Жизнь в смерти.

Не сказать, чтобы его дом был совсем никому не интересен. Наоборот. Но только интерес этот был пугающим для тех, кто видел или слышал впервые о нем. Те же, кто жил рядом, уже давно привыкли к нему. Вот и сейчас, небольшая группа людей, состоящая в основном из местной детворы и прохожих зевак, медленно начинала рассасываться, оставляя ничем не примечательный двухэтажный домишка, слегка покосившийся от времени, стоять темной неподвижной глыбой в гордом одиночестве. Как и его хозяина. Странно, но сразу же попав в приют, мальчишка не стал ни задирой, ни драчуном, ни всеобщим любимцем, ни козлом отпущения для насмешек. Не сказать, что он был изгоем, вернее сказать что он стал тенью, стоящего под окном раскидистого могучего дуба, частью серых стен, местами покрытых мхом или серыми пятнами от облетевшей краской, одной из деревянных статуэток, украшающих узкие темные лабиринты коридоров. Казалось, что это злачное место сразу приняло его в свои объятья, позволяя стать одним целым с собой. Это не могло не радовать его, ведь буди даже еще совсем маленьким ребенком, он уже смог понять ничуть не меньше, чем тот же старый дяденька, что ежедневно приходил к ним во время обедни в черной длинной рясе, но с огромным серебряным крестом, обильно украшенным драгоценными каменьями. Интересно, и откуда у него он такой взялся… Изначально жизнь не была благосклонна к парнишке. Было даже удивительно для него самого: как он смог слиться с неприметной тенью? Ведь каждый раз из зеркала на него смотрел маленький огонек, с каждым разом становившемся все ярче и ярче, пока зеленый глаза зеленели все больше, а кожа, словно дорогой мрамор, буквально светилась своей белизной. Но похоже, это было мнимое отчуждение. Как не беги от людей, они всегда будут рядом, вокруг тебя. Впереди, справа, слева, сбоку, повсюду… И ведь они далеко не слепы, они не глухи и не немы. Они не просто предмет окружающего мира, который можно было просто проигнорировать, хотя… Нет. Как не старайся, но пока ты видишь их косой взгляд, слышишь презрительные пересуды за спиной и ощущаешь всем своим маленьким существом их презрение, игнорирование становится делом крайне трудным, а непроницаемая маска отчуждения все больше и больше покрывается сетью трещин и рубцов. Зачем нужно жить, если ты все равно будешь кем-то осужден? Жить для себя? Эгоист. Жить для кого-то? Скован цепями этого бренного мира и не способен познать истинного величия. Вообще не жить? Трус, не умеющий противостоять в негласной борьбе даже себе. А зачем вообще слушать что-либо о себе, если их всех ты воспринимаешь как неотвратимую неизбежность. Если им так сложно просто бессловесно взглянуть в твоё лицо, то тогда можно им помочь избежать этого… Оглушительный хлопок, вызвавший легкое подрагивание, пошатывание и поскрипывание темного дома с просевшей крышей, явно привлек небольшой круг любопытствующих зевак. Но возможно и нет. Все таки они уже давно привыкли в подобным резкостям. Но все это волновало юношу, наверное, в сотую очередь. Покашливая и отряхиваясь, Миран кое-как пытался встать на ноги после кратковременного полета через всю комнату к ближайшему дверному косяку, с которым они встретились буквально лицом к лицу. Белые руки отряхивали одежду, попутно продолжая откидывать разлохматившиеся алые пряди, которые настойчивыми водопадами лезли в лицо, заставляя отблеску гнева крепчать в изумрудных глазах. Этот эксперимент был почти провальным изначально, но как убеждал себя каждый раз юный алхимик — если есть шанс на успех, то этим шансом надо воспользоваться. Несмотря на столько неудач, он продолжал упорно идти к своей цели, все больше углубляясь в пучину нескончаемых экспериментов, бессонных ночей и безвылазного сидения в лаборатории в окружении всевозможных книг, рукописей и стеклянных посудин с никому неизвестным содержимым. А кто сказал что это будет просто? Изначально, когда идея была еще в разработке, юный алхимик и не строил радужных замков. Что-что, а игра со смертью не обещала быть легкой и порой казалась просто нескончаемой. Возрождение тела и духа, воскрешение, победа науки над смертью. До этого и в мыслях ни у кого не возникало подобных мыслей. Но он уже давно осознал что не относится к числу всех или по крайней мере большинства, перевешивающего большинства. Это осознание пришло к нему очень давно, так давно, что даже сам Миран не смог бы сказать точно когда. Может быть когда он впервые попал в приют, или когда впервые сказал тому дядечке, что если никто не видел Бога, то как можно говорить что он есть и тем более поклоняться тому кого нет (в последствии что и станет началом его углубления в науку и еще большей порции косых взглядов со стороны все и вся), или когда понял, что люди обижают его не из-за того, что он им что-то сделал, а из-за того, что он просто не выглядит как они и не ведет себя так, как они того хотят. Впрочем, зачем копаться в призраках прошлого, если сам для себя давно решил смотреть с гордо поднятой головой только вперед, не оборачиваясь назад. Это и стало его счастливым билетом в продвижении по службе от простого помощника зеркальщика до одного из главных и уважаемых алхимиков при дворе. Синеватый дымок с отблеском зеленых крупинок и немного странным запахом постепенно рассеялся, уступив место привычному сумрака закрытого помещения. Неуклюже ступая, почти переваливаясь с боку на бок, зеленоглазый юноша приближался к центральному дубовому столу, над которым в уже неисчислимый раз копошился над мертвым телом какого-то мальчишки, тщетно надеясь на верность в своих расчетах и правильность подобранной сыворотки. Хотя, как уже было выяснено на основе, наверное, стотысячного эксперимента, все было очень непросто. Результат всегда оставался неизменным, но с разными последствиями и прилагающимися к ним увечьями. Неужели снова провал, неужели смерть неизбежна и вечна, непобедима и неотвратима. Как не смотри, а кем бы человек не был, он всегда имеет одно сходство со всеми. Он смертен. Кто-то умирает раньше, кто-то позже. Кто-то умирает даже не родившись, но факт остается фактом. Взывая к богам, бесам, прибегая к магии или науке, этот изъян человеческой жизни убрать нельзя. Или можно?.. Странное, необъяснимое чувство назидало на худощавых плечах, делая каждый шаг тяжелее. Заинтересованность, уныние, раздраженность плескались в зеленых глазах. Но мгновение спустя они уже горели огнем ликования. Не может быть! Это просто невероятно! Победа! Маленькие пальчики конвульсивно дернулись в очередной раз, в то время как тяжелый веки, обрамленный темными пучками ресниц, нехотя поднимались, позволяя тусклому свету лампады отразится слабым отблеском в двух синих гладях глаз-озер. Мальчонка, уже раскрывший глаза, в изумлении глядел в оба вокруг себя. Что это? Где он? А самое главное: кто он? Странный огонек где-то сбоку над ним заставил маленькие бровки забавно нахмурится, а миниатюрный носик хмыкнуть, прежде чем два изумруда встретились с глазами цвета моря во время штиля.  — Привет! — тут же улыбнулся малыш, сам еще не зная кому. Но ответом на его дружелюбное приветствие стала тишина. Внимательные зеленые глаза исчезли вместе с нависающими над лицом огненными волосами. — Посмотри, посмотри… — Да, опять он. — А вчера, ты слышал вчера… — А кто это? И так каждый раз, каждый раз его выход на улицу сопровождался косыми взглядами прохожих и неизменным судачеством за спиной. Хотя, разве можно ожидать иного или даже надеяться. Конечно длинные лохмы огненно-красных волос закрывали почти все лицо, но не видеть того как реагируют люди на странного на вид человека было просто невозможно. Но со временем это уже не нужно было видеть. Это ощущалось на уровне подсознания. Однако сегодня не только сам Миран был в центре обсуждения. Еще больше людей удивил синеглазый мальчишка, что весело скакал вокруг юного алхимика пока тот, по обыкновению размеренно, с гордо поднятой головой, направлялся в сторону дворца. Естественно он не мог остаться без внимания. На сей раз, наверное, Миран впервые был удивлен такому количеству как бы случайных прохожих и зевак, чьи взгляды устремились не только на него, но и на маленькое чудо рядом с ним, что в данный момент с нескрываемым интересом разглядывало каждого вокруг, заставляя того на время отводить или опускать взгляд. — Нинэ, давай быстрей. — Да! Дни неспешно сменяли друг друга. День сменял ночь, ночь-день, в вечной борьбе на небесном своде два светила в очередной битве, после которой небосвод, в очередной раз ставший полем боя, алел, заставляя побежденного врага уступить на время свое место победителю, но заклиная вернуться. Время размеренно перетекало, словно патока, меняя на своем пути все прежние устои, переворачивая реальность с ног на голову для одних, и щедяще обходя стороной других, награждая рандомно своей милостью третьих. Заволоченное свинцовыми облаками небо хмурилось за всех жертв коварного времени, холодный ветерок холодил сознание тех, кто на сей раз избежал своей участи, и лишь деревья ликовали, облачаясь в лучшие наряды, для тех немногих счастливцев, кому удалось увидеть улыбку фортуны. Удивительная пора, когда каждый может найти для себя желаемое. Именно в эту пору мысли, гениальные и не очень, посещали красноволосую голову. Одна из них и привела к тому, что вместо спокойного прочтения излюбленного романа, Миран вынужден слушать непрекращающийся топот прямо над головой. Ну почему любимое кресло стоит именно в этом месте. Нет, не так: почему его комната находится именно над тем местом, где обычно юный алхимик привык расслабиться и отдохнуть. Нет, опять не так: почему этот маленький вихрь никак не хочет просто взять и успокоиться. — Нинэ! Минуло 5 месяцев после грандиозной победы. Победы, над казалось, неизбежной тьмой и забвением. Победы науки над смертью. Наконец главный человеческий порок был устранен. То, о чем раньше люди лишь грезили, мечтали и умоляли, вознося богам жертвы, стало реальным. Отныне они не должны страшиться неотвратимого. Ведь именно смерть по сути и является самым страшным. Не важно, своя собственная смерть или смерть друга, товарища, мамы, жены или ребенка — это неизменно ни для кого. Здесь любой человек: богатый или бедный, счастливый или несчастный, любимый или нелюбимый — становится равным. Все люди равны перед ликом смерти. Все бояться её. Даже самый храбрый герой, готовый отдать свою жизнь во имя чего-то великого, боится её. Смерти не боится лишь глупец. Да и то навряд ли… И все же, сколько в нем энергии?! Кажется, что этот ребенок получает нескончаемый допинг, причем ежесекундно. Нинэ наворачивал, наверное, трехсотый по счету круг вокруг стола пока Миран отчаянно пытался собраться с мыслями, записывая в дневнике итоги наблюдения за своим экспериментом: " Опыт можно считать успешным. Ребенок полностью идентичен своим сверстникам в физическом и эмоциональном плане. Развитие и рост организма протекают так, как должны. Никаких сбоев или проблем не наблюдается. По сути, он и есть самый обычный ребенок. Сыворотка никак не повлияла на анатомические и физиологические процессы, мышление и эмоциональную составляющую. Но есть один минус. Он не помнит ничего, что было с ним до воскрешения, при этом обладая базовыми знаниями поведения, не смог рассказать ничего о себе. Ни имени, возраста, родителей, дома. Я дал ему имя Нинэ. Оно мгновенно пришло мне на ум, да и запомнить его легко.» Этот эксперимент… Очередное доказательство человеческой алчности и корысти. Неужели такова натура человека, что он ищет во всем лишь прибыль и наживу… Прибыль и наживу для себя… Нет, нет — Миран не святой. Кто говорил, что его целью было осчастливить людей, потерявших когда-то воистину нечто бесценное. Нет, ведь он просто ученый, алхимик. Ему чуждо большинство человеческого. А этот мальчик — Нинэ. Луч солнца в этом бренном мире, в чьих глазах плескается необъятный простор и глубина семи океанов. Но для Мирана он просто эксперимент. Подопытный кролик, что является символом величия человеческого разума над ранее неподвластным. Просто расходный материал, что в случае неудачи был бы выброшен на подобии сотни безымянных тел, на которых гений набивал руку прежде чем совершить грандиозное открытие. Миран, с этой стороны, ученый. С этой стороны он не человек. Ему чуждо человеческие алчность и корысть. Но они не чужды другим…  — Миран, Миран!  — Да, Нинэ.  — У супа сегодня очень странный вкус.  — Да, нет. Самый обыкновенный. На город медленно опускалась ночь, темным покрывалом укрывая уставших. Люди спешили по домам, чтобы быстрее оказаться в теплых постелях. Объятия сна неспешно проникали в сознания каждого, ненадолго отрывая их от мирских забот и проблем, помогая хоть на миг почувствовать свободу.  — - Спокойной ночи, Миран. В ответ последовала лишь тишина. Белые руки аккуратно укрыли засыпающего ребенка. При этом пара алых прядей, небрежно выбившихся из хвоста, забавно упали на лицо мальчика, вызвав легкий смешок. Высокий юноша, более напоминающий каменное изваяние, нежели живого человека, медленно направился в сторону двери. Уже дойдя до неё, юный алхимик чуть повернул голову так, что изумрудные глаза встретились с полуприкрытыми озерно-синими, после чего те были полностью скрыты отяжелевшими веками. Облокотившись на косяк, он простоял так несколько минут., после чего неспеша развернулся, подошел к кровати и накрыл ребенка с головой одеялом. В эту ночь вокруг невзрачного покосившегося двухэтажного домишки с просевшей крышей было много народу. Огонь яростно пожирал его, словно тот был лишь маленьким игрушечным домиком, собранным из спичек. Все великие планы пропали. Бесконечная армия, что постоянно бы пополнялась, лишилась главного источника неисчерпаемой силы. Всего за одну ночь предопределилось падение всего королевства, чьей последней надеждой была чудотворная сыворотка воскрешения. Огонь уничтожил все, истребил, превратил в пепел и пустил по миру с первым попавшимся потоком ветра. Годы исследований, опытов и экспериментов не возымели никакого успеха. Резкий хлопок и незадачливый юноша отлетает на добрый десяток шагов от место взрыва, чудом не пробороздив носом деревянный пол. Неуклюже поднявшись, он старательно отряхивает белый халат и уже тянется за очками, что к превеликому сожалению не выдержали испытания на прочность, в отличие от своего хозяина. — Получилось?!.. Белоснежные пальцы, словно выточенный искусным мастером из дорого мрамора, еле заметно сжимаются. Алые непослушные локоны, подобно яростным языкам пламени разметались в разные стороны, закрыв почти все лицо. Тонкие веки слегка вздрогнули, чуть приподнимаясь, позволяя косым лучам отразится в изумрудно-зеленых глазах…