***
Смятое железо, искореженное, испачканное грязью и кровью. Панцирь впился в мягкую и податливую плоть. Изодранное лицо, пробитая шея, из которой медленно течет кровь, слабо пульсируя. Нереально для истины, поэтому я перевожу взгляд на умывающего руки темного эльфа. — Кровь не может так течь. — Я сделал все, что только мог. Замедлил время для него. Честно говоря, не потратился бы на него вовсе, не будь он нужен брату. Сможете что-нибудь сделать? — спрашивает он, а багровая вода все никак не может стать чистой и непорочной. Я мысленно вою, боясь присесть рядом с раненым. Кто угодно, но почему именно он? Сломанная роза опустила свою голову. Слишком поздно я нашла для неё воду, и её не обманешь – она знает, что больше ей не слиться с землей, не ощутить силы матери своей… смерть подступает: к нему и к ней, но лепестки не успеют еще опасть, а его не станет. Для этого не нужно опускаться на колени перед ним, еле чувствовать звон жизни умирающего тела, слышать поспешные поверхностные вздохи, и это при том, что время для него замедленно! Видеть его бледные, почти синие губы. А ведь он был ангельски красив. Был почти богом для меня, остановив злые крики, унижение. Казалось, с ним ничего не может произойти. Он же поцелованный богами, а оказался проклятым. — Ну как? Есть шансы? — резко спрашивает темный, а я хочу выцарапать ему глаза, зашить рот нитками, а после вонзить нож в самое сердце. Это все из-за него и его брата! Они захотели войны, а другим умирать. Спас он его? Как бы не так. На самом лишь царапина, а на эльфе, что подарил мне улыбку, сотни ударов, словно кто-то вбивал молот прямо в него. — Я должна еще увидеть. Помогите снять доспех. Одна я не справлюсь. — Если снять, он может мгновенно умереть. «Знаю, но что же мне еще сделать?» — Но не вечно же ему быть в этом. Быстрая смерть, как исцеление. — Значит, шансов нет, — пренебрежительно изрек он, накидывая мантию поверх доспехов. Я, удивленная, встала, не понимая, что он сейчас делает. Где помощь? — Убейте его быстро, как у вас там лекарей принято. Я достаточно израсходовал время, протащив его на своем горбу, а также потратился ментально. Согласитесь, на войне магия имеет большую ценность, чем злато. — Легко вам говорить! Я никогда не убивала. — Вот и тренируйтесь, — поощрительно осек он меня и вышел, не попрощавшись. Я осталась совсем одна со своей совестью. Одна в своем решении, а кругом, кроме знакомого мне лица, лежали еще около десятка других раненных. Словно трусливая мышь, я бросилась в сторону других, там, где моя помощь еще что-то могла бы значить. Я перевязывала, утишала стонущих калек. Один из них схватил меня за руку, спрашивая: — Что с моей ногой? Я её совсем не чувствую. Он смотрел мимо меня, а я на его конечность, что заканчивалась белым обломком кости. — На ампутацию, — строго и быстро пронесся голос рядом. Я обернулась и увидела Симониуса. Сердце радостно забилось. Он ведь может все. Ему не нужна магия, чтобы спасать! Пусть и больно терять, но этот эльф выживет. Всего лишь потеряет ногу, но не жизнь. — Подготовьте. Лекарь кивнул такой же, как мне, а она стремительно бросилась к лежащему. — Нет! Я не хочу. Не надо! У вас же есть магия. Прошу, не надо! Симониус, поджав губы, пошел дальше по ряду. Он давал распоряжения дальше, мрачнея все больше и больше. Я вместе с другой эльфийкой постоянно чередовались, сосредоточенно оказывая помощь воинам. Мое сердце пропустило удар, когда он подошел к нему и, мельком осмотрев, нахмурился, покачал головой. Я ждала, а он не сказал ничего, зашагав дальше. — А что сделать для него? — я выпалила, схватив за рукав спасителя, трясясь, но еще лелея надежду. — Ничего, Веланора. Вижу, что уже без магии не обошлось. Только он уже мертвец. — Но как? — завыла я. — Неужели совсем ничего. Направьте меня. Во мне есть магия, а в вас знание. Прошу. — Магия здесь бессильна. Мы дроу, мы не умеем исцелять, как должно. В нас хаос. Мы только и можем, что творить тьму. Крохи целительной магии же я направлю на тех, кто может выкарабкаться, будет жить. — А тот эльф, что потеряет ногу. Он точно разве выживет? У него же не только одно ранение. И он не хочет быть одноногим, желание его – закон. — Он просто боится быть никем в будущем, но он будет жить. К чему этот вопрос, Веланора? — Ни к чему. Я пытаюсь понять, кому нужна магия, а кому нет, — скрыла я свое лицо от Симониуса, рассматривая умирающего, имя которого я не знаю. — Вы не знаете, как его зовут? — кивнула я в сторону незнакомца. — Так бороться за его жизнь… и не знать? Ты меня удивляешь. Килтар Шалорн. Мне нужно идти. Время, — строго сказал дроу, удаляясь, а я, подозвав к себе сестру милосердия, попросила заменить меня, ибо я желала пробыть рядом с эльфом, которого так и не узнала. Если бы он открыл глаза, испуская дух, я выполнила бы самую сложную и одновременно простую традицию нашего ордена: поцеловать умирающего, отпустить его с улыбкой на устах. Но он безмятежно спал, только сон его был навязан чарами. Он даже и не узнает, когда конец. — Оставьте меня! Оставьте! Прочь!!! — истеричный взвизг, похожий больше на девчачий, нежели на мужской, прервал мои размышления и созерцание. С раздражением я обернулась, ища глазами того, а когда нашла, то узнала претендента на дальнейшую одноногую судьбу. Утерев слезы, я как призрак поплыла к больному, ободряюще улыбнулась несчастной сестре, пытающуюся успокоить юношу. — Дай я попробую, — шепнула я ей, присаживаясь рядом с мужчиной. — Вряд ли получится, — усомнилась она, но уступила мне место. — Тише, — коснулась я лица эльфа. — У вас будет жизнь. Из любой ситуации можно найти выход. — Я буду калекой. Что это за жизнь? — брезгливо оттолкнул он мою руку. — Не вдумывайтесь в это слово. Жизнь… и все. Жизнь. Для многих наступила смерть и продолжает наступать на других. Порадуйтесь, что у вас иная судьба. — Меня не интересуют иные! — выплюнул он. — Я хочу быть таким, каким был. Я не отдам ногу. — Так может и не отнимут её, — улыбнулась я, хотя резко захотелось ударить его по лицу, прокричать, что ноги уже и так нет. — Целитель сказал… — У него было очень мало времени, чтобы рассмотреть вас. Там, куда вас перенесут, он решит окончательно, что с вами сделать. — В самом деле? — Конечно, — кивнула я. — Симониус всегда выслушивает своих подопечных. Ему, как и вам, нужна вера. Магия ценнее всего, что только есть в этом мире смерти, а её не хватает. Приходится спасать, как делают люди. — Но если бы дать кроху магии… — плаксиво начал безымянный, а я словно очнулась. Вновь услышала я слова Симониуса о нашем чародействе. Темной магии, с которой рождаемся мы все, но смягчаем её своими сердцами и душой. Но не на этот раз. Жалобы больше не долетали до меня, а отлетали, как горох от стены. — А я могу дать. — Правда? — Да… — прошептала я. — У меня есть артефакт, что копит в себе магию. Я надену его вам на руку, а вы скажете Симониусу, чтобы он им воспользовался. Идет? — Конечно! — обрадовался он, уже с готовностью протягивая мне навстречу правую руку. — Подождите, — нервно рассмеялась я. — Он не со мной рядом. Я возьму и принесу его. — Я буду ждать, — закивал он головой нетерпеливо, а я, напротив, медленно встала и очень нерешительно зашагала. Вернулась я обратно к Килтару, коснулась вновь его запястий и содрогнулась. Я не чувствовала больше отголосков его сердца – тишина; всхлипнув, я перевела взгляд на его лицо, запоминая каждую черточку. Он стал бледнее, а я-то думала, что белее снега нет ничего на свете, кровь больше не текла, запекшись и свернувшись. Внезапно он задышал. Так сильно, что вздох прогремел в моих ушах. Он истошно и сильно крал воздух, содрогаясь всем телом и, задержавшись и выгнувшись дугой, коротко выдохнул. В ужасе я распахнула глаза, зашептав молитвы. Но это стало повторяться вновь и вновь. Он захлебывался в ворованном воздухе, а внутри его груди зловеще клокотала жидкость. Схватившись за волосы, рванув со всей силы, я вырвала клок. «Все, хватит! Решай!» И я сделала. Браслет с рубином был мгновенно надет на его руку, а сама я понеслась к другому эльфу. Браслет с черным, как смоль камнем, леденяще касался ладони. — Вы вернулись, — возрадовался несчастный, даже не подозревая, что я собираюсь сделать. — Дайте… — нетерпеливо молвила я, хватая его самого за ладонь и натягивая браслет смерти, а после, не дожидаясь результата, понеслась обратно к Килтару. Меня занимало лишь то, что вмятое железо не даст вправиться ребрам, не позволит коже восстановится как надобно. Хватаясь за ремни и застежки, я как лютый зверь рвала их. Сама не зная, как так получилось, я все же отбросила за пару мгновений искореженный нагрудник и охнула. Не зря мое желание Дро’Нарвен воспринял пустой тратой времени. Его раны не заживали, он умирал, не смотря на мое падение, как целителя. И тут я вспомнила, что без заклятия браслеты простые безделушки и даже символы любви между связанными. Часто их носили влюбленные, чтобы знать друг о друге на большом расстоянии. Когда один умирал, то второй браслет окрашивался в зеленый цвет, а вся сила, благословение и воля умирающего переходила к живому, и тогда не важно было, у кого на руке рубин, а у кого оникс – камни могли менять цвет также, как и металл. Сейчас все иначе. Умирает Килтар, и если я ничего не сделаю, то вся его сила перейдет тому одноногому. Я должна была словестно убить эльфа, что надеялся на исцеление, но дать жизнь тому… кто дал мне сломанную розу. Почему? Здесь не может быть любви. Не бывает так, чтобы понять все лишь благодаря одной встрече, однако я готова была убить другого ради него, только чтобы узнать его больше, потому что я чувствовала свою судьбу лучше, чем когда либо, и должна была последовать за ней. Слова, делающие меня убийцей, были произнесены. Тьма возрадовалась, заплясав, зашептав о том, что я принята и теперь едина с ней, как при рождении. Слезы вновь потекли, только на этот раз от радости. На моих глазах чары сметали повреждения, даже кровь исчезала, словно никогда не текла по блеклой коже. Я еще долго бессмысленно улыбалась, любуясь, как его дыхание выровнялось, сердце забилось в привычном ритме, появился пульс на руках. — Веланора! — закричала эльфийка, и вся радость исчезла с моего лица. Пришло время платить за свое деяние. — Веланора. Сестра милосердия подбежала ко мне, коснувшись груди, но, посмотрев на Килтара, на браслет с червонным золотом и полыхающим рубином, все поняла. — Так ты не помогла тому несчастному… — Тише. Другие услышат. Ты переполошишь всех воинов. — И поделом. — Жизнь за жизнь. Я не только убила. — Да кто он такой для тебя? — Никто, но я видела его перед сражением. Он один из талуоров. Он нужен, а тот всего лишь воин. — Не тебе решать, кому умирать и кто более значим. — Так и быть, но тише. Я понесу свое наказание. Можешь передать все Симониусу, но не кричи. Не тревожь других. — Ты заплатишь, — шикнула она, выбегая из палатки, а я, поцеловав в лоб спасенного, утерла слезы, подобрала сломанную розу, отчего-то теперь лежащую на земле, да вложила в руку спящего мужчины.***
— Извините, мне можно войти? — хрипловатый голос, словно и не мне принадлежит. И вроде на мне нет даже царапины, а слабость рубит по ногам. — Входите милорд, — кивает целитель, устало опускаясь на табуретку. Глаза его пусты, уголки губ горько опущены вниз, даже руки мелко дрожат от напряжения. Кажется, он только что спас кого-то, но силы покинули, и его заменил другой: ученик, а может равный. — Мы ведь победили, Симониус? — спрашиваю, присаживаясь рядом. Мне становится легче, так как этого дроу я знаю. Точно так же, как и меня, Новиэн вытащил его из ямы неблагополучия, только бы помог ему одержать победу, но на другом фронте: жизни и смерти, исцеления и бессилия. — Вы - да. Элитная армия принца Шалвира Маллендора пала, как и он сам. Только радоваться тут нечему. Это был единственный наследник короля. Подумайте, как теперь ответит нам король за наше восстание. Теперь пощады ждать нечего. Если мы сдадимся и бросим мечи к ногам тирана, он все равно отрубит нам всем головы. Не простит даже женщин. Эта победа не далась малой кровью с нашей стороны. Погибли тысячи. Ночью или после неё умрет еще сотня. Вот ваша победа, — закрывает он глаза, презрительно откидывая голову. — Но вас могу поблагодарить. Я помню, как меня вдавливал в землю арукан. А я не нахожу ран на своем теле. Это чудо. Буду обязан жизнью вашему ордену. Просите, что захотите в будущем. В том светлом грядущем, где я смогу вас отблагодарить. — Будет ли… — Раз уж сегодня умер единственный наследник короля, то все возможно, — оскалился я. — Скажите, а вы не знаете сестры милосердия, что сегодня перед боем прибыла сюда. У неё была корзина с розами. Такими розами, — я показал сломанный цветок, что обнаружил в своей руке. Это звучало, как нелепость, особенно из моих уст, но при виде розы брови эльфа дернулись, лицо перекосилось. — Вы шутите? — Я думаю, что она была рядом, если цветок… — Вы шутите? — еще громче переспросил Симониус, яростно вставая. — Вам действительно интересно, кто она такая? — Да… — я был в замешательстве. Чем я так разозлил его? Темный эльф рассмеялся, схватившись за бока. Казалось, он сошел с ума, поглядывая на меня искоса и одновременно отворачиваясь. Он долго еще томил меня ожиданием, что разозлился уже я. Порывисто я встал и пошел на выход. Вот уж не думал, что познаю такое разочарование. Целитель превратился в глупца для меня стремительнее падающего камня в бездну. — Её зовут Веланора, — смех прекратился. Когда я вновь увидел Симониуса, то не заметил и капли недавнего веселья. Был вновь молодой старец. — Это все, что я знаю о ней. И не мне вы обязаны жизнью, а ей. — Красивое имя, — невольно произнес я, с нежностью смотря на увядший цветок в руке. — Да уж, как у смерти… — иронично согласился Симониус, отмахнувшись от меня, когда увидел мое непонимание. — Её уже нет здесь. Покинула лагерь перед закатом. Вы будете искать её? — Я нужен на войне… — поник я, собравшись и взяв себя в руки. Вопрос был задан правильный. В кого я только превратился? Из-за женщины, как несмышлёный ребенок, я превращаю себя в зеленого юнца. — Сначала бой и победа, уже потом поиски. — Потом вы, возможно, и имени её не вспомните, не то что лицо, — хмыкнул целитель, наливая из кувшина воду. — Я не из забывчивых…***
Изнеможенный нескончаемым цветником из мелких белых неженок, я продирался через это ужасающее полотно. Жители деревеньки сказали, что здесь проживает ведьма по имени Веланора. Исцеляет от недугов, снимает заговоры. Я уже был не тот оборванец из Клана Гейн-Вейро, тянущий руку для подачки к Новиэну. Я был его советником, уважаемым в обществе эльфом - владыкой высшего сословия. Все, о чем я мечтал, сбылось. Весь род Маллендоров был стерт, превратился в пыль, а историю стали переписывать победители. Но я был одинок в своем торжестве, мне не хватало одной единственной вещи для своего окончательного благополучия. Мне нужна была она. Когда мне осточертело бороться с зарослями вредного совершенства природы, я вытащил меч и стал сметать хрупкие стебли растений. Моя война с ними длилась бесконечно, пока рука не налилась свинцом. Выругавшись, я вогнал оружие обратно в ножны и был прощен за капитуляцию. Маленький домик на вершине показался в поле моего зрения. Все так, как говорили мне. Усмехнувшись, я перескочил через охапку скошенных цветов, но, обернувшись, долго не думая, сгреб их в горсть и продолжил свой путь. На этот раз я приобрел крылья и вовсе не замечал уже, что препятствие ничуть не изменилось. Дева предстала предо мной, как ангел. Она поразила меня еще больше, чем в первый раз. Может, то сделала разлука, грезы о встрече, но я опять не знал, что сказать, а она вопросительно смотрела. — Миледи… — все, что я только мог произнести, закрываясь от неё цветами, а она, рассмеявшись, приняла их, вдохнув аромат. — Ммм, мои любимые. Маленькие «полевые розы». Все, как и в прошлый раз. Стебли изломаны… Входите, милорд. Я вас ждала.