от меня нужно, выскочка? — прошипел сквозь стиснутые зубы мужчина, с разворота рассчитывая ударить другой рукой, но и та оказалась в захвате. — Полегче, мистер! — вновь улыбнулся Питер. — Мы всего-то поговорим. Ну, знаете, поболтаем — о том, о сём… — Прекращай трепаться и вали, пока кости целы, мелочь! — выдернул он свои руки, перевернулся и постарался воткнуть острие Питеру в шею, но тот успел увернуться, отойдя на шаг назад, однако лезвие успело полоснуть по щеке. — Какой же вы грубый, слушайте, — наигранно нахмурился Питер, покачав указательным пальцем в воздухе. — Между прочим, с посторонними принято быть вежливыми. — Ты поучи меня ещё, щенок! Свали, сказал! Следующее движение нисколько Питера не удивило, скорее, тот был полностью к нему готов. Уставившись на направленный в его сторону пистолет, он покачал головой, за пару секунд активировал второй веб-шутер и несколькими резкими движениями рук привёл те в действие, припечатав незадачливого гангстера к стене. Мужчина только и успел, что в удивлении выкрикнуть благой мат. Питер неспешно отключил веб-шутеры, прошёл к нему и, облокотившись одной рукой о стену рядом с его головой, приблизился на допустимое расстояние. В голове пронеслась ехидная частичка радости. Неужели он правда делает что-то, способное кому-то помочь? — Кто ты, блять, такой?! — ругнулся мужчина, в шоке глянув на подошедшего к нему Питера. — Ваш ночной кошмар, дядь, — заявил он с крайне серьёзной миной, а затем оттолкнулся и отошёл на шаг назад, скрестив руки на груди и принявшись покачивать бёдрами из стороны в сторону, будто ничего не произошло. — Да шучу я, расслабьтесь. Видите ли, тут такое дело… На днях я заглянул в парочку интересных кварталов. Красивые, милые и уютные, и поведали мне крайне интересную вещь про вас. Ну, что вы постоянно туда врываетесь, требуете непосильную плату ни за что и угрожаете обычным людям. Так вот, мистер Блэк, — вновь вернувшись на прежнее место, Питер сжал ладошки перед собой в молебном жесте и чуть склонил голову. — Давайте вы просто прекратите своё издевательство над жителями, а я взамен пообещаю, что вам больше никогда не придётся висеть на стене в течение пары часов. Что скажете? — Пары часов? Ты охуел, что ли?! — выпучил глаза мужчина и совершил попытку вырваться из гнёта прочной паутины. — Выпусти, блять, сказал! — Мистер Блэк, я не хочу применять силу и как-либо вам вредить, — миролюбиво заметил Питер, разведя руки в сторону. — Согласитесь и проявите капельку сострадания к неповинным людям, и обещаю, что больше вы меня никогда не увидите. — А вспоротую морду не хочешь, чтобы ни один судмедэксперт потом не узнал? — прошипел мужчина, дёрнувшись вперёд, но не оторвав ни единого кусочка паутины от стены. Питер глубоко вздохнул — вот ведь упёртый, прошлый такой перепугался покруче ребёнка, увидевшего в первый раз пистолет. — Если они хотят дальше существовать в своих сраных домах, пусть платят! Это моя территория, и решать, что делать с этим, буду только я! Усёк, сопляк?! — Нет, ну, на ваше место я не претендую, конечно, — усмехнувшись, Питер склонил голову на бок. — Однако настоятельно рекомендую не наседать на неповинных. По-хорошему прошу, мистер Блэк. — Иди нахуй, пацан. И свали, пока по ебалу не схватил. Когда я выберусь, молись, чтобы ты тоже возле стеночки не оказался. С протараненной башкой! Питер вновь приблизился к мужчине и, ловко достав холодное оружие, приставил то к самому горлу вмиг замершего человека. Он ненавидел подобны методы. Ненавидел запугивать людей, которые сами кого-то постоянно доводят других до слёз и мольб в пустоту, но за годы жизни с отцом, что пытался растить его по законам преступного мира, Питер понял — без этого не обойтись. Некоторые понимали сразу, стоило лишь чуть-чуть надавить, но были и те, кто упрямился до конца, пока им не сдавят горло. Блэк относился, к сожалению, ко второму типу. Может, воспитывайся Питер в другой семье, будь его отец просто богатым человеком, или воспитывай его замечательная тётя Мэй и добродушный дядя Бэн, которые его безумно любили, возможно… Да, возможно… Возможно, Питер бы и стал кем-то другим. Не просто тем, кто даёт по морде отвратительным людям, а человеком более светлым. Может, даже каким-то героем. А что? А почему бы и нет! Прикол ситуации крылся в том, что «возможно» не спасало его жизнь и не меняло её с самого начала. Его воспитывал отец, Тони Старк, глава преступного мира, и одновременно он же оставался ярким светом в конце туннеля. В особо грустные моменты Питер скучал по нему. Чертовски скучал. — Давайте-ка уясним, — проговорил он, смотря наглецу прямо в глаза. — Я с вами здесь не шутки шучу, а занимаюсь своей работой. Это во-первых было. Во-вторых же… Чуть приспустив маску, Питер показал своё полное лицо. Мужчина настолько изумлённо уставился на него, будто увидел Сатану, или какого-нибудь приспешника Ада. Узнал-таки. Ну, конечно, кто бы сомневался. — Твою мать. Ты отпрыск того… — Ага, тот самый. Если вы хотите нормально дожить хотя бы до своей старости, мистер Блэк, вы забудете и про деспотию, и про меня, и про наш разговор, — Питер вернул маску на лицо, а затем чуть надавил лезвием на чужую шею. Совсем-совсем осторожно, но так, чтобы это было ощутимо. — Ну так как? Мы договорились, или мне попросить отца лично с вами поговорить? Питер мысленно чертыхнулся. Блеф чистой воды давался проще с годами, однако через «не хочу». Он ничего больше не попросит. Ему скоро двадцать два, надо жить самому. Не вечно же папочка может прикрывать его задницу, пора бы и самому учиться постоять за себя в неопределенной ситуации. За этим и прошёл его год — тренировки, работа и цель в кои-то веки стать независимым. — Договорились, — нехотя выплюнул Блэк, поняв, что деваться уже некуда. Либо соглашаться, либо помереть однажды в какой-нибудь трущобе от рук охранников Старка. Питер кивнул, убрал оружие в карман, оттолкнувшись рукой от стены, развернулся, размял шею и направился обратно к чёрному выходу. Стоило бы забрать друзей, а то по звукам они что-то уж больно подозрительно развеселились в его отсутствие. — Эй! Ты! А снять меня отсюда не хочешь? — Оу, точно! — сделал Питер удивлённый вид, будто правда вспомнил, и спрятал ладони в карманах джинсов. В голове пронеслась едкая мысль, что привычки отца во время бесед перенимать не круто. — Извините, но мне нужны небольшие гарантии, а это — ваше маленькое наказание. Паутина растворится через два часа, кстати. Всего вам хорошего! И да, насчёт кварталов — смотрите, я ведь проверю! И неспешно побрёл к чёрному выходу. На подходе он уже легонько улыбнулся — завтра бабуля Тэнг сможет вздохнуть спокойно, и, получается, на одного счастливого человека станет больше. Стоило ему только подойти, как и здания выскочил донельзя весёлый Нед, держащий в ладони голубой зонтик от коктейля, и Мишель, с опасением готовая словить того в любой момент любого неожиданного падения. — Пите-е-ер! — протянул Нед гласную и полез радушно обниматься с самой широченной улыбкой на улице. Питер не особо сопротивлялся, однако Мишель словила на себе удивлённый взгляд. — Народ, блин! Я вас как запасную силу взял, а вы там без меня с радости набухаться решили? — весело засмеялся он, придержав одной рукой легонько пошатнувшегося Неда. — Тебя задело? — свела брови ЭмДжей, тут же потянулась в небольшую сумочку за платком и протянула его Питеру. — А, мелочи, боевые ранения, — он спешно приложил мягкую ткань к щеке. — Теряешь сноровку, Старк? — усмехнулась Мишель, подхватив Неда под вторую руку и направившись вместе с обоими товарищами к одному из стоящих такси. — Даже не начинай, — улыбнулся Питер. — Секундочку. Сколько он выпил? Мне что-то это не нравится… — Где-то шесть коктейлей. А что? Нед резко дёрнулся из-под придерживающих рук, без особой грации полетел к мусорке и выпустил туда всё содержание своего желудка. Питер молча протянул ему платок, а ЭмДжей принялась поглаживать того по спине, говоря, что, чисто теоретически, это бы произошло не сейчас, так утром. — Да так, ничего, — Питер пожал плечами. — Просто сейчас это может повториться в такси, и ловить его блевотню будешь сама. — Чё ты там бухтишь? — не сообразил сначала Нед, что вообще про него говорят. Выпрямившись, он пару раз моргнул и на негнущихся ногах сам поплёлся к такси. Правда, не к тому, которое нужно. Питер и Мишель только переглянулись и последовали за ним, чтобы успеть перехватить его перед проезжей частью.       ***       Когда обоих друзей развезли по домам, Питер сначала хотел назвать таксисту нынешний адрес проживания, но затем на секунду замолчал и произнёс то, что давно крутилось в голове. Куинс встретил его знакомой атмосферой чего-то тёплого и приятного. Питер обожал это боро, оно всегда ассоциировалось у него с ранним детством. Когда он был маленьким, а отец постоянно влипал в какие-то проблемы, связанные с законом, поэтому оставлял сына на единственных дядю с тётей, которые могли хоть месяц напролёт присматривать за ним без намёка на благодарность. Питер помнил, как Бэн водил его в парк, как они с Мэй покупали мороженное и как ему совсем не хотелось домой, где отец опять приставлял к нему охрану, а сам занимался более важными делами. И что бы Питер ни говорил, а в конечном итоге всё равно уходил вслед за Тони, потому что никогда не представлял жизни без него. Когда Питер стал подростком, отец будто бы вспомнил, что в его обязанности входит не только знать, в каком доме и почему находится его сын, а ещё и проводить с ним время, заводить долгие разговоры и просто бывать вместе по вечерам. Тогда-то и прошло стремление завести себе вторую половинку, ведь отец всегда приходил на свидания, портил их и забирал его без особой на то причины. Просто потому что «ему никто не подходил». Питер только кивал, и всё на этом. Однако с годами проблема сама вылилась в некий синдром — он правда верил, что ему никто и никогда не подойдёт, и отец никогда и никого не примет, даже если человек будет святым. Поднимаясь на лифте, Питер глянул на экран смартфона и отметил, что в это время обычно дядя с тётей обычно не спали. Хоть и было раннее утро субботы, однако они всегда вставали бодрячком, готовые много чего успеть за предстоящий день. Хотел бы и он стать таким… Сделав несколько шагов до нужной квартиры, Питер в нерешительности застыл, а потом постучал. Чем старше становился, тем сильнее понимал, как же ему хотелось обратно в детство. Где папа для него был просто папой без грязных и неимоверно неправильных подтекстов. Где небо казалось голубее. Где ванильное мороженое было спасением от всего на свете. Питер глубоко вздохнул, услышав шаги за дверью. Детство казалось таким далёким, а он уже так сильно вырос — с благими целями и надеждами, но не зная, в чём заключалась его спесь: из света и доброжелательности, из жёсткости и хитрости, или из всего одновременно? Если не гангстер, то кто? Улыбнувшись, Питер глянул на собственную руку. Наверное, всё же гангстер, разве что… Хороший гангстер. Как-то так, да. Стоило двери отвориться, Питер улыбнулся сильнее, когда увидел перед собой ухоженную женщину, такую далёкую от тёмного смрада преступности. — Питер? — спросила Мэй удивлённо, а в следующую секунду заключила племянника в крепкие-крепкие объятия. — Боже мой! Бэн, смотри, кто пришёл! Он тоже обхватил её за талию и зарылся носом в копну приятно пахнущих шампунем волос. Это была его вечная слабость, которая никогда никуда не уйдёт, и Питер растворялся раз в неё за разом, сколько бы ему ни стукнуло лет. — Посмотрите-ка, какой герой! Да ещё в такую рань, — улыбнулся дядя, уперев руки в бока и расплывшись в лёгкой улыбке. — Привет, дядя Бэн. Я тут решил заехать… — Проходи давай, чего на пороге стоишь, как не родной, — после слов дяди Питер так и сделал, выбравшись из объятий Мэй и зайдя в квартиру. Когда захлопнулась дверь, Бэн наигранно нахмурился. — А меня обнять? Тётушка улыбнулась и, сказав про скорый завтрак, быстрым шагом направилась на кухню. Питер тихонько засмеялся, преодолевая расстояние и позволяя крепким рукам обхватить его вымотанное за день тело. Интересно, если бы в детстве отец позволял ему жить с ними чуть больше нужного, каким бы он стал? — Наконец-то приехал, — выдохнул Бэн куда-то в макушку. — Да. Я приехал… — шепнул в ответ Питер, закрывая глаза. Утро воскресенья наградило его чудесным запахом панкейков с мёдом и кружки кофе с молоком. Питер потянулся в постели, чувствуя, как заскрежетали его позвонки после долгого лежания. Открыв глаза, он чуть улыбнулся, уставившись в белый потолок, а после перевёл взгляд в сторону. Плакаты с некоторыми рок-группами и знаменитыми актёрами по-прежнему продолжали украшать стены, хоть и не раз заходил разговор о том, чтобы спустя годы их наконец-таки снять. Мэй наотрез отказывалась что-либо менять. Аргументом служило то, что только благодаря им она время от времени может лишний раз вспомнить его, Бэн скептически вскидывал брови, не понимая молодёжной поп-культуры, а Питер театрально вздыхал, как ему в детстве хотелось здесь жить. Питер вышел из комнаты прямо в одних штанах, потому что перед сном стянул только верх: кожаную куртку вместе с майкой. Старое компьютерное кресло до сих пор служило удивительно удобным местом для развешивания вещей. Тоже отцовская привычка, тоже напоминание того, кем он был. Дядя Бэн уже ел свой завтрак и попутно читал утреннюю газету, тётя Мэй расставляла на столе оставшиеся тарелки. — Доброе утро, — бросил Питер, потирая немного сонные глаза. — Доброе, милый, — ответила ему улыбнувшаяся Мэй. — Как раз хотела идти тебя будить, но молодец, сам поднялся. — Это конечно, — хмыкнул дядя. — После такого вкусного запаха только дурак останется с голодным желудком. Ну что, выспался? — он незамедлительно обратил внимание на его сонное состояние. — Да, здесь очень тихо, — пожал плечами Питер, плюхнувшись на свой законный стул и вытягивая ноги под столом. — Сколько сейчас времени? Я что-то даже на телефон не посмотрел… — Ранняя рань, герой, можешь успокоиться, — глянул Бэн на наручные часы. Питер улыбнулся, проследив за этим действием — его дядя придерживался традиционных взглядов на вещи. Будь то выбор между газетой и новым планшетом, между обычными часами и электронными. На самом деле, в этом была своя прелесть, а тщательное отношение дяди к выбору вещей всегда безумно привлекало. Мэй была чуть посовременнее и не имела ничего против гаджетов. Казалось, с годами она только хорошела. Её элегантность, ум и красота служили для Питера неким эталоном, ведь узнать маму он не успел, ему всего-то стукнуло три года, когда она умерла. Однако с годами сожаление об этом испарилось, и он мог сказать, что мама у него таки была — тётиной любви и заботы хватало для этого звания. Пока Бэн с энтузиазмом рассказывал про личные предложения насчёт проведения дня, а Мэй накладывала им порцию еды, Питер чуть сжал под столом запястье и склонил голову в бок. Наверное, он мог их обоих мог назвать вторыми родителями, родной и светлой семьёй, другой стороной жизни, куда всегда было приятно возвращаться. В ней он временно становился самым обычным — просто любимый племянник, воспитанный сын, прилежный и самостоятельный парень. В этом доме всё было настолько легко и просто… А иногда, закрывая глаза, Питер представлял, что прожил так всю жизнь, и лучшего у него никогда и ничего не будет. Однако потом, стоило только спуститься на улицу, реальность ударяла по голове, будто напоминание, в какой мир он неизменно возвращался. И ещё имелась неимоверная тоска, когда взгляд сам собой искал знакомую дорогущую машину у обочины, но ожидаемо её не находил. Потому что отец жил в Лос-Анджелесе, Питер — в Нью-Йорке, один, как того и хотел. Отправляя в рот кусочек панкейка, политый мёдом, он невольно скосил глаза на пустой стул, где обычно рядом с ним сидел Тони, если в кои-то веки соглашался подняться. В груди сдавил неприятный узел, а мысль написать чёртовое «привет, пап, у меня всё в порядке, как ты?» проявлялась всё ярче и ярче в мозгу. Он хотел к нему. Ужасно хотел. Хотел перед сном чувствовать поцелуй на виске, вжиматься в отца всем телом, когда бы возвращался домой после тяжёлого рабочего дня. Хотел бы чувствовать крепкие руки, сжимающие в стальных объятиях, которые никто и ни за что не смог бы разорвать. Хотел бы засыпать, а на утро просыпаться от чужого дыхания в ухо, чтобы чувствовать спиной тепло твёрдого тела. Хотел бы, да только… Ради достижения маленькой эгоистичной цели стоило переступить через себя, написать или позвонить, тут уже не имело значения, что конкретно. В общем, стоило сделать шаг. Питеру не было бы сложно, однако понимал — поступать так всю жизнь он не намерен. Всегда уступать, мириться первым, делать шаги к примирению даже тогда, когда обидно… Первые два месяца казалось, что оно пройдёт как-нибудь само по себе, отец перебесится, успокоится и позвонит. Наверное, Тони так же думал про сына, потому выдерживал тишину в течение двенадцати месяцев. Двенадцать месяцев, как Питер готов послать к чертям принципы и признаться в самой грешной и грязной любви. — Вы так и не говорили? — вдруг спросила Мэй, осторожно посмотрев на застывшего племянника. Он словил её косой взгляд на стул. Питер прикусил щёку изнутри, вспоминая, сколько же прошло дней. Конечно, дяде с тётей он не рассказывал всех подробностей, но те были в курсе сложившейся ситуации. Наверное, стоило бы раскрывать им чуточку больше, чтобы не создавать ложное представление, будто племянник в одиночку погружался во взрослую жизнь. — Нет, — быстро ответил Питер и тут же пожал плечами. — А что такое? Всё ведь хорошо, правда, — улыбнулся он, заметив сощуренные глаза Бэна. — Эй, я в порядке, серьёзно! Все дети ссорятся со своими родителями. — На год? — он переглянулся с Мэй только им понятным взглядом. Да. На год… — Чуточка жизненных трудностей ещё никому не мешала, дядя Бэн, — улыбнулся Питер, прикрыв глаза от наслаждения, когда в рот попадал новый кусок вкусного завтрака. Мог ли он вспомнить свой последний нормальный приём пищи? Да вот, пожалуй, когда в последний раз был у них. — К слову, пока я не забыл, — он эмоционально взмахнул вилкой, подняв глаза к потолку. — Меня тут могут отправить в Чикаго по работе, так что можно вас попросить, пожалуйста, занести деньги за проживание хозяину квартиры? Я завезу вам их на следующей неделе. — Ты ещё не съехал от него? — Мэй вскинула брови в удивлении. — Может, это и правда удобно для твоего графика, но жить там, где ты не чувствуешь себя дома, ненормально. — Думал, — признался он, согласно кивнув. — Но этот район самый удобный в плане расположения. К тому же, мистер Винсент берёт вполне реальную сумму, не завышает. Как делают через квартал, между прочим. Они там жуткие скряги! — он раздражённо закатил глаза. — Пройти-то всего минут пятнадцать, а берут так, словно я переехал на Манхэттен! — Вот это нас и волнует, — задумчиво протянул Бэн, вскинув бровь и откинувшись на спинку кресла. Питер вытянул лицо в удивлении, не понимая, о чём пошла речь. — Знаешь, — дядя досадливо покачал головой. — Мы, конечно, никогда не лезли в твои взаимоотношения с отцом, однако ваши разногласия не должны влиять на твою жизнь. Питер, — серьёзно сказал Бэн, не сводя глаз с племянника, — ты не должен пытаться бороться с трудностями в одиночку, а твой отец не последний родной для тебя человек. Вступать во взрослую жизнь самому похвально, но если не научишься принимать помощь тех, кто правда о тебе беспокоится, потом не сможешь принять её от кого-то другого. Я понимаю, ты хочешь добиться всего без поддержки, но вечно идти против собственных сил нельзя. — Бэн хотел сказать, — подвела некий итог Мэй, взяв мужа за руку и мягко улыбнувшись племяннику. — Если хочешь, то можешь жить с нами. Тони редко оставлял тебя дольше месяца, однако сейчас его здесь нет, и ты можешь распоряжаться жизнью, как посчитаешь нужным. Мы не напираем, но… Родной, разве так не будет правильнее, пока ты не будешь крепко стоять на ногах и не перестанешь большую часть зарплаты отдавать на жильё? Питер едва не выронил вилку, застыв на несколько долгих секунд. С одной стороны, он был всеми руками «за», но с другой, они не поймут его ночных отсутствий один или два раза в неделю, будут волноваться и думать, что что-то произошло. Он не выдержит их переживаний, снова найдёт квартиру, съедет, чтобы не проедать им и без него уставшие мозги. — Я бы с радостью, но… — запнувшись, Питер грустно посмотрел на свой завтрак и сжал ладони в кулаки. — Если всегда сбегать от трудностей, то никогда не научишься справляться с ними. Да, первое время было тяжело. Только сейчас я наконец-то чувствую, что делал это не зря, — он вновь поднял взгляд на дядю с тётей. — Давайте так, — хлопнул Питер в ладоши, отставив тарелку в сторону. — Вы пообещаете, что не будете волноваться… — наткнувшись на многозначительные переглядывания, он театрально вздохнул. — Окей, тётя Мэй. Вы пообещаете, что будете меньше волноваться, а я в свою очередь пообещаю каждые выходные проводить у вас. Как вам такой расклад? — Если это то, чего ты действительно хочешь… — начал Бэн, улыбнувшись и чуть сильнее сжав ладонь супруги. — Мы всегда на твоей стороне, Питер. Что бы ты ни решил. — И вы не обижаетесь? — осторожно спросил тот, поочередно указав на обоих родственников. — Боже, разумеется, нет! — не без эмоций вскинула свободную руку Мэй, закатив глаза. Это семейное, видимо. — Я не перестану за тебя волноваться, Питер. Детей всегда тяжело отпускать… И только попробуй снова пропасть! — она шутливо погрозила ему указательным пальцем, после чего небрежно откинула копну густых волос. — Если опять пропадёшь, я весь Лос-Анджелес с твоим отцом вместе взятым поставлю на уши, и мне будет без разницы, в хороших вы отношениях или нет. Так и знай! — Роковая женщина, — прокомментировал дядя Бэн, с нежностью проследив за тем, как супруга взъерошила волосы расплывшегося в улыбке Питера. Вот так и должна выглядеть настоящая семья. Вот так и должны были выглядеть они с Тони, если бы один уделял сыну внимание годы назад и замечал в нём перемены, а другой не проникся в конечном итоге грешной влюблённостью в отца. — Есть немного, — он поправил отросшие волосы. — Кстати, мы пойдём с тобой за покупками?       *** Вечер следующей пятницы выдался на редкость отвратительным. Питер сжимал зубы, облокачиваясь в тесном лифте на обклеенную объявлениями стену, и прижимал к окровавленному боку испачканную в ней руку. Оставалось надеяться, что там не было ничего серьёзного, чтобы не пришлось нестись в больницу ради наложения пары швов. Голова противно гудела, а ещё он ужасно хотел спать, просто упасть на кровать и не проснуться до следующего дня. Пожалуй, тогда бы стало намного лучше. И уставшему организму, и покорёженной душе. Выслеживание очередного бандюгана завершилось целым переполохом, когда пред ним предстал не один-единственный мужик, как тот, что нагло вымогал деньги бабули Тэнг, а группа из десяти человек. Побоище оказалось знатным. Питер не переставал благодарить свою догадливость, когда ему впервые взбрела в голову идея создания веб-шутеров, ибо они действительно сделали практически всю работу за него. Разве что, драки избежать не получилось — всё равно попало по лицу, животу, спине и груди. Где-то ножом, где-то кулаками, а синяки будут заживать недели две, и с этим ничего не поделаешь. Пройдя мимо квартиры соседа, он услышал, как там его пока десятилетняя дочь смеётся над каким-то моментом в мультфильме — картонные стены позволяют слышать чуть ли вздохи, что уж говорить. Прошипев сквозь зубы, Питер отворил входную дверь и ввалился в прихожую, потянувшись ладонью повернуть замок и остаться наедине с самим собой. Небольшая однокомнатная обитель встретила его привычной тишиной, запахом старых обоев и однажды безумно радующей пустотой. Питер глубоко вздохнул, выдохнул и со стоном стянул с плеч куртку, отбросив ту подальше на небольшой деревянный столик. На ходу снял майку, устало потёр ладонью переносицу, вспоминая, куда же девал аптечку. Та явно была где-то поблизости. Отражение в зеркале нисколько его не удивило, оно было вполне ожидаемым — синяки, мелкие порезы… Питер вяло оглядел ситуацию на собственном теле и, добравшись до душа, открыл воду под сильным напором, чтобы встать под неё с головой прямо в штанах. Мысли полностью вылетели из головы, и посреди пустоты остался вопрос, когда он, чёрт возьми, наконец станет сильнее. Сильнее, смелее и взрослее. Когда другие станут воспринимать его, как равного соперника, а не как зазнавшегося юнца? — Чёрт… — устало выдохнул Питер, принявшись стягивать оставшиеся вещи. Ванные процедуры помогли избавиться от липкого пота, застывшей крови и уверенности в последней стадии отвратительности мира. Обтеревшись насухо полотенцем, он потянулся к заветной аптечке. Порез оказался не слишком глубоким, как и предполагалось, однако довольно продолжительным и немного неровным — наверняка останется шрам. Где-то в подсознании промелькнула мысль, что надо бы отправить вещи в стиральную машинку, а футболку выбросить в мусорное ведро. От пропитанной кровью ткани и пары дырок на ней он сам был не в восторге. Питер нахмурился от колющего ощущения после антисептика с йодом, осторожно обработал рану на боку и закрыл её в несколько раз сложенным бинтом, надёжно прикреплённым пластырями. Он поднял взгляд на зеркало, чтобы снова рассмотреть повязку, чётче проступившие синяки, усталое выражение лица, подтянутые мышцы на руках, груди, животе… Видел бы его сейчас отец, точно бы не отказался от какого-то едкого замечания наподобие «дорогой, не обязательно так стараться». Питер мысленно дал себе хорошую затрещину за лишнее ворошение болезненной темы. Это в любом случае не помогало. Он направился в комнату на еле гнущихся ногах, по пути едва ли не натолкнувшись блом на дверной косяк. Завтра. Все планы и нужды завтра. А сейчас… Плюхнувшись на кровать спиной, он с блаженным вздохом накрылся тёплым махровым одеялом и, слабо улыбнувшись, вдохнул приятный запах недавно стиранной наволочки. Сон начал брать верх над его сознанием, а последним, на что наткнулся взгляд, стала фотография на прикроватной тумбочке. На ней они с отцом были изображены на краю бассейна, что расположен на крыше одного из дорогих отелей Гонконга, откуда многие туристы с восхищением обожали запечатлевать роскошный вид. Питер счастливо улыбался, глядя в объектив камеры Хэппи, Тони же с умиротворённым выражением на лице обнимал его. Хорошее было времечко, пап, подумал он, погружаясь в глубокий здоровый сон. Пробуждение оказалось довольно странным, будто по всему телу не раз прошёлся разряд тока. Дёрнувшись от боли, Питер резко открыл глаза и поднялся на локте, не без грусти глянув на время и осознав, что если бы не лёг на раненый бок, мог бы не проснуться. До нормального пробуждения оставался час, а он уже вырвался в реальность. Питер отбросил одеяло в сторону, спустил босые ноги и поднялся. Путь до ванной показался прохождением через ледяные потоки ветра, ибо согревшееся во время сна тело вовсе не ожидало натолкнуться на неприятный сквозняк по полу. Он включил свет, захлопнул за собой дверь и, закатив глаза, открепил от кожи пропитавшуюся кровью повязку. Запоздало подумал, что мог испачкать одеяло вместе с простынёй. Скривился и неоднозначно покачал головой. Когда-нибудь он сам себя прибьёт. Потянувшись к перекиси водорода, Питер удивлённо глянул на пустой бутылёк. — Когда это я всё израсходовал? — изумился он и почесал зудящую кожу над раной. — Чёрт. Ну и дела! Надо меньше попадать под ножи… — задумчиво продолжил бубнить Питер, вздыхая и выходя из ванной, чтобы найти новый бутылёк на полке с некоторыми травами. Да, идиотское расположение важных медикаментов, он в курсе. Но, как говорится, в чужой храм… Глянув на свой внешний вид в одних только пижамных штанах, он потёр затылок и на секунду зажмурился. Говорила ему Мэй на днях сгонять в ближайший магазин за вещами, так нет же: то времени не нашёл, то лень одолела, то желание сжечь к чертям очереди вылезло. Проходя по коридору, Питер собрался было подумать о скором завтраке, как вдруг чуть не споткнулся, увидев лишнюю деталь, которой раньше никогда не было. Один из стульев, обычно тут же бросающийся в глаза, куда-то неожиданно подевался. Дыхание тут же спёрло, а руки затряслись от захлестнувшей паники. Быстро схватив с подвернувшейся книжной полки статуэтку, Питер неслышными шагами направился к окончанию коридора, к кухне. Сердце бешено колотилось, тело уже было готово податься вперёд и хорошенько врезать тому, кто осмелился влезть в квартиру. Он сделал шаг, второй, третий… Кухня приблизилась, Питер заглянул в неё и настолько резко застыл, словно увидел приведение матери, чьё лицо видел только на фотографиях с давних детских времён. Раз, два, три. Он смотрел на представшего перед ним человека и не верил, что пара месяцев жизни могла уйти в никуда, стоило увидеть его; что все надежды и планы вдруг стали такими ненужными и пустыми. — Пап? — спросил Питер вдруг осипшим голосом, неверяще глядя в карие глаза отца, разглядывающего некоторые его фотографии на холодильнике. Тот перевёл взгляд на него, изящно вскинутая бровь поведала о его хорошем настроении, и он расплылся в знакомой ироничной усмешке, которой всегда светил что дома, что в обществе посторонних людей. — Конечно, я, дорогой. А ты ждал кого-то ещё? — отец стянул знакомую чёрную куртку и отбросил ту на один из стульев. На стол опустился такой же известный с давних времён пистолет. Питер вздохнул, выдохнул, моргнул, сглотнул и мысленно пошёл вешаться. Это же Тони Старк. Любезно стучаться в дверь и спрашивать милым голосом «можно?» не в его стиле, однако от таких резких появлений за год он явно отвык. Очень-очень отвык. Он трясущейся рукой поставил статуэтку на кухонный гарнитур и остался стоять возле дверного прохода, не зная, что стоит сделать. Обнять? Спустя год молчания? Нет, слишком странно. Сказать прямо, как всё это время скучал? Боже, ещё хуже! Питер много раз представлял их встречу, много раз думал, как они по телефону решат разногласия, а потом один прилетает к другому и жизнь пойдёт, как шла всегда. И вот же он, его отец, стоял посреди небольшой кухни — живой, родной, знакомый, а ему и сказать-то нечего. Только тишина и совсем противное чувство вины. Они оба были чересчур упёртыми, и дела не делались, пока кто-то не уступал. От осознания последнего Питер почувствовал, как мурашки побежали по спине. Неужели отец сам решил сделать шаг назад и признать ошибку? Неужели сейчас сойдёт на нет напряжённая обстановка, а они смогут оставить предрассудки позади? Когда проницательный взгляд зацепился за что-то на его боку, Питер резко дёрнул руку и подсознательно прикрыл ладонью подсохшую рану, на мгновение отведя глаза в сторону. Чёрт. Попадание — сто баллов из ста. От лишних вопросов никуда теперь не деться… Только отец молчал. Питер не услышал ни единого «а я тебе говорил», «и куда ты сунулся?» или «ты охренительный идиот, сынок». Он в неверии поднял на него взгляд, думая, что Тони Старка наверняка кто-то заменил, раз уж не летело никаких замечаний. Отец сощурился и засунул руки в карманы чёрных джинсов, странным взглядом с помесью любопытства разглядывая чуточку повзрослевшего сына. Питер готов был спросить, в честь чего тот решил вернуться из сказочного Лос-Анджелеса в извечно закованный небоскрёбами Нью-Йорк, однако его опередили. — Замечательно выглядишь, — прокомментировал отец, кивнув на знатно выступающие кубики пресса. — Не знал, что у тебя тяга к подобным тренировкам. Попросил бы раньше, я бы брал тебя с собой, — вновь вскинул он бровь, будто оценивая, и добавил: — Время от времени. Питер мысленно закатил глаза — отец всё такой же, в одно предложение и похвалу уместил, и властность над ситуацией. Ничего не поменялось. — Спасибо, — наконец выдохнул он и кивнул, прижав ладонь к ране чуть сильнее нужного. — Но я и сам не знал на тот момент, что люблю. — Да уж, вижу, — неожиданно холодным тоном выдал Тони, склонив голову и снова приковав внимание к чужому боку. — Издержки профессии? — Ага, типа того, — нервно передёрнулся Питер, однако взял себя в руки и постарался выглядеть гораздо увереннее, чем чувствовал себя на самом деле. — Ты здесь проездом, или что-то случилось? Отец настолько странно глянул на него, что он мысленно похлопал собственной смелости. Откуда взялась только, зараза?! — Я приехал домой, Питер. Если ты не забыл, где он находится. — А мне кажется, что это ты забыл, — тоже выделил нужное слово он. — Однако сейчас мой дом в другом месте. Как-то всё… поменялось, — сглотнул Питер, вспомнив улыбающуюся Мэй, которой безумно нравилось тормошить его отросшие волосы. — Поменялось, да? Задумчиво повторил Тони, проведя ладонью по идеально выбритому подбородку. Питер невольно отметил, что год назад у него была там идеальная бородка. — Меня радует, что ты стал взрослее, начал заботиться о себе, как не заботился при мне… — Тони начал приближаться мягкой поступью, не желая спугнуть лань, покорно ожидающую будущего развития событий. — Но оставляя тебя одного, я ожидал немного другого, — продолжил он завораживающим голосом, от которого у Питера внутри плавились органы. — Точнее, совсем другого. — И чего ты ждал? — сглотнул он, задерживая дыхание и позволяя томному взгляду сковать всё его существо. Отец оказался совсем близко, так, что оставалась сантиметров десять до столкновения носов, а он по-прежнему прятал ладони в карманах и не совершал никаких действий, чтобы этого избежать. Только контакт глаза в глаза, только нарастающее чувство волнения в животе. Последнее Питер ощутил сполна. И не только в животе. И не одно лишь волнение. Слишком противоречивые и грешные мысли, которые удалось затолкать подальше за прошедший год, полезли через разрастающуюся брешь. Вот та причина, почему Питер не хотел сдаваться. Вот то, почему именно ему нельзя было первому уступать. Потому что, сдавшись один раз, он сдастся уже насовсем. — Знаешь, явно не этого! — вдруг рыкнул отец и с силой отдёрнул ладонь. Питер и ахнуть не успел, как его запястье сжали в стальном захвате, а чужие пальцы неприятно прошлись по коже в нескольких сантиметрах от пореза. Чувство вины заскоблило изнутри рёбер. — Что ты с собой делаешь, чёрт подери?! — яростно зашипел Тони, поднимая глаза с молочной кожи на уставшее лицо, чуть отвёрнутое в сторону. — Что это, я тебя спрашиваю?! — вопросил он всё тем же строгим голосом, которым разговаривал с ним всего пару раз за всю жизнь. — Не смей молчать, Питер. Когда я спрашиваю, ты должен отвечать! — повторно рявкнул он, дёрнув на себя удивившегося сына. — Всё нормально! — удивление сменилось накатившим раздражением. Питер бы отдал половину имущества, только бы не чувствовать разочарование. Отец приехал явно не мириться с ним, а подчинить. Вот он дурак, уже обрадовался. — Я в полном порядке, реально, это просто случайность. — Бэну с Мэй сколько угодно про своё «нормально» заливай, а мне не смей врать! — не сбавил оборотов Тони. — Почему ты позволяешь себя резать? У тебя есть мозги, Питер?! — Это случайность, пап, — повторил Питер, сдерживая собственные эмоции, не желая наговорить лишнего. — Да, я вовремя не увернулся. Моя ошибка. — В этот раз порез, а в следующий простреленный череп, ты в курсе? — строго заговорил Тони, хмуря брови. — Так дело не пойдёт. Я думал, что ты одумаешься, но в итоге всё совсем наоборот, — он плотно сжал губы в тонкую линию, чуть ослабил хватку и позволил Питеру чуть-чуть отодвинуться. — В тебе ни капли самосохранения, но зато никому не нужного героизма хоть отбавляй. Питер ощутимо вздрогнул и застыл. Никому не нужного? Никому не нужного?! Скривившись, он выдернул запястье, отошёл на шаг назад и больно ударился спиной о стену возле дверного проёма. Если бы отец не уехал, никакого пореза бы не было. Если бы Тони не захотелось за ним проследить… — Говори за себя. Я нужен этим людям! — он намеренно повысил голос на последних словах, сорвавшихся с губ, как отчаянный вопль в бездну. — Да что ты говоришь, мой милый?! — очень тихо прошипел Тони, надвигаясь на сына новой волной. — Ты нужен им только для решения проблем, после которых они даже твоё лицо не вспомнят. Ты суёшь нос во взрослые дела, в которых тебе нет места и ни за что не будет! — Я буду им помогать, хочешь ты того или нет, — прошипел Питер, когда ощутил подступившую к глазам влагу. Это было его предназначение, стимул стать лучше. — Они не заслуживают того, что с ними делают! И нет, пап… — он на секунду замолчал, стоило отцу оказаться с ним нос к носу, не сводя пристального взгляда затягивающих глаз. — Это очень даже моё дело. — Это никогда не будет твоим делом. Тони ощутимо тыкнул ему в грудь, после чего оперся о стену обеими руками. Его глаза пылали яростным огнём, а весь самодовольный, устрашающий, властный вид так и норовил согласиться. Отец умел давить авторитетом, силой и возможностями, умел заставлять передумывать по щелчку пальцев. Питеру хотелось реветь в голос от того, что за целый год он не получил ни одного сообщения и ни одного звонка, поставил себя в рамки, стал в кои-то веки под стать отцу, дабы оправдать его имя, и… Ради того, чтобы так просто отступить только из-за того, что это не его ума дело? Да ни за что! — Прекращая этим заниматься. — Прекрати считать меня ребёнком, тогда подумаю, — отчаянно вырвалось у Питера, решившего пойти «ва-банк». Против лома нет приёма? Вот уж нет, он найдёт. — Сразу же, когда ты перестанешь себя вести как ребёнок, — хмыкнул Тони, нахмурил брови и, отведя руку от стены, коснулся кончиками пальцев острой скулы. Питер заметно расслабился, но прильнуть к такой тёплой и нужной в данный момент ладони не спешил. — Маленький, — прошелестел Тони неожиданно смягчившимся голосом, в котором проступили заботливые нотки. — Я хочу для тебя лучшего. Просто послушай меня. — Ты даже не спрашиваешь, чего мне хочется. И это ты называешь заботой? — заметил Питер. Он хотел добиться своего, однако начавшие плавиться нервы совсем не собирались ему в этом помогать. Тони молча провёл пальцами линию от скул к подбородку и проследил за собственным действием глубоким гипнотическим взглядом. Питер прикрыл глаза от наслаждения, радуясь тому, как внутри начало растекаться тепло по всему телу — как он ужасно соскучился по этим рукам… Пожалуй, будь немного другие обстоятельства, с него бы сталось позволить им делать всё, что угодно. Каждая ласка отца была на вес золота, с учётом того, что чем старше Питер становился, тем меньше её получал. Восемнадцать, двадцать, двадцать два. Он больше не был пятилетним мальчиком, нуждающимся в родителе больше кого-либо на свете. Кожа запылала под уверенными пальцами, сердце пустилось в галоп, а приятная тяжесть начала опускаться к низу живота. Питеру ужасно хотелось сейчас обхватить отцовские плечи, зарыться носом в пропахшую одеколоном футболку, сгореть от наслаждения в крепких объятиях, позволить представить чуточку больше, чем должен бы представлять сын… Если они оба этого желали, может, стоило бы… — Уже спрашивал. К сожалению, ничего хорошего не вышло. Оттолкнувшись, Тони вышел в коридор, оставив Питера в маленькой кухне. Он несколько удивлённо уставился перед собой, а приятная пелена спала с глаз, открывая перед ним реальную обстановку. Пока отец что-то делал в его квартире, запрокинув голову, он запустил ладони в волосы и сжал их у самого корня. Ещё бы пара секунд, и точно бы завыл, не забыв стукнуться затылком о стену. Никакого «стоило бы» никогда не будет. Даже если Тони тоже этого захочет. У него-то мозг работал лучше того, что находилось в штанах. И лишь Питеру хотелось всего, находящегося под словом «запретно». Видимо, подростковые гормоны никуда не делись. Отец вернулся через пару мгновений, сжимая в руке бинт вместе с пластырями, ватными палочками и йодом. Он прошёл мимо сына, спокойно опустился на стул и многозначительно глянул на него, призывая что-то сделать. Питер недолго думал, тут же подойдя к столу и встав так, чтобы перед отцовским носом был его бок. Тони молча принялся обрабатывать порез, задевая ладонями напряжённый живот и иногда поглаживая кожу, будто успокаивая из-за неприятного щиплющего ощущения. — Ты ведь даже не обработал толком. Как только шрамов не наделал? — цокнул языком Тони, осторожно касаясь ватной палочкой повреждённого участка. — Живой пока, как видишь… Ай! — получив шлепок по ягодице, Питер удивлённо глянул вниз, не понимая, что такого сказал. Отец не удостоил его ответом, а руку с ягодицы убрал не сразу. Как только с наложением свежей повязки было покончено, Питер решил, что организму нужно таки питаться. Пока он наливал в электрический чайник воду и ставил тот кипятиться, внутренний голос заметно успокоился. Питер прошёл, достал фруктовый салат из холодильника, печеньки из недр шкафа, и поставил тарелки на стол. Кружки решил оставить рядом с раковиной, предварительно насыпав в них несколько ложек кофе. Отец любил крепкий, а ему нравилось с молоком. — Как там твои дела? — решил Питер перевести тему, плюхнувшись на стул и потянувшись к тарелке с фруктовым салатом — Мэй передала через Бэна в четверг. Теперь они и посреди недели иногда виделись. — Не рассчитывай, что я про это забуду, — кивнул Тони на оставшиеся бинты. Питер ничего на это не ответил, надеясь на продолжение разговора. — Проблемы в Лос-Анджелесе решены, смысла там оставаться больше нет. Значит, ты всё же не совсем самостоятельно живёшь? — Это просто Мэй волнуется, — фыркнул Питер, задумчиво облизывая ложку, пропитанную вкусным сиропом с мёдом. — Я у них редко бываю… — Каждую субботу и воскресенье. Действительно — «редко». Питер замер с ложкой во рту, раздраженно и обиженно уставившись на отца. — За мной следили? — поинтересовался он чисто для справки, по одному только ответу поняв, что «да». — А я смотрю, не так уж ты отпустил меня в самостоятельную жизнь. — Мой ребёнок ещё меня попрекать будет? — иронично вскинул брови Тони, скрестив руки на груди. — Разумеется, следил. А ты рассчитывал, что нет? — Я рассчитывал на доверие, — укоризненно выдавил сын. — Рановато о нём было говорить, и не зря. Может, через пару лет снова попробуешь. — Может, ты тоже попробуешь довериться другим, пап? — не выдержал Питер, сжав под столом ладонь в кулак. — Ну, например, я без твоей поддержки прожил целый год, — он во время рассуждения махнул столовым прибором, поглядывая на некоторые фотографии, прикреплённые магнитами. Тони никак не отреагировал на слова сына, только лишь проследив за его взглядом. — И ничего, справился. А ты хотел забрать меня с собой. Чем не повод для доверия? — Если бы я наоборот это сделал, ты бы сейчас здесь не сидел, — хмуро заявил отец и чуть откинулся назад, облокачиваясь о спинку скрипнувшего стула. — Это тебе стоит попробовать меньше в сказки верить, Питер. Одними геройствами мир не сделаешь лучше, а твоё сокрытие личности только ухудшило положение, — Тони заговорил громче и указал на сына. — Почему ты об этом молчишь? Питер бы сжался под таким напором, если бы снова вернулся на двенадцать месяцев назад. — Я не хочу давить твоим авторитетом, — честно ответил он, по-прежнему отводя глаза в сторону. Разве такими бывают итоги годовых трудов? — Если что-то и сделаю, то только сам. Тем более, так проблем меньше, разве нет? — осмелился он взглянуть на неожиданного укоризненно окатившего его взглядом отца. — Никто не знает моего имения, к тому же, к тебе лишний раз не лезут. Всё же хоро… — Ты хоть какими-то частями своего мозга понимаешь, что безнаказанным ничего не остаётся? — резко перебил Тони, порывисто подавшись вперёд и вновь показывая, какое пламя загорелось в карих глазах. — Ты хоть понимаешь, чего мне стоило остановить некоторых подонков, которых ты якобы «проучивал»?! — ещё серьёзнее вопросил он, а Питер мысленно продолжил падать всё дальше в яму. — Ч-чего? — Ты хоть понимаешь, что бы они с тобой сделали, если бы я об этом даже не узнал, а?! — отец громко и яростно хлопнул по столу ладонью, заставив тарелки подскочить вместе с кухонными приборами. — Кого? — нахмурился Питер, в шоке позабыв про всё то, что хотел бы сказать. — Каждый второй «злодей», которого ты, дорогой мой, учил уму и разуму! — прошипел Тони сквозь зубы, снова откидываясь назад и засовывая руки в карманы. — И все они очень удачно почти находили тебя, пока мои люди не вмешивалась. И так каждый второй, Питер, из всех тех, с кем ты имел дело. Что, уже по-другому видится преступный мир, не так ли? — саркастически усмехнулся он, глядя на сына с высоты прожитых лет. — Ты надеялся, что проблема так легко решается — немножко припугнул взрослого дядю, и всё, мир стал лучше? — вскинул отец брови, как бы задавая риторический вопрос. — Так я тебе отвечу, маленький мой. Нет, не решается. Чувство беспомощности и полной безнадёжности резко свалились Питеру на плечи, став непосильным отчаянным грузом. Он-то думал, что помогает, а оказалось… А правда — если бы не его отец, тогда бы «что»? Либо от него не осталось бы и сантиметра здоровой кожи, либо кто-то бы придумал кару похлеще. Ему отчаянно захотелось выпить чего-нибудь крепкого или перепрыгнуть через промежуток между домами, чтобы куда-то девать подступивший адреналин. Маленькая кнопка чайника щёлкнула, возвращаясь на место и оповещая, что кипяток готов. Однако ему стало совсем не до этого. Совсем. Получается, от него не было никакой пользы? или она была, но только опять же помощи сверху? Питер отбросил ложку на стол и спрятал лицо за ладонями, боясь, с какой скоростью на его сознание налетели мысли годовой давности. Боясь, как скоро вернётся он в то состояние, когда казалось, что никчёмнее него в мире никого нет. Бесполезный. Слишком доверчивый. Папенькин сынок, прекрасно осознающий, что кроме того о нём правда мало кто может позаботиться. Питер сжимал зубы и тяжело дышал — это же надо было так облажаться перед своим-то отцом. Делать вид, словно всё вообще замечательно, а потом услышать, что… Это самое «замечательно» настоящим замечательно никогда не было. Он сам его себе придумал. Сам возомнил себя героем. — Ну, как? Всё по-прежнему в порядке, Питер? — будто добил его Тони, властно вскинув подбородок и слегка нахмурив брови, из-за чего на лбу появилась возрастная складка. А Питер чертовски себя проклинал. Себя, свою самоуверенность, риск, на который он помимо себя вёл своих друзей и тётю с дядей. Проклинал юношеский максимализм, желание стать сильнее и, пожалуй, какой-то особой эмоцией проклинал родного отца. Потому что отец знал. Всё прекрасно знал. Весь этот грёбаный год. И молчал. Просто молчал, наблюдая за ситуацией из далёкого Лос-Анджелеса, позволяя ребёнку наконец-то почувствовать себя оперившемся птенцом, вылетевшем на двадцать первом году жизни из-под родительского крыла, заставить его почувствовать себя охренеть насколько продуманным героем, чтобы потом… Чтобы потом просто к херам его раздавить. Вместе с чувствами и построенными стенами личного уголка маленького счастья. Вместе с надеждами и планами. Вместе с мыслью, что хотя бы Мэй и Бэн смогут им начать гордиться, несмотря на то, чей он сын. — Нет, — выдохнул он сквозь зубы, глотая слёзы обиды, неприятный ком в горле и униженное чувство собственного достоинства. — Ты прав, пап. Ты опять прав… — слова давались с неимоверным трудом, будто их из него тянули железными крюками. — Нихуя ничего не хорошо! — Не выражайся, — кисло скривился Тони, не привыкший слышать из уст сына подобных бранных слов. — Окей, я идиот, — продолжил на своей волне Питер, не особо слушая, что там ему опять «нельзя». — Окей, я охрененно налажал, — говорил он, убирая руки от лица и смотря в потолок пустым взглядом. — Окей, по моей вине могли пострадать мои близкие. Я обалдеть, как виноват, конечно, но знаешь, пап… — опустив голову, Питер истерически усмехнулся, смотря тем же странным взглядом на напрягшегося отца. — Меня смущает то, что в данной ситуации ты тоже охуеть, как нихуя не прав. — Прекрати сквернословить! — яростно рявкнул вмиг раздраконенный Тони, в приступе эмоций ощутимо шлёпнув рукой по стулу. Чужих этот жест пугал. Питера — нихерашечки. — Прекрати на меня орать! — не побоялся он, тоже вмиг вернувшись на тропу злости. — Это ты весь год строил из себя молчаливого осла! Не удержавшись, Питер подскочил со стула и весьма эмоционально указал на отца, не к добру напряжённо подавшему вперёд и глядящему на собственное чадо исподлобья. — Это из-за тебя всё пошло к херам! Тебе же сказать «да, хорошо» настолько сложно, как мне до Китая пешком дойти. Это из-за тебя я до сих пор не могу переехать к своей семье, которой действительно всё моё детство было на меня не наплевать. Я, конечно, обалденно по тебе соскучился, но это мой дом, и в свои двадцать два уж позволь мне самому, пожалуйста, решать, что мне в нём делать и как! — Приструни свой нрав, Питер, и не смей повышать на меня голос, — отец недобро сощурился, сжав кулаки до побелевших костяшек. — Я никогда на тебя не плевал, особенно в твоём детстве, и специально не отдавал никаким дядям и тётям, чтобы они не портили твоё воспитание. Посмотри, ты был с ними всего ничего, и взгляни на себя со стороны, каким ты вырос благодаря их влиянию. И так, к слову, — прошипел Тони, хрустнув шеей. — Хозяина этой квартиры выдать её по вполне нормальной цене попросил тоже я. Питер застыл в состоянии ступора, не зная, что ему делать — орать, возмущаться, продолжать удивляться или молча уйти. Это же какая наглость. По отношению к Мэй с Бэном, к его ценностям и… к его достоинству. Которого так, к слову, больше нет. То есть, абсолютно всё было ложью? Огромной противной ложью, в которой ему захотелось возомнить себя королём? А как же уважение? А как же родительское сочувствие? Где же оно всё?! Так не могло продолжаться. Больше не могло. Это всё неправда. Он помолчал пару мгновений, переварив услышанное, снова помолчал. И выдал. — Лучше уж совсем никакого отца, чем такого, как ты. Проигнорировав резко расширившиеся от изумления глаза Тони, Питер развернулся и широкими шагами ушёл по коридору к собственной комнате. Распахнув дверцы шкафа, он злобно стёр ладонью подступившиеся горькие слёзы, принявшиеся стекать по горящим от гнева щекам, вытащил небольшую спортивную сумку и впихнул в неё то, что посчитал нужным для первого времени пребывания у дяди с тётей. Ложь. Очередная красивая ложь, в которую он спокойно поверил. Придурок, нюня, идиот! Его отец и отпустить на четыре стороны, выпустив из-под опеки? Как можно было так поверить в глупую сказку, которая никогда бы не стала реальностью? Вот же, дурак, поверил, что мог чего-то добиться сам. Питер раздражённо дёрнул на себя провод от зарядки, швыряя его вместе с вилкой в сумку. А Бэн и Мэй не просто так спрашивали про его дела. Они знали, что в один момент произойдёт нечто подобное, и оказались правы. От Питера не осталось ничего. Только фамилия Старк и разбитое в дребезги юношеское сердце. Герой. Никакой он не герой. Только гангстер, за которого отдувается папочкина сторона. Убожество… Сейчас он как никогда раньше хотел поскорее оказаться дома у дяди с тётей. Там всё было правдой. Там всегда ему хотелось чувствовать себя не чьим-то долбанным продолжением, а просто Питером, у которого могут быть нормальные светлые мечты, обычные проблемы и первая влюблённость не в своего собственного отца. Там он был настоящим. Его так резко схватили за плечи, что Питер почти вздрогнул, не заметив подошедшего Тони, и тут же скинул чужую руку, продолжив запихивать нужные вещи. Не нужна ему больше эта квартира. Не нужна никакая самостоятельность. Просто капелька чего-то правильного и светлого. — Прекращай истерику, — холодно заметил Тони, но даже через его голос просочились обеспокоенные нотки. — Питер, это смешно. Я в курсе, куда ты поедешь. Брось свои вещи и посмотри на меня. Он не посмотрит. Нет, нет и ещё раз нет. Назло всему на этом ёбаном свете не посмотрит! — Брось. Вещи! — членораздельно повторил отец, хрустнув пальцами. — И посмотри на меня. Питер не бросил, запихнув фотографии прямо в рамках и принявшись застёгивать сумку. — Посмотри на меня, я сказал! Его развернули одним только движением, а самооценка, наработанная за время на тренировках, полетела в бездонную глубину глаз напротив. Посмотрел. Стало хуже. Он только горько усмехнулся, узнавая отца, которому хотелось всего и сразу. — Отпусти меня, — проговорил Питер одними губами, дёрнувшись назад, но не сумев отступить в стальном захвате. — Отпусти, пап… Тони разглядывал мокрое лицо сына, его потускневшие глаза, когда-то горящие яркой вспышкой радости и счастья, красивые острые скулы, на которых остались едва заметные потёртости после удара чужого кулака, и безумно хотел ещё больше его ограничить. Ограничить, спрятать от всего мира, поставить под наилучшую свою охрану, чтобы больше ничей грязный палец не коснулся его кожи. — Может, я не лучший отец, какого ты заслуживаешь, — тихо выдохнул Тони, сжимая трясущиеся от непонятно чего плечи, — но ты для меня всё. Тот всхлипнул, мысленно и так вспоминая подобные слова в своём прошлом. И снова всхлип, как будто все эмоции, скопившиеся в нём за несколько месяцев, дали конечный залп. — Когда человек нужен, с ним так не поступают. Ему не делают больно. — Это вынужденная мера, — нахмурился Тони, не зная, что должен ещё сказать, чтобы убедить в этом своего сына. — Вынужденная из-за чего? — Питер совладал с эмоциями и из последних сил стряхнул сильные руки с плеч, делая шаг назад и тяжело опускаясь на кровать. — Потому что тебе просто этого хочется? И это, по-твоему, нормально? — Так я хотя бы уверен, что ты не делаешь глупостей, — Тони скрестил руки на груди, оставшись на месте и чуть смягчив выражение лица. — Да, нормально. Я могу себе это позволить, и позволяю, — в своём духе пафосно выразился он строгим тоном. — Кому, как не твоему родителю, этим заниматься? Питер склонил голову, сцепляя ладони за затылком в замок. Ему было явно не до душераздирающих разговор, ибо мозг и так не отошёл от осознания, что отец ни с того ни с сего нагрянул, как снег на голову, ещё и самооценка ускакала неизвестно куда. Не такой он представлял эту встречу, а про поток неоднозначных эмоций можно было вообще промолчать. — Не до такой степени, — процедил он, принявшись постукивать пяткой о пол в нервном ритме. — Какой — такой? — Тони терпило переждал молчание, вскидывая бровь в вопросе и проходя чуть вперёд. — Питер, если у нас проблема, её надо решать, а не усугублять. Пока я не услышу от тебя какой-либо чёткой претензии, мне не будут ясно, что и как в наших отношениях стоит устранить. — Ладно, — Питер поднял голову, остановив неуверенный взгляд на отцовской груди. — Ты имеешь право обо мне заботиться, это правда, но не настолько… — умолкнув, он нервно прикусил губы, не находя подходящего слова. — Не настолько маниакально. — Маниакально? — насмешливо повторил Тони. Маниакально. Значит, так его сын всё это время считал? — В этом нет ничего смешного! — вмиг переменился в лице Питер, боясь отдалённо быть похожим на чертовски обиженного ребёнка. — Я имею в виду, что тебе стоит попробовать… не знаю, оглянуться на другие семьи и посмотреть, в чём заключается разница. — И в чём? — Тони выглядел по-прежнему чуть удивлённым подобной формулировкой. — В том, что я не выпроваживаю тебя из дома в двадцать один год, говоря «поработай-ка на себя сам», или не считаю нужным по-отцовски обсуждать всех сексуальных девушек и парней, учащихся с тобой на одном потоке? — В том, что в нормальных семьях родители узнают о друзьях или вторых половинках своих детей не через базу данных, а от них самих. Когда они друг с другом разговаривают, — Питер устало потёр виски, прикрывая глаза. — Или не приставляют к ним охрану, стоит тем попросить переночевать у лучшего друга. И ещё интересуются их мнением, а не молча ставят перед фактом. Тони исподлобья хмуро поглядел на него, переваривая услышанное и сопоставляя это с моментами в своей голове. Разве он когда-либо тыкал Питера носом в какие-то планы? Разве это настолько сильно его задевало и обижало? Но тогда возникал вопрос, почему же тот никогда и ничего не высказывал, а молча проглатывал каждую обиду, засевшую в мыслях, и делал так, как сказал ему Тони. Какая здесь, чёрт возьми, логика? Или, может, он просто перестал понимать нынешнюю молодёжь? — По тебе было не сказать, что ты особо против такого расклада. — А как же поездка в Лос-Анджелес? — Питер вновь подскочил на ноги, эмоционально тыкнув в отца указательным пальцем и аж покраснев от того, насколько грудную клетку переполнило возмущение. — «Собирай вещи, мы уезжаем»! — передразнил он голос Тони, закатив глаза. — А как же спросить, хочу ли я того же? А узнать, готов ли я бросить семью, друзей и университет только ради одного тебя? Питер чуть расслабил плечи, получив в ответ непроницаемое выражение лица. И какое здесь понимание? — Значит, вся проблема заключалась в этом? — подал голос Тони, кривя губы и хмуря брови, по всей видимости, успев сделать соответствующие выводы. — Вся проблема, — опустил голову Питер, жмуря глаза, — в твоём упрямом нежелании дать мне больше самостоятельности. И ничего более. Если бы не это, нам не пришлось бы делать вид, будто у нас просто разные интересы и совершенно нет времени позвонить. — Ладно. Я увидел ситуацию с твоей стороны, а теперь ты послушай меня, — Тони несколько отстранённо оглядел комнату. — Представь на секунду, что всю молодость ты бухал до усрачки, вступал в самые крупные войны между знаменитыми бандами города, чтобы создать себе имя и переманить большую часть людей. Ты убивал и отпускал без разбора, надо ли и зачем. А потом появилось то, ради чего ты больше не мог рисковать. Тони резко посмотрел на сына, пряча руки в карманах и медленно подходя к нему. — То, ради чего ты не имел права рисковать. Знаешь, почему? — склонил он голову, будто ожидая стоящего ответа на свой вопрос. Питер осторожно кивнул, понимая. — Верно, — Тони кивнул вслед за ним. — Потому что впервые появился кто-то, кто нуждался в тебе гораздо больше, чем ты в нём. Твой ребёнок. Твой сын, который даже имени-то своего ещё не слышал, однако ты уже прекрасно знал, что камня на камне от всего Нью-Йорка не оставишь, если с ним что-то случится. Он растёт, смелеет, совершает первые ошибки и бежит тебе о них рассказать, а ты слушаешь и понятия не имеешь, в какой период оплошности станут серьёзнее, и проблемы — крупнее. То он ломает руку, упав со стола, то обжигается о кипящий чайник, то летит с лестницы, пропустив ступеньку, то почти вылетает с мотоцикла, чудом оставшись живым… — Тони резко скривился, вспомнив самый неприятный момент за всю его молодость. — И ты пытаешься сделать всё возможное, чтобы свести к минимуму любые опасности. Конечно же, отправляешь с ним охрану, чтобы кто-то мог в твоё отсутствие его защитить. Разумеется, то и дело звонишь, не давая оставаться где-то надольше нужного. Несомненно, сам за ним приезжаешь в любой уголок города, чтобы успокоиться и забрать домой. Точно также, собственно, хочешь забрать с собой, чтобы он всегда был под твоим присмотром, и в один прекрасный день тебе не позвонили твои же люди и не сообщали, что его больше нет. Не из-за банальной аварии, не из-за стандартных проблем со здоровьем, а потому что ему просто, блять, захотелось погеройствовать! Питер охнул, тяжело опираясь на шкаф, сцепляя ладони перед собой в замок и упираясь в них подбородком. Почему-то из уст отца каждое волнение прозвучало слишком правильно и идеалистично, отчего на душе кошки заскребли. Тони просто хотел создать для него лёгкую дорогу во взрослый мир, чтобы обошлось без оплошностей, а он свернул и пошёл по обходному пути, вдобавок заставив родителя считать, что тот ему совершенно не нужен. Сын медленно поднял взгляд на отца, пройдясь глазами от колен до подбородка. Может, в этом и была проблема? Что они гнули своё, но не ставили себя на места друг друга? Питер не хотел видеть стандартную сторону отцовства, а Тони не хотел признавать независимость почти взрослого парня? — Я… не знал, что у тебя на это такая точка зрения, — признался он, не находя подходящих слов. — Мне казалось, ты просто из упрямства не хочешь меня никуда не отпускать. — А я и не хочу, — честно ответил Тони, заставив сына удивлённо округлить глаза. — Но рано или поздно все птенцы вылетают из гнезда, а? — горько усмехнувшись, он посмотрел куда-то в сторону. — Ты в праве делать всё, что считаешь нужным, Питер. Всё, что не опасно для твоей жизни, имеется в виду, — веско и строго добавил Тони. — Это сейчас нужнее всего, я услышал тебя. Что ж, пожалуй, давно следовало провести этот разговор. Питер ошарашенно вздрогнул, увидев, как пристально отец глянул на него перед тем, как развернуться. — Передавай Бэну и Мэй привет, — небрежно бросил тот через плечо, подходя к дверному проёму. — Я постараюсь заглянуть на неделе, но обещать не могу. И рану обработай. Тони вышел из комнаты так же спешно, как и в неё вошёл — совсем незаметно. Питер моргнул раз, второй, третий, осознал, что же осталось в итоге, и едва не ударил кулаками о шкаф от безысходности. Свободу-то он получил, но ценой чего? Того, что отец отдалится от него, перестанет написывать и звонить, видеть будет раз в пару недель? Взгляд зацепился за сумку, в которой лежали некоторые вещи. Ему и правда это было так необходимо? — И к чему это позволение, если в конечном итоге тебя всё равно не будет?! — громко гаркнул Питер, разворачиваясь и со злости упираясь руками о спинку стула. Желваки заходили ходуном, а дыхание сбилось — не может всё закончиться так несправедливо. — Думаешь, я все эти месяцы молчал, чтобы потом услышать, что ты уходишь и снова оставляешь меня одного?! На некоторое время воцарилась тишина, среди которой он только смог различить собственное бьющееся сердце и ворох мыслей в голове. Затем послышались медленные шаги, показавшиеся ему ужасно громкими. — Я тебя не бросил, Питер. Я преподал урок, — ни с того ни с сего холодно заявил Тони, стоя за его спиной. — И сейчас не исчезаю, а оставляю тебя с тем, что ты просил. — Какой-то жестокий урок. Питер болезненно усмехнулся и сгорбился, не имея ни малейшего представления о том, как и что он хочет сказать. — Вспоминай временами, кто твой отец, — казалось, Тони просто пожал плечами, продолжив разглядывать его спину. — И чем ты на этот раз недоволен, мой маленький гангстер? — Всё это время нашего разговора было не для того, чтобы ты сказал, что уходишь, — найдя в себе неизвестно откуда взявшиеся силы, Питер вздохнул и повернулся. — Я хотел, чтобы ты научился меня понимать. — Да что ты, дорогой? — устрашающе возвысился над ним отец, хмуря брови. — И чего же на этот раз я не понял? — Все месяцы я думал, что это пройдёт, — нервно схватился Питер за затылок. — До последнего надеялся, что пересмотрю взгляды, влюблюсь в кого-нибудь и справлюсь. И всё же, я по-прежнему нуждаюсь в тебе, но не как в моём отце, который вечно меня опекает, а как в мужчине, которому могу доверять. Это всё так неправильно… Питер резко выдохнул, осторожно поднимая глаза на лицо отца и пытаясь разглядеть в нём понятные эмоции. На секунду от двоякого взгляда ему стало очень-очень страшно — неужели и правда отец разочаровался в нём? — И почему мне кажется, что это самая важная проблема, по которой благодаря тебе я целый год трахал свои мозги? — неожиданно спокойно вопросил Тони, скептически вскинув бровь. Питер на последних слов чуть не поперхнулся своей слюной от того, что родитель вновь позволил себе при нём сказать нецензурное слово. — Можешь не отвечать. Тони осторожно потянулся и коснулся шершавой ладонью родного лица, зная, какие затаённые похотливые желания вырывались из него каждый раз, стоило только представить рядом милое лицо сына, как будет вжимать его тело в себя и вместо слов доказывать всё одними поступками. И сейчас, находясь от него так близко, ему хотелось послать к чёрту тормоза и наконец-то насладиться сладостно-греховным моментом, чтобы почувствовать вкус ещё не исцелованных мягких губ. — Питер, — выдохнул он, на последних парах сдерживая своё тело. — В преступном мире моего имени не знает только тупой, и это уже говорит о том, какой я человек. За моей спиной столько дерьма, что тебе лучше не рыться в моей биографии. Я — глава всего криминального и грязного, и ты правда считаешь, что этот порок как-то на мне скажется? — Тони насмешливо сощурился, едва ощутимо погладив щёку сына большим пальцем. — Мне никогда не наскучит заботиться о тебе в любых проявлениях, какими бы резкими и маниакальными они ни были. Переживать о тебе даже посреди дня — мой смысл и моя забота. Дай мне знать, Питер, просто скажи, чего ты хочешь, и мне не нужно будет так поступать. Зацепившись взглядов за заалевшие скулы и дёрнувшийся кадык, Тони сглотнул, боясь трусящейся рукой спугнуть откровенность сына и ввести его в состояние прострации и испуга. Этого только не хватало. — Сделай меня счастливым нормально. Тони не сразу понял, что именно сказал Питер, и недоумённо глянул на него. — И как это, по-твоему, «нормально»? Его сын прикусил изнутри щёку и, потянувшись, обхватил рукой крепкую шею, резко дёрнув её вверх, чтобы глаза в глаза. — Как ты делал это всегда. Только по-настоящему, — и совсем нежное, ласковое: — Позаботься обо мне, пап. Потянувшись, Питер шумно вдохнул и, не обрывая зрительного контакта, приблизился к отцовскому лицу. Так давно хотелось сделать это, чтобы просто попробовать. Чисто посмотреть, как он справится с этим. Сократив расстояние, он первым коснулся соблазнительно манящих губ отца, отдаваясь всем телом в его крепкие уверенные руки. Тони не стал долго размениваться на промедления — он крепко прижал сына к себе, обхватил одной рукой за талию, покрытую небольшими синяками, а другой ловко обхватил его затылок, зарываясь пальцами в отросшие мягкие волосы. Питер податливо приоткрыл рот, позволяя чужому языку вторгаться в него, совершать какие-то безумные действия, сводить с ума своей неправильностью и невообразимой пошлостью. Тони переплетал их языки, обводил ровную линию зубов, делал поцелуй ещё более громким, мокрым и горячим. Он уже не контролировал свои руки, блуждающие по голой спине, покрытой россыпью родинок и последствий схваток, по подтянутому торсу с выступающими кубиками пресса, по стройным бокам. Он должен был затронуть абсолютно все малейшие участки, поцеловать каждый сантиметр, который всегда и всецело принадлежал ему даже в самых прямых смыслах. Его кровь. Его продолжение. Его сын. Такой родной, нежный, ранимый и самую малость повзрослевший за прошедшее время. Если бы только Питер сейчас остановился, он бы больше никогда не позволил себе даже мимолётом коснуться его. Но тот не отталкивал, только сильнее прижимался, тёрся, приподнимался на носочки, чтобы стало чуточку удобнее. Питер едва дышал, хватая воздух в перерывах между соприкосновениями языков. Ему хотелось дальше, сильнее и глубже, чтобы накрыло с головой. Столько представлений даже самого невинного касания, столько мыслей и потаенных мечт, а в действительности момент оказался куда приятнее и желаннее, чем даже самый горячий сон, который ему когда-либо снился. Тони спустился руками ниже и ощутимо сжал подкаченные ягодицы, срывая с губ Питера слабый стон прямо в поцелуй. Он повторно смял его округлости сквозь одежду, буквально сразу же разжимая ладони и не без удовольствия чувствуя, как недовольно в объятиях заёрзал его сын. Питеру сносило крышу от адреналина в крови и мыслей о чём-то гораздо большем. Подавшись сильнее вперёд, он неоднозначно потёрся голой грудью о другую и толкнулся низом живота о твёрдое бедро. Ему не могло не нравиться, как там охрененно пекло и сводило всё от одних только несерьёзных касаний, и он мысленно клялся, что его организм никогда ещё так яро не пылал. Тони порывисто прикусил его за нижнюю губу, в который раз сильно сжав упругие ягодицы, и ответил на действия, подавшись пахом вперёд. Питер несмело потянул вверх его серую футболку, и лишь не наткнувшись на сопротивление, смелее задрал ту к шее, стягивая через голову, отбросил ту в сторону и добрался в кои-то веки собственными ладошками до загорелой кожи. Пальцы пробегали по некоторым шрамам, по более стальному в отличие от него прессу, по ямочкам на пояснице. За это ему не терпелось занять личное месту в Аду. В штанах за доли секунд стало тесно, одежда превратилась в ненужное тряпьё, отделяющего их обоих от самого главного. Тони снова сплёл их языки, положив ладони на бёдра напротив и нетерпеливо дёрнув резинку домашних штанов вместе с нижним бельём, позволяя им упасть по стройным ногам к щиколоткам. Питер распахнул глаза и впервые громко простонал в поцелуе, когда уверенные пальцы коснулись его там, где не позволено было касаться ни одному постороннему человеку. Чужая ладонь обхватила его стоящий колом член, на самом конце ожидаемо истекающий вязкой субстанцией, и сделала по нему несколько точных ритмичных движений, вызвавшихся отчаянный всхлип. — Вот так, маленький, — осипшим голосом выдохнул Тони. — Давай, громче. Потянувшись, Питер трясущими руками расстегнул пряжку кожаного ремня, добрался до пуговицы и молнии, справился с ними обеими и оставил своего отца в точно таком же положении, в каком был и сам. Тони рыкнул в его губы, ощутив холодную ладошку внизу своего живота, и, не церемонясь, принялся подталкивать сына к кровати, не убирая собственной руки с его чувствительного органа и перемещая её ниже на уровень яиц. В этот раз только он будет вести и никак иначе. Чтобы окончательно разрушить все границы и самолично разорвать между ними разделяющую черту. Спина наткнулась на мягкое покрывало, и Питер удобно повозился плечами, подстраиваясь под удобное положение, как тяжёлое тело легко сверху него и прижало собой неприятно отдавшееся болью место. Зашипев, он содрогнулся, давая понять, чтобы отец сделал больше упора на другой бок, однако этим самым он подмахнул бёдрами выше, коснувшись своей липкой головкой об отцовский твёрдый орган, покрывшийся вздутыми венами и полностью готовый к тому, чтобы в него прямо сейчас войти. Питер в который раз сдержал вскрик наслаждения и томления, а Тони сдержал приятную дрожь от неожиданного контакта и чуть сбавил давление на больной бок сына. Тот потянулся рукой к тумбочке, не сразу достав из-под листов и некоторых элементов одежды крем для тела, обычно используемый им при массаже ног и плеч, когда патрули выдавались особо напряжёнными. — Сейчас папочка позаботится о тебе, Питер, — горячо шепнул он, забираясь ладонью в банку и зачерпывая на пальцы субстанцию, похожую по вязкости на смазку. — Никто этого не сделает лучше, чем я. Никто и никогда. Ты же знаешь это? — Д-да, я… Зна-а-а-ю! — закричал Питер, запрокидывая голову и вцепившись одной рукой в мягкую ткань под ним, а другой придерживаясь за твёрдое плечо. Пробравшись к заветному месту, Тони уткнулся носом в мягкие волосы на макушке сына, а тем временем, смазав сжатое кольцо мышц, осторожно ввёл в него указательный палец. Его ребёнка никто не смел трогать так, как делал это он. Питер стонал, извивался, старался глубоко и размеренно дышать, чтобы крики не донеслись сквозь картонные стены до соседа и его крохотной дочурки, которой явно рановато слышать что-то подобное в свои годы. Его же отец как раз наоборот сдерживаться не особо собирался. Тони мокрой дорожкой поцелуев прошёлся от плеча до пульсирующей жилки на шее и, пока вместе с поступательным движением вводил второй палец, растягивая до него девственный проход, несильно прикусил тонкую кожу. Сын под ним завозился сильнее, привыкая к заполненности и подстраивающимся под действия мышцам. Движения руки становились чуточку быстрее и резче, потому что он сам не заметил, как разочарованно выдохнул, когда ладонь остановилась. Питер приподнял бёдра, подмахнув ими, и постарался сам полностью насадиться. Громкое восклицание таки вырвалось из его горла, стоило отцу снова увеличить диаметр проникновения. — П-пап… — застонал он, хватаясь за крепкую шею и подаваясь бёдрами вверх. — Не спеши, дорогой, подожди, — мягкий голос растворял его в пространстве, а последние крупицы предрассудков исчезли сами собой. — Ты должен успокоиться. Тони вернулся к припухшим губам, запечатляя на них долгий, тягучий поцелуй, и, потянув Питера на себя, заставил того повернуться и встать на четвереньки, уперевшись локтями в матрас. Тот почувствовал себя безумно развратным и полностью доступным, словно в такой позиции отец мог делать с ним всё, что пожелает. Питер чуть подмял одеяло, чтобы стало немного удобнее, а тем временем пальцы с новой порцией крема хорошо смазали его анус и на пару мгновений исчезли. Тони провёл консистенцией по всей длине своего больно пульсирующего органа и коротко выдохнул, едва сдержавшись от хорошего шлепка по упругой ягодице перед ним. Сейчас не стоило пугать, может, тому это не особо понравится. Тони подвинулся ближе, одной рукой погладив здоровый бок юношеского тела, чтобы чуточку успокоить, а другой приставив ко входу свой не маленький для первого раза член. Питер ощутимо вздрогнул, но крепко зажмурился и чуть прикусил губы, уткнувшись лицом в свои же ладони. Отец погладил его в последний раз и протолкнул головку в тугой проход. Тони не спешил, нашёптывая успокаивающие слова и подстраиваясь под ощущения тихо прошипевшего что-то сына. Питер глубоко задышал, его сердце забилось в бешеном ритме, а сам постарался расслабиться и доставить в этот раз удовольствие хотя бы отцу. Он пару мгновений приходил в себя, думая, что заполненность в заднице явно лучше, чем нескончаемая тяга в паху в самый ненужный момент, и, собрав всю свою волю и сжав ладони в кулаки, ощутимо толкнулся назад, позволяя члену полностью войти в него до самого основания. Это было одновременно и неприятно, и незабываемо, и одновременно сладко, отчего собственный орган призывно дёрнулся между ног. Тони ухватился обеими руками за бока и, мельком глянув на реакцию сына, принялся делать первые лёгкие толчки, пока ещё сдерживая несусветный порыв начать насаживать того на себя гораздо глубже и жёстче. Движения давались тяжеловато, но только сначала. Потом Питер, привыкнув к размерам отцовского члена, призывно расставил ноги чуть шире и резко подмахнул бёдрами, отчего только вышедшая и снова вошедшая головка плавно проехалась по простате. Он широко раскрыл рот, издав самый громкий и протяжный стон. Тони не удержался и застонал вслед за ним, принявшись двигаться быстрее. Он сильно толкался бёдрами вперёд, позволяя собственному органу чуть выходить и тут же вторгаться снова новым толчком. Весь мир поплыл перед глазами, а конечности норовили разъехаться в разные стороны, Питер с силой хватался руками за одеяло и простыню, однако всё равно съезжал. Тогда на минутку проскользнула мысль, что паучьи способности ему бы точно не помешали. Тони вошёл в размеренный ритм, с наслаждением слушая пошлые крики, выходящие в ладони и подушку, и продолжая без остановки растягивать собой тугое колечко мышц. Тела покрывались испариной, Питер пытался сам подаваться навстречу прерывисто дышащему отцу, что создавало мокрые шлёпающие звуки по всей комнате, и только на фоне где-то тикали настенные часы, а через стенку слышалась какая-то комедия. — Па-а-ап! Я не мог-у-у! — кричал он в подушку, по-прежнему жмурясь и кусая зубами наволочку, чтобы быть тише. Напряжение между ног становилось всё больнее и больнее, и ему совсем не хотелось от него отступать. Питер потянулся было рукой к низу живота, но чужие ладони вовремя его остановили, и Тони навалился на него потной грудью, переплетая их пальцы и не останавливая поступающих движений. — Сделай. Это. Сам! — отрывисто и требовательно шепнул отец, выдыхая ему в ухо и легонько прикусывая мочку. — Ну же, дорогой… Сделай это для папочки! Давай же, сейчас! Тот громко стонал в подушку от накрывшего с головой возбуждения и сильнее выгибался, знатно испачкав под собой пододеяльник, а Тони глухо рыкнул и через несколько размашистых толчков кончил прямо внутрь, тем самым ощущая, как вокруг члена быстро сокращаются стенки ануса. Отдышавшись, Питер чуть поворочался, а отец мягко поцеловал его в затылок и плавно вышел с последовавшим мокрым звуком. Сын осторожно опустился на живот, но тут же передумал, когда противная боль отдалась в боку. Ещё пара недель должна пройти, чтобы царапины и ссадины зажили. Ему стало на секунду страшно, ведь произошло то, о чём они долго думали, рубеж перейдён, и… Что теперь? — Ч-чш. Ты чего дрожишь? — Тони приобнял сына со спины, утыкаясь носом в его пахнущую мужским гелем и потом шею. — Замёрз? — заботливо поинтересовался он, однако тот отрицательно покачал головой. Извернувшись в руках отца, Питер повернулся к нему лицом, уставившись в горящие усталостью и несусветной нежностью глаза. Он сначала засомневался, но потом потянулся рукой и дотронулся до горячей щеки тыльной стороной ладони, предполагая, что уже к утру появится небольшая щетина. Тони словив его ладонь и, прикрыв глаза, мягко её поцеловал, а затем переплёл их пальцы рук. — Пап, я… — начал было Питер и тут же замер, не зная, как бы точнее выразиться. — Я знаю, дорогой, — чуть приподнял уголки губ Тони, разглядывая с нескрываемым трепетом родное лицо. — Я тебя тоже. Я тоже… Питер счастливо улыбнулся и прикрыл глаза, подумав, что не всё так плохо. Червь совести заползал внутри, напоминая про явно не готовых к такому раскладу Бэна и Мэй, но… Им же не обязательно говорить, верно? Хотя… Вновь открыв глаза, Питер задумчиво глянул на свою чудом оставшуюся на коже повязку. Хотя пару дней пожить у них бы не помешало для подстраховки. — Надеюсь, теперь ты переедешь домой? — вдруг уточнил Тони, поглаживая пальцами молочную кожу на ребрах сына. — В смысле, к дяде и тёте? — лукаво улыбнулся Питер, тут же получив несильный шлепок по ягодице. — Эй! Я уточнил! — И я уточнил, — заметил тот, по-собственнически огладив место удара. — Слушай, — вздохнул он, столкнувшись взглядом с сыном. — Я же не запрещаю тебе с ними видеться. Если хочешь ночевать у них по выходным — иди. Однако все остальные дни обязуйся ночевать дома. — С тобой? — осторожно подал голос Питер. — Да, маленький, — ласково усмехнулся Тони. — Со мной. Мы же договорились? Получив в ответ кивок, Старк старший приподнялся на локте и накрыл изрядно припухшие губы напротив новым поцелуем, а Старк младший замычал от удовольствия и зарылся пальцами в густой шевелюре отца. — Слова свои назад возьмёшь, — поцелуй пришёлся на подборок. — Да, пап, возьму, — хихикнул Питер, обхватывая нависшего над ним отца ногами вокруг талии. И чтоб эту рану! — И своей дуристикой заниматься прекратишь, — почему-то уверенно заявил Тони, скептически вскинув бровь. — Ну, конечно, — наотмашь согласился спокойный Питер, углубившись в поцелуй и почувствовав упирающееся ему в живот «не колено». С темой «взять слова назад» он был полостью согласен, а вот над последним надо бы ещё подумать…